6 страница

Лифт снова проскрежетал, давая понять: если уж ты хочешь выбраться, то давай пошевеливайся. Вечно я висеть не собираюсь. Не успеешь – не моя вина.

И я успел.

Хуже всего было, когда я выползал из кабины. Лифт мог сорваться в любой момент и унести с собой вниз аккуратненько половину моего тела. К тому же то ли лазейка оказалась не такой широкой, или же я из-за разгорающейся боли в ключице не мог проявить достаточную ловкость... в общем, я едва не застрял в проклятой дыре. Когда, наконец, я выбрался из гробообразной ловушки, то рухнул без сил на пол. Через две секунды услышал, как кабина сорвалась с места и умчалась вниз. Скрежета было меньше – значит, и падение происходило на порядок быстрее.

Повезло...

По зданию разнёсся далёкий гул. Незадачливый механизм достиг дна шахты.

Судя по всему, я попал на третий этаж. Здесь всё было полностью обесточено: и пышные люстры, свисающие с потолка, и лампы на стенах, стилизованные под керосиновые светильники. Коридор не то что выглядел захламлённым... тут было даже чисто, но в каждом углу витал стойкий дух ветхости. Казалось, доски пола вот-вот проломятся. Или обвалится потолок. Двери, ведущие в номера, казались тоньше папиросной бумаги. Цветы, вставленные в примитивные фарфоровые фазы, превратились в трутни.

За стенами раздавался постоянный шорох – негромкий, но безостановочный, будто там шуровал целый ворох тараканов. Может, так оно и было: в досках было достаточно щелей, чтобы в них могли прятаться орды насекомых.

За неимением лучшего варианта я пошёл вперёд по коридору, держа курс на окно, которое синело на том конце. Рана на ключице продолжала кровоточить, но, обследовав её, я убедился, что кости и органы не задеты. Лезвие лишь рассекло кожу. Конечно, было бы здорово продезинфицировать и перебинтовать порез, но поблизости не было видно ни спирта, ни чистой ткани. Порвать куртку не первой стерильности, чтобы наложить на рану, я не решился.

Джош был где-то рядом. Я чувствовал его присутствие. Поломка лифта вряд ли была простой случайностью. Нападение монстра, порванный трос, кабина, застрявшая у третьего этажа – если вдуматься, в этом просматривалась какая-то логика. Извращённая, конечно, но имеющая свой смысл. При допущении, что я попросту не схожу с ума...

– Джош? – позвал я. Пустой коридор повторил имя моего брата; эхо проникло во все номера. Он должен был услышать мой зов.

– Джош, где...

Я остановился. Коридор впереди ответвлялся направо. И на стене прохода алел большой знак, нарисованный очень тщательно: большой круг, в нём три маленьких круга. Внутренние круги были «прибиты» к окружности внешнего короткими прямыми линиями. Этот знак я уже видел.

На стене склепа. «Розовые Высоты».

Нечто зловещее, отталкивающее чувствовалось в незамысловатом символе, который фосфоресцировал в темноте. Когда на него падал свет фонаря, он принимал тёмно-бурый, почти черный оттенок. Я подошёл к знаку вплотную и осторожно провёл пальцем по внешнему кругу. Палец остался чистым. Если знак и нарисовали, то достаточно давно – краска успела въесться в стену.

За спиной кто-то засмеялся невесело и сдавленно, будто пытался остаться незамеченным. Я обернулся. Там была дверь номера с большим проломом посредине, на уровне моего лица. Смех доносился оттуда из номера.

– Джош? Это ты?

Смех прекратился – не оборвался резко, а стал тише и затих... растаял.

– Боюсь, я не та, кого ты ищешь. Сюда никто не приходил очень, очень долгое время.

У женщины был приятный низкий голос, который создавал ощущение домашнего уюта. Таким голосом можно читать сводку новостей. Или рассказывать детские сказки на ночь. Она была явно немолода, но и образ пожилой старушки не вязался с голосом.

– Кто вы?

