Алан Бэдминтон

Меня зовут Алан Бэдминтон. Вы не представляете, какое для меня удовольствие говорить это перед аудиторией. Видите ли, больше пятидесяти лет мне было крайне трудно говорить людям, кто я такой. Да, эта простая задача, которую большинство людей решают безо всяких затруднений, всегда вызывала у меня столько разочарований, беспокойства и болей в сердце.

Я знаю, что начал заикаться примерно с трех лет и, хотя меня сразу начали лечить, не помню больших затруднений до тех пор, пока я не пошел в грамматическую школу (школа с очень высокими стандартами обучения) в возрасте 11 лет. В первый же день когда заполняли журналы, я испытал огромные трудности, чтобы сказать моё имя и адрес перед тридцатью другими учениками, большинство из которых были мне совершенно незнакомы. Эти воспоминания до сих пор стоят у меня перед глазами.

Чтение вслух перед классом было ещё одной катастрофой. Поскольку все читали по порядку, я точно высчитывал (десять парт передо мной) какой абзац я буду читать. Пораженный тем, что в моем отрывке полно слов, в которых я знал, что у меня будут проблемы, я отказывался и молчал. Чтение переходило к следующему ученику. Это был один из первых примеров приближения и избегания опасной ситуации, которые я могу вспомнить.

Дальнейшая речевая терапия проходила без большого успеха. Я мог читать вслух у логопеда, но не мог задавать вопросы или отвечать на них в классе. Я знал ответы, но не мог осмелиться поднять руку из страха выставить себя дураком. Другие ученики получали похвалы за ответы, подсказанные мной.

Я учился, и ситуация ухудшалась. Пришло понимание того, что я никогда не смогу говорить перед аудиторией. Я чувствовал, что мне также крайне тяжело разговаривать с малознакомыми людьми. В компании близких друзей я был достаточно раскован, а в присутствии незнакомых (и малознакомых) людей мне всегда было трудно говорить.

Понимаете, у меня всегда были особые проблемы со словами, начинающимися на букву «b» (к несчастью, моя фамилия Badmington). Также я испытывал проблемы с «c, d, f, g, j, k, m, n, p, s, t» и «v».

Следовательно, я старался не употреблять эти слова и заменять их на синонимы, которые не начинались с этих жутких букв. Мое участие в беседе было, без вариантов, коротким (состоящим из нескольких наспех придуманных и тщательно отобранных слов), и я выходил из разговора. Я никогда не мог давать подробных объяснений – я специально вмешивался в разговор, когда другие говорили, чтобы внимание не фокусировалось на мне, когда я начну говорить.

Итак, в столь раннем возрасте мои негативные убеждения уже формировались. Я полагал, например, что:

- я не смогу говорить перед группой людей или людьми, которых я не знаю лично;

- я не смогу использовать слова, начинающиеся на «b, c, d» и т.д.

- я никогда не смогу давать подробные объяснения;

- я никогда не смогу говорить, если буду в центре внимания окружающих людей;

- только другие люди могут выступать в вышеописанных ситуациях (и я завидовал тем, кто может говорить, не задумываясь и безо всякого волнения).

Как хороший спортсмен я выступал в школьных командах и имел преимущества перед другими в моей возрастной группе. Мои ровесники мной восхищались и, в отличие от многих присутствующих здесь людей, я не могу вспомнить, чтобы надо мной смеялись или дразнили из-за моего заикания.

Раньше, я уже говорил, что у меня были проблемы с тем, чтобы сказать мое имя. И вот, когда однажды меня выбрали участвовать в престижном спортивном мероприятии, случился провал, о котором мне больно вспомнить. Я вовремя пришел к месту соревнований со своим снаряжением, но не нашел в себе достаточно храбрости, чтобы подойти к стойке регистрации и представиться. Они не знали меня, я не мог им сказать – в итоге я не участвовал в игре.

ПОСТУПЛЕНИЕ НА СЛУЖБУ В ПОЛИЦИЮ

В возрасте 19 лет я принял очень важное решение в своей жизни. И именно под влиянием того, что я заикался. Я осознавал, что заикающийся человек может сознательно пойти по вполне безопасному для себя жизненному пути, если будет избегать социального общения, т.е. выберет для себя работу, где не надо будет много говорить и будет мало ситуаций, в которых он будет вовлечен в общение с другими людьми. Просто, не правда ли? Если вы не говорите, вы не заикаетесь.

У меня был выбор таких профессий, но я решил, что этот путь не для меня. Я чувствовал, что готов принять вызов и поэтому поступил на службу в полицию.

В то время процедура собеседования была короткой и несложной и состояла всего из нескольких вопросов (связанных с проверкой характера). Избегая проблемных слов, я отвечал на вопросы очень внимательно и меня приняли. Поразмыслив, я пришел к выводу, что вероятно на решение повлиял и тот факт, что мой дядя долгое время работал сотрудником местной администрации.

Сегодня такое собеседование длится два дня и включает большое количество речевых ситуаций. Если бы так было и в то время, меня не взяли бы на эту работу.

Патрулируя улицы, мне удавалось достойно выполнять свои обязанности, прибегая к многочисленным уловкам избегания речи, например, я рисовал людям картинки, когда меня спрашивали о том, как пройти куда-либо.

Кошмар наступил, когда мне пришлось давать показания в суде в первый раз. Я не смог дать присягу. Я не смог перейти через второе слово «клянусь».

До сих пор я помню как заходил за стойку свидетелей, клал левую руку на библию, поднимал мою правую руку и говорил «Я к-к-к-…, я к-к-к-…, я к-к-к-…, я к-к-к-…». Больше из моего рта ничего не выходило. Я боролся с маленькой фразой, которая была неотъемлемой частью моей профессии.

Мои глаза закрывались, пульс зашкаливал, и я весь вспотел от борьбы со словом из нескольких букв. (По иронии судьбы, будь там слово на одну букву короче я, возможно, не имел бы никаких проблем.) Члены суда и публика явно не верили своим глазам. Хотя я мог только догадываться об их реакции, потому что пришел в полубессознательное состояние, не замечая ничего вокруг себя.

Я увлекался сочинением лимериков, так что позже это появилось в стихах:

Полицейский в суде. C заиканием

Приносит присягу с дрожанием.

Начал: «Я к-к...к-к-к…к-к-к…»,

Написал «Я клянусь» на доске,

Текст забыл… замирает в молчании.

И ведь это был не конец. Мне и потом нужно было давать присягу. Как я уже упоминал раньше, моя жизнь вертелась вокруг избегания речевых ситуаций и замещения слов на синонимы. Но я не мог изменить имя подсудимого. Я не мог изменить названия дороги, где было совершено правонарушение. Не мог изменить день, дату, марку машины обвиняемого и её регистрационный номер. Об этом не могло быть и речи. Это было невозможно и впоследствии меня перевели на офисную работу, подальше от контактов с людьми, в которых я так нуждался.

Я лишь укрепился в своем убеждении, что не могу говорить некоторые слова. В том, что не могу говорить, когда нахожусь в центре внимания. Эти негативные убеждения зацементировались во мне – моё поведение и моя личность приспособлялись к тому, чтобы вместить моё заикание.

А ведь несколькими часами раньше я стоял в том же самом зале заседаний и давал те же показания без проблем. Но обстоятельства были совсем другими. В тот момент зал заседаний был пуст, и в нем не было людей, которые позже присутствовали на моем «выступлении». Я репетировал мою речь заранее, до реального выступления и ясно продемонстрировал сам себе, что все мои речевые механизмы исправны. Это было слабым утешением, когда позже я позорно провалился под пристальным вниманием окружающих.

Позднее один из моих начальников написал обо мне: «Когда этот офицер дает показания в суде, это проблема для всех». Это укрепило мои убеждения, что людям некомфортно, когда они слышат моё заикание. Он также написал в рапорте (несколько лет спустя): «Единственная причина, по которой его не выдвинули на повышение – его невозможность говорить». (У меня все ещё хранятся копии этих рапортов.)

