Глава 17. Прощание

…Когда прогуливался по причалу

Я однажды поздним днем,

Услышал, как прелестная дева сказала:

«Увы, не сможем поиграть вдвоем»…

А менестрель, сие услышав,

На помощь кинулся к ней…

– Может, хватит уже слушать эти вопли, которые кто-то считает музыкой? – заявила Изабель, постукивая ногой в сапоге по приборной панели в грузовике Джордана.

– А мне нравятся эти вопли, девочка моя, и поскольку я за рулем, то мне и выбирать, – ответил Магнус на повышенных тонах.

И он действительно был за рулем. Саймон был удивлен, узнав, что он умеет водить, хотя он не был уверен, почему. Магнус прожил очень много времени. Конечно, у него нашлось место в его жизни для того, чтобы потратить несколько недель на курсы по вождению. Хотя Саймон не переставал гадать, какая дата рождения стояла в его правах.

Изабель закатила глаза, возможно, из-за того, что в кабине не было достаточно свободного места, и они были вынуждены ютиться на одном сиденье вчетвером.

Если честно, то Саймон не ожидал, что она поедет. Он не ожидал, что поедет кто-либо, кроме него и Магнуса, хотя Алек и настоял на своем участии (к раздражению Магнуса, Алек считал мероприятие «слишком опасным»), а затем, когда Магнус начал прогревать двигатель грузовика, раздался стук на лестнице, ведущей вниз, и через входную дверь выскочила Изабель, задыхаясь и запыхавшись от бега.

– Я тоже еду, – объявила она.

И все. Никто не мог сдвинуться с места или отговорить ее. Она не смотрела на Саймона, дабы настоять на своем решении, и не стала объяснять, почему она решила поехать – но она решила, и вот она здесь.

На ней были джинсы и фиолетовый замшевый пиджак, который она наверняка стащила из шкафа Магнуса. Оружейный пояс был обернут вокруг ее стройных бедер.

Она плюхнулась напротив Саймона, придавив его к двери машины. Прядь ее волос свободно развевалась и щекотала его лицо.

– В любом случае, кто это? – спросил Алек, глядя на CD-проигрыватель, из которого раздавалась музыка, несмотря на то, что CD в нем не было. Магнус просто постучал по звуковой системе пальцем с голубым огоньком, и оттуда полилась музыка. – Кто-то из фейри-коллективов?

Магнус не ответил, но у музыки увеличилась громкость.

…Быстро к зеркалу она подошла,

И волосы были, как черный массив,

И платье, что дорого ей обошлось…

…И вот по улицам она идет,

Надеясь красавчика встретить,

И ноги уже стерты в кровь,

Но все вокруг мужчины – геи…

Изабель фыркнула.

– Все парни – геи. В этом грузовике – точно. Ну, кроме тебя, Саймон.

– Спасибо, что заметила, – ответил Саймон.

– Я бы определил себя как свободного бисексуала, – добавил Магнус.

– Пожалуйста, никогда не говори таких слов перед моими родителями, – сказал Алек. – Особенно при моем отце.

– Мне казалось, что твои родители нормально отнеслись к твоей ориентации, а выходит… – произнес Саймон, наклоняясь и опираясь на Изабель, дабы взглянуть на Алека, который, как часто с ним бывало, сидел, нахмурившись, и смахивая свои темные волосы с глаз.

Помимо случайного обмена фразами, Саймон никогда особо не говорил с Алеком. Его было очень непросто узнать. Но, как Саймон отметил про себя, его собственное отчуждение от матери заставило увидеть ситуацию Алека более родственной ему, чем могло бы быть в другом случае.

– Моя мама, кажется, приняла это, – сказал Алек. – Но мой отец – нет, точно нет. Однажды он спросил меня, что, как я думаю, превратило меня в гея.

Саймон почувствовал, как Изабель напряглась рядом с ним.

– Превратило тебя в гея? – ее голос звучал недоверчиво. – Алек, ты не рассказывал мне об этом.

– Я надеюсь, ты сказал ему, что ты был укушен пауком-геем, – сказал Саймон.

Магнус фыркнул, Изабель смутилась.

– Я читал комиксы из тайника Магнуса, – сказал Алек, – так что, на самом деле я знаю, о чем ты говоришь. – Легкая улыбка играла на его губах. – Так что, можешь ли ты описать мне, какова пропорция гомосексуальности у паука?

– Только если этот паук действительно гей, – произнес Магнус, и вскрикнул, когда Алек ударил его по руке. – Ой, ладно, не бери в голову.

– Что ж, неважно, – сказала Изабель, очевидно раздраженная фактом, что не поняла шутку. – В любом случае, кажется, что отец не собирается возвращаться из Идриса.

Алек вздохнул.

– Извини, что разрушаю твою мечту о нашей дружной семье. Я знаю, ты хотела бы думать, что папа смирился с тем, что я гей, но это не так.

