Часть 8. Экстра. История Королевы. 2 страница

Маргарет появилась в поместье вместе с хозяином. Точнее, с хозяином эта женщина была знакома ещё до того, как у того появился статус, деньги и поместье. Она была приятной полноватой хохотушкой, которую в своё время жизнь била с неторопливой, паскудной последовательностью. Первое время, которое Фрэнк ребёнком провёл в этом доме, он общался по большей мере именно с Маргарет и очень привязался к этой светлой, несмотря на все испытания, выпавшие на её долю, женщине. Она практически заменила ему мать.

Лет на пятнадцать старше Джерарда, хотя никто не знал её точного возраста, она была знакома с ним ещё с тех времён, когда они выживали в одной банде попрошаек и оборванцев, промышляющих грабежами, милостыней и мелкими кражами в Париже. Женская часть их многочисленной общины стандартно подрабатывала, продавая себя всем желающим. Пятнадцатилетний Джерард уже тогда был очень красивым мальчиком, и старший банды подбирался к нему, намереваясь сделать своей личной подстилкой. Маргарет до сих пор не знала, зачем тогда заступилась за него. Просто вид заплаканных глаз, смотрящих на неё с безмолвным воплем, стекленеющих под грубыми ласками обрюзгшего мужчины, насквозь провонявшего потом, мочой и объедками, был невыносим для женщины. Тогда, когда она посмела вмешаться, шепнув полураздетому Джерарду: «Прячься быстрее, пока он не опомнился», её сильно избили и грубо изнасиловали мужской половиной общины по велению главного. Он наблюдал за этим, ублажая себя рукой, и, в итоге, остался очень доволен таким исходом его затеи. Возможно, он бы практиковал такое развлечение и дальше, но следующей ночью его нашли мёртвым, в луже собственной крови. В своей окоченевшей руке он сжимал ставший бесполезным член, а Джерарда и Маргарет уже не было в Париже.

****

Промаявшись около года в предместьях столицы, перебиваясь случайными заработками, сезонными работами и краткосрочной подменой болеющих постоянных слуг в поместьях, Джерард понял, что нужно что-то менять. Ему недавно исполнилось шестнадцать, и за всё то время, что он провёл с Маргарет, отираясь в богатых домах и добывая себе средства к существованию всеми возможными способами, он успел уяснить несколько простых истин.

Первая заключалась в том, что его внешность не оставляет равнодушными ни мужчин, ни женщин. Было множество случаев, убедивших его в верности этого утверждения. Следовательно, он красив? Возможно. Но это не имело никакого значения, если не приносило реальной пользы для их непростой жизни.

Следом шла истина, узнавать которую ему пришлось от случая к случаю, невольно становясь свидетелем многочисленных измен господ, как жён, так и мужей, с другими людьми, как знатного, так и простого происхождения. Постоянно оказываясь волею судьбы не в то время и не в том месте, не замеченный никем, он навидался полных разврата и похоти сцен, где женщины сношались с женщинами, мужчины подчиняли мужчин, где несколько женских и мужских тел свивались в жуткий, шевелящийся, стонущий клубок страсти. Его ясный ум, закалённый тяжёлой жизнью с самого раннего детства, видел всё это и думал. Размышления привели юношу к пониманию того, что все люди, бедные ли, богатые, а в особенности – знатные представители высшего света, так как с одной стороны, они были обличены властью, а с другой – зависели от оков чужого мнения и злословия и не могли проявлять свои низкие желания в открытую, так вот, все люди зависят от чувственных удовольствий. Они находятся у них в плену, в рабском подчинении и почти всегда идут на поводу плотских желаний своего тела. Но какой смысл в этом знании, если от этого ни ему, ни Маргарет, не становится легче жить?