Будучи ещё очень молодым на службе я сдавал национальные квалификационные экзамены и получил третий результат по Великобритании (точнее, по Англии и Уэльсу). Это давало мне возможность продвижения, обучаясь по ускоренной программе в престижном Национальном полицейском колледже, которая позволила бы мне получить очередное звание раньше положенного срока. Меня туда не приняли из-за моего заикания.

Поэтому я был убеждён, что никогда не продвинусь по службе в полиции.

Что я хотел бы подчеркнуть, это то, что тот негативный опыт, с которым я столкнулся, и сформировал мои убеждения о себе самом, убеждения, которые потянулись за мной и во взрослую жизнь.

Несколько лет спустя я прошел речевой курс, после которого я заговорил практически свободно. За несколько недель, после того, как та контролируемая среда была покинута, я потерял свободу речи и вернулся к своему прежнему поведению заикающегося человека. Понимаете, просто потом не было поддержки. На самом деле, я сделал и вторую попытку, но повторилось то же самое. Я уверился в том, что никогда не смогу преодолеть мое заикание.

Где-то в 1977 году я сделал очередную попытку и приобрел слуховое устройство обратной связи, которое называлось Edinburgh Masker. Это был маленький электронный аппарат, который заглушал мой собственный голос, имитируя дьявольское жужжание каждый раз, когда я начинал говорить.

Это было ужасно. Представьте себе офицера полиции в форме, у которого закреплен горловой микрофон и два наушника, соединенные с аппаратом длинными проводами, которые протянуты под одеждой и волосами. На самом деле, поначалу этот аппарат был оснащен чем-то вроде врачебного стетоскопа. Это было неприемлемо с эстетической точки зрения, поэтому я сделал кое-какие усовершенствования, чтобы закрепить наушники отдельно.

Аппарат работал по принципу, что если вы не слышите свой голос, то вероятность заикания уменьшается. Я стал настолько зависеть от этого аппарата, что не ходил никуда без него. Я менял стиль своей речи, чтобы встроить её в маскирующий звук – растягивал слова, чтобы звук продолжался. Это звучало ненатурально, но помогало.

Я продолжал думать, что не могу существовать без этого аппарата и поэтому имел множество запасных частей для него на случай поломки. Я полагал, что не смогу говорить без проблем, если я буду слышать мой собственный голос, и я внимательно прислушивался к своему голосу, когда разговаривал без аппарата.

На самом деле, это было сущим кошмаром (я все время был вынужден слышать жужжание, когда говорил), и мне приходилось читать по губам, если кто-то вдруг решал заговорить, когда говорил я. Я носил аппарат по десять, двенадцать, четырнадцать часов каждый день примерно в течение двадцати лет, имея постоянные головные боли и ушные инфекции. Но без него я бы не смог существовать в своей профессии.

Несколько лет спустя я убедил мое начальство разрешить мне вернуться к оперативной работе. С помощью аппарата я возобновил контакты с людьми, то, чего я был лишен столько лет. Я давал показания в суде, разбирался на происшествиях и даже пытался чуть-чуть читать лекции. Последнее было, конечно, неудачным, но, по крайней мере, аппарат дал мне возможность попытаться. Прежде я никогда этого не пробовал.

Таким образом, мои убеждения изменились от «я не могу говорить перед группой» до «когда со мной аппарат, я могу говорить перед группой с меньшими затруднениями». Мне нравилось то, как я себя чувствовал после выступления с лекцией. Мне нравилось пробовать выступать перед людьми. Я начинал думать о себе все лучше и лучше. Я также носил аппарат в быту и видел, что это дает мне большую уверенность в разных обстоятельствах.

Я встречал десятки людей ежедневно и расширял мои зоны комфортного общения. Моя речь бывала лучше и хуже в разных обстоятельствах, но я никогда не говорил свободно. Я носил аппарат все время – он стал моим костылем. Без него я не мог выполнять мои обязанности. Я постоянно жил с угрозой того, что он подведет меня, и однажды это случилось, да ещё как.

Развивая свое умение писать для того, чтобы скомпенсировать мои речевые проблемы, я стал редактором газеты Форс. Однажды меня пригласили участвовать в подготовке именной книги «Это ваша жизнь» для уходящего на пенсию старшего констебля. С аппаратом я набрался храбрости, чтобы представить ему эту книгу перед примерно двумястами человек. (Меня не просили, я сам вызвался. Я написал речь и рассчитывал на заслуженное уважение).

Первые пять минут я говорил довольно хорошо и если заикался, то незначительно. Затем произошло несчастье. Один из проводов выскочил из гнезда и звук прекратился. Я услышал мой голос. Я с трудом закончил презентацию, и когда я это сделал, моя одежда вся была мокрая от пота. Я был раздавлен и опустошен перед такой уважаемой аудиторией.

А ведь всего несколькими минутами ранее (перед тем как аппарат сломался) у меня получалось справляться с ролью человека, представляющего книгу, хотя и не так, как это делал Майкл Аспел. (Ведущий популярной передачи «Это ваша жизнь» - Д.Х.)

Когда аппарат работал, я полагал, что могу говорить довольно хорошо. Я не слышал свой голос и находился вне реальной обстановки. Однако, стоило маскирующему звуку исчезнуть, как я начинал испытывать большие трудности и возвращался к старому речевому поведению. И вот я не избежал проблемы.

Был еще случай, когда я играл роль Златовласки в пантомиме (особое Рождественское представление в Великобритании, где главную женскую роль исполняет мужчина – Д.Х.), которую я написал для Рождественской вечеринки. Там я все время говорил женским голосом и не испытывал проблем. Это ведь был не уверенный в себе Алан Бэдминтон, а Златовласка. Для неё было нормально говорить громко и уверенно перед целой толпой, но не для меня.

Старший офицер, присутствовавший на представлении, выразил мнение, что мне всегда следовало бы говорить пронзительным голосом. Я отклонил его предложение, но с того дня я был убежден, что сделал бы карьеру в отделе женщин-полицейских. Я всецело наслаждался ролью трагического актера – я делал что-то совершенно чуждое моему нормальному поведению. Мне понравилось удерживать внимание целого зала и захотелось выступать ещё.

Аппарат продолжал подводить меня в по-настоящему важных ситуациях. Я мог нормально беседовать с коллегами (с аппаратом), но он неизменно отказывал на комиссиях по карьерному продвижению и в других важных ситуациях. Отказывал настолько, что один раз в середине такого интервью раздраженный старший констебль сказал мне, чтобы я не тратил его время в следующий раз.

Он совершенно ясно дал понять, что не будет рассматривать вопрос о моем карьерном росте. Это ещё раз подтвердило мое мнение о том, что мне не сделать карьеры из-за моего заикания.

Я ушел на пенсию из полиции в 1993 году и прекратил носить аппарат регулярно. Я пользовался им в отдельных случаях и всегда держал его около телефона дома. Моя речь ухудшилась, и мои зоны комфорта очень сузились.

В 1996 году я попал в ДТП и был вынужден находиться дома. Я не мог использовать аппарат из-за ран на шее. Я отказался от роли консультанта в телевизионном сериале и не имел практически никаких контактов с людьми кроме моей семьи.

Моя речь опустилась на самое дно, настроение и самооценка были хуже некуда. У меня всё болело, я не мог отвечать на телефонные звонки, лишая себя и тех малых социальных контактов, что у меня были. Зато было много времени, чтобы подумать о своей речи.

В мае 2000 года все изменилось. Моя жена убедила меня (при моем большом сопротивлении) пройти курсы улучшения речи.

Именно там я впервые услышал про Джона Харрисона, одного из первых членов Национального Проекта по Заиканию и его бывшего Ассоциированого Директора. Эта организация потом стала называться Национальной Ассоциацией Заикающихся, и Джон был редактором информационного бюллетеня Letting GO в течение многих лет. Мы с ним стали большими друзьями со дня нашей первой встречи в Калифорнии в прошлом августе, и я знаю, что говорю сегодня с его полного благословения.