– А как я могу тебе помочь, если ты не рассказываешь мне о тех словах или поступках, которые причиняют тебе боль? – Саймон ощутил волнение Изабель, исходящее от ее тела вибрацией. – Как я могу…

– Из, – устало ответил Алек. – Это не просто проблема. Все дело в мелочах. Когда мы с Магнусом путешествовали, и я звонил домой, то отец никогда не спрашивал, как там Магнус. А когда я выступал на собраниях Конклава – никто меня не слушал, и я не понимал, в чем дело: в молодости или чем-то еще. Я видел, как мама говорила с подругой о её внуках, а, когда я зашёл в комнату, они умолкли. Ирина Картрайт посочувствовала мне, что теперь никто не унаследует мои голубые глаза. – Он пожал плечами и посмотрел на Магнуса, который на мгновение отнял руку от руля, чтобы положить ее на руку Алека. – Это не удар ножом, от которого ты сможешь меня защитить. Это миллион порезов от бумаги каждый день.

– Алек… – начала Изабель, но прежде, чем она продолжила, впереди замаячил знак поворота: деревянная табличка в форме стрелы с надписью, сделанной печатными буквами «Ферма Трех Стрел».

Саймон вспомнил, как Люк, ползая на коленях по полу, тщательно выводил эти слова черной краской, а Клэри затем дорисовала цветы вокруг надписи, но их теперь не было видно из-за погодных условий.

– Поверни налево, – сказал он, махнув рукой и едва не ударив Алека. – Магнус, мы на месте.

* * *

Потребовалось несколько глав Диккенса, прежде чем Клэри, поддавшись усталости, уснула на плече у Джейса. Находясь на грани между сном и явью, она помнила, как он отнес ее вниз и уложил в спальне, в которой она проснулась в свой первый день нахождения в доме. Он опустил занавески и закрыл за собой дверь, погружая комнату во мрак, и она уснула в тот момент, когда он звал Себастьяна в коридоре.

Ей вновь снилось замерзшее озеро, и Саймон, зовущий ее, и город, схожий с Аликанте, но здесь сторожевые башни были сделаны из человеческих костей, а каналы были полны крови.

Она проснулась запутанной в простынях, ее волосы представляли собой беспорядочную массу, а свет из окна слабо рассеивал темноту в комнате. Сначала ей показалось, что голоса за дверью комнаты ей снились, но потом их громкость стала нарастать, она подняла голову, дабы прислушаться, еще толком не освободившись от пут сна.

– Ну, братишка. – Это был голос Себастьяна, доносивший из гостиной. – Дело сделано?

Последовала долгая пауза Затем заговорил Джейс, неожиданно ровным и бесцветным голосом.

– Да.

Дыхание Себастьяна стало резким.

– А старушка? Она сделала то, о чем мы просили? Сделала Чашу?

– Да.

– Покажи ее мне.

Послышался шорох. Затем тишина.

– Слушай, забери ее, если хочешь, – сказал Джейс.

– Нет. – В тоне Себастьяна появилась возбужденная вдумчивость. – Она останется у тебя до нужного момента. Ты же сделал все для того, чтобы вернуть ее. Разве нет?

– Но это был твой план. – Было что-то в голосе Джейса, что заставило Клэри наклониться вперед и прижаться ухом к стене в отчаянном желании услышать больше. – Я сделал все, как ты хотел. Теперь, если ты не возражаешь…

– Я возражаю. – Послышался шорох. Клэри представила Себастьяна, смотрящего на него вниз с высоты дюйма, или сколько там их разделяло в росте. – Что-то не так. Я могу сказать. Я могу читать тебя, ты знаешь.

– Я устал. И там было слишком много крови. Послушай, мне нужно помыться и поспать. И… – голос Джейса замер.

– И увидеть мою сестру.

– Да, мне нужно ее увидеть.

– Она спит. Уже несколько часов.

– Мне, что, нужно твое разрешение?

В голосе Джейса появилась резкость, которая напомнила Клэри о том, как он однажды разговаривал с Валентином. Так Джейс не разговаривал с Себастьяном очень долгое время.

– Нет. – Себастьян звучал удивленным, практически застигнутым врасплох. – Полагаю, если ты хочешь ворваться в ее комнату и мечтательно глазеть на ее спящее лицо, то, пожалуйста, вперед. Я никогда не понимал, почему…

– Нет, – ответил Джейс. – Ты никогда не поймешь.

Последовала тишина.

Клэри настолько четко представила себе взгляд Себастьяна, смотрящего на Джейса, с его вечной насмешкой на лице, что на мгновение забыла, что Джейс сейчас может войти в ее комнату.

У нее было время лишь на то, чтобы броситься на кровать и закрыть глаза прежде, чем дверь открылась, впуская линию ярко-желтого света, который тут же ослепил ее. Она издала, как она надеялась, правдоподобный звук пробуждения, перевернулась, прикрывая лицо рукой.

