Издание British Airways

ноябрь 2001 (2001-11)

Тори и самые жестокие слова

Огненно-рыжая американская сирена Тори Эймос мастерски владеет забытым искусством вести беседу – по крайней мере, беседу о сексе, морских коньках и нелогичных высказываниях. «Я счастлива», рассказала она Chrissey Iley, «потому что мне больше не нужно играть в шахматы».

Почти девять лет назад Тори Эймос стала знаменитой. Вся – рыжие волосы и кружева, она казалась странным ребёнком, потерявшимся в лесу в сказке братьев Гримм, наполовину дитя, наполовину вампир. [эммм, где это они кружева разглядели? На выступлении в Монтрё в 1991 году разве что…кружева…] Она извивалась за фортепиано и почти кричала от переполнявших её сердце эмоций.

Но это не единственное противоречие, которое заставляет слушать печальные песни под яростную музыку. Взять хотя бы её детство. Тори родилась в Северной Каролине у отца-священника и матери, которая наполовину индианка чероки – сколько противоречий, сколько мифов. Она, дочь священника, на своём первом альбоме пела о месячных и изнасиловании. На втором спела про мастурбацию, на третьем про кастрацию. На четвёртом альбоме Тори выразила боль выкидыша. [если кто нашёл на Пеле намёки на кастрацию, детки, напишите мне…я явно что-то пропустила]

Она была музыкальным гением, к трём годам могла на слух сыграть Бетховена, а в пять получила стипендию в Институт Пибоди в Балтиморе. Её называли виртуозом. К 14 годам Тори уже год работала пианисткой в барах. Потом она, естественно, уехала за успехом и изменилась, или, скорее, открыла дерзкую сторону своей личности.

Сегодня Тори 37 лет, у неё годовалая дочь, которая необъяснимым образом вдохновила её на новый альбом Strange Little Girls. Это, что называется, концептуальный альбом. Концепция заключается в том, что Тори отобрала написанные мужчинами песни с «мужским характером» – наполненные сексом, агрессией и любовью в мужском её понимании – и перепела их с женской точки зрения.

Но не сама Тори поёт эти песни, что вы. Она создала 12 героинь, вдохновлённых этими песнями. Она выбрала песни таких непохожих авторов, как Лу Рид, Депеш Мод, Биттлз, Ллойд Коул, Дэвид Боуи, Нил Янг. На альбоме есть песни Strange Little Girl группы Stranglers, ‘97 Bonnie and Clyde Эминема и моя любимая I'm Not in Love группы 10сс. В песне ‘97 Bonnie and Clyde, в которой мужчина оправдывает перед дочерью убийство жены, Тори примеряет на себя убитой молодой женщины. В песне I'm Not in Love, в которой мы привыкли видеть мужчину, отрицающего свои чувства, она становится доминатрикс: бесстрастный взгляд и хлыст в руке.

«Я тогда кормила грудью дочку и у меня было много свободного времени. Много думала о том, что такое – быть женщиной. Я думала о том, что мужчины занимаются какими-то странными вещами, экстремальными вещами – особенно гетеросексуальные мужчины здесь, в Штатах. Они как будто сплотились ради общей ненависти». Тори захотела превратить их слова в своё оружие, перевернуть всё с ног на голову. Ей это удалось – получилось довольно интересно, а иногда и неожиданно.

Тори говорит о героинях песен не так, будто они просто голоса в её голове, но будто они реальные люди. «Каждая из этих женщин обратилась ко мне и сказала: У меня другой взгляд на эту песню, он может изменить и твоё восприятие».

В Тори как будто несколько слоёв, и большую часть времени сложно понять, буквально ли её нужно понимать или нет, специально ли она говорит загадками или сама пытается что-то понять и не может чётко выразить свою мысль. Вот пример подобных слов: «Писатели понимают, что нужно быть вроде как морским коньком». Простите, кем? «Морским коньком. Они же сами себя оплодотворять умеют. И понимаете, у меня есть ребёнок и есть мои песенные дети, я чувствовала, что я ведь одновременно и мужчина, я чувствовала своего анимуса». Но в чём разница? «Во время родов тебе дают лекарства, которые могут быть…интересными», откровенно отвечает Тори.

Её волосы всё ещё рыжие, хотя теперь они прямые; всё те же серо-голубые (или зелёно-голубые?) глаза; полные губы и забавные зубы. Трудно себе представить, что эти отличительные черты Тори могли бы скрываться под париками, макияжем или одеждой [подожди 6-11 лет, автор статьи…увидишь, что могли бы – но я с любовью, не подумайте чего плохого], и без них Тори может меняться на глазах. В прошлом, её песни обычно были вдохновлены счастливыми или несчастными отношениями, самый известный пример тому – песня Me and a Gun с альбома Little Earthquakes, без прикрас повествующая о том, как Тори изнасиловали.

Тори был 21 год. После смены за пианино в клубе, она согласилась подвезти одного из посетителей. Он изнасиловал её, приставив пистолет к виску [на самом деле в руках у подонка был нож – Тори рассказала полностью о том случае лишь однажды – но легче от этого не становится]. С тех пор она не перестаёт анализировать этот образ оружия. «Пистолет символизирует гнев, с пистолетом в руках человек заявляет, что он воин». В новом альбоме тема оружия возвращается, например, в песне Happiness is a Warm Gun. Но теперь Тори исследует область сексуальной сферы, химический состав влечения и причины поступков, с ним связанных.