Джон Харрисон понимает заикание не просто как проблему с речью, а как систему, которая охватывает человека целиком – интерактивная систему, которая состоит, по крайней мере, из шести основных элементов: физиологические реакции, поведение, эмоции, восприятие, убеждения и намерения. Для того чтобы проще объяснить свою парадигму (или модель, если хотите), Джон Харрисон разработал шестиугольную диаграмму, которую он называет Гексагоном Заикания.

Если вы получаете лечение или посещаете речевые курсы, то вы можете видеть, насколько улучшается ваша речь во время этих занятий. Происходит это потому, что в дополнение к разнообразным техникам контроля, которые вы используете, на ваше представление о самом себе, на ваши убеждения, эмоции и восприятие положительно влияют отношения с тем, кто с вами занимается.

Но этого недостаточно. Если вы не прилагаете усилий, чтобы изменить остальные параметры вашей жизни (самоограничения, ваш давно устоявшийся образ, травмирующие вас негативные убеждения, ваше нежелание идти на риск и т.д.) другие вершины Гексагона Заикания, скорее всего, потянут вашу речь обратно, чтобы сбалансировать всю систему. Постепенно вы обнаружите, что вернулись к прежнему речевому поведению.

ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ

Наши тела генетически запрограммированы так, чтобы бороться или бежать, если возникает угроза нашему физическому существованию. Повышается количество адреналина в крови, учащается сердцебиение и запускаются другие механизмы, чтобы встретить угрозу. Но страх речи – это обычно не реакция на физическую опасность. Это реакция на опасность социальную. Но ваше тело не может отделить одно от другого. Оно реагирует одинаково, только прибавляя вам тревожности и дискомфорта.

Вы мало что можете сделать, чтобы изменить физиологическую систему, данную вам от рождения. Однако, когда вы встречаете нетерпеливый взгляд продавца или его откровенную грубость, контролем других компонент гексагона вы можете уменьшить частоту появления этой самой реакции «бей или беги».

Есть, например, специфическое поведение, которое противоестественно для свободной речи: задержка дыхания, сжимание губ и голосовых связок и т.д. Все это у меня было. Если человек минимизирует такие действия или улучшает свою технику, легкость речи может быть увеличена.

Есть определенные чувства, которые усиливают или являются результатом заикания. Вы их знаете: страх, боль, гнев, разочарования, беспомощность, подавленность, стыд и уязвимость. Те из нас, кто заикается, всегда пытались сокращать речевой опыт, потому что речь приносила вам боль. Мы не желали испытывать эти чувства больше, чем это было необходимо. Мы избегали смотреть в глаза, мы отделяли самих себя от речевых ситуаций, мы отступали. Вот эта привычка отступать и помогает создавать и закреплять наши речевые ступоры.

Моя способность прятаться от этих чувств была настолько автоматической, что я уже не осознавал, что эти чувства реально существовали. Когда мы заикаемся, возникает чувство паники, и мы не воспринимаем то, что происходит вокруг нас. Мы даже не понимаем, какие чувства мы испытываем в этот момент, потому что забываем все на свете. (Именно так было у меня в суде).

Вместо того, чтобы подавлять эти сильные ощущения, я учился испытывать их по мере появления и использовать для энергетической подпитки моей речи подобно тому, как актеры используют свою нервозность и подъем адреналина в крови для того, чтобы усилить энергетику своего выступления.

Я учился понимать разницу между креативным и негативным дискомфортом. Негативный дискомфорт расстраивает нас. Обычно он связан с тем, что мы вынуждены сдерживать то, что просится наружу. Напротив, креативный дискомфорт мы испытываем тогда, когда разрешаем себе полностью самовыражаться.

Восприятие также вступает в игру. Если мы чувствуем, что выглядим странно из-за своей речи, то мы, конечно, слышим и перешептывания по поводу себя. Например, если я, когда входил в зал заседаний, проходил мимо группы сомнительных личностей, и они начинали шептаться, мне, с большой долей вероятности, казалось, что они говорят обо мне и о моей речи, в то время как они, возможно, говорили о том, что кто-то из их компании соблазнил дочку инспектора в прошлый уикенд. Одним словом, скорее всего, их поведение никак не было связано со мной.

Если ваш гексагон находится в негативной области (любая из его вершин), это будет влиять на то, как вы реагируете или смотрите на ситуацию. Если вы поругались со своей подружкой или женой (или с обеими) или просто сильно заикались, говоря по телефону, вы будете чувствовать себя совсем не на высоте, и это повлияет на ваши убеждения и, соответственно, на ваши ощущения отрицательным образом.

Люди, которые заикаются, имеют обыкновение связывать все, что происходит в их жизни со своей речью. Речь – это главный предмет их размышлений. Они и спать идут ложиться, думая о своей речи. Речь, речь, речь. Она поглощает их целиком. Наше иррациональное мышление о нашей речи определяет наши ощущения полностью. Практически каждый раз, когда я говорю, я представляю, что меня оценивают.

Мои убеждения относительно своего заикания возникли двумя путями, но часто без каких-либо реальных причин. Во-первых, они создаются всем тем, что происходит вокруг меня. Во-вторых, они складываются вследствие контактов с авторитетными для меня людьми (родители, учителя, коллеги полицейские и т.д.). На самом деле, такое отношение может передаваться и следуя семейной традиции.

Я считал, что не смогу продвинуться по служебной лестнице из-за своей речи. (Мой бывший начальник сформировал у меня это убеждение).

Я считал, что мне следует избегать пауз в речи любой ценой. Раз уж мне удалось начать, считал я, нужно продолжать говорить, пока это получается достаточно свободно.

Мы можем полагать, что никогда не станем успешными ораторами. И у меня было точно такое же убеждение до прошлого года.

Многие заикающиеся люди считают себя дефективными из-за своего заикания. Они считают, что должны нравиться окружающим и должны быть совершенными, чтобы их любили и принимали. Это было неоспоримым для меня всегда, сколько я себя помню. Я чувствовал, что должен как-то скомпенсировать мои речевые проблемы, чувствовал, что для этого должен быть совершенным во всем другом, что я делал (спорт, написание рапортов, внешность, пунктуальность и т.д.) и выполнять намного больше работы, чем мои коллеги с нормальной речью.

Заикающиеся люди думают, что паника и страхи, которые они испытывают, выступая перед другими людьми, уникальны, и что «нормально говорящие» люди не испытывают таких чувств, когда выступают или обращаются к группе людей.

(Исследования ясно показывают, что это не так. Говорить на публике – один из главных общечеловеческих страхов. Он не уникален только для заикающихся людей. Когда я вступил в клуб ораторов в прошлом году, я обнаружил там немало людей, которые страшно волновались перед началом своего выступления.)

Ваши убеждения оказывают наиболее сильное и долгосрочное влияние на ваш Гексагон, и кажется, что это последнее, что вам нужно будет изменить, когда вы справитесь со всеми остальными частями Гексагона. На самом деле, я сказал бы, что убеждения – это самое главное в реальном изменении вашей личности. Как только вы меняете ваши убеждения в позитивном направлении, вы начинаете двигаться по правильному пути.

Сформировав однажды свои убеждения, я подгонял под них и мои ощущения. В результате, мои убеждения действовали как темные солнечные очки: они окрашивали мой жизненный путь и опыт в определенный цвет. По мере того, как я менял мои убеждения, ситуация с речью становилась все менее угрожающей.

И наконец, когда я стал лучше осознавать мои скрытые намерения (мои намерения говорить и сдерживаться одновременно), я смог напрямую заняться этим конфликтом.

СЛЕДУЯ ПРИНЦИПАМ

Позвольте теперь мне соотнести то, что я узнал про Гексагон Заикания с некоторыми речевыми ситуациями, которые я испытывал в жизни. Вы можете вспомнить, как я рассказывал вам про мою ситуацию в суде и то, сколько проблем мне это доставило.