Третья истина открылась ему в его шестнадцатое лето, когда они прислуживали в одном богатом поместье. Маргарет – на кухне, а Джерарду, такому красивому, тихому и умному мальчику, позволялось заходить в хозяйское крыло и помогать с сервировкой стола, сменой постели и прочими мелкими поручениями. К хозяину поместья в отсутствие жены всегда приезжала молодая, не слишком красивая, но безумно обаятельная и остроумная любовница, явно не знатного происхождения. Несмотря на общую скромность тканей её платьев и немодного фасона, она выглядела всегда настолько маняще и по-женски привлекательно, что Джерарда это сбивало с толку. Он начал наблюдать за ней, прислушиваться, что она говорит и как. Во что она одета, и почему эта одежда на ней оставляет такое необычное впечатление. Как она двигается, и что при этом выражает её лицо. Чем больше он наблюдал, тем сильнее восхищался. И тем больше открывалась для него последняя истина, которая несла в себе основополагающее значение техники обольщения и все те бонусы, что это обольщение приносило, будучи правильно разыграно. Молодая любовница тянула из хозяина поместья деньги, ценные бумаги, подарки, и делала это так виртуозно, что мужчина сам оказывался инициатором одаривания как знака любви и внимания к ней. Со стороны Джерард видел, как того очаровывают, дурманят, играют с ним на самой грани, от которой у мужчины туманился разум, и он был готов на всё, лишь бы получить желаемое, такое близкое, но и настолько же далёкое. Как она вовремя обижалась, надувала губки, остужая его пыл, как одним взглядом и чувственным движением ресниц разжигала его снова, и понял, что, кажется, нашёл для себя ключ к высшему обществу. К мужчинам, что им заправляют, и женщинам, что этих мужчин, порой, дёргают за ниточки. К лестнице, на вершине которой находился королевский дворец с Её Величеством королевой и живущими там, неизвестными пока, грязными тайнами и интригами. Третья истина была для него дверью в ту жизнь, которую он хотел для себя, жизнь, где он был хозяином, от которого бы многое зависело в этом обществе, а не жалким мальчиком на побегушках.

И Джерард начал постигать искусство обольщения. Сам мастерил одежду из того, что ему отдавали с щедрого хозяйского плеча, а Маргарет помогала ему шить и подгонять невероятно распутного вида сорочки и обтягивающие бриджи по фигуре. И эта одежда, пусть и со следами поношенности, но безумно ему идущая тканью, фасоном, цветом, сидящая идеально, стала для него той драгоценной огранкой, что придаёт от природы красивому камню невозможную притягательность и шик.

Маргарет помогла открыть ему тайны женского макияжа, точнее, не того кричащего ужаса, что наносили себе на лица некоторые дамы из высшего света перед походом на бал, а те незаметные штрихи, которые добавляли взгляду томности, глубины, губам – манящую красноту и блеск, а щекам – здоровый притягательный румянец. Джерард помнил, как они в один день пробрались тайком в хозяйский будуар, и, сидя у трюмо перед зеркалами, Маргарет творила над ним волшебство. Он, от природы обладавший необычной, притягательной внешностью, после её колдовства над баночками и кисточками увидел в зеркале такого себя, что сам на некоторое время испугался. Сначала казалось, будто ничего особо не изменилось в его образе, но стоило по-другому упасть свету или наклонить голову, как его лицо превращалось в убийственное оружие соблазнения. Маргарет тогда, увидев со стороны, во что сама же превратила Джерарда, с тихим охом сползла на ковёр и, сидя внизу, сказала: «Я не знаю, к чему это тебе, Жерар, но, прошу, будь с этим аккуратнее. Ты рискуешь произвести слишком сильное впечатление на окружающих тебя людей». Сколько Джерард помнил себя, Маргарет всегда нежно называла его Жерар, хотя к французам и французской крови он не имел никакого отношения. Его родители когда-то бежали из Италии от преследования инквизиции из-за лже-донесения и, после долгих скитаний, обосновались в Париже.

Эти три Истины: Внешность, Человеческая похоть, Искусство обольщения, - он заставил их служить себе, служить своей цели. Победы, многие из которых поначалу были небольшими, с каждой неделей и месяцем наработанного опыта становились всё крупнее и масштабнее; они позволяли Джерарду забираться на ступеньку выше и выше, пока он, став любовником одного очень влиятельного при дворе человека, не попал на приём к королеве.