«Думаю, Глория Стайнем и её последователи оказали огромную помощь женщинам, помогли им научиться обеспечивать себя. Но теперь мы видим, какое влияние наша самостоятельность оказала на альфа-самцов. Их реакция видна в песнях вроде ‘97 Bonnie and Clyde. Она говорит: Слова – это те же пули».

Тори пускается в беспристрастные, но осуждающие рассуждения о тех мужчинах, которые, почувствовав себя слабыми в современном мире, погружаются в предрассудки и ненависть. Они чувствуют угрозу со стороны женщин, ведь в женщине заключена самая великая сила в этом мире – сила материнства. Можно себе представить. Но Тори постоянно обрывает предложение на полуслове, и остаётся лишь догадываться, что она имеет в виду. Создаётся впечатление, что она наполовину – завораживающе красноречивая проповедница, наполовину пришелец из иного мира. Но как бы то ни было, она отобрала конкретные песни, написанные мужчинами, благодаря своей так называемой «лаборатории мужчин».

«У меня была небольшая контрольная группа, я наблюдала за их мыслями о песнях», говорит она и тут же добавляет, «Они были как из Европы, так и из Америки». Все песни, оказавшиеся на альбоме, были предложены ими – кроме ‘97 Bonnie and Clyde. «Эту выбрала лично я», говорит Тори, «потому что этот парень, Эминем, который испытывает чуть ли не сострадание к своему персонажу, очень меня заинтересовал. Да, он говорит, это песня с долей иронии, но не все могут её понять. Кто-то может использовать иронию с умом, а есть просто психи».

«У Эминема сильные тексты, и я всё думала об убитой в песне женщине. Она протянула ко мне руку и помогла забраться в её реальность. Она показала, как лежала в багажнике, медленно умирая…»

Тори настолько убедительна, что сам веришь в то, что все эти женщины действительно с ней разговаривали. Но к ней также обращается её прошлое, потрясшее её изнасилование, которое заставило её думать о том, почему мужчины так поступают. Оно довело её до края, и Тори снова и снова заводила отношения с недостойными мужчинами, пытаясь ещё и ещё раз погрузиться в саморазрушение и вынести оттуда хорошие песни.

«Да», бормочет она, «я разрешала себя унижать. Вот я подписала контракт на миллион долларов, а потом с радостью позволяю себя унижать. Я себя куском мяса чувствовала, он меня презирал за то, что был мне нужен». Не совсем понятно, имеет ли она в виду конкретного человека или мужчин в целом. Она очень необычная: то с удивительной откровенностью рассказывает о своих выкидышах, то на вполне безобидные вопросы отвечает пространной речью.

Героиня её кавера на I'm Not in Love вдохновлена фетишем силы и власти. Оказывается, Тори хорошо в этом разбирается. «О да, её заводит сама мысль о власти. Женщины могут очень возбуждаться от этого. И я прошла это путь – в обоих направлениях – по собственному желанию и против него».

Что именно вы имеете в виду? «Ну, знаете, я всегда могла покончить с этим без риска для жизни».

Я пристально смотрю на неё, но никак не пойму, о чём она говорит. «Я говорю о чём-то вроде похищения, которое происходит, когда ты теряешь контроль в отношениях, сам того не сознавая. День за днём ты как во сне, а потом понимаешь: Как я могла не заметить, что отказалась от части себя? – Но спустя немного времени мне становилось лучше и я старалась понять, что же именно ушло. С мужчиной можно стать кем угодно. Можно думать: я достаточно сильная, я не размазня, справлюсь – но потом понимаешь, что ты просто ещё один скальп в его коллекции. Конечно, я сегодня уже не такая».

Сегодня Тори радуется домашнему счастью со своим мужем Марком Хоули, по совместительству её звукоинженером. Большую часть времени они живут в Корнуолле в Англии, и работают в студии, переоборудованной из старого амбара. Тори работает без устали по шесть дней в неделю. Она рассказывает: «Мне всегда нравились технари и компьютерщики, есть что-то в них такое умное и одновременное сексуальное. Да, мы с Марком из очень разной среды. Он британец, я американка. Далеко не всё в нашем понимании совпадает. Например, если в Штатах тебе нахамит официантка, ты ставишь её на место. Но здесь приходится промолчать, чтобы не поднимать шум. Я предпочитаю разбираться с проблемами напрямую, а у него всё как-то не на виду». Но Тори настаивает на том, что очень счастлива.

«Потому что мне больше не нужно играть в шахматы». Она объясняет: «Мне больше не нужны эти игры. Вот что действительно изменилось в моей жизни, так это представление об эротике. Раньше меня возбуждали все эти игры разума, все эти фантазии о подчинении, об отождествлении секса с силой. Иногда я просто ощущаю собственную силу, силу материнства, но иногда я ощущаю землю и её потоки энергии». Кажется, Тори сама в лёгком замешательстве, но тут же продолжает свою загадочную речь.