Семена сомнений были посеяны за несколько недель до моего появления в суде, когда я узнал, что мне придется давать там показания. Я, должно быть, раз сто повторил присягу, когда был один. Я знал и про второе слово, начинающееся со страшной буквы «к» (клянусь) и то, что присяга содержит много других проблемных букв.

Давайте проанализируем эти убеждения и посмотрим, как они создали набор негативных ожиданий:

· Благодаря моим предыдущим трудностям с этими буквами, я полагал, что буду заикаться и выглядеть дураком.

· Я полагал, что не смогу говорить перед аудиторией, если буду находиться в центре внимания.

· Я считал, что не смогу сказать ни присягу, ни своё имя.

· Я полагал, что меня будут оценивать по моему выступлению (особенно как молодого офицера, проходящего стажировку).

· Я думал, что все в суде ожидают от меня безукоризненного выступления.

· Я верил в то, что буду выступать перед людьми, которые не понимают и относятся отрицательно к моей проблеме.

Мои ощущения (во время выступления в суде) были таковы:

· Группа молодых людей, сидевших в заднем ряду зала заседаний, с которыми я сталкивался пару недель раньше по поводу уличных беспорядков, разговаривали обо мне и с наслаждением ждали моего заикания.

· Я выглядел как дурак, и слух об этом, который быстро распространился, стал постоянным поводом для смеха.

Моя физиологическая система готовилась к обороне по всем фронтам. Тело выбрасывало адреналин в кровь, давление поднималось и т.д. Мои эмоции были сфокусированы на страхе и терроре. (Во всяком случае, я испытал серьезные проблемы во время того позорного судебного заседания, несмотря на то, что я проходил специальные курсы несколькими месяцами ранее).

Я намеревался сказать слова присяги, а затем давать показания. Но моя речь подвела меня. Две противоположные силы раздирали меня – два противоположных желания. Я хотел сказать присягу. Ситуация требовала, чтобы я сказал присягу. И я до смерти боялся заикнуться. Я боялся раскрыть мой секрет, мои недостатки каждому из присутствующих и поэтому сдерживался и ступорил.

Давайте проследим мои действия двумя часами ранее судебного заседания. Я пришел в суд раньше всех с коллегой (моим личным другом), чтобы прорепетировать мои показания. Я прошел тем же путем к стойке свидетеля, поднялся на возвышение, положил мою левую руку на ту же самую библию и произнес: «Я клянусь именем Господа нашего, что показания, которые я буду давать – правда и ничего кроме правды».

Идеально. Сказать вам почему? Все элементы – негативные эмоции, ощущения, убеждения, намерения и физиологические реакции, которые характеризуют реальное событие, отсутствовали. Вместо них были позитивные силы.

Я хорошо знал другого офицера и считал его другом. Я верил, что смогу говорить перед ним без больших затруднений. Я знал, что мне не надо выступить безукоризненно для того, чтобы заслужить его уважение. И он не оценивал меня. Я знал, что он знает, что я заикаюсь, и поэтому не было страха, что мой секрет будет раскрыт. Я знал, что все будет просто и без церемоний. Я знал, что моё возможное заикание будет мало, что значить. Я знал, что это всего лишь репетиция.

Позитивные силы укрепили друг друга, чтобы создать благожелательный гексагон – тот, при котором нет нужды сдерживаться. Таким образом, у меня было мало, если вообще были, проблем с ужасными словами во время присяги, и во время дальнейшей дачи показаний. Я знал, что на меня не обратиться взор никакой враждебной силы.

Поскольку я не сдерживался, то не создавал и ступоров. Я не боялся того, как буду выглядеть во время выступления. КАКОВ КОНТРАСТ!

СВАДЕБНЫЙ ОПЫТ

Давайте также посмотрим, что происходило на моей свадьбе несколько лет назад. Я по опыту знал, что когда кто-то ещё говорит или читает одновременно со мной, я не испытываю каких-либо проблем с речью. Я извлек из этого большую пользу, когда пришло время говорить мою свадебную клятву. На репетиции церемонии мы с викарием договорились, что он прочитает строчку, а затем будет её тихо повторять, когда я буду произносить её.

Чего я не учел, так это того, что моя заботливая невеста, для того, чтобы быть точно уверенной, что у меня не будет проблем, также присоединится к моим клятвам. Только представьте это – викарий скажет строчку, а затем мы трое будем её повторять. Конечно, я говорил громче всех и был более заметен, т.к. двое других практически шептали. Но я знал о поддержке. Больше никто не заметил, что мы делали, и все прошло великолепно.

Теперь давайте проанализируем этот эпизод.

Я был убежден, что могу говорить, когда кто-то говорит со мной одновременно (как я это видел), если я не буду в центре внимания. Подобно многим заикающимся людям, я испытывал дискомфорт, когда слышал собственный голос, ассоциируя его со всем стыдом и затруднениями, которые я испытывал все эти годы. Таким образом, женой и викарием, которые присоединились ко мне, я был отделен от моей речи, и негативные чувства не возникли.

Я воспринимал викария и жену, как дружелюбных и поддерживающих меня людей. Поскольку я не беспокоился из-за ситуации, я не испытал обычных чувств страха и паники (физиологических реакций).

Я намеревался сказать клятву и не сдерживался. Т.к. не было конфликта (противоположных намерений), речевые ступоры не возникли, что позволило моей речи прозвучать нормально.

Каждый компонент в Гексагоне был позитивным и взаимодействовал с другими позитивным образом.

Есть и другой пример того, как работает Гексагон. Сказав, что все шло хорошо, я все же замечу, что есть ещё несколько моментов в том эпизоде, на которые я хочу обратить внимание. Я часто лежу ночью без сна и мучаюсь над следующими вопросами:

Я женат на моей жене?

Я женат на викарии?

Моя жена замужем за викарием?

Мы все трое вступили в брачный союз?

Сопоставьте это с тем, что произошло несколько часов спустя на праздничном приеме. Я встал, чтобы произнести речь перед гостями, и у меня возникли ужасные проблемы. Я сказал несколько фраз и начал ступорить без конца. Это было настолько ужасно, что одна из моих тетушек вмешалась и начала петь застольную здравицу жениху. Все присоединились, а я сел - разочарованный и униженный жених.

Поспешу объяснить, что разочарован я был вовсе не женой, а невозможностью завершить речь, которую я репетировал неделями. Никаких органических изменений с моей речью не произошло, но значительно изменились эмоции, ощущения, намерения, физиологические реакции и напряжение, относящееся к речи в двух разных ситуациях.

В отличие от ситуации в церкви, когда я читал клятву, все изменилось. Давайте рассмотрим на этот печальный эпизод более детально.

· Я считал, что не смогу говорить перед большой толпой людей и буду выглядеть, как дурак – так и произошло.

· Я считал, что не смогу говорить, пока буду находиться в центре внимания. (Я не слишком беспокоился о страшных словах, потому что написал речь сам и тщательно исключил все начальные буквы, которые представляли для меня проблему.)

· Я всегда говорил короткими залпами и полагал, что не могу ораторствовать в более продолжительной манере (хотя бы кусочками в восемь-десять строчек).

· Я думал, что большинству гостей будет некомфортно, когда (не ЕСЛИ)я буду заикаться.

· Я чувствовал, что многие из присутствующих не понимают мою проблему.

· Я полагал, что люди, знающие о моем заикании, будут ждать, когда я споткнусь.

· Я чувствовал, что моя жена и родители беспокоятся за меня.

· Мои физиологические реакции создали обычный конфликт или реакцию борьбы, сопровождающуюся телесными изменениями.

· Мои эмоции были полностью погружены в страх, панику, уязвимость и затруднения.

· Я был захвачен конфликтом: говорить или не говорить. Я хотел продолжать говорить – это ведь был счастливейший день в моей жизни. Но я был полон страхом заикания и предстал перед всеми, раскрывая мои проблемы с речью. Эта борьба за власть заставила меня зажаться, и неизбежные речевые блоки появились.