Это был именно тот день, что решал всё. Джерарду только исполнилось восемнадцать, и он уже несколько месяцев ублажал и подчинял волю своего женатого виконта, воспылавшего к нему безумной страстью, уговаривая, чтобы тот взял его на королевский приём под любым предлогом. Всё это время он никогда не забывал о Маргарет, выдавая её за свою старшую сестру и устраивая женщину работать в тот дом, где хозяином был его очередной покровитель. Юноше это удавалось очень легко, ведь это была смешная цена за те чувственные наслаждения, что получал в знак благодарности хозяин дома.

И вот вершина лестницы. Джерард попал на приём в качестве дальнего родственника своего любовника, и ему были абсолютно не важны все его выдуманные родословные и титулы, которые его просили запомнить во имя поддержания легенды: сегодня этот виконт, хоть он и был с ним относительно добр, должен был исчезнуть из его жизни. Джерард знал это так же хорошо, как то, что за окном стоит июнь месяц. Стремительно перемещаясь по зале, на ходу перекидываясь остроумными фразами с дамами и их спутниками, он приближался к королеве, сидевшей на роскошной тахте перед открытым окном в сад и выглядевшей скучающей. Вокруг неё щебетала её свита, но Джерарду казалось, что венценосная особа была готова всё отдать, чтобы они разошлись по дальним концам залы и оставили её в одиночестве и тишине. Он прекрасно осознавал, что такой юноша, как он, пусть красивый, пусть имеющий притягательную мужскую фигуру и бархатный голос, будет смешон для этой женщины в качестве соблазнителя. Он выяснил, что она никогда не питала слабости к юным мальчикам. А вот удивить её дерзостью, остроумным юмором, уважением, своими заслугами, зрелым умом, что несло в себе это тело, было возможно. Более того, это был единственный шанс на миллион, что она обратит на него своё внимание и запомнит надолго. Он подошёл и, почти не останавливаясь, дерзко наклонился к ней, что-то прошептав на итальянском в её высокую причёску прямо над ухом. Какое-то время Её Величество сидела, не двигаясь, смотря на него яростно и недоуменно, но, встретив взгляд ореховых с прозеленью глаз и ощутив, с какой эмоцией на лице юноша смотрел на неё, она медленно растянула губы в лёгкой улыбке и кивнула.

Никто тогда не расслышал фраз, сказанных Джерардом, никто не знал точно, что произошло в тот момент, это навсегда осталось их личной тайной. Даже Фрэнку не было позволено узнать её, все разговоры на эту тему были под запретом в поместье Уэя. Но факт остаётся фактом, уже через неделю Джерард с Маргарет переехали в левое крыло дворца, туда, где располагались спальни особо приближённых к королеве подданных самого высокого должностного ранга. А еще через год своей успешной тайной службы у королевы Уэю было отписано небольшое поместье в пригороде, куда он и переехал с Маргарет в своё девятнадцатое лето. Джерард был самым юным подданным на службе у Её Величества, самым незнатным и самым ненавидимым человеком за всю историю правления королевы. И он же был тем, кто приносил больше пользы короне своими нестандартными умениями и оригинальным подходом к решению сложных проблем и пикантных вопросов, чем некоторые обширные и имеющие власть канцелярии и управления.

***

Остановившись, карета резко качнулась, выведя Фрэнка из состояния дремы. Он сонно огляделся вокруг и, услышав голос кучера: «Прибыли, Ваша светлость», надел полумаску на лицо. Юноша дождался, пока ему откроют дверцу, чтобы легко спрыгнуть на мощёную шлифованным камнем дорогу, ведущую к парадной лестнице. Та ступенями поднималась к крыльцу под колоннадой и упиралась в массивную дубовую дверь – главный вход в особняк баронессы.

Часть 3.