– Что…?

Дверь закрылась. Комната вновь погрузилась во тьму.

Она могла видеть только очертания Джейса, пока он медленно двигался по направлению к её кровати, и не смогла удержать воспоминания о другой ночи, когда он пришёл к ней во время её сна.

Джейс остановился у изголовья её кровати, по-прежнему облачённый в свои утренние одежды, и в его взгляде на нее не было ни тени сарказма или отдалённости.

«Я всю ночь бродил вокруг – не мог заснуть – и поймал себя на том, что в любом случае направляюсь сюда. К тебе».

Сейчас он казался лишь наброском, тенью с яркими волосами, сияющими в свете, просачивающемся из-под двери.

– Клэри, – прошептал он. Послышался удар, и она поняла, что он упал на колени рядом с ее кроватью. Она не двигалась, но ее тело сжалось. Его голос был шёпотом. – Клэри, это я. Настоящий я.

Её веки, затрепетав, открылись, шире, и их взгляды встретились.

Клэри пристально смотрела на Джейса. Он стоял на коленях у ее кровати, и их глаза находились на одном уровне. На нём было тёмное шерстяное пальто, застёгнутое на все пуговицы вплоть до горла, где, подобно какому-то ожерелью, его кожу оплетали руны: Беззвучность, Ловкость и Точность.

Глаза у него были золотые и очень широко открыты, и она будто смогла увидеть сквозь них Джейса… её Джейса.

Того, который поднял её на руки, когда она умирала от яда Пожирателя; того, который смотрел, как она держала Саймона за руку, пока вставало солнце, тогда, на Ист-Ривер; Джейса, который рассказал ей историю о маленьком мальчике и его соколе, которого убил его собственный отец. Тот Джейс, которого она любила.

Ее сердце, казалось, вовсе остановилось. Она не могла даже вздохнуть. Его решительный взгляд был полон боли.

– Пожалуйста, – прошептал он. – Пожалуйста, поверь мне.

Она верила ему.

В них текла одинаковая кровь, они одинаково любили друг друга; это был её Джейс, в той же самой мере, как её руки на самом деле были её руками, а её собственное сердце – её сердцем. Но…

– Как?

– Клэри, чшш… – она начала садиться, но он за плечи толкнул её обратно на кровать. – Мы не можем сейчас разговаривать. Мне нужно идти.

Она схватила его за рукав, почувствовав, как он вздрогнул.

– Не оставляй меня!

Он опустил голову на мгновение, когда он снова поднял глаза, его глаза были сухи, но их выражение заставило её замолчать.

– Подожди несколько минут после моего ухода, – прошептал он. – Затем незаметно поднимись ко мне в комнату. Себастьян не должен узнать, что мы вместе. Не в этот вечер. – Он поднялся, его глаза выражали мольбу. – Сделай так, чтобы он тебя не услышал.

Она села.

– Твое стило. Оставь мне свое стило.

Сомнение мелькнуло в его глазах; она терпеливо смотрела на него, а затем убрала свою руку. Через некоторое время он сунул руку в карман и достал тускло светящееся стило и вложил в её ладонь. На мгновение их кожа соприкоснулась, и она вздрогнула, только кисти рук, Джейс казался таким же мощным, как в ту ночь в клубе, когда они целовались и разрывали друг друга на части. Она знала, что он ощутил то же самое, потому что он отдернул руку и стал отступать к двери.

Она слышала его дыхание, рваное и быстрое. Он нащупал позади себя дверную ручку, и позволил себе смотреть на ее лицо до самого последнего момента, когда дверь с щелчком закрылась между ними.

Клэри сидела в темноте, ошеломлённая. Она чувствовала, что её кровь побежала быстрее в венах, и ее сердце было вынуждено работать в двойном темпе, чтобы продолжать работу.

Джейс. Мой Джейс.

Она сжала в руках стило. Было что-то в нем, эта холодная твердость, казалось, сосредотачивала и обостряла мысли.

Она посмотрела на себя. Она была одета в майку и пижамные шорты; мурашки бегали по её рукам, но не потому, что было холодно. Она поставила кончик стела на внутреннюю сторону руки и потянула его медленно вниз по коже, наблюдая, как Бесшумная руна появляется на ее бледной, покрытой венами, коже.

Она приоткрыла дверь. Себастьяна не было, спал, скорее всего. Из телевизора доносились звуки музыки – что-то из классики; звучало пианино – любимая музыка Джейса. Она задумалась над тем, интересовался ли Себастьян музыкой или каким-либо другим искусством. Ведь это так по-человечески.

Несмотря на свою озабоченность о том, куда он пошел, ноги несли ее к кухне, а потом через гостиную, она лихо поднялась вверх по стеклянной лестнице, шагая бесшумно, когда она достигла вершины, то побежала по коридору в комнату Джейса.