Из чёрной дыры пролома, казалось, подул тёплый летний ветерок.

– Ох, мальчик мой, я надеюсь, что всё-таки смогу вспомнить ответ на твой вопрос. Если не сейчас, то когда-нибудь...

Я шагнул вперёд, ближе к пролому. И тут же почувствовал, как ветер утих. Кем бы ни была женщина в номере, она не хотела, чтобы я подходил к ней, и уж тем более, чтобы входил в номер. Я не осмелился идти дальше.

– Что вы делаете в этом отеле? Мне казалось, это место давно заброшено...

– Я не могу уйти отсюда, – женщина вздохнула. – Пока есть незавершённые дела, я просто не позволю себе уйти.

– Но ведь... тут довольно жутко, – я непроизвольно оглянулся, чтобы убедиться, что за спиной никто не стоит. Нет, пусто, только проклятый знак на стене разгорается всё ярче и ярче. – На вашем месте я бы как можно скорее закончил все дела и ушел отсюда.

– О да, – в голос сквозила печаль. – Но мне нужно найти здесь то, что я потеряла... я всегда была такой легкомысленной, теряла всё, что только можно... а теперь всё, что осталось – это воспоминания о прошлых днях. Если только ты бы смог помочь мне их отыскать...

Я нахмурился:

– Вы хотите, чтобы я нашёл ваши воспоминания?

Ну конечно. Кто ещё станет жить-поживать в пустом отеле. Сдаётся мне, что женщина по ту сторону двери относилась к племени умопомешанных.

– Тебе это так же трудно понять, как мне трудно вспомнить, – теперь она скорее шептала, чем говорила; мне пришлось наклониться вперёд, чтобы различать слова, но подойти ещё на шаг я не рискнул. – Тёплый солнечный зайчик, пляшущий на водной глади... сладкий аромат конфет, витающий в воздухе... шёпот ветра, который шелестит листьями деревьев...

Уверенность в правильности своей догадки возрастала большими скачками.

– Я ничего не понимаю, – громко прервал я. – Я бы рад помочь, но я не понял ни слова из того, что вы сказали.

–... три маленьких окошка в прошлый мирок, – похоже, она не услышала меня вовсе. – Да, их было ровно три, хотя бы это я не забыла...

– Не понимаю, – обречённо повторил я.

– Ничего. Я теперь сама себя редко когда понимаю. Но ты поймёшь, когда увидишь, что я имела в виду... мне так кажется. Просто не забудь захватить их с собой, когда будешь возвращаться.

– Хорошо, – сказал я, лишь чтобы прекратить странный разговор. – Но послушайте, я здесь вообще-то ищу своего брата. Его зовут Джош, такой черноволосый мальчик. Я думаю, он на этом этаже. Неужели вы ничего не видели?

Она замолчала. Я начал беспокоиться, как бы женщина «по ту сторону» не затихла вовсе, когда голос грустно произнёс:

– Это место проклято. Здесь происходили ужасные вещи. Потому тут теперь повсюду висит мрак. Найди брата поскорее. Здесь не место для ребёнка.

– Так вы не видели его? – с разочарованием спросил я.

– Увы, ныне я забываю быстрее, чем запоминаю. Извини.

Разговор был завершён. С минуту я пялился в чернильную глубь пролома, но женщина больше ничем не давала о себе знать. Даже не дышала, что ли...

Лишь когда я отвернулся от двери, чтобы идти дальше, она сказала:

– У тебя такой приятный голос.

И она рассмеялась – коротко и болезненно. Так смеётся человек из-за непрекращающейся щекотки или приступов истерики, но никак не по собственному желанию. Шея покрылась холодным потом. Я поспешил пройти дальше, побыстрее оставить за спиной номер с невидимой женщиной и алый знак, который, казалось, навечно отпечатался на внутренней стороне век. Но даже с противоположного конца коридор было слышно, как женщина что-то напевает под носом: отрывочный, не очень мелодичный мотивчик, напоминающий колыбельную.