Волнение, волнение… Как бороться с ним, когда впервые решаешься на безумную авантюру? Когда уверяешь себя сделать что-то, что никто и никогда бы не одобрил, что-то, что повлечёт за собой непредвиденные последствия? Уже поздно было размышлять об этом, привратник в бархатной маске с лёгким учтивым полупоклоном открыл перед Фрэнком тяжёлую входную дверь, ведущую в темноту. Чуть помедлив, понимая, что развернуться и уйти уже никак не получится - это просто ниже его достоинства, Фрэнк вступил в эту чёрную пустоту, ощущая бьющееся волнение прямо в гортани. Темнота обволокла его, и дверь за спиной с тихим скрипом затворилась.

Пытаясь подавить панику, он некоторое время просто стоял, не двигаясь и прислушиваясь к приглушённым, таким далёким звукам музыки. «Невероятно, - думал он в тот момент, когда глаза ничего не видели, руки ничего не осязали, и только слух, обострённый до предела, пытался добыть хоть какую-то информацию об окружающем, - я ведь был здесь столько раз. И знаю гостевое крыло этого особняка довольно хорошо. Я помню этот длинный холл, заканчивающийся высокими дверями с ажурными позолоченными ручками. Но сейчас, без источников света… мне кажется, что я попал в иной дом, и не могу решиться сделать и шага». Оставшись в темноте и потерявшись во времени, не решаясь двигаться, он просто ждал, что же произойдёт дальше. Ведь не могло это странное бездействие длиться вечно? Вдруг за правым его плечом возник свет. Пытаясь скрыть испуг и удивление, юноша повернул к нему голову. Это был тусклый огонёк небольшой свечи в миниатюрном канделябре, который держала рука в перчатке, исчезающая в темноте за ореолом света. Красочная маска, полностью скрывающая лицо, треуголка сверху и атласный шарф по бокам, будто вырванные этим скудным светом из окружающего пространства, как часть чего-то чуждого и ирреального. Усилием воли Фрэнк заставил себя не вскрикнуть от неожиданности и успокоить сбившееся дыхание.

- Господин желает посетить бал наслаждений? - тихо, бесполо пропел голос. Невозможно было понять, женский он или мужской и реален ли он вообще, или же прозвучал в голове Фрэнка?

- Господин в первый раз тут? - раздалось со спины, и Фрэнк, не сдержавшись, резко на каблуках развернулся в ту сторону. Совершенно идентичная свеча, перчатка, маска в треуголке… Даже голос тот же? Он непонимающе вернулся взглядом к первой, что блестела прорезями глаз, чуть склонив голову на бок, будто с любопытством изучая его.

Не дождавшись от него ответа, маски начали двигаться вокруг, находясь на некотором отдалении. Длинные, теряющиеся в темноте полы плащей шуршали о ковровую дорожку, которая, Фрэнк точно помнил, вела от входной двери к внутренней. Он совершенно потерялся в этом шелестящем кружении тусклого света и любопытном внимании к своей персоне. Наконец, одна из масок произнесла:

- Господин уверен, что приехал именно туда, куда ему нужно?

- Я… Я тут по приглашению… - начал было Фрэнк запинающимся голосом, но его грубо прервали, приложив ко рту руку в чёрной бархатной перчатке.

- Чш-ш… - послышалось от фигуры, что скользнула рукой по губам и подбородку Фрэнка, и ему это показалось слишком долгим мгновением. – Здесь не принято называть имён и титулов, Господин. Тут каждый считает себя Анонимом, и право каждого на анонимность свято блюдётся. Впредь будьте осторожнее, Господин. Всего одно нарушение правил, и двери этого дома навсегда закроются для вас.

- Вы знакомы с правилами бала, Господин? – прошептала другая маска, склонившись к самому уху так, что даже коснулась кожи. Фрэнк вздрогнул, почувствовав на плече лёгкое скользящее движение руки.

- Н-нет… - запинаясь, выдохнул он. Всё происходящее сейчас было очень умелым психологическим спектаклем, умом Фрэнк понимал это, но всё равно ничего не мог поделать с дрожью в голосе. Его нервы были натянуты до предела, и все чувства бились в агонии предвкушения, распрощавшись с логикой и разумом.