· Всё было отрицательным, каждый компонент взаимодействовал с другими отрицательным образом, и это произвело разрушительный эффект на моё речевое поведение.

ПРЕОДОЛЕВ САМОЕ ТРУДНОЕ

В мае 2000 года всё изменилось, когда моя жена убедила меня предпринять ещё одну, последнюю попытку преодолеть моё заикание. Я сопротивлялся до последнего, но она – очень настойчивая леди. Я столько раз в жизни страшно страдал от разочарований (в результате неудачных попыток лечения), что я поклялся никогда больше не оказываться в такой ситуации.

Я ушел в отставку со службы в полиции, и моя речь перестала быть проблемой в отношении представительства. Во всяком случае, я сомневался, что у меня хватит энтузиазма или просто интереса для новой попытки, потому что чувствовал себя комфортно в том ограниченном пространстве, в котором я оказался после того ДТП. В то время я почти не носил мой аппарат и фактически имел минимальные социальные контакты. Я редко решался расстаться с комфортом моего дома. Если звонил телефон, я часто просто не брал трубку.

Моя жена умоляла меня попробовать последний раз и наконец, с большой долей скептицизма, я неохотно согласился.

Программа, на которую я записался, предполагала комплексный подход к лечению, и именно там, во время прохождения первого курса 16 месяцев назад я узнал про Джона Харрисона. Джон не является активным участником программы, но он любезно разрешил сократить некоторые версии своих тренингов (разработанные для преодоления страха перед публичными выступлениями), чтобы они вошли в эту программу. Джон не ведет тренинги сам; используются лишь его концепции и идеи.

Итак, всего 16 месяцев назад я впервые узнал о существовании Гексагона Заикания. И впервые в своей жизни я понял, что моё заикание зависит от того, как я себя чувствую в конкретный момент времени. Я увидел, что на мою способность говорить влияет множество факторов.

Я узнал, как физически преодолевать речевые ступоры. Мне дали инструменты для того, чтобы значительно уменьшить вероятность появления ступоров, а также чтобы снимать ступор, если он возник. Вооруженный этим и многими другими ценными знаниями, (включая понимание физиологических и психологических сторон заикания) я вступил на путь выздоровления.

На второй день четырехдневного курса я летал, как на крыльях. Я говорил так, как никогда раньше, и мне это ужасно нравилось. Я впервые говорил перед группами людей без своего аппарата. Я слышал свой голос – он привел меня в замешательство – но мне понравилось то, что я услышал.

Когда эти четыре дня прошли, я уже знал, чего я хочу достигнуть. Конечно, мне случалось и раньше говорить без запинок (хотя я не мог этим управлять), но я никогда не мог сохранять эту плавность речи хоть на какое-то время, находясь вне безопасной обстановки речевых курсов. Я чувствовал, что на это раз всё по-другому. Я знал намного больше о заикании и о самом себе, я знал, что у меня пожизненная поддержка этой программы.

«Постоянно двигайся вперед» и «Расширяй свои зоны комфорта» - вот два правила из многих, которые я постоянно держал в голове. Бог свидетель, я услышал их достаточное количество раз за эти четыре дня. Я знал, что если хочу сохранить то, чего я достиг, мне обязательно нужно следовать этим установкам. Поэтому, используя новую технику, которой меня обучили, я немедленно принялся разбирать тот психологический каркас, который я построил для того, чтобы поддерживать себя в жизни с заиканием.

Мне было нужно ликвидировать множество негативных убеждений, ощущений, эмоций и порочных практик. Я знал, что мне нужно создать систему свободной речи, в которой моё новое речевое поведение, так же как и эмоции, ощущения, убеждения и физиологические реакции будут интерактивно поддерживать друг друга.

Я начал сам создавать себе такие ситуации, в которых я делал то, что раньше даже и не пытался. Я знал, что должен встретиться лицом к лицу со своими страхами, со своими негативными убеждениями и чувствами, которые я сам развил в себе (во многих случаях бессознательно) в течение многих лет и, кроме того, я решил прекратить практику избегания опасных ситуаций. Я не буду больше поддаваться искушению заменять трудные слова на легкие, и я пообещал сам себе, что не буду избегать никаких речевых ситуаций.

Фактически, многое из этого я начал делать, когда в ходе своего курса делал упражнения Харрисона, которые, в своей основе, были предназначены для улучшения навыков говорения перед аудиторией, а также чтобы показать, как можно повлиять и изменить некоторые жизненные привычки. Это предполагало выступления перед группами людей, используя специальную, «преувеличенную» технику, которая помогала помочь нам раскрепоститься. Тут были такие задачи как постановка голоса, установление зрительного контакта, использование необычайно ________ длинных ________ пауз, говорение с чувством, добавление «музыки» в голос. Там было много чего.

Было некомфортно делать то, чего я всегда избегал, но это и было целью упражнения. Я учился испытывать позитивный дискомфорт. Вы БУДЕТЕ чувствовать себя некомфортно в первый раз, во второй раз дискомфорт уменьшается и т.д. Постепенно дискомфорт исчезает, и говорить так становится нормальным. Это было здорово, и я все ещё хожу на эти занятия. Мне легко, и это доставляет мне наслаждение. Моя зажатость ушла. Вот это и был НАСТОЯЩИЙ я.

Ваша способность терпеть короткие периоды дискомфорта – это ключ к изменениям. Если вы хотите воспользоваться шансом и начать, вы можете добиться значительного сдвига в вашем настрое и самооценке.

Возвращаясь домой, я часами говорил по телефону с людьми, которые раньше посещали такие курсы. Многие были иностранцы, и это было ещё более интересным испытанием. Моя уверенность возросла до небес, когда я разговаривал, и я начал относиться к себе гораздо лучше. Если я сбивался с техники, то более опытный собеседник на другом конце линии меня поправлял.

В дополнение к этому я регулярно посещал группы поддержки, которые вели люди, прошедшие программу. И здесь снова и снова я расширял мои зоны комфорта и укреплял речевую технику. Возможно, наиболее важным было то, что я укрепился в убеждении, что мое выздоровление не временное и очень «хрупкое» (как было в предыдущих случаях).

Каждый день я проводил много времени с телефоном в обнимку, названивая по телефонному справочнику в разные конторы с деловыми вопросами, предъявляя иногда самые невероятные требования. Все телефоны были бесплатны, поэтому у меня не было никаких расходов.

С каждым телефонным звонком страх уменьшался. Я продемонстрировал сам себе, что могу говорить авторитетно во время продолжительных разговоров с совершенно незнакомыми людьми. Конечно, я испытывал страх, но я всегда держал в голове слова американского психолога Сьюзан Джефферс «Чувствуй страх, но все равно делай».

Со времен моей женитьбы моя жена всегда договаривалась для меня о визитах к врачу, дантисту и т.д., но сейчас это нужно было менять. Через несколько дней после первого курса я смело пошел в аптеку. И перед толпой людей, настроив голос, сказал: «Пожалуйста, можно мне получить по рецепту для Алана Бэдминтона».

Раньше моя жена забирала рецепты, или я предъявлял мой страховой полис (любой клочок бумаги с именем), где стояло мое имя. Я не говорю, что я не нервничал, но я посмотрел в лицо страху, сказал сам себе, что я могу это сделать и получил награду. С того момента я делал это много раз, укрепляя таким образом мои позитивные убеждения.

Возвращаясь к практике написания имени на клочке бумаги: я помню день (много лет назад), когда я отнес одежду в химчистку. Я не взял с собой свою привычную записку, и когда сотрудник спросил мое имя, я запаниковал и сказал: Эдриан Адамс (с гласными у меня проблем никогда не было). И все бы ничего, да через несколько дней моя квартирная хозяйка захотела оказать мне услугу и забрать мою одежду из химчистки. Она надлежащим образом назвала мое имя «Алан Бэдминтон», но в химчистке я не был под ним записан. Мне пришлось давать кучу объяснений.