Двери некоторых номеров были приоткрыты, и я задерживался возле них, чтобы заглянуть внутрь – а вдруг Джош спрятался там?.. В номерах было светлее, чем в коридоре, зато грязи скопилось больше. Кровати без постельного белья, голые доски шкафчиков-тумб, везде одинаково вонючие ванны и унитазы. И пустота. В коридоре было хоть какое-то разнообразие – иногда я видел на стенах большие холсты, покрытые пылью. Темы картин были незамысловаты – какие-то ангелы, женщины, парящие в небесах и держащие младенцев в руках. Иной мог бы подумать, что тут церковь, а не отель. Я лично никогда не одобрял чрезмерное увлечение религиозной атрибутикой в светских местах.

В одном из номеров меня ждал сюрприз в виде обвалившегося потолка. Дыра на потолке зияла как раз над шкафчиком, и мне пришла в голову шальная мысль, что я мог бы попытаться взобраться наверх, на четвёртый этаж. Через пару секунд размышлений идея перекочевала из разряда шальных в категорию вполне обоснованных. Джош был по-прежнему рядом, но на этом этаже я его не нашёл. Следовало проверить другие. Если уж я усмотрел нити логики во всех предыдущих событиях, то обвал потолка, который открывал мне путь наверх, был ничем не хуже.

Фыркнув собственной мысли, я стал делать себе путь наверх. Сначала подпёр шкаф обломившимися досками, чтобы он не раскачивался, потом подтащил низкий столик, который стоял у окна, и взобрался наверх. Так как раненое плечо продолжало болеть, мне нужно было при подъёме большую часть веса перенести на здоровую руку. Острые концы сломанных досок потолка впились в ладони, когда я сделал рывок наверх. Один из армейских жетонов, болтающихся на шее, едва не застрял между досками, но я усилием выдернул его из щели.

Несмотря на то, что я действовал со всей осторожностью, левое плечо у ключицы всё равно полыхало болью в конце операции «Подъём». Стиснув зубы, я присел на корточки и ждал, когда боль утихнет. Женщина далеко-далеко продолжала напевать, и мне захотелось крикнуть ей во весь голос: «Заткнись!». Но вместо этого я встал и вышел в коридор.

Братья-близнецы... Даже картины, кажется, здесь были те же самые, что на третьем этаже. Интересно, есть ли на этом этаже своя сумасшедшая, которая сидит в номере с пробитой дверью?.. Я с горечью усмехнулся.

Как выяснилось во время исследования этажа, всё-таки кое-какие различия имелись. В первую очередь они заключались в груде мусора, который буквально блокировал коридор с одной стороны. Будто какой-то бульдозер проехал по коридору и собрал весь хлам тут. Пересечь сие безобразие, не покрывшись пылью и грязью с ног до головы, было невозможно. С той стороны коридор разделялся в виде буквы «Т». Боковой коридор, насколько я мог видеть, был освещён мутным красноватым светом. Если смотреть прямо, то казалось, что впереди такая же мгла, как в остальной части коридора, но стоило немного отвести взгляд... да, именно багрово-красный оттенок. Как лампы, которые зажигаются во время боевой тревоги.

Нужно было попасть на ту сторону мусорной черты, чтобы выяснить, что излучает этот необычный свет.

Но я не успел ничего сделать. Случилось нечто, отбившее у меня всякое желание оказаться в боковом коридоре.

Нечто было предвещено тараканами – полчищами крупных чёрных тараканов, которые вдруг поползли из бокового коридора. Их было очень много, они налезали друг на друга и на стены, не помещаясь в тесном проходе. Движение было не хаотичным – вся чёрная армия целеустремлённо маршировала вперёд, вперёд и только вперёд. Их спины слабо отражали то красное сияние, окаймляясь алым, как грозовые тучи. Я смотрел на тараканов, открыв рот, начисто выпав из окружения – всего, что здесь происходило.