«Иногда, когда я с мужем или наедине сама с собой, я чувствую, что средоточие страсти – в понимании себя, в умении раскрыться, как раскрывается земля. Это нечто вроде рождения себя от себя. Ты погружаешься в этот вихрь, для этого даже необязательно кто-то ещё нужен. Я писала тут об этом песню под названием Fresh Mown Grass – она о том, что женщины могут достичь этого состояния с помощью кундалини-йоги и испытать полный оргазм – просто потому, что женщины способны объединяться» [так вот о чём песня Indian summer! Вторая её строчка так и звучит: fresh mown grass, а ещё в ней есть слова о нахождении некоего another way to pray…так-так, а я-то думала, почему мне в неё мерещится нечто большее, чем политический смысл]. Мне уже начинает казаться, что она становится Стингом в юбке, но тут Тори становится обычной и мы обсуждаем её мужа. [примитивно мыслит интервьюер, уж лучше расспросил бы про кундалини и торины опыты – это тема пореже Марка будет]

«Я им восхищаюсь, мне так нравится, что он британец, что он непохож на меня. Понимаете, он кладёт всё в другие ящички, в другие шкафы – и мне приходится искать». Типично по Тори. Я не понимаю, то ли её муж действительно просто сахарницу на место не ставит или сахар – это метафора, и она имеет в виду, что он не такой, каким кажется. Ох уж эти британцы! Но в этот момент Тори добавляет: «Самое хорошее в том, что он надёжен и опекает нашу дочку». А у тебя были отношения с ненадёжными мужчинами? «Бывало, что у меня были отношения с мужчинами, которых привлекают молоденькие, понимаете, девушки намного моложе их самих. Я имею в виду несовершеннолетних. И это не может не пугать». Кажется, что Тори чересчур волнуется, но она продолжает: «Малышке всего десять месяцев, а ведь есть мужчины, которые чуть ли не к детям относятся как к сексуальным объектам. Хотя на самом деле я не детей подразумеваю. Ну понимаете, вот идёт 16-летняя девушка, а вот мужчина пялится на неё так, как ему не следует. Понимаете? Где безопасность?»

Пытаясь вернуть наш разговор в нормальное русло, я спрашиваю, хорошие ли у неё теперь отношения с отцом. Да, она больше против него не восстаёт. Он, в свою очередь, поддерживает её. Однажды, когда ему показалось, что глава звукозаписывающей компании несправедливо с ней обошёлся, он ворвался к тому в кабинет.

«Дело было давно. Он встал, взял в руки Библию, зашёл в кабинет и сказал, что все они обманывают меня. Он бросил Библию в моего босса, и тот кое-что поменял. Вот такой мой папочка. Он может быть настоящим героем». Хотя в юности Тори часто не соглашалась с отцом, они смогли прийти к пониманию. Но вот свои чувства к его матери Тори так и не изменила.

«Она была ходячим злом, не сомневайтесь. Я убеждена, что могла бы стать самым маленьким ребёнком, попавшим в тюрьму за убийство бабушки. Уже лет в пять мне хотелось взять нож и горло ей перерезать».

Но почему она была «ходячим злом»? «Во-первых, она умела притворяться святой. Да, она была священником – но не святой. Когда мне было пять, мы стали врагами. Но вот недавно мне было видение, и я сказала ей: Бабуля, где бы ты ни была, я не хочу больше носить с собой нашу войну. Просто не хочу».

Но почему вы враждовали? «Так она могла сказать всякое, например: Пока малышка Эллен (это второе имя, данное Тори – на самом деле, Майре – при рождении, но она отказалась от него, потому что не считала, что хотя бы один мужчина может хотеть женщину по имени Эллен [полное фуфло, своё второе имя Тори любит, и родители до сих пор называют её Тори Эллен; а вот от первого своего имени Тори действительно отказалась и даже сменила имя в паспорте]) не научится любить Иисуса, для неё не будет подарков под рождественской ёлкой. – А я сказала: Я люблю Иисуса так, как многие женщины даже подумать не смеют».

Что за зрелым ребёнком она была. «Знаю-знаю», воркует Тори. «Мы явно были в разных концах света. Она просто лопалась от ханжества, вины и обличения всех и вся. Ей было очень сложно признать свою чувственность». И Тори пространно рассказывает о том, что бабушкины разговоры долго ещё потом мешали ей ощущать себя одновременно священной и чувственной. Но теперь Тори полностью поняла, что значит быть единой Матерью-Мадонной-Блудницей.

Тори может на-гора выдать очень смешные и пошлые шуточки, и какое-то время мы вели типично девчачий разговор, но после свернули совсем в иное русло. Мы обсудили её связь с прошлым племени чероки. А теперь попробуйте понять вот что. Тори считает, что индейцы умеют одновременно владеть землёй и принадлежать ей, что делает их более высокоразвитыми людьми, чем захватившие их земли американцы. Переселенцы не знали, что такое «владеть» землёй, говорит Тори, и на каком-то подсознательном уровне, где земля и душа составляют целое, она любит Корнуолл больше, чем родные США. Ведь корнуоллское прошлое тоже наполнено мифами, волшебством и могуществом.

«Я обожаю просто ехать вдоль побережья. Земля сама решает, впустить тебя или нет. Она хранит секреты и не делится ими. Ещё я люблю то, что погода здесь как живое существо – радуется или гневится».