Когда она дернула за дверь и скользнула внутрь, дверь захлопнулась за ней. Окна были открыты, и через них она могла видеть крыши и изогнутый кусочек Луны – идеальная Парижская ночь. Ведьмин огонь Джейса лежал на ночном столике возле его кровати. Он горел тусклым светом, разрушая темноту комнаты. Этого было достаточно, чтобы Клэри видела Джейса, стоящего между двумя длинными окнами.

Он скинул длинный черный плащ, который лежал в неестественной позе у его ног. Она сразу поняла, почему он не снял его, когда зашел в дом, почему он держал его застегнутым на все пуговицы до горла. Потому что под ним на нем были только серая рубашка на пуговицах и джинсы – и они были липкими и пропитанными кровью. Части рубашки были в лентах, как если бы они были разрезаны очень острым лезвием. Его левый рукав был свернут, и его предплечье было перевязано белой повязкой, ему необходимо сменить её, она уже пропиталась кровью по краям. Его ноги были босыми, ботинки отсутствовали, и пол, где он стоял, был забрызган кровью, как алыми слезами.

Она с щелчком положила стило на его тумбочку.

– Джейс, – мягко сказала она.

Ей вдруг показалось, что между ними было огромное пространство, что они стояли в разных концах комнаты, и что они не соприкасались. Она начала подходить к нему, но он поднял руку, чтобы остановить ее.

– Не надо, – ответил он надломившимся голосом.

Затем его пальцы прошлись по пуговицам на рубашке, расстегивая их одну за другой. Он пошевелил плечами, и окровавленная одежда упала с его плеч на пол.

Клэри уставилась.

Руна Лилит всё ещё была на том же самом месте – прямо над его сердцем – но теперь вместе со сверкающей красно-серебряной обуглившейся полосой, будто бы по коже прошлись прибором для выжигания. Она невольно подняла руку к ее груди, пальцами проводя по ее сердцу. Она могла чувствовать его биение, сильное и быстрое.

– Ох.

– Ага. Ох, – сказал Джейс ровно. – Клэри, это не продлится вечно. Я имею в виду, что я пришел в себя. Я буду самим собой, пока руна не заживет.

– Я… Я хотела знать, – заикалась Клэри. – Раньше, когда ты спал, я думала о вырезании руны, как я сделала это при битве с Лилит. Но я боялась, что Себастьян почувствует это.

– Да, почувствует. – Золотые глаза Джейса были такими же безжизненными, как и его голос. – Он не почувствовал этого только потому, что рана нанесена пуджио – кинжалом, охлаждённым в ангельской крови. Это наиредчайшая вещь, никогда прежде я не видел такого в реальной жизни. – Он провел рукой по волосам. – Лезвие превратилось в раскаленный пепел после того, как коснулось меня, но, тем не менее, своё дело сделало.

– Ты был в бою. Это был демон? Почему Себастьян не пошёл с…

– Клэри.

Голос Джейса был почти шепотом.

– Это будет заживать много дольше, чем повседневные раны… но не вечно. И тогда я буди им опять.

– Как много времени? Пока ты не станешь тем, кем был.

– Я не знаю. Я просто не знаю. Но я хочу… мне нужно быть с тобой, как сейчас, самим собой, так долго, сколько смогу.

Он протянул руки к ней, неподвижной стоящей, как будто неуверенный в ее реакции.

– Ты думаешь, ты сможешь… – она уже пересекала комнату, идя к нему. Она обвила руками его шею. Он поймал ее и поднял вверх, уткнувшись лицом в сгиб ее шеи Она дышала им как воздухом. От него пахло кровью и потом, пеплом и Метками. – Это ты, – прошептала она. – Это действительно ты. – Он отстранился, чтобы взглянуть на нее. Он нежно провел свободной рукой по ее скуле. Ей не хватало этого, его мягкости. Это была одна из тех вещей, благодаря которым она влюбилась в него в первую очередь – это понимание, что этот покрытый шрамами, саркастичный парень нежно относится ко всему, что любит. – Я скучала по тебе, – сказала она. – Я скучала по тебе так сильно.

Он закрыл глаза, как будто эти слова причинили ему боль.

Она приложила руку к его щеке. Он склонил голову в ее ладони, волосы щекотали ее пальцы, и она поняла, что его лицо тоже было мокрым. Парень, который не собирался плакать вновь.

– Это не твоя вина, – произнесла она.

Она поцеловала его в щеку с такой же нежностью, которую он показал ей. Она почувствовала соленый привкус – кровь и слезы. Он до сих пор не говорил, но она чувствовала дикое биение его сердца напротив ее груди. Он крепко держал ее в своих руках, как будто хотел никогда ее не отпускать.