Потом пришёл Он. Оно. Это. Нечто. Можно было долго подбирать ему имена, наделяя названиями всех своих потаённых страхов. Ночной Монстр, Бугимен, Неименуемое Чудовище... Властелин Ужаса. Да только вряд ли он отзывался хотя бы на одно из этих красочных имён.

Доски пола жалобно скрипели под его мощной поступью. За мгновение до того, как он появился в поле моего зрения, я присел и юркнул за какой-то ящик, который лежал в куче: сработали древние инстинкты самосохранения. Река тараканов расступилась, чтобы дать проход ему. И я увидел то, что потом не забывал никогда, помнил каждое мгновение своей жалкой жизни.

Могучее восьмифутовое тело, обмотанное подобием грязной рясы. Большая треугольная пирамида цвета ржавчины, сделанная из цельного металла полностью покрывала его голову. Монстр двигался с явным трудом, волоча за собой исполинский нож шести футов в длину, лезвие которого громко скрипело, когда тёрлось о доски пола. Каждый шаг пирамидоголового чудовища сотрясал старый отель до фундамента, и сам я тоже качался вместе со зданием. В голове царила только одна мысль: «Лишь бы пронесло... Лишь бы он меня не увидел...».

Но он увидел.

Он остановился в самой середине коридора, взмахнул свободной рукой, которая выглядела как одна большая гора мышц. И развернулся в мою сторону. Я почувствовал, как кровь сворачивается в моих венах, и я превращаюсь в сидячую каменную статую. Время прекратило свой бег, отель уплыл в сумрак. Во всём мире остались только мы двое – я и пирамидоголовый палач, который смотрел на меня в упор. Красная пирамида оставалась глухой и неподвижной, но я чувствовал, что как никогда близок к смерти... или к чему-то похуже.

Но он не стал меня трогать. Видимо, решил, что слишком рано. А может, я не представлял для него никакой ценности, и он задержался лишь по той же причине, по которой мы иногда останавливаемся, чтобы взглянуть на комара, который сидит на оконном стекле.

Нож снова издал сухой скрип, когда монстр поволок его за собой. Он уходил дальше по боковому коридору, освещённый едва заметным красным сиянием, и река тараканов послушно потекла вслед за ним. Я судорожно выдохнул воздух, который слишком уж надолго застоялся в лёгких, и без сил свалился на грязный пол отеля.

Глава 6

На краю. – Потерянные воспоминания. – Ключ. – Падение. – Сирены. – Мёртвый сад. – Нерабочий час мэра Бартлетта. – Нехорошие времена. – Восставший из могилы. – Туннель.

Это очень страшно, когда под тобой нет опоры, и ноги беспомощно болтаются в пустоте. Ещё неприятнее чувствовать, как пальцы соскальзывают с зацепки, и тебя неумолимо тянет вниз. Но хуже всего – видеть, что всего в двух шагах стоит человек, который может помочь – должен помочь! – но не делает этого.

– Джош! – закричал я. – Помоги мне!

Мальчик не шевелился. Его фигура чётко выделялась на тёмно-синем фоне окна. Джош смотрел на меня, не мигая, задумчиво и равнодушно. А тем временем остатки сил меня покидали, и я всё ближе был к тому, чтобы сорваться с края.

Так умирает вера в добро.

Я был в отеле. В «Гранд-отеле» – уютном гнёздышке для туристов, которое свили власти Сайлент Хилла. Муниципалитет уж канул в Лету, но дело их рук оставалось. Хотя люди ушли, место жило собственной жизнью, которая никак не зависела от того, приходят ли сюда старушки в ярких очках и толстые богачи с зализанными волосами, чтобы снять номер. Я бродил по тёмным коридорам не меньше сорока минут и сполна почувствовал, что я тут незваный и нежеланный гость. «Гранд-отель» ненавидел меня. Ненависть выражалась буквально во всём. В лифте, который ломался во время подъёма. В пирамидоголовой твари из плохих снов, которая могла бы при желании проткнуть меня большим ножом. В шёпоте и шорохе за стенами, которые перемещались вслед за мной. В темноте, которая всё сгущалась и сгущалась, отвоёвывая пространство у тонкого луча фонаря. И, наконец, в досках пола, которые с энтузиазмом проламливались под моими ногами.