Пока мы беседовали, Тори, показалось мне, как-то неощутимо изменилась. В новом альбоме она принимает образы «странных девчонок». Ещё одна такая «девчонка», наверное, вместо Тори отвечает на все интервью. Но за ней всё же видно другую, настоящую Тори, которая живёт в Корнуолле, гуляет по берегу моря, играет с дочкой и заваривает себе чай – и вряд ли это метафорический чай.

Альбом Тори Эймос Strange Little Girls уже в продаже. Американская часть её мирового турне включает концерт в Сан Диего 20 ноября. После турне продолжится в Европе, а в декабре Тори даст концерты в Великобритании.

VOX online

Веб-сайт

ноябрь 2001 (2001-11)

Старое становится новым

Тори Эймос не даст заскучать

Немногое из того, что Тори Эймос делает в своём новом турне, является новым. Да, она выпустила новый альбом, Strange Little Girls (на лейбле Atlantic), но все песни с него – каверы. Все песни не новые. Тори играет сольные концерты – и это она уже делала. Предыдущий тур был два года назад. Она вообще регулярно устраивает турне в поддержку альбомов.

Так почему Тори всё ещё удаётся каждый раз собирать аншлаг в любом городе?

Ответ не в том, что делает Тори, но в том, как она это делает. Естественно, почти все песни на альбоме далеко не новы, но Тори совершенно изменила их, подстроила под себя. Изначально эти песни пелись с мужской точки зрения, но Тори заставила посмотреть на их женскую сторону, которую не так-то просто разглядеть и которую мы, скорее всего, и не старались увидеть. Тем не менее, неужели этих откровений самих по себе достаточно, чтобы собирать полные залы?

Должно быть, но опять же, всё дело в том, как выступает Тори – именно это делает её неповторимой. Одна или с группой, Тори общается с залом так, как мало кто умеет. Именно это отличает её от всех остальных. Мик Джаггер и Эдди Ведер покоряют харизмой. Боно умеет разговаривать с толпами народу. Гвен Стефании поднимает всем настроение. Все они невероятные исполнители и умеют управлять концертом, быть в центре внимания. У Тори эти качества тоже присутствуют, но её уникальный дар – заглядывать тебе прямо в душу и петь так, будто поёт именно для тебя. Она точно обнимает тебя. Она знает тебя.

И столь же важно то, что она поёт так, будто хочет полностью тебе открыться.

Когда мы снова встретились на первом из трёх распроданных концертов в Лос-Анджелесе, это была та же Тори, что и всегда. Тори никогда не надоедает. После почти двух часов восторга, двух выходов на бис, она не устаёт поражать. С открывающей концерт ‘'97 Bonnie and Clyde Эминема до последних аккордов кавера на Landslide группы Флитвуд Мак Тори держала поклонников в своей власти и обрушивала на них шквал эмоций. Именно страсть делает её выступления особенными. Каждое исполнение песни немного отличается от предыдущих, чуточку более личное, чуточку более твоё.

Каждая новая интерпретация добавляет деталей в и без того живописный пейзаж. Даже две уже ставшие классическими песни Тори: Caught A Lite Sneeze и Crucify показались немного иными. Эта «персонализация» не остаётся незамеченной. Фанаты Тори замечают любые изменения в словах и музыке.

Вот благодаря этому-то концерты Тори и распродаются мгновенно, где бы они ни проходили.

Все знают, что Тори столь же открыта и за сценой. Когда мы с ней беседовали, каждый понимал, что это наверняка наша первая и последняя встреча – но те минуты она полностью посвятила нам. Тори была милой, вдумчивой и старалась подбирать нужные слова. Она не просто повторяла заготовленные ответы на приевшиеся вопросы – она обдумывала ответы так, будто впервые слышит задаваемый вопрос и старается всё объяснить.

Приготовьтесь узнать, чем всё это кончилось…

Интервью

ТОРИ ЭЙМОС

VOX: В Death: The High Cost of Living вы описали разговор и свои отношения со смертью. Мне кажется, на новом альбоме вы продолжили эту тему.

Тори Эймос: Ну да…но я сама не знала…Я не знала, что мои отношения с сущностью Смерти продолжатся и будут развиваться. Мы с Нилом [Гейманом] говорили о том, что каждый воспринимает её по-своему – для каждого она меняет обличья. Мне она предстала в образе светлого, прекрасного существа…почти как ангел, совсем не такой, какой нас учат её видеть. У меня в семье довольно…тяжёлые религиозные традиции, где Люцифер неизменно является кем-то тёмным, демоническим. А мне она видится как свет – светлая, спокойная, рассудительная и прекрасная, как-то так. И мне она нравится. Мне ещё никто этого вопроса не задавал, можно я продолжу тему?

VOX: Ещё бы, продолжайте…

Тори: Все эти годы я пыталась узнать сущность Смерти и построить с ней отношения. Иногда эти поиски сталкивали меня с разными видами демонов и прочей нечисти. Я всё больше узнавала о ней через отношения с другими людьми, шаманов, мистические знания, болезни, из книг…всего не перечислишь, в общем, через всё, что могло чуть приблизить меня к темноте. Под темнотой я подразумеваю то, что от нас скрыто, а вовсе не зло или…Люцифер изображается демоническим, сатаническим существом, но для меня Люцифер и сатанизм не имеют ничего общего. Я считаю, что Люцифер также необязательно мужского пола. Может, это она и она – милосердный свет, приоткрывающий завесу над сокрытыми от нас вещами и открывающий нам ранее неизвестное. В песней [Time Тома Уэйтса] есть строчка "It's time that you love". Когда Смерть поёт эти слова, смысл полностью меняется.