- О, Господину не стоит этого стесняться, - бесшумный, едва шелестящий танец продолжился, вот только расстояние между Фрэнком и масками сократилось до минимума. Он чувствовал, как широкие полы длинных плащей задевают его ноги, опутывая лодыжки и затем неспешно освобождая их.

- Первое правило бала удовольствий утверждает священное право каждого гостя на Анонимность и запрещает снимать маски. Исключений нет. Наказание – отлучение от бала навсегда, - красивым, чистым, но таким же невозможно пустым голосом пропела одна из фигур.

- Навсегда… - шёпотом отозвалась вторая, не спуская с Фрэнка взгляда любопытных глаз.

- Второе правило бала утверждает право любого гостя на все предлагаемые развлечения и удовольствия и утверждает, что все события этой ночи останутся в этих стенах.

- О тех, кто не держит язык за зубами, Королева Бала узнаёт очень быстро, в наказание – отлучение от бала навсегда, - маски поменялись местами, окутывая Фрэнка еле уловимыми, но очень чувственными прикосновениями.

Он был так заворожён ими, что слушал эти голоса, пребывая в каком-то оцепенении.

- Третье и последнее правило бала предупреждает, что всё, происходящее за этой дверью, - тут одна из фигур, повернувшись, указала в темноту грациозным движением руки, - происходит только по взаимному согласию сторон. Никакого принуждения…

- Никакого насилия, - подхватила вторая, легко проводя рукой по спине Фрэнка, - только удовольствие, на которое согласны все участвующие.

- Нарушителя ждёт отлучение от бала…

- Навсегда…

Фрэнк уже немного свыкся с этим обволакивающим кружением и бесполыми голосами, его мысли и чувства, наконец, пришли к относительному спокойствию, и он осмелился произнести:

- Я уяснил правила, - и, немного помедлив, добавил: - Могу я обратиться с просьбой?

Одна из масок заинтересованно приблизилась к его лицу и шепнула:

- Слушаем вас, Господин.

- Мне нужна другая маска, закрывающая всё лицо, которая подойдёт мне. Я ошибся в своём выборе сегодня, и хотел бы исправить упущение.

- Господин получит то, что желает, - одна из фигур затушила свечу и исчезла в темноте. Спустя недолгое время пальцев опущенной руки Фрэнка коснулся предмет. Ухватив его, он извлёк из темноты маску, покрытую тёмной позолотой. Она неплохо сочеталась с его костюмом, хоть и была достаточно простой. Обычный овал с прорезями для глаз, покрытый золотом. Но, надев её на лицо, поверх первой, и затем, сняв мешающую полумаску так, чтобы лицо осталось незамеченным, он понял, что она отлично подходила по размерам и сидела удобно. Определённо, эти создания на входе были очень опытными привратниками. Сейчас, пообвыкший с обстановкой, Фрэнк не удивился бы, открыв, что к каждому посетителю, в зависимости от его поведения в темноте, маски демонстрируют разный подход.

- Чудесной ночи наслаждений, мой Господин, - сказала удаляющаяся от Фрэнка фигура. Юноша понял, что его приглашают следовать за ней, и послушно пошёл в ту сторону. Остановившись у массивных деревянных дверей, за которыми уже более явно различалась музыка, фигура в маске осветила ажурные золочёные ручки и потушила свечу. Фрэнк, вновь оказавшийся в неуютной темноте, тут же протянул руку, нащупав пальцами прохладный металл, и облегчённо выдохнул.

- Помните о правилах, Господин, - прошелестело над его ухом в последний раз, и пространство вокруг снова замерло, будто в этой темноте не было никого, кроме Фрэнка.

Решив не терять больше времени и боясь утратить только что обретённую уверенность, Фрэнк толкнул дверь, пропуская внутрь звуки струнного квартета и приглушённый свет.

