Проблема выживания 4 страница. Нациольная статистика подтверждает мнение фермера об экономическом значении

Нациольная статистика подтверждает мнение фермера об экономическом значении удобрений и пестицидов. Эта статистика показывает, что, в то время как на один доллар, затраченный на такие химикаты, приходится три-четыре доллара прибыли, другие затраты — например, на рабочую силу или технику — окупаются в гораздо меньшей степени.
Очевидно, что высокая прибыльность связана с практикой, которая особенно неблагоприятно отражается на окружающей среде, в что, если эту практику ограничить, прибыль уменьшится.
В этом смысле показательна также автомобильная промышленность, где замена малолитражных, маломощных автомобилей на большие и мощные явилась главной причиной загрязнения окружающей среды. И хотя мы не имеем специальных данных в Зависимости между прибыльностью и главными конструктивными параметрами, такими как мощность в лошадиных силах, мы можем сделать некоторые очевидные умозаключения. Согласно статье, опубликованной в журнале «Фортуна»

С уменьшением размеров и продажной цены автомобилей прибыль имеет тенденцию к еще более быстрому падению. Стандартный американский «седан» стоимостью 3000 долларов давал, например, что-то около 250—300 долларов прибыли. Но когда цена упада, на треть, то есть до 2000 долларов, прибыль уменьшилась вдвое.При цене ниже 2000 долларов она падает еще быстрее.

Очевидно, автомобиль со сниженным воздействием на окружающую среду, который был бы по необходимости относительно маломощным, с двигателем с невысокой степенью сжатия и имел бы небольшой общий вес, продавался бы по сравнительно низкой цене. Следовательно, он приносил бы относительно продажной цены меньшую прибыль, чем стандартный тяжелый, мощный автомобиль с высоким уровнем загрязнений. Это же подтверждается недавним замечанием Генри Форда II о том, что «миниавтомобиль приносит миниприбыль».
Вспомним из главы 8, что в ряду крупных технологических замен, усиливших воздействие на окружающую среду, видное место занимает замена стали на алюминий, лесоматериалов — на цемент и пластмассы. В строительстве и других областях сталь и лесоматериалы все больше заменяются алюминием, цементом в виде бетона с пластмассой. В 1969 году прибыль (в процентах от общей продажной стоимости) от производства стали (с кислородным дутьем) и от производства лесоматериалов составляла соответственно 12,5 и 15,4 процента. Материалы же, которые заменили сталь и лесоматериалы, обеспечили значительно более высокие прибыли: алюминий — 25,7 процента, цемент — 37,4, пластмассы и резина — 21,4 процента. И опять вытеснение технологических процессов