Сейчас же, успех следовал за успехом, и я чувствовал, как изменяется моё представление о самом себе. Я начинал верить в себя. У меня не было негативных ощущений и сомнений в себе. Вот так внутри моего Гексагона пошла позитивная цепная реакция, которая оказала положительное влияние на мою речь.

Во время курса меня мотивировали вступать в беседы с незнакомыми людьми на улице, и однажды я поговорил с 300 человек за день. Я сказал многим из них, что лечусь от заикания и был удивлен интересом и словами одобрения, которые я услышал. Совершенно независимо от того факта, что сам я считал себя заикающимся человеком, я стал гораздо спокойнее относиться к самой ситуации. Я начал понимать, что могу разговаривать с незнакомыми людьми о моей речевой проблеме (или на любую другую тему), и мои негативные ощущения от того, что им будет сложно слушать меня или, что они будут смеяться надо мной, заместились позитивными ощущениями.

ПОЕЗДКА В АМЕРИКУ

Обстоятельства сложились для меня невероятным образом в августе 2000г. когда я приехал в Калифорнию, чтобы помочь запустить первую Американскую программу. Моя задача состояла в рекламировании предстоящего события; я должен был рассказать мою историю. Пока я летел один через Атлантику в Сан-Франциско, я размышлял над тем, как я ввязался во все это, и сам себе удивлялся. Всего три месяца назад (после более полувека заикания) мне было трудно говорить моё имя. И вот сейчас я нахожусь за тысячи миль от дома и знаю, что мне предстоит представляться огромному количеству людей.

Я буквально стучался в двери газетных редакций, радиостанций и телевизионных студий на всем пространстве от Сан-Франциско до Северной Невады. Я поехал на две недели, а остался на шесть – вот приключение!

За это время я тысячи раз трансформировал мой Гексагон Заикания. Пятьдесят лет он был негативным, а сейчас постоянно менялся. Я делал то, что до этого считал абсолютно невозможным. Вы не можете себе представить то огромное удовлетворение, которое я получал, разговаривая во всех этих средствах массовой информации.

Перед тем как я продолжу, позвольте мне уделить несколько минут рассказу о том, как мой Гексагон получил большой позитивный импульс в начале этого американского приключения. Сразу по прибытии в Сан-Франциско я встретился с Джоном Харрисоном в первый раз. Мы сразу же поладили и стали хорошими друзьями.

Джон любезно пригласил меня несколько раз пообедать с ним в ресторане. Каждый раз мы много разговаривали. Джон сказал мне две вещи, которые оказали большое положительное влияние на мой Гексагон, а потом и на мою жизнь в целом.

Когда он провожал меня вечером в гостиницу, он вдруг сказал мне: «Алан, вы - замечательный собеседник и способны вдохновить кого угодно». Можете себе представить, как это на меня повлияло. Больше пятидесяти лет я боролся за то, чтобы говорить с людьми. Меня не продвигали по карьерной лестнице из-за того, как я говорил в суде. Начальник полиции преждевременно закончил со мной собеседование на повышение по службе, потому что я «напрасно тратил его время». Я позорно провалился на собственной свадьбе, когда пытался выступить с речью.

Мне потребовалось время, чтобы осознать то, что сказал мне Джон. Я сказал ему, что никогда и не думал, что обладаю хотя бы одним из этих качеств. Джон повторил свои слова. В тот вечер компоненты моего Гексагона значительно изменились:

· Я поверил, что людям нравится слушать меня;

· Я поверил, что могу вдохновлять других людей;

· Я поверил, что могу говорить хорошо и интересно в течение долгого времени;

· Я поверил, что другие люди хотят слышать моё мнение;

· Мои предыдущие застарелые убеждения о том, что людям тяжело меня слушать поменялись на положительные;

· Мои эмоции вышли на новый качественный уровень: я был окрылен и страшно рад своим усилиям;

· Моё представление о самом себе расширилось и, и мне понравился человек, которым я стал;

Я получил огромный позитивный опыт во время моих перемещений по Неваде и Калифорнии, что даже не могу обо всем рассказать. Однако, позвольте мне рассказать об одном эпизоде отдельно, чтобы продемонстрировать Гексагон в действии.

Я был с визитом на одной из основных TV станции в Сан-Франсиско. Из-за требований службы безопасности, которые довольно жесткие в главных городах страны, я должен был рассказать мою историю по обычному телефону, сидя за столом, который располагался прямо в центре зала ожидания, где было, по крайней мере, 25-30 человек.

Это был…настоящий кошмар заики, который должен говорить по телефону перед слушающей аудиторией. Сначала я почувствовал замешательство, но потом, через некоторое время, стал меньше думать о том, что происходило вокруг меня. Когда я положил трубку, несколько человек подошли ко мне и, проявляя большой интерес к процессу моего выздоровления, пожелали мне дальнейших успехов. (Поскольку было очевидно, что все слышали, как я говорил, я счел возможным поставить себе высший балл за то, как звучал мой голос).

Было ещё много ситуаций, когда мне приходилось звонить по телефону на публике, но я знал, что смогу сделать это, потому что смог сделать это раньше, и ещё раньше до этого. Совершенно независимо от увеличения моей веры в самого себя, мои ощущения от того, как будут реагировать слушающие меня люди, тоже изменились коренным образом. Им не было тяжело слушать меня; я знал это точно. Мои эмоции стали позитивными, и я говорил хорошо.

На протяжении всего моего путешествия в Неваду я открыто говорил о моём выздоровлении при каждом удобном случае. Я заговаривал с незнакомыми людьми в ресторанах, на улицах, мотелях, казино, магазинах, химчистках – везде. Реакции, с которыми я столкнулся, были невероятны: все были вежливы и практически каждый знал какого-нибудь заикающегося человека.

Моя сверхчувствительность пропала, а мои ощущения и убеждения по поводу того, что другие думают о моей речи стали позитивными.

Разные газеты печатали мою историю, и мне пришлось дать много интервью на радио и телевидении. Мои зоны комфорта продолжали расширяться, так же как и мое предыдущее суженное представление о самом себе.

РАСШИРЯЯ ГОРИЗОНТЫ

По возвращении домой в Англию я записался в три ораторских клуба и сейчас регулярно выступаю с подготовленными речами и с экспромтами. Один старый член клуба, который в течение 25 лет был наставником по ораторскому мастерству, признался (слушая мои дилетантские речи), что и предположить бы не мог того, что у меня были проблемы с речью. Я это говорю для того, чтобы помочь поменять наше узкое и негативное восприятие нас самих, которое у нас было долгое время.

Несколько месяцев назад я устроил так, что как бы случайно встретился с моим бывшим начальником, старшим констеблем на похоронах коллеги. Я знал, что он будет там присутствовать и разыскал его. Я испытал несколько мучительных моментов, разговаривая с ним в прошлые годы, и хотел изгнать эти воспоминания-призраки. Он широко улыбнулся и сказал, что не помнит меня, как офицера, служившего под его началом, которому он отказал в продвижении по службе.

Получив такой ответ, мой гексагон взлетел в позитив, и это было незадолго до того, как я перешел к следующей стадии демонтажа конструкции моего заикания.

Интервью по радио следовали одно за другим (не только про заикание, но и на другие темы), и я упорно стремился к выздоровлению. Мне не стыдно признаться, что я регулярно прослушиваю записи этих передач в машине. Не из каких-то эгоистических соображений, а для позитивного подтверждения того, что я могу.

С детства заикание подпитывало боль и унижение, которые я испытывал. Более полувека я напоминал себе о том, что я НЕ могу сделать, и об ужасных последствиях попыток говорить в определенных ситуациях. Я годами собирал воспоминания о плохих речевых ситуациях, стараясь придать им особую остроту; именно так мое заикание развивалось и расцветало. Чем больше я укреплял и поддерживал его, тем больше оно закреплялось. Я не извиняюсь за то, что возвращаюсь к этой характерной особенности характера. Червячок сомнений шевелится, и я постоянно напоминаю себе об успехе, который меня радует. Никогда не упускайте возможность сказать себе о том, насколько многого вы смогли добиться.