****

Помещение, куда он попал, было знакомо юноше по предыдущим визитам в поместье баронессы. Но сейчас оно оставляло за собой совершенно другие ощущения. Округлая зала с помпезной широкой лестницей, поднимающейся по обе стороны у дальней стены, замыкалась небольшой площадкой, на которой сейчас расположились музыканты, играющие один из последних экспрессивных струнных квартетов Бетховена. Все они также были шикарно одеты и облачены в полумаски. Между Фрэнком и лестницей обширное свободное место, по которому в странном танце кружили пары со скрытыми лицами, и никто не обратил на нового гостя ни малейшего внимания. Всецело увлечённые своими спутниками, люди двигались, с одной стороны, будто бы соблюдая основные движения и позы знакомых Фрэнку по балам во дворце танцев, но с другой, в этих позах и жестах проскальзывало нескрываемое увлечение друг другом и раскованность, полное погружение в человека напротив. Состав пар был совершенно разным: тут были и мужчины, и женщины, и смешанные пары, и никому не было дела ни до кого, кроме своего спутника. Желание найти лучшего для себя партнёра на одну ночь – вот что читалось в блеске глаз за масками и напряжённых, сдерживающих страсть движениях. Их одежды были роскошными и умело, с фантазией подобранными. Дамы не стеснялись откровенных декольте и стройнящих узких корсетов, выгодно подчёркивающих их прелести как сверху, так и снизу. Мужчины привлекали богатыми тканями костюмов, некоторые соблазняли разнузданными и очень эротичными сорочками, свободный крой которых не стесняли ни безрукавки, ни сюртуки. Обтягивающие завышенные силуэты брюк и бриджей выгодно подчёркивали округлости ягодиц и стройную талию, стремительно переходящую в широкие мужественные плечи.

Огромная хрустальная люстра, что висела над танцующими, была украшена лёгкой прозрачной тканью разных алых оттенков: от нежно-розового до кроваво-тёмного, почти венозного цвета. Полотна ткани были очень длинными и расходились от люстры к высоким колоннам, полукругом обнимавшим место танцев, как лепестки огромной лилии, перевёрнутой головкой вниз. Эта ткань колыхалась, дышала и периодически скрывала за собой людей, она будто бы жила своей жизнью, и от этого ощущение нереальности происходящего только возрастало. Фрэнк уже давно забыл, кто он, где он и даже зачем пришёл сюда, полностью отдавшись атмосфере бала, будто попав в незнакомую, таинственную и безумно манящую реальность.

- Господин желает вина? Или, возможно, шампанского? - голос высокого слуги в маске вывел его из состояния оцепенения, и юноша коротко кивнул. Взяв с подноса глубокий бокал с рубиновой жидкостью, поднёс его к губам, чуть сдвинув маску вбок. Вино было невероятным, как и всё происходящее вокруг. Юноша неспешно прошёл к одной из колонн, чтобы улучшить себе обзор, и смаковал содержимое бокала. Густое, ароматное вино было терпким, чуть сладковатым и достаточно крепким, чтобы Фрэнк, не отужинавший в поместье, почувствовал лёгкое кружение головы уже на третьем глотке. Окинув зал взглядом, он увидел слугу с подносом закусок и жестом пригласил его приблизиться. Взяв несколько кусочков сыра и гроздь винограда, снова приник спиной к колонне, наблюдая за движущимися под звуки струнных парами. Джерарда нигде не было, но Фрэнк даже не смог расстроиться этому факту, так его захватило происходящее. «Что же дальше? Когда же и где начинается следующая часть бала?» - думал он, отправляя в рот виноградины и запивая вином. В голове приятно шумело, а тело наполнялось сладким предвкушением и томной негой, разливая тепло по каждой мышце.