Сайлент Хиллу и Глену никогда не стать добрыми соседями...

В одном из номеров я нашёл то, о чём говорила мне женщина. Если бы она потрудилась походить по номерам, то давно отыскала бы свои воспоминания. Всё оказалось просто. Три маленьких окошка в прошлый мирок, говорила она. На мой взгляд, это несколько высокопарное название для почтовых карточек, рекламирующих местные достопримечательности города. Карточки лежали на подоконнике, освещённые зыбким уличным светом; потому я их и заметил. Фотографии были весьма примитивными. Для лодочной прогулки по озеру можно было подобрать лучший кадр, нежели фотография воды, которая была безнадёжно испорчена солнечными бликами,

(тёплый солнечный зайчик, пляшущий на водной глади)

с парком развлечений с большой натяжкой был связан снимок леденцов, высыпанных в фарфоровую посуду,

(сладкий аромат конфет, витающий в воздухе)

и я так и не уразумел, причём тут местная больница, когда на карточке – примитивнейший кадр большого дерева, снятый с самого неудачного ракурса.

(шёпот ветра, который шелестит листьями деревьев)

Да, это были они – те самые потерянные воспоминания. И фотографии, несмотря на простоту, выглядели весьма жизнеутверждающе в этом мрачном окружении. Три светлых пятнышка в кромешной мгле. Я бережно положил их в карман. Может, дама в номере и попрощалась с разумом, но это не повод игнорировать её просьбы о помощи.

В номере я нашёл ещё карточки. Они были разбросаны по полу, пара карточек валялась прямо на кровати. Карусель из парка развлечений, пейзажи улиц, маяк возле озера, причал, детский приют... С детским приютом в последние годы в нашем округе были связаны не шибко радостные истории. Но если я буду вспоминать их, стоя в заброшенном отеле, то нервы явно не выдержат. Я оставил снимки на полу и вышел.

... – Джош!

Бесполезно. Пальцы стали мокрыми, заскользили по сломавшимся доскам, покрываясь занозами. Раненое плечо заныло с новой силой. Я падал.

А подо мной разверзлись два этажа абсолютной пустоты.

В последний миг – уже разжимая пальцы и покорившись силе тяготения – я увидел, что Джош шевельнулся. Он сделал шажок в мою сторону, и в глазах зажглось какое-то чувство – то ли страх, то ли сочувствие, то ли удивление. Но он хотел помочь. Он хотел помочь мне. С тёплым осознанием этого я завопил, рассекая воздух спиной. Всё же попытался сгруппироваться в полёте, чтобы не упасть раненой ногой. Удар. Снова темнота. Как она мне надоела...

Тьма здесь, тьма там. Тьма в коридорах. Я прошёл сквозь неё и вернулся живым и невредимым. Алый знак встретил меня радушным свечением. Дыра на двери номера была на месте. Женщина больше не пела, но я слышал её медленное взволнованное дыхание по ту сторону.

– Нашёл своего брата? – спросила она.

– Нет.

«Зато видел большое существо с пирамидой на голове», – хотел с горечью добавить я, но промолчал. Женщине ни к чему это знать. Если она тут действительно живёт так долго, как говорит, то одно из двух: либо она уже видела Пирамидоголового, либо судьба миловала её. В любом случае, менять ситуацию ни к чему.

– Я, кажется, отыскал то, о чём вы говорили...

Я вытащил из кармана карточки, протянул их в сторону двери. Вдруг меня охватил страх, что женщина рассмеётся или, того хуже, расплачется прямо сейчас: «Это же всего лишь куски бумаги! Это не то! Мне нужны воспоминания!».

Снова подул тёплый ветер. На этот раз он был хорошо ощутим. Ветер поднял карточки, которые лежали на моей ладони, и увлёк их в пролом. Я не удивился. Женщина забрала у меня карточки – значит, это то, что надо. Хоть одно полезное дело сделал.