Однажды радио-интервью продолжалось 15 минут. (Изначально оно было рассчитано на семь минут, но я все говорил и говорил). Я даже водички не подумал попить и когда, в заключение, ведущий сказал: «Какой воодушевляющий разговор! Алан, человек с более чем полувековым стажем заикания, и вы бы никогда об этом не узнали!» Конечно, такие слова поддерживают мой Гексагон в позитивном состоянии.

Я получил ещё одну мощную поддержку, когда полицейская газета (она доставляется всем находящимся на пенсии сотрудникам) сообщила о моем выздоровлении. Там говорилось: «Вы все помните Алана, который служил в управлении. Он страдал от заикания, которое было большой проблемой для него во время службы и, определенным образом, препятствовало его продвижению по службе».

Ссылаясь на мои первые интервью на радио Би-Би-Си Уэльса, статья сообщала: «Удивительно слышать Алана Бэдминтона, говорящего с такой уверенностью и без малейших следов заикания».

Ничто уже не смягчит мою боль в сердце и не изменит список того, что я потерял из-за заикания на службе, но, по крайней мере, мои бывшие коллеги увидят меня совсем в другом свете. Мои убеждения, ощущения и эмоции теперь позитивны. (Хочу упомянуть, что статья была написана не по моей инициативе, а просто потому, что кто-то услышал моё выступление по радио.)

В течение следующих месяцев я ещё расширил мои зоны комфорта, решив выступить с серией лекций в университете штате Арканзас. Профессор по риторике и патологиям речи решил, что будет очень полезно, если я дам его студентам, будущим логопедам, возможность посмотреть на проблему заикания изнутри и расскажу им о своем опыте жизни с заиканием.

После последней лекции мне подарили праздничный торт по случаю первой годовщины начала моего выздоровления и фигурку черепахи, с тем значением, что черепаха может двигаться вперед, только если высунет голову из-под панциря. Профессор сказал, что я определенно высунул голову из панциря за последние двенадцать месяцев.

В течение всей моей жизни, страдая от социальных последствий моего заикания, я менял свое отношение к себе и другим. Я развивал стратегии поведения, чтобы защитить себя от позора и трудностей. Я изобретал способы, как выталкивать или, наоборот, прятать трудные слова. Когда эти уловки начинали укреплять и взаимно влиять друг на друга, проблема стала вечной. И все это было сделано, чтобы лишь укрепить мое заикание. Я знал, что если я не изменю компоненты этой системы, то они будут ждать, когда недостающий компонент – заикание – появится вновь. Я не мог позволить этому свершиться. Поэтому каждый день (даже сейчас) я ставил себе новые цели, тем самым вытравливая и разрушая то негативное, что влияло на мою речь и жизнь так долго. Я уверен, что мое прежнее поведение заикающегося человека никогда не вернется. Я показываю себя миру совсем другим образом, и мир реагирует на меня по-другому.

Моя программа предполагает, что личностные изменения не произойдут за один день и предлагает выпускникам повторять курс столько раз, сколько им будет нужно. К настоящему моменту я прошел девять курсов. У меня не было необходимости возвращаться туда столько раз. Это был мой личный выбор. (Вы можете продолжать посещать занятия практически бесплатно, выполняя функции наставника для новых студентов). С того времени я приобрел опыт, как наставник и закрепил мое собственное выздоровление, чем подтвердил известное высказывание о том, что если хочешь чему-то научиться, начни учить этому других.

Как человек, который заикался, я имел очень узкое представление о самом себе. Всё, что не вписывалось в это представление, я представлял как угрозу для моего существования. Но когда представление о себе слишком узкое и не дает вместить всю нашу личность полностью, мы оказываемся в «тюрьме». Это принуждает нас сокращать нашу активность таким образом, чтобы мы могли действовать прежним образом. Заикающиеся люди избегают расширения своих комфортных зон. Многие ограничивают свою жизнь и делают только то, что позволяет им чувствовать себя в безопасности. Мы сами себя назначаем на приниженную роль и продолжаем оставаться в той же самой старой безопасности, в предсказуемом мире, поддерживая свой статус-кво.

C другой стороны, если мы сможем расширить наше представление о самих себе так, чтобы там нашлось место для всех сторон нашей личности, мы сможем играть все эти роли и чувствовать себя при этом комфортно. В тот момент, когда вы захотите избавиться от вашего старого образа, вы обнаружите, что есть невероятные возможности для изменения. Но если вы не будете менять ваш Гексагон заикания, вы будете бороться с любыми изменениями в вашей речи, потому что она не будет подходить под ваш привычный образ.

Для того, чтобы этого достичь, вам нужно будет делать некоторые вещи снова и снова, пока такое поведение не станет привычным и вы не привыкнете видеть себя в новых ролях. Только тогда они станут положительной и приемлемой частью вашего «реального» я. Пока не произойдут постоянные изменения – через постепенное расширение – Гексагон будет оставаться непрочным.

Сейчас я понимаю, что, хотя, я и не знал о концепции Джона Харрисона до прошлого года, я произвел значительные изменения в моем собственном Гексагоне за несколько лет, конечно, с помощью моего аппарата (Edinburgh Masker). Несмотря на не удачи, я уже создал систему, которая могла обеспечивать большую свободу речи и более полное самовыражение. Я понимаю, что я очень благодарен программе MакГуайра за ту последнюю деталь в мозаике, что я складывал и, подобно лазерному лучу, вся моя деятельность теперь направлена в этом направлении.

Я уверен, что мои проблемы в общении были связаны не просто с механикой речи. Надеюсь, что мне удалось представить вам причины, дающие мне основание воскликнуть: «Заикание – это не просто проблема речи».

Необходимости преодолевать страх я уделил особое внимание в своей презентации, и сейчас я хотел бы закончить, прочитав вам наспех придуманный лимерик, в котором, как мне кажется, отражены эти мои чувства:

Заикаюсь… говорю иногда, как пьяный.

Понимает тогда меня только мама.

Понапрасну себя не жалей,

Разобраться со страхом сумей -

Вот такая надежды твоя программа.

Алан Бэдминтон с удовольствием общается с людьми по всему миру. Его адрес:

[e-mail]

Тем, кто хочет больше узнать о программе МакГуайр, адрес сайта организации:

www.mcguirepregramme.com

И ЗАИКАНИЕ ПРОСТО ИСЧЕЗАЕТ [8]

Джек Менир

[В начале 1982 года я натолкнулся на довольно необычную статью, которую кто-то прислал в Национальную ассоциацию заикающихся. Ее автор, Джек Менир, по-видимому, вылечился от заикания и объяснял свое излечение тем, что он изменил образ мыслей. Эти идеи, пусть и выраженные иными словами, были удивительно похожи на то, что я к тому времени понял о своем заикании. Возможно, эти идеи были более универсальными, чем я думал. В конце концов, мы дважды опубликовали данную статью по разным поводам на страницах «Letting GO», и она вызвала больше откликов и комментариев со стороны читателей, чем любая другая статья до того времени. – Джон Харрисон]

Я заикался более 20 лет, и казалось, что нет места, где мне смогут оказать реальную помощь. Однако по прошествии одного года самостоятельного анализа этой проблемы выход начал вырисовываться. Поскольку я никогда не вставал на путь логопедического лечения, мой подход к сглаживанию речи не является стандартным. Сейчас очевидно, что заикание – это целый образ жизни, основанный на ложных ментальных привычках. Когда мы осознаем, что речевые ступоры – это внешнее проявление этих ментальных привычек, с этого момента эти привычки могут быть изменены и заикание просто исчезает.

Важно отметить пассивный характер данного подхода. Вместо «борьбы с заиканием» я сосредоточился на искоренении тех ментальных привычек, которые вызывали его. Заикание исчезает без прямой борьбы с ним. Следовательно, классическая модель коррекции речи в моменты перед, во время и после ступоров не играет роли.

ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ ТЕЗИСЫ О ЗАИКАНИИ

Малкольм Фрейзер (основатель Фонда помощи заикающимся Америки) высказывает интересную мысль о заикании: «…можно сказать, что заикание это в основном то, что заикающийся делает, пытаясь не заикаться. Другими словами, это удивительный трюк, который Вы проделываете сами с собой из-за своего всепоглощающего желания говорить гладко». Фрейзер верно улавливает причину заикания: мы заикаемся потому, что боимся, что мы можем заикаться. Далее в той же главе он продолжает: «Если бы Вы могли каким-либо образом избавить свой разум от страха или не думать о страхе, вероятно, это решило бы все проблемы. Или если бы Вы могли забыть, что Вы заика, вероятно, Вы бы не заикались, но мы не знаем, как добиться такого забывания».

По понятным причинам люди не могут добиться «забывания». Чем усерднее Вы пытаетесь не думать о чем-либо, тем больше Вы на самом деле думаете об этом. Вы можете сказать себе: «Я не думаю о заикании. Я не думаю о заикании. Я не думаю о заикании». Но при этом Вы все равно думаете о нем. Какой досадный замкнутый круг!

Однако я не думаю, что следует отказаться от этого пути. Нужно просто сделать его более окольным – и это самый быстрый способ решить проблему заикания. Кроме того, если Вы выбираете этот путь, Вы больше не будете зависеть от техник преодоления ступоров или уловок. А поскольку этот путь правдив и честен, он гарантирует надежность результатов.

В целом, для «забывания» о заикании надо перестать бороться с ним и даже с его причинами. Просто будьте готовы отказаться от тех паттернов мышления, которые провоцируют заикание. Не сражайтесь и не усердствуйте – просто дайте заиканию уйти.

МЕНТАЛЬНЫЕ ПАТТЕРНЫ, КОТОРЫЕ ВЫЗЫВАЮТ ЗАИКАНИЕ

Для понимания ментальных паттернов, вызывающих заикание, необходимо рассмотреть: (1) различия между мыслями в процессе говорения у обычного человека и у заикающегося, (2) различия между тем, что мы, заикающиеся, чувствуем при гладкой и негладкой речи.

Это факт, что мы привыкли ожидать и пытаться контролировать речь, что вызывает страх и напряжение, которые, в конечном счете, ведут к заиканию. Вероятно, заикающиеся как категория – это самые обращенные внутрь себя люди в мире. Сама по себе мысль о заикании так пугает, что она весь мир обращает внутрь человека. Со временем сосредоточенность на себе заполняет всю нашу жизнь. Мы начинаем считать само собой разумеющимся, что мы должны сознательно предвидеть каждый момент говорения. Фанатичная борьба за контроль над речью становится всепоглощающей: до момента реального говорения мы «проживаем» этот момент сотню раз в своей голове. При ожидании и попытках контролирования речи мы позволяем страху заикания прибрести такую силу, что он вынуждает нас заикаться.

Если мы избавимся от ментальных привычек ожидания и контролирования, мы станем нечувствительны к страху заикания, вследствие чего заикание просто исчезнет. В сущности, мы позволим себе думать о речи как обычные, незаикающиеся люди. Обычный человек просто дает своим словам литься, ему никогда не придет в голову предвидеть момент речи или контролировать процесс произнесения каждого слова.

К счастью (или, к сожалению) заикание – это не единственный недуг, вызванный страхом перед страхом. Заикающийся боится, что у него (или у нее) может быть страх заикания; агорафобы (люди, боящиеся покинуть свой безопасный дом) тоже страдают от страха перед страхом. Разумеется, это связано с ожиданием и потребностью контролировать тот момент, когда человек начинает какое-то дело. Доктор Клэр Уикс предложила четыре простых правила, которые оказали действенную помощь агорафобам. Эти правила в равной степени годятся и для заикающихся. Вот правила доктора Уикс (с замечаниями, объясняющими, как эти правила применять заикающимся).

(1) Смотрите в лицо страхам, не избегайте их. Когда у Вас появляются мысли об ожидании и контроле речи, посмотрите прямо им в лицо. Не подавляйте их и не прячьтесь от них; опознайте и сформулируйте для себя эти страхи.

(2) Примите страхи, не боритесь с ними. Спокойно признайте, что та или иная нежелательная мысль появилась.

(3) Двигайтесь дальше, не заостряйте внимание на страхах. Нежелательная мысль есть, но Вам не нужно контролировать ее (хотя у Вас есть привычка длить эту мысль). Просто «позвольте ей уйти».

(4) Пусть пройдет время, будьте терпеливы. Заикание не исчезнет сразу в момент, когда Вы познакомились с этой концепцией. Это многолетняя привычка, и на ее полное исчезновение уйдет время. Вы не «боретесь с заиканием», а просто тренируетесь отпускать нежелательные мысли. В результате заикание будет становиться все слабее, и проявляться будет все реже.

Для изменения ментальных привычек нужна уверенность в себе и сознание того, что «я нормальный». Из-за сложности феномена заикания и смущения перед ним легко могут закрасться мысли типа «я ненормальный» (как пример – нежелание сказать другим людям, что Вы заика).

Давайте посмотрим правде в глаза. Вы и я попались в ловушку заикания. Мы хотели бы не попадаться, но мы попались. Однако нет причин чувствовать себя ненормальными. Возможно заикание – это не нормально, но Вы и заикание – это не одно и то же. У Вас есть много чего, кроме заикания, и Вы имеете право чувствовать себя нормальным. Вы имеете столько же прав чувствовать себя нормальным, сколько любой человек на земле. В то время, когда Вы избавляетесь от заикания, дайте этому чувству «я нормальный», проникнуть в Ваше сознание.

Я не говорю о том, чтобы искать подтверждения свой нормальности. Я имею в виду, что эта мысль должна быть принята Вашим сознанием и подсознанием посредством честного взгляда внутрь себя. Откройтесь сами себе. Да, Вы заикаетесь, и что? У Вас много достоинств. Вы любите людей. Вы честный человек. У Вас было немало приключений. Вы можете гордиться собой. Обратите внимание на все свои истинные чувства. Если Вы замечаете что-то, что Вам не нравится, не считайте это недостатком; это просто то, что Вы хотите изменить. Будьте на 100% открытыми; Вам не от кого прятаться. И когда Вы посмотрите на себя без самообмана, Вы сможете построить свое чувство «я нормальный» на правдивых основаниях. И оно будет устойчивым!

НАСТРЕЧУ НЕИЗВЕДАННОМУ

Годы привычки становятся образом жизни. Страх, напряжение, ожидание и неустанная потребность в контроле управляют каждым шагом заикающегося человека. И вот Вы решили прекратить это. На рациональном уровне Вы говорите себе: «Я хочу это прекратить». Но Ваш внутренний ум хочет держаться за старое. Страх, напряженность, ожидание и контроль – вот всё, что ему известно. Это, возможно, плохо, зато привычно, а привычка дает определенное чувство комфорта. Вы должны будете отказаться от этого комфорта и освоить абсолютно новый образ мыслей и образ жизни.

Не позволяйте прошлому удерживать Вас. Предстоящий путь стоит того, чтобы его пройти. Другие уже прошли его. И так как Вы чувствуете себя нормальным, Вы заслуживаете перемен. Вы заслуживаете такой жизни, какую Вы хотите.

Все, что я сказал до сих пор, было на рациональном уровне. Чтобы Вы прочувствовали, каково это – думать как не-заика, я хотел бы изложить некоторые мысли и чувства, с которыми я солидарен.

· Я полностью себя сознаю и чувствую спокойствие. Я сознаю свои действия и устремления, но при этом просто плыву по течению от одного момента моей жизни к другому; я довольствуюсь тем, что решаю проблемы по мере их поступления, не пытаясь ничего предвидеть.

Дата добавления: 2015-11-16