Настоящая сила, самая сильная стороны Смерти – это сострадание.

VOX: Вы написали вступление к Death. Нил Гейман написал предисловие к вашему турбуку. Теперь вот он написал о Strange Little Girls. Кажется, у вас прямо-таки общество Взаимного восхищения. На что похожи ваши отношения?

Тори: У нас как бы…я думаю, у нас творческие отношения. По какой-то причине они основаны на…ну, на абсолютной честности…чуть подслащенной. Лучше уж друг другу всё высказать. Да лучше пусть он испортит мне настроение своей критикой, чем, например, Нью Йорк Таймс. Что бы они ни написали, он уже мне рассказал. Мы уже просто всё обсудили, что только можно, и мы знаем, чего ожидать.

Но я не стала бы называть наши отношения «обществом Взаимного восхищения». Мы первыми знакомимся с произведениями друг друга. Я вот временами удостаиваюсь чести провести предварительную читку его книг. Я была среди предварительных читателей книги American Gods – это была явная привилегия… Вокруг любого творческого человека есть люди, составляющие его «головной центр», они не осуждают, но предельно честны. Если тебя ввели в этот круг…появляется обязанность всегда иметь при себе…вроде как увеличительное стекло – такие модные штучки, знаете ли, ну там Mag-Lite – и изучать всё в деталях. И нужно быть откровенным, нужно говорить: «Так, в седьмой главе вообще не то». И от них ты хочешь в ответ той же честности. Вот такие у нас с Нилом отношения.

VOX: Как вы познакомились и подружились с Нилом?

Тори: Один джентльмен, Рэнс Хосли – я тогда жила в Лос-Анджелесе – он когда-то встречался с одной моей подругой с Восточного побережья, так вот, он остановился у меня в восточном Голливуда. Тогда ещё даже не был закончен альбом Little Earthquakes. Шёл 1990 год. Он показал мне книжку Нила The Dolls House – думаю, просто таскал её с собой. Вот тогда и началось моё знакомство с Нилом Гейманом.

Спустя какое-то время Рэнс поехал на этот КомикКон – он иллюстратор – и взял с собой запись Little Earthquakes. Альбом выходил через несколько недель. Он отдал Нилу кассету и мой номер в Англии. Потом Нил мне позвонил и говорит такой: «У тебя хорошие записи. Ты вообще думала о том, чтобы серьёзно этим заняться?» Вроде того. А я ответила, что да и что альбом выйдет в Штатах уже через пару недель (смеётся).

VOX: Как вы думаете, сможете вы написать книгу, ну роман, например?

Тори: Нет, что вы. Я понимаю, каково моё призвание, мне и тут неплохо…

VOX: А ведь в некотором смысле ваши песни – это целые рассказы.

Тори: Ну да, но законы по которым история вмещается в довольно короткую песню, где звук - неотъемлемый элемент, отличаются законов писательского творчества, где всё уходит в триста немых бумажных страниц. Это очень разные вещи…

VOX: Вы жили в Лос-Анджелесе. Вы согласны с его мнением, что это «45-минутный город?» Насколько я помню, так он его назвал в книге Smoke And Mirrors.

Тори: Правда? Интересно. Думаю, это зависит от того, где именно ты живёшь в этом городе. Если ты в пусть старом, но обустроенном декадентском районе, то всё нужное довольно близко.

VOX: Подозреваю, что он имел в виду, сколько времени занимает дорога на встречи с разными местными типами.

Тори: Ой, мне повезло, мне не нужно с такими общаться. Нил там занимается тем, что для фильмов что-то пишет. А мне везёт, я капитан своего корабля, так сказать. Я просто сдаю готовый материал, и они сами с ним разбираются. Я не подстраиваюсь под них, создаю то, что считаю нужным… Little Earthquakes сперва не приняли, но это в прошлом. После After Y Kant Tori Read? я поняла, что мне ведь ещё в зеркало на себя предстоит смотреть, в глаза себе самой. И я решила, что буду бороться за то, во что верю. Если бы пришлось бороться с директором Уорнер Бразерс, я бы не струсила. Я была готова и на это. Вот тут тебе Близняшки [из кавера Тори Heart of Gold] и пригодятся – если нужно повоевать с директором Уорнер Бразерс, они помогут.

VOX: Как происходил отбор песен для Strange Little Girls? Почему вы выбрали именно эти песни?

Тори: Так…всё свелось к тому… В общем, я начала более-менее что-то понимать, когда муж, понимая, в какую сторону идёт моя работа, предупредил меня, что мне не всё известно о мужских мыслях. Он сказал, что это как и с женщинами – что мужчины тоже толком ничего не знают о женских мыслях. Я ему: «Это ты так пошутил? Ну давай проверим!» Ведь чтобы вообще решить, какого мужчину хочешь понять, нужна женщина как точка отсчёта, что ли.