Она поцеловала его скулы, челюсть и, наконец, рот, слегка давя своими губами на его. Не было ничего из того безумия, которое было в ночном клубе. Это был поцелуй, призванный дать утешение, сказать все то, на что не было времени сказать.

Он поцеловал ее в ответ, сначала с сомнением, потом с большей настойчивостью, его рука подкралась к ее волосам, наматывая ее локоны на свои пальцы. Их поцелуи стали медленно углубляться, нежно, между ними нарастала интенсивность, как это всегда было, словно пламя, начавшееся от одной спички и переросшее в лесной пожар.

Она знала, насколько сильным он был, но она все еще чувствовала шок, когда он перенес ее на кровать и аккуратно уложил ее среди разбросанных подушек, скользя своим телом по ее, одним плавным жестом, который напомнил ей, для чего служили все эти знаки на его теле.

Сила. Грация. Легкость прикосновения.

Она дышала его дыханием во время поцелуя, каждый поцелуй удивлял прямо сейчас, затяжной, изучающий. Ее руки направились к нему, его плечам, мышцам рук, спине. Его голая кожа казалась горячим шелком под ее ладонями. Когда его руки нашли подол ее майки, она протянула руки, выгибая спину, желая, чтоб всякий барьер между ними исчез.

Как только одежда была снята, она потянула его назад к себе, теперь их поцелуи ожесточились, как будто они пытались достичь каких-то потайных мест внутри друг друга. Она не думала, что они могут оказаться еще ближе, но почему-то то, как они целовались, они ранили самих себя друг в друге, как сложный поток, каждый поцелуй – жаждущий, более глубокий, чем предыдущий. Их руки быстро двигались друг по другу, а затем более медленно, обнажая и неторопливо.

Она вонзилась пальцами в его плечи, когда он целовал ее горло, ее ключицы, отметку в виде звезды на ее плече. Она, в свою очередь, прикоснулась пальцами к его шраму и поцеловала поврежденную Метку Лилит на его груди.

Она чувствовала его дрожь, желая ее, и она знала, что она на самом краю, где не было пути назад, и ее это не волновало. Она знала, каково это потерять его сейчас. Она знала о черных пустых днях, которые придут после. И она знала, если она потеряет его снова, она хотела что бы было, что вспомнить. Чтобы держаться. То, что она была к нему так близко, как вы можете быть к другому человеку.

Она скрестила лодыжки на его спине, и он застонал на ее губах мягким, низким, беспомощным звуком. Его пальцы впились в ее бедра.

– Клэри. – Он отстранился. Его трясло. – Я не могу… Если мы не остановимся сейчас, мы не сможем остановиться.

– Ты не хочешь этого? – она удивленно посмотрела на него.

Он был раскрасневшийся, взъерошенный, его светлые волосы были темнее золота там, где пот уже приклеил их на лбу и висках. Она чувствовала, как его сердце неровно бьётся в груди.

– Да, просто я никогда…

– Ты никогда? – она была удивлена. – Не делал это раньше?

Он сделал глубокий вдох.

– Делал.

Его глаза исследовали ее лицо, как будто он искал осуждение, неодобрение, даже отвращение. В ответ Клэри посмотрела на него ровно. Это было то, что она взяла на себя, во всяком случае.

– Но ни разу это не было для меня столь важно. – Он легонько коснулся пальцами её щеки. – Я даже не знаю, как…

Клэри мягко рассмеялась.

– Думаю, что то, что ты делал, было по договоренности.

– Это не то, что я имел в виду. – Он поймал ее руку и привлек к его лицу. – Я хочу тебя, – ответил он, – больше, чем что-то или кого-то в своей жизни. Но я… – он сглотнул. – Во имя Ангела! Я же потом убью себя за это.

– Только не говори, что пытаешься меня защитить, – жестко ответила она. – Потому что я…

– Это не так, – сказал он. – Я не самоотверженный. Я… ревную.

– Ты… ревнуешь? К кому?

– К себе. – Его лицо скривилось. – Я ненавижу мысль о том, что он с тобой. Он. Другой я. Тот, которого контролирует Себастьян. – Она почувствовала, что ее лицо начинает гореть. – В клубе… прошлой ночью… – Он опустил голову ей на плечо. Немного сбитая с толку, она погладила его по спине, чувствуя те места, где остались царапины от её ногтей. Конкретные воспоминания заставили ее покраснеть еще сильнее. А так же она понимала, что если бы он захотел избавиться от них, то уже давно сделал бы себе иратце. Но он не сделал этого. – Я помню всё о вчерашней ночи, – сказал он. – И это выводит меня из себя, потому что это был я, но не был я. Когда мы вместе, я хочу, чтобы это была настоящая ты. Настоящий я.

– Это не то, кто мы сейчас?