****

Спустя недолгое время его наблюдений, за которое к нему подошли и попробовали пригласить на танец две женщины и несколько мужчин, которых он вынужден был огорчить отказом, по всей зале раздался низкий вибрирующий звук гонга. Музыка стихла, и пары, только что сплетавшиеся в танце, замерли. Фрэнк также насторожился, почувствовав, что сейчас последует следующее, более откровенное действо. Отмирая, пары, держась за руки, не спеша проходили между колышущимися лепестками ткани и исчезали, скрываясь от глаз юноши где-то за колоннами. Фрэнк немного выждал и пошёл следом за очередной парой. Освещения становилось всё меньше и меньше и, наконец, стало так мало, что очертания предметов и стен лишь неясно угадывались взглядом. Пары скрывались в различных коридорах, которые лучами расходились от круглой залы с лестницей. Он шёл по одному из таких тёмных ходов, периодически попадая в сквозные залы небольших размеров, где, сидя на мягких диванах и софах, лёжа, стоя на коленях, мужчины и женщины медленно начинали разоблачаться, лаская и поглаживая друг друга, ничего и никого не стесняясь. Эти невероятные картины проносились мимо сознания, становясь тем горячее и раскованнее для молодого юноши, чем дальше забирался Фрэнк вглубь дома в поисках непонятно чего. Его интимный опыт основывался всего на нескольких ознакомительных походах в бордель, которые устроил ему наставник, и общался там он исключительно с девушками. Они интересно и не без пользы провели время тогда, но ведь сознание наше устроено таким образом, что участвовать самому и наблюдать со стороны – это две разные истины. То, что открывалось глазам Фрэнка в некоторых помещениях, заставляло его сердце моментально ускорять ритм почти в два раза, а кровь - тягучими тяжёлыми волнами приливать к паху.

Идя по тёмному коридору и неожиданно запутавшись в бархатной портьере, он, сам того не желая, стал свидетелем эротической игры двух молодых мужчин (о, не было и малейших сомнений в их молодости! Эти прекрасно сложенные юные тела говорили сами за себя).

Из-за портьеры Фрэнку открывалась богатая комната в тёмно-вишнёвых тонах с множеством позолоты и массивной люстрой, с небольшим камином, в котором потрескивал уютный огонь, а перед ним на полу, на огромной бурой медвежьей шкуре два человека в масках не видели ничего вокруг, кроме себя. Эти юноши были так увлечены, что Фрэнк поневоле замер, чтобы не спугнуть неудовлетворённое, страстное желание, разлитое в воздухе. Они сидели перед камином, обхватив друг друга бёдрами, и ноги одного обвивали торс другого. Находясь ещё в одежде, которая, казалось, почти дымилась от жара их тел, они ненасытно ласкали ладонями грудь и шею избранника, подолгу задерживаясь у сосков, чтобы пропустить их между пальцами и снова взметнуться к шее. Их тонкие пальцы трепетно обводили ушную раковину, спускались к ключицам и дразняще скользили по кадыку. Сорочки, меж полами которых блуждали по груди их руки, были выпущены из поясов и свободно стекали по телу соблазнительными складками ткани. Вот один из них оголил плечи другого, решаясь на короткий, просящий поцелуй в губы, которому не мешали их полумаски, скрывающие лица. Фрэнк замер, потому что ответом на это было глубокое, проникающее и такое захватывающее слияние губ, что рука его невольно сжала портьеру сильнее, будто удерживая тело от падения. Мужчина, что так страстно ответил, жадно, со стоном повалил своего избранника на спину, не разрывая поцелуя. Лёжа сверху и чуть сбоку, держа обе руки юноши над его головой в цепкой хватке прижатыми к полу, свободной рукой он начал спускаться к его паху, поглаживая и сминая ткань бриджей, под которой явственно угадывалась возбуждённая плоть. Его избранник чуть выгнулся навстречу прикосновениям и издал глухой стон.

Фрэнк не мог и на секунду отвести глаз от разворачивающейся перед ним возбуждающей картины. Он отдавал себе отчёт, что никогда ещё за всю свою жизнь не видел ничего более откровенного, чувственного и обжигающего, чем ласки этих двух юношей. Они настолько открыто и безоглядно отдавались своей страсти, что Фрэнк, глядя на них, сам оказался до предела возбуждённым. «Это невозможно, - стучало в его мозгу, - такого просто не может быть. Я же только смотрю, я не касался себя ни разу, но нахожусь почти на грани, просто невероятно…» Меж тем любовники увлечённо ласкали друг друга, освобождаясь от ненужной ткани, распуская завязки… Наконец тот, что был сверху, развязав последнюю, обхватил пальцами возбуждённый орган лежащего под ним юноши, отчего тот громко застонал.