Я захотела узнать, какую музыку мы слушали после «романтических минут». Мне казалось, что мы слушаем одно и то же. Оказалось, он слушал группу The Clash! Это было весело…слава Богу, он не включал её при мне.

Я поняла, что мне нужно что-то вроде мозгового центра, и я созвала мужчин с разными характерами и жизнью и создала свою «Лабораторию мужчин», чтобы обсуждать эти сокровища – песни.

Понимаете, мне нужно было от чего-то отталкиваться, и это оказалась мысль «Как мужчины выражают свои мысли и что как это слышат женщины?» Так сказать, чем являются эти песни, которые вроде как важные моменты в их жизни олицетворяют? У каждого мужчины есть не видимые женщине стороны – конечно, иногда их можно увидеть, в сексуальном плане, но что касается эмоций – это надёжно спрятано.

Мне было очень важно это понять. Знаете, ведь в зависимости от точки зрения мы одно и то же видим по-разному, и я не могу от вас требовать того, чтобы вы воспринимали что-то точно как я. Если двое моих знакомых спорят о чём-то, я встану в сторонку и постараюсь понять обоих. Но даже это не то, никто не может полностью понять другого человека.

Так что мы стали пытаться создать нечто вроде моста, обмениваться мыслями, чтобы позволить женщине услышать и понять, то происходит в мужской голове, – и чтобы позволить мужчине понять, как женщина воспринимает его слова. Это было мощно. Понимаете, все эти песни…они выросли из мужского семени, но проросло оно в женском голосе.

Я исходила из того, что есть разделяющие нас линии, линии сегрегации. Я не считаю это чем-то негативным, сразу скажу – но я понимала, что это за альбом и что мне нужно закончить его. Нужно было дать голос тем независимым женщинам, нужно было именно так взрастить то, что было посеяно мужчинами. Это разделение…оно проходит по линии музыки гетеросексуальных мужчин, и расовые признаки тоже играют свою роль. Во многих из этих песен женщины занимают подчинённое положение – и ведь эти песни о чём-то нам говорят, из какого-то источника они появляются.

Limp Bizkit делают отличные альбомы – да, у нас разные политические убеждения и взгляды на жизнь – но их песни затрагивают борьбу за власть, которая ведётся с помощью секса. И эта борьба не самая честная, она неявная. И она жестокая, в ней женщинам наносится вред – и они хотят его нанести. Это не просто слова «У меня большой член и сейчас я её поимею».

VOX: Ну да, в песне Nookie [что можно перевести как «перепих» или «дырка» в значении «женщина как сексуальный объект»] они довольно откровенны…

Тори: Точно, и вроде как это просто песня, которая вызывает у мужчин сексуальные фантазии, возбуждает их. Но если хотите посмотреть правде в глаза, там есть эта…мысль о возбуждении от желания избивать педиков – сучек и педиков. И эти песни о том, что так и тянет наброситься на женщину с бензопилой. Хотя, знаете, Dixie Chicks написали песню, где убивают парня, да и я написала Waitress, в конце концов. Убийство всегда было частью нашего общества, и оно никуда не денется, но когда развивается такое вот движение, которое чуть ли не требует убивать…оно растет, становится определённым, практически не привычным…тогда это начинает пугать. Да, кто-то скажет «Да это всего лишь слова». Но мне кажется, что если бы вдруг возникло музыкальное направление, в котором белые женщины запели бы о желании мучить и убивать чёрных мужчин, чёрные парни сразу бы заявили, что им это всё не нравится. Не могу сказать, чтобы считала такие темы «неправильными», я не стремлюсь быть судьёй в этом деле. Но знаете, если в вашем творчестве присутствует ненависть, направленная на определённую группу людей, когда вы говорите о том, чтобы избивать и убивать «сучек» и «педиков», некоторым это по нраву точно не придётся.

И говоря «сучки» я не имею в вижу проституток или просто распущенных женщин, нет, этим словом они всех женщин называют.

Все песни с этого альбома написали талантливые поэты, это сильные мужские голоса…и я не провожу расследование сущности именно этих мужчин. Я не для этого затеяла свою «лабораторию», я не собираюсь обвинять их за эти песни. Они – матери своих произведений, породившие песни. Знаете, я слышала замечательную поговорку «Есть вещи, которые ты скажешь только своей матери». Думаю, она справедлива на все сто. А вторая часть поговорки «Но есть вещи, которые ты никогда своей матери не скажешь». Если вы мужчина и имеете определённые ценности, это тоже справедливо. Думаю, в том, что касается мужчин, эта поговорка верна. Но у меня отношения не с авторами, а именно с их песнями. У меня очень близкие отношения с женщинами, которых я в них разглядела.

Вот из этого альбом и родился. Конечно, я думала и о других песнях. Собиралась, например, записать барочную версию Sick Of You Игги Попа, но клавесин не успели вовремя настроить, а я уже к тому моменту вымоталась. [твою ж святую инквизицию, граждане, надо вовремя настраивать клавесин…а то ещё нескоро его у Тори услышим…я, например, ужасно по нему соскучилась]

VOX: А какие ещё песни не вошли в альбом?