– Да. – Он поднял голову, поцеловал ее в губы. – Но как долго? Я могу вернуться в него в любой момент. Я не могу сделать это ради тебя. Ради нас. – Его голос был горьким. – Я даже не знаю, как ты можешь быть рядом с этим, кто не я…

– Даже если ты вернулся на пять минут, – сказала она, – это того стоит, чтобы снова быть с тобой, как сейчас. И не закончить это столь поверхностно. Потому что этот «ты», и даже тот другой «ты»: всё это составные тебя «настоящего». Похоже, что я смотрю на тебя сквозь рельефное окно, но то, что я вижу – не настоящий ты. И, по крайней мере, теперь я знаю.

– Что ты имеешь в виду? – его руки сжались на её плечах – Что имеешь в виду, говоря «по крайней мере, теперь я знаю»?

Она сделала глубокий вдох.

– Джейс, когда мы были с тобой впервые вместе, действительно вместе, ты целый месяц ходил такой счастливый. И всё, что мы делали, было забавно, весело и потрясающе. А потом возникло такое ощущение, будто всё то счастье просто испарилось. Ты перестал хотеть быть со мной или даже смотреть на меня…

– Я боялся, что сделаю тебе больно. Я думал, что схожу с ума.

– Ты не шутил, не смеялся, не улыбался. И я не виню тебя. Лилит влезла в твою голову, управляла тобой. Меняла тебя. Но ты должен помнить – я знаю, как глупо это звучит – раньше у меня никогда не было парня. Я подумала, что это может быть нормально. Может быть, ты просто устал от меня.

– Я не смог бы…

– Я не спрашивала для перестраховки, – сказала она. – Я говорю тебе. Когда ты – контролируемый – ты кажешься счастливым. Я пришла сюда, потому что хотела спасти тебя… – её голос понизился. – Но я стала задаваться вопросом, от чего я тебя спасаю. Как я могу вернуть тебя в жизнь, в которой ты казался таким несчастным.

– Несчастным? – он тряхнул головой. – Мне повезло. Так, так повезло. И я не мог этого видеть. – Его глаза встретились с её. – Я люблю тебя, – произнес он. – И ты делаешь меня счастливей, чем я когда-либо был. И сейчас я знаю, как это быть кем-то ещё… потерять себя… Я хочу мою жизнь назад. Мою семью. Тебя. Всё. – Его глаза потемнели. – Я хочу это назад.

Его рот накрыл её, давя до боли, их губы раскрылись, разгоряченные и жаждущие, его руки схватили её за талию… а затем простыни по обе стороны от неё, чуть не разорвав их пополам.

Он отстранился, тяжело дыша.

– Мы не можем…

– Тогда прекрати целовать меня! – она задыхалась. – Вообще-то… – она выскользнула из его объятий и схватилась майку. – Я сейчас вернусь.

Она оттолкнула его и бросилась в ванную, заперев за собой дверь. Она включила свет, и смотрела на себя в зеркало. Она смотрела горящими глазами, волосы запутались, губы распухли от поцелуев.

Она покраснела и натянула майку, плеснула холодной воды в лицо, скрутила волосы сзади в узел. Когда она удостоверилась, что больше не напоминает изнасилованную барышню с обложки любовного романа, она пошла за полотенцем для рук – никакой романтической подоплёки – сграбастала одно и намочила, затем стала тереть его с мылом.

Она вернулась обратно в спальню.

Джейс сидел на краю постели в джинсах и чистой расстёгнутой рубашке, его растрёпанные волосы очерчивались лунным светом. Он был похож на статую ангела. Только ангелы обычно не измазаны кровью.

Она подошла к нему.

– Хорошо, – сказала она. – Сними свою рубашку.

Джейс поднял брови.

– Я не собираюсь на тебя нападать, – нетерпеливо ответила она. – Я могу смотреть на твою обнажённую грудь и не падать в обморок.

– Ты уверена? – спросил он, покорно снимая рубашку с плеч. – Потому что вид моей оголённой груди заставляет многих женщин травмировать себя, когда те пытаются до меня добраться.

– Да ну, я не вижу здесь никого, кроме меня. И я просто хочу смыть с тебя кровь.

Он послушно откинулся на руках.

Кровь просочилась сквозь рубашку и покрыла всю его грудь и плоские места на животе, но, когда она бережно прошлась по нему пальцами, то поняла, что большинство из разрезов были чисты. Иратце, которую он нанёс себе ранее, уже заставила их исчезнуть.

Он повернулся к ней лицом и закрыл глаза, когда она пробежалась полотенцем по его коже, которое становилось розовым от крови. Она отмыла засохшие мазки на его шее, отжала полотенце, окунула его в стоящий на ночном столике стакан с водой и вернулась к его груди. Он сидел, откинув голову назад, и смотрел, как полотенце скользило по мышцам его плеч, гладким линиям рук, предплечьям, испещренной белыми линиями груди и чёрным линиям постоянных Меток.