– Спасибо, мой мальчик, – голос стал очень тихим, как шелест опадающих листьев. Забыв о том, что нельзя приближаться, я сделал шаг, оказавшись совсем близко от двери. Ничего предостерегающего при этом я не ощутил.

– Да... теперь я вспомнила... всё вспомнила... о, это было такое замечательное время... я помню...

– Рад за вас, – смущённо пробормотал я.

– Я вспомнила, мой мальчик. Теперь я могу вспоминать то. Твой брат... он проходил здесь. Пробежал мимо, меня не заметив, и я тоже о нём сразу забыла... вместе со всеми остальными воспоминаниями. Он вошёл в дверь напротив моей...

Сердце забилось учащённо. Я обернулся. Боковой коридорчик заканчивался невзрачной дверью, ведущей в служебное помещение отеля. Я её дёргал за ручку по пути. Дверь была заперта на ключ.

– Но ведь там заперто, – сказал я с недоверием. – Как он прошёл туда? И как туда попаду я?

Ответа не было.

– Мэм?..

Тихо. Я вслушался и понял, что дыхание пропало. Зато в номере что-то звякнуло – как монета, упавшая на пол.

Ну, или ключ.

– У вас есть ключ от той комнаты?

Она не отвечала, но в этот момент мне показалось, что я многое понял. Кто ещё могла упорно сидеть в покинутом отеле, как не та, кто здесь когда-то работала? Кому, как не сотруднице отеля, было известно, что за «ужасные вещи» тут творились? У кого лучшие воспоминания прошлых лет могли храниться в замызганном номере, если не у женщины, которая провела здесь значительную часть своей жизни?

... и, в конце концов, у кого могли быть ключи от всех номеров?

– Мэм?

Ни голоса, ни смешка, ни дыхания. Как-то само собой пришло понимание того, что номер опустел. Получив свои желанные воспоминания, женщина освободилась и ушла. Куда, зачем, как – вряд ли мне дано узнать ответы на эти вопросы. Но я мог зайти в покинутое обиталище и забрать то, что она оставила мне напоследок в благодарность.

Мне даже не понадобилось переступать порог. Под моей ладонью дверь легко отошла и наткнулась о лежащий на полу ключ. Прежде чем нагнуться за ним, я осмотрел номер. Он был таким же, как все остальные. Та же синева окна, почерневшие обои, кровать без белья. Никакого признака того, что тут секунду назад был человек. И ключ – холодный, как лёд, обжигал кончики пальцев. Я ушёл из этого места очень тихо, ступая на цыпочках. Навалилась такая жуть, что кожа на затылке стала собираться в пучки.

По крайней мере, женщина-призрак меня не обманула. Ключ подошёл к указанной ей двери, и за ней был Джош. Он стоял возле окна. Доски пола в этом помещении сгнили до того, что похрустывали с каждым шагом, но я на радостях не обратил на это внимания. За что и поплатился – два-три шага к брату, и пол подо мной обломился. Я успел каким-то невообразимым образом зацепиться руками за край досок. Джош мог бы мне помочь, не дать мне свалиться с многофутовой высоты. Но он не сделал этого, и теперь я лежал один посреди космической мглы, с едва брезжащим сознанием и болью, которая пронизывала тело с макушки до пяток.

«Джош...».

Понадобилось время, прежде чем я пришёл в себя. Я упал ничком с третьего этажа в бар-ресторан, занимающий по высоте сразу два этажа. Прямо на голый пол. Но могло быть и хуже: в ресторане поодаль друг от друга до сих пор стояли столики со стульями. Я мог угодить на один из стульев, и тут уже не обошлось бы без переломов.

Я поднялся на колени, постанывая от боли. Спина стреляла острыми зарядами вместе с каждым шевелением. Фонарь, слава Богу, не сломался и продолжал рассеивать стену темноты. Рядом была большая двустворчатая дверь. По обе стороны от неё – окна с побитыми стёклами. Судя по нескольким жухлым листьям, которые мне удалось разглядеть в окнах, дверь вела в оранжерею отеля.