Почти не контролируя себя, Фрэнк облизал губы, взглядом неотрывно следя за движениями руки молодого мужчины, что то замедлялась, будто бы желая подразнить извивающегося от удовольствия партнёра, то, наоборот, набирала темп, то, совершенно остановившись, вдруг начинала большим пальцем обводить контуры, от чего по юному телу проходила судорога наслаждения. Фрэнк, сам того не осознавая, примерял все эти ощущения на себя, чувствуя, как начинает истекать соками, и как сдерживающая его плоть ткань становится чуть влажной от этого.

- Месье любит наблюдать? – такой знакомый, чертовски неожиданный голос над ухом едва не заставил юношу подпрыгнуть, впервые теряя зрительный контакт с объектами его наблюдения. - Тише, не отвлекайтесь от созерцания такой поистине превосходной картины. Эти двое прекрасны, не так ли? – тембр, который Фрэнк узнал бы среди тысяч других, сейчас будоражил воображение плохо скрываемым возбуждением, и слова обдавали нежную кожу у уха горячим сухим дыханием.

Он не нашёлся, что ответить мужчине. Он искал его, скользя тенью по этим тёмным коридорам, и не встретил, он вглядывался в каждый силуэт, предающийся плотским удовольствиям и чувственным наслаждениям, но ни в одном из них не угадывался объект его поисков. И вот сейчас, когда он уже совершенно потерял первоначальную цель визита среди бурного калейдоскопа возбуждающих картин, кружащих вокруг, тот сам нашёл его. Что в этом? Перст судьбы или простое глупое совпадение? В другое время юноша поразмышлял бы над этим, но не сейчас, нет, не сейчас, когда рука мужчины, затянутая в чёрную облегающую перчатку, окутанная кружевом белоснежных манжет, скользила по ткани безрукавки, намереваясь забраться между пуговиц. Жар от этой бесстыдной, но в целом, пока еще довольно невинной ласки, обжигал тело Фрэнка даже через слои ткани. Невольно задержав дыхание от прикосновений и осязаемой близости тела мужчины сзади, он хотел обернуться, чтобы увидеть такое знакомое очертание его губ и подбородка, блеск болотно-ореховых глаз в прорезях маски.

- Месье, вы пропускаете великолепное зрелище и безумно много от этого теряете, - жарким шёпотом обдало висок, и юноша, остановив поворот головы, даже почувствовал, как уха мимолётно коснулась тёплая кожа губ. Повинуясь, он снова вернулся к подглядыванию, и открывшаяся картина захватила его целиком.

Мужчины, чьи тела были распростёрты на шкуре, продвинулись намного дальше, чем того ожидал Фрэнк. Юноша, лежащий на спине в распахнутой блузе, что открывала взору то и дело вздымающуюся от учащённого глубокого дыхания грудь, бесстыдно раскинул в стороны бёдра уже обнажённых стройных ног, согнутых в коленях. Его голова была чуть запрокинута назад в экстазе. Он выглядел волшебно: точёная шея, протянувшаяся к ключицам напряжёнными канатами, скрытыми под бледной кожей; адамово яблоко, периодически ходившее вверх-вниз при сглатывании, вызывающе остро смотрящее в потолок. Между его бёдер, уверенно и требовательно покрывая тело поцелуями и лёгкими укусами, устроился его любовник. Он блуждал от напряженной чувственной шеи своего избранника до возбуждённо торчащих сосков, проводя влажным языком по гордому разлёту крыльев ключиц. Его обнажённая, освобождённая от ткани сорочки широкая спина с умеренными связками мышц, перекатывающихся под кожей, была вызывающе прекрасна.

Дата добавления: 2015-11-13