– Клэри, – сказал он.

– Да?

Юмор в его голосе исчез.

– Я не вспомню об этом моменте, – сказал он. – Когда я вновь стану… кем я был, я не буду помнить, как был собой. Я не буду помнить, как был с тобой, или говорил с тобой. Так просто скажи мне… она в порядке? Моя семья? Они знают…

– Что случилось с тобой? Немного. И нет, они не в порядке. – Его глаза закрылись. – Я могла бы соврать тебе, – сказала она. – Но ты должен знать. Они тебя очень сильно любят, и хотят тебя вернуть.

– Не таким, – сказал он.

Она коснулась его плеча.

– Ты собираешься сказать мне, что произошло? Как ты получил этот порез? – он глубоко вдохнул, и шрам на его груди выделялся, багровый и темный.

– Я убил кое-кого.

Она почувствовала шок от его слов, как он прошел сквозь её тело, подобно отдаче от оружия. Окровавленное полотенце выпало из рук, и ей пришлось наклониться, чтобы поднять его.

Когда она подняла глаза, он смотрел на нее. В лунном свете линии его лица были тонкие и острые, и печальные.

– Кого? – спросила она.

– Ты встречала её, – Джейс тщательно подбирал каждое слово. – Женщина, которую вы с Себастьяном посещали. Железная сестра. Магдалена. – Он отвернулся от нее и протянул руку за чем-то, запутавшимся в простынях. Мускулы его рук и спины шевелились под кожей, когда он что-то схватил и развернулся обратно к Клэри, предмет блестел в его руке. Это был зеркальный, пергаминовый кубок – точная копия Смертельной Чаши, разве что, оригинал был покрыт золотом, а данная копия пока была серебристо-белого цвета адамаса. – Себастьян послал меня забрать Чашу у нее, – произнес Джейс. – А также он дал мне приказ ее убить. Она не ожидала этого. Она не ожидала какой-либо расправы, просто обмен и оплата. Она думала, что мы были на одной стороне. Она отдала мне Чашу, затем я взял свой кинжал и я… – Он резко вздохнул, словно воспоминания причиняли ему боль. – Я заколол ее. Я должен был попасть в сердце, но она увернулась, и я промахнулся на несколько дюймов. Она пошатнулась и ухватилась за свой рабочий стол, на нем был порошок из адамаса, она кинула его в меня. Мне кажется, она полагала ослепить им меня. Я отвернулся, а когда вновь бросил на нее взгляд, у нее в руках была эгида. Мне кажется, я знаю, что это было. Свет обжег глаза. Я закричал, когда она поднесла ее к груди, я ощутил жгучую боль на Метке, а затем лезвие разрушилось. – Он посмотрел вниз и издал невеселый смех. – Самое смешное в том, если бы я был в защите, этого бы не произошло. А я не сделал этого, поскольку не видел повода для беспокойства. Я не думал, что она сможет причинить мне вред. Но эгида сожгла Метку, Метку Лилит, и внезапно я стал самим собой, стоящим над трупом мертвой женщины с окровавленным кинжалом в одной руке и Чашей – в другой.

– Я не понимаю. Почему Себастьян сказать тебе убить ее? Она собиралась отдать Кубок вам. Себастьяну. Она сказала…

Джейс издал неровный вздох.

– Ты помнишь легенду о часах на Старой Городской Площади? Той, что в Праге?

– Король лишил часовщика зрения, дабы тот не смог создать нечто подобное по красоте, – ответила Клэри. – Но я не понимаю…

– Себастьян хотел, чтобы Магдалена умерла и никогда больше не создала Чаши или чего-то подобного, – сказал Джейс. – И так она никогда не смогла бы рассказать.

– Рассказать о чем?

Она подняла руку и взяла Джейса за подбородок, опустив его лицо вниз, чтобы он смотрел на нее.

– Джейс, что на самом деле замышляет Себастьян? История в тренировочной комнате о том, чтобы призвать демонов, которых он потом уничтожит…

– Себастьян действительно хочет призвать демонов. – Голос Джейс был мрачным. – Одного демона в особенности. Лилит.

– Но Лилит мертва. Саймон уничтожил её.

– Высшие демоны не умирают. Не по-настоящему. Высшие Демоны обитают в пространстве между мирами, великая Бездна, пустота. Из-за того, что Саймон сделал, разрушилась ее власть, и она была отослана обратно в небытие, откуда она родом. Но она будет медленно восстанавливаться там. Возрождаться. Это бы заняло века, но не тогда, когда Себастьян помогает ей.

Ощущение холода росло у Клэри под ложечкой.

– Как ей помогает?

– Призвав ее обратно в этот мир. Он хочет смешать свою кровь с ее в Чаше и создать армию темных Нефилимов. Он хочет стать реинкарнацией Сумеречного Охотника Джонатана, но от лица демонов, а не ангелов.