Тори: Была еще Fear of a Black Planet группы Public Enemy. Я очень уважаю этих ребят за их мощь и отстаивание своих взглядов, и я задумалась над песней. Там поётся о белой женщине, которая полна страха. Она на какой-то там планете и очень напугана тем, что там одни только чёрные парни. Она понимает, что один из них может стать её парнем, но её преследует образ её белого отца. Она боится, что он может сделать, если у неё будут отношения с чёрным парнем. И такое там напряжение, этот вопрос, сможет ли её отец это принять… И это непростой вопрос, в песне глубокий смысл.

VOX: А какая песня тебе ближе всего?

Тори: Rattlesnakes…она не является прямо определяющей для меня, но в мы с ней стали очень близки.

Женский журнал (британское издание)

ноябрь 2001 (2001-11)

ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ

ХВАЛЕБНАЯ ПЕСНЬ

ЧЕМ ЗАНИМАЕТСЯ В КОРНУОЛЛЕ АМЕРИКАНСКАЯ ПЕВИЦА/КОМПОЗИТОР? ЧТО УВЛЕКЛО ЕЁ ПРОЧЬ ИЗ ЛОС-АНДЖЕЛЕСА? ПОЧЕМУ ОНА ПОСЕЛИЛАСЬ СРЕДИ ТИХИХ ГОРОДКОВ НА СКАЛИСТЫХ БЕРЕГАХ? КАК РАССКАЗАЛА НАМ ТОРИ, ТУТ ЯВНО ЗАМЕШАНА МАГИЯ.

У меня один муж, три дома и пять роялей – надеюсь, не слишком много? Наш основной дом – в Корнуолле, и тут же у нас с моим мужем, Марком, наша студия. Я хотела создать такой уголок, где большой мир не смог бы нас так легко найти. Я хотела жить там, где нет этого сумасшествия, свойственному музыкальному бизнесу – когда заходишь в студию в Лос-Анджелесе, прямо пахнет страхом. Там вообще страх подавляет веру, дай бог им всем здоровья. Но когда я в Корнуолле, бизнес меня не достаёт. Здесь я заряжаюсь позитивом.

Мы живём в Корнуолле с 1997 года, и именно здесь хотим воспитывать нашу годовалую дочурку, Наташью. До неё у меня было три выкидыша, и она нам дороже всего на свете. Будучи музыкантом, я подолгу в дороге, живу в отелях, но как только появляется свободное время, хочется готовить самостоятельно, сидеть на своём крыльце и просто быть собой. Я люблю затворничество.

Марк тоже обожает Корнуолл. Он насквозь британец, любит эту землю и всё исконно британское – от истории страны до хорошего битера [особое горькое пиво]. Ему ужасно нравится, что эта земля до сих пор принадлежит корнуолльцам. В детстве он с родителями ездил летом на юг страны, и они останавливались в местных пансионатах. У него удивительно тёплые воспоминания о том времени.

Марк работает со мной с 1994 года. Впервые мы встретились в репетиционной в Лондоне и я подумала: «Что-то точно будет. Моя жизнь только что изменилась». Он такой северный парень [ну да, Northern lad, открытым текстом], я бы сказала, анархист и чуточку грубоват. Когда он делал мне предложение, сказал: «Учти, я на тебе не ради грин-карты жениться собираюсь. Я не смогу жить в твоей стране», так что переехать пришлось мне.

У нас три дома. В доме эпохи короля Георга в Ирландии идёт ремонт. Ещё у нас есть летний домик во Флориде, но наша главная база – Корнуолл. Мы живём в трёхсотлетнем обновлённом фермерском доме в нескольких километрах от Буда [дружно открываем гугл-карты и ищем нужные окрестности…но только не все вместе туда езжайте, господа]. Когда мы его нашли, Марк посмотрел мне в глаза и сказал: «Здесь мой дом, я себя тут чувствую на месте». И я поняла, что здесь его источник энергии. Знаете, нелегко жить с музыкантом. Если ваш партнёр получает колоссальное внимание, другому нужно найти место, где оба смогут, так сказать, пустить корни. Так что мы решили, что в Корнуолле будет лучше всего.

Ещё нужно бы поблагодарить Питера Гэбриэла. После записи совместного трека [Питер и Тори вместе работали над песней Party man для фильма Virtuosity, трек есть в шестидисковой коллекции Питера URT – Ultra rare traxx, да и в сетевом поиске легко найдёте] он отвёл меня в сторонку и сказал: «Тебе нужна своя студия. Это сейчас важнее всего» [ну да, учитывая, в какие салки вечно играли Тори и лейбл Атлантик, сколько раз Тори грозила сжечь записи нафиг, а Атлантик миксовал их по своему усмотрению, совет Питера пришёлся кстати]. Так что мы взяли и переоборудовали сарай рядом с домом в прямо-таки высокохудожественную студию. Называется она Martian Studios, и когда видишь все эти компьютеры и мониторы, действительно иногда кажется, что по ошибке зашёл в наземный центр управления полётами НАСА.

В Корнуолле так красиво, что хоть кино снимай. Где-то за месяц до записи альбома приезжают музыканты и остальная команда, и наступает очень творческое время – пока все привыкают к местности. Не то чтобы мы бездельничали или рыбу целыми днями удили – хотя мой повар рыбачит, и это мне на руку, – мы скорее вживаемся в пейзаж, растворяемся в нём.