Я посмотрел вверх. На потолке зияла дыра неправильной формы.

– Джош! – громко позвал я, вспоминая его жест в последний момент. Может, он решит со мной заговорить...

С потолка посыпались крупинки какой-то грязи, попали мне на волосы.

Мне внезапно стало душно в этом, казалось бы, просторном помещении. Вся эта бесконечная беготня, поиски, падения... в чём смысл? Джошуа всё равно будет убегать от меня, не давая себя поймать. Для него это, видать, игра, немного пугающая, но интересная, как раз в его вкусе. Оставь-с-носом-старину-Алекса. Та самая, в которую так любил играться наш отец при молчаливой поддержке матери. Здесь не родительский дом, а чёрт знает что, но смысл действа остаётся прежним – как в тот день, когда меня лишили обеда за то, что я неосторожно щелкнул Джоша по носу и случайно задел пальцем глаз.

А если совсем хорошо вдуматься, то нелепость происходящего станет ясной, как солнечный день. Что Джош может делать в заброшенном отеле из соседнего города, который кишит призраками и монструозными тварями? Это абсурд. Нет его здесь – не может быть. Галлюцинация. Болезненное видение. Игра света и тени. Неуёмная фантазия. Настоящий Джош ждёт моей помощи где-нибудь совсем в другом месте.

Я здесь один...

– Один, – сказал я вслух.

Уйти! Не участвовать больше в этом глупом развлечении. На улицу, на свежий воздух, к дьяволу эти постоянные синяки и ушибы. Я рьяно заковылял к двери в оранжерею.

Оранжерея была ровно такой, какой она могла быть в подобном месте. Большинство растений иссохли, оставив после себя только голые кривые стволы-скелеты. Но иная флора была ещё жива: какие-то чахлые кусты, которые жались к почве, и посадки с большими тёмно-зелёными листьями ядовитого вида. Аллея пронизывала прямым лучом это чудо садоводства и заканчивалась очередной двустворчатой дверью, которая на этот раз вела на внешний сад. Я быстро прошёл к ней и дёрнул за красивую золочёную ручку. Дверь недовольно заскрипела, но и не думала растворяться. Я нажал сильнее. Заело намертво...

В сердцах чертыхнувшись, я повернул назад. Ничего, есть другие выходы из отеля. Из ресторана в холл, оттуда на памятную туманную улицу с зелёной табличкой.

Но и этот план сорвался в самом начале. Вторая дверь, через которую я вошёл в оранжерею, тоже отказывалась двигаться. Будто покрылась многолетней ржавчиной за одну минуту, которую я здесь находился. Я с остервенением дёргал ручку, наваливался здоровым плечом – без толку. Меня замуровали в умирающем саду, чтобы я вдосталь полюбовался здешними экзотическими растениями. А потом пополнил ряды скелетов своим собственным.

Я закрыл глаза, три раза глубоко вдохнул. Спокойно. Нет причин паниковать. В конце концов, я могу выйти отсюда, разбив окна. Стены не собираются сомкнуться и раздавить меня, как в склепе...

Разомкнув веки, я увидел, что золочёное покрытие улетучивается с дверной ручки: срывается с лёгким противным шелестом, как скорлупа с яйца, и возносится наверх, попутно рассыпаясь в серую пыль. Под золотом стремительно обнажалась коричневая ржавчина с тёмными потёками... кровь?

Я обернулся.

Преображалось всё. Краска отлипала от пола и, игриво кружась, улетала наверх. Дерево темнело, металл покрывался давнишней окисью. Шелест наполнил оранжерею. Он был слышен даже сквозь механический вой пожарной сирены, который проснулся где-то далеко, на горизонте. Та оранжерея, которую я видел и знал, тот отель, тот мир... всё стиралось, облупливалось, как белая маска клоуна, под которой обнаруживается чёрное ухмыляющееся лицо с жёлтыми зубами. И взамен приходили ржавчина, стальные решетки, колючая проволока; нечто, что разум отказывался воспринимать, списывая на игру воображения. Обратная, невидимая сторона тех вещей, которые мы привыкли видеть каждый день.