– Армия темных Нефилимов? Вы оба достаточно сильные, но этого недостаточно для того, чтобы зваться армией.

– Есть 40–50 Нефилимов, часть из которых когда-то служила Валентину, а другие ненавидят нынешнее положение дел в Конклаве, и это делает их открытыми для идей Себастьяна. Он в контакте с ними. Когда он возродит Лилит, они будут там. – Джейс сделал глубокий вдох. – А что будет после? С теми силами, что даст ему Лилит? Кто знает, кто еще присоединится к нему? Он жаждет войны. Он убежден, что он выиграет, и я не уверен, что он ошибается. С каждым темным Нефилимом он будет становиться сильнее. Добавить к этому тех демонов, которые уже согласны сотрудничать, и я не уверен, что Конклав сможет противостоять ему.

Клэри сжала его руку.

– Себастьян никогда не менялся. Твоя кровь не изменила его. Он в точности такой, каким всегда был.

Ее взгляд метнулся к глазам Джейса.

– Но ты. Ты тоже мне лгал.

– Он врал тебе.

Её мышление закрутилось.

– Я знаю. Я знаю, тот Джейс – не ты…

– Он думает, что это для твоего блага, ты будешь счастливей в конце, но это он солгал тебе. Я бы никогда не сделал этого.

– Эгида, – сказала Клэри. – Если она поранила тебя, но Себастьян этого не почувствовал, может, мы сможем убить его, но не тронуть тебя?

Джейс покачал головой.

– Я так не думаю. Если бы у меня была эгида, я мог бы попытаться, но – нет. Наши жизненные силы связаны между собой. Раны – одно дело. Если он умрёт… – Его голос ужесточился. – Ты знаешь самый простой способ это остановить. Воткнуть кинжал мне в сердце. Я удивлён, что ты не сделала этого, пока я спал.

– Ты бы смог? Если бы это была я? – её голос дрожал. – Я верю, что поступила правильно. Я до сих пор верю в это. Дай мне свое стило, я сделаю портал.

– Ты не можешь сделать портал внутри дома, – сказал Джейс. – Не сработает. Единственный вход и выход – сквозь стену вниз по лестнице, в кухне. Это единственный способ выбраться отсюда.

– Ты сможешь отправить нас в Голод Молчания? Если мы вернемся, Безмолвные Братья могут найти способ разделить вас с Себастьяном. Если мы расскажем Конклаву план Себастьяна, они будут готовы…

– Я могу отправить нас к одному из входов, – ответил Джейс. – И я сделаю это. Я пойду. Мы пойдём вместе. Но просто, чтобы между нами не было недопонимания, Клэри, ты должна знать – они убьют меня. После того, как я им расскажу все, что знаю – они убьют меня.

– Убьют тебя? Нет, они не…

– Клэри. – Его голос был нежным. – Как хороший Сумеречный охотник я должен добровольно умереть, чтобы остановить то, что Себастьян собирается сделать. Как хороший Сумеречный охотник, я должен.

– Но в этом нет твоей вины. – Она повысила голос и пыталась его снизить, не желая, чтобы Себастьян внизу услышал. – Ты был беспомощен, ты не мог справиться с тем, что с тобой произошло. Ты в этом случае – жертва. Это не ты, Джейс; это кто-то ещё, тот, кто носит твоё лицо. Тебя не следует наказывать…

– Это не вопрос наказания. Это практичность. Убьют меня – Себастьян умрёт. Это не отличается от того, чтобы пожертвовать собой в бою. Это хорошо звучит, чтобы сказать, что я не выбирал подобного. Это случилось. И настоящий я вскоре опять исчезнет. И, Клэри, я знаю, что это не имеет смысла, но я помню это… я помню всё. Я помню прогулку с тобой по Венеции, и ту ночь в клубе, и, как мы спали в этой кровати, и ты не понимаешь? Я хотел этого. Это всё, что я когда-либо хотел, жить с тобой, как сейчас, быть с тобой, как сейчас. Что я должен думать в ситуации, когда самое худшее, что со мной произошло, дало мне все то, о чем я мечтал? Возможно, Джейс Лайтвуд и счел бы это неправильным и испорченным, но Джейс Вэйланд, сын Валентина… любит эту жизнь. – Его глаза были широко открыты и сияли золотом, когда он посмотрел на нее, и она вспомнила Разиэля, о том, что в его взгляде содержалась вся свобода и вся печаль мира. – И именно поэтому я должен идти, – сказал он. – Пока это не прекратило действовать. До того, как я снова стану им.

– Идти куда?

– В Город Молчания. Я должен вернуться и вернуть Чашу.

Часть 3. Все меняется…

Всё меняется, меняется вконец: Рождается ужасная красота.

Уильям Батлер Йейтс, «Пасха 1916 года».

Дата добавления: 2015-11-16