Я думаю, мы вполне спокойно себя ведём. Мы не впадаем в крайности, не ведём себя, как потерявшие голову звёзды. Тем веселее, когда сюда прилетают мои боссы. Сажают свой вертолёт на поле для регби по соседству, и всем немного неловко из-за подобной помпезности. Они сами понимают, что к нам гости обычно просто приезжают. Ещё я думаю, что местные женщины радуются приезду мужчин, которые приезжают помогать мне с альбомами. Как-то меня соседка пригласила на стаканчик шерри и спросила «И когда же снова приедет тот высокий темноволосый брюнет?»

Думаю, Корнуолл как-то связан с моими кельтскими и индейскими корнями. Мои предки – в основном шотландцы и индейцы Чероки. Наша семья выросла на земле племени Чероки в Северной Каролине, и мой дед научил меня общаться с духами земли.

Корнуолл тоже полон духов. Это страна короля Артура, полная легенд о магах и рыцарях. Если ехать вдоль берега до Тинтагеля, то на скалистом мысе, который называется Остров, увидишь замок Тинтагель. Говорят, тут родился Артур. Местные настаивают на том, что это и есть Камелот. Пещеру на самом краю мыса называют пещерой Мерлина. А в озере Дозмари, в самом центре Бодмин Мур [Бодминского нагорья/Бодминской пустоши], по поверьям, Дева Озера получила меч короля, Экскалибур.

Я просто помешана на море. Для меня создание музыки сродни прыжку с обрыва и погружению на морское дно, где только формируются коралловые рифы. Мне кажется, женщины похожи на воду, а мужчины на глину, на землю. Наш дом окружён фермами и полями, но если немного пройти, совсем рядом виден залив Уайдмаут [Widemouth Bay – для всех желающих ещё раз взглянуть на гугл-карты]. Мне необходимо видеть море, знать, что оно рядом. Мы снимали клип на сингл China в соседней бухте. Сложили пианино из плоских камней, а я просто вошла в воду, когда начался прилив.

Земля Корнуолла бескрайняя и поражает воображение. Она словно принимает тебя. Копай, сколько хочешь и так глубоко, как хочешь – а не прокопаешь. Но в ответ нужно уважать землю, просить разрешения прийти и уйти. Земля защитит тебя, но ты должен оставлять ей небольшие подношения и благодарить, нужно признавать её силу. Когда я гуляю по Бодмин Мур, часто оставляю небольшие подарки – особый цветок, ожерелья [думаю, Тори имеет в виду украшения из бусин, чёток, бисера и прочее рукоделье – вряд ли речь о драгоценностях, сами понимаете], курения. Похоже на миф о Деметре и Персефоне – когда спускаешься в Подземный мир, а после должен оставить самое ценное, чтобы получить свободу.

После переезда сюда я подсела на сериал 70-х Poldark, его снимали на севере и западе Корнуолла. Его недавно повторяли и да, очевидно, этот сериал оказал влияние на некоторые треки с моего нового альбома.

Все песни на этом альбоме, Strange Little Girls, написанные известными мужчинами: Лу Ридом, Биттлз, Ллойд Коул и прочими – но я записывала их с женской точки зрения. Я хотела понять, как мужчины говорят вещи и как женщины их воспринимают. Я обратилась к своей, так сказать, мужской «лаборатории». Я спрашивала их «Какие песни для вас действительно важны?» Какие только ответы я не получала. Иногда песня навевала воспоминания о прогулке с девушкой – они как будто перемещались в отдельное пространство. Потом мы сократили список до песен, которые были актуальны для меня. Мне нужно было найти собственную точку входа, задать вопрос: «Кто я в этом мифе?» И пока мы вели это исследование, я много ездила на машине по атлантическому побережью Корнуолла. Если хотите испытать нечто нереальное, попробуйте проехаться вдоль побережья до залива Крэкингтон [Crackington Haven] – там нависают утёсы, а ещё есть скалы.

Корнуолл вдохновит любого творца. Название романа Дафны дю Морье Jamaica Inn – это название постоялого двора в Болвенторе. В 19 веке это был притон преступников и контрабандистов. Да, Корнуолл хорошее местечко для плохих парней. Тут издавна промышляли пираты. Наверное, славные были времена, когда случались приключения, а люди убегали от душащих их властей.

Лонсестон – когда-то он был столицей Корнуолла – очень любил Джон Беджеман [John Betjeman – поэт, однако]. Томас Гарди встретил свою первую жену, Эмму Гиффорд, когда работал архитектором на строительстве церкви св. Джулио, рядом с Тинтагелем. Та деревня описана в его раннем романе A Pair Of Blue Eyes [знать не знаю фактический перевод названия, но вряд ли это «Парочка голубых глаз»], и в местной церкви установлен памятник им.

Тут столько потрясающих мест, что отдельные районы северного Корнуолла наводняются туристами. В Буде не протолкнуться между молодых сёрферов. Их привлекают приливные волны с Атлантики и дельфины. Когда наступает отлив, весь город съезжается на пляж, а с приливом все идут домой. Это напоминает какой-то древний обряд – тут словно замешана магия.

Дата добавления: 2015-11-14