Сорок секунд, и это прекратилось. Сирены затихли, частицы краски и лака, вьющиеся в воздухе, исчезли. Под ногами звенела решетка с крупными ячейками. Пропала дверь в ресторан – теперь за спиной высилась сплошная железная стена, покрытая ржавчиной. Зато с неохотным поскрипыванием отворилась дверь, которая выходила в сад. Получалось, выбора у меня больше не было.

С головой, идущей кругом, я вышел из оранжереи.

Туман сгинул. На улице было темно и прохладно. Почему-то мне показалось, что над головой висят тяжёлые тучи, которые не поливают сад дождём исключительно из-за своего нежелания дать пищу здешним растениям...

... растениям?

Не было тут никаких растений. То, что было садом, превратилось теперь в пародию. В землю были повсеместно всажены давно умершие, превратившиеся в палку стволы. И ни одного нормальной формы – сплошь уродливо искривленные и вывернутые. Ничего живого тут не было, кроме человека, который стоял в центре этого безобразия возле какого-то холмика из красной глины. Человек прикладывался к бутылке, выпивая из горла, поэтому я не сразу увидел его лицо. А когда увидел, то не понял, плакать полагается мне или смеяться.

– Мэр Бартлетт?!

Он опустил бутылку, которая почти успела опустеть, и без любопытства посмотрел в мою сторону. Меня словно ударили по лицу. Больно было видеть, насколько деградировал этот уважаемый мной человек. Грязнуля Кертис вовсе не сгущал краски, когда нелестно отзывался о Бартлетте... Мэр был мертвецки пьян, так и покачивался из стороны в стороны, еле держась на ногах. Взгляд мутный и плавающий, сфокусированный куда-то на горизонт, но только не на мне. Официальный костюм с галстуком, который он всегда носил, выглядел сейчас скорее насмешкой – ткань была испачкана землёй и нещадно изорвана, обильно вылезли нитки из рукавов, плохо завязанный галстук сполз на живот. Но это было ещё меньшее... Неприятнее всего меня поразили изменения, произошедшие с самим мэром. Он сильно поседел и облысел с тех пор, как я видел его в прошлый раз. Подтянутая фигура расплылась, кожа стала дряблой и старческой... Это ж сколько часов в день надо беспробудно глотать горькую жидкость, чтобы за пару лет довести себя до такого плачевного состояния?

– Мэр Бартлетт, – сказал я, – мне нужно с вами поговорить.

– Ну-у, – он громко икнул, глядя поверх моего плеча, – зап-пишитесь на приём в мой офис. Сейчас у меня нерабочий час.

Где-то под тёмными небесами изменившегося мира выл ветер, и скелеты деревьев отвечали ему протяжным стоном.

– Какой такой офис? Вы же пьяны как не знаю что! – воскликнул я. – И потом, мне нужно задать вопросы прямо сейчас. Вы меня вообще узнаёте? Мой отец – шериф, вы с ним часто встречаетесь.

– Какой шериф? – мэр почесал затылок. Я заметил, что его ногти окаймлены чёрной полосой. Руками, что ли, он тут в земле копался? – Ах, тот ублюдок Адам Шепард? Шериф... Да этот недоумок и бакалейную лавку не сможет защитить. Если ты его сын, то проваливай отсюда тем более. Мне нужно...

Он неопределённо махнул рукой. Было видно, что он не отдаёт себе отчёта в том, что говорит, поэтому я не обиделся.

– Послушайте, мэр Бартлетт, мне нужно узнать, что за чертовщина творится в Глене. Как мэр, должны же вы что-то знать, если даже от других толку мало. В конце концов, вы отвечаете за этих людей...

Дата добавления: 2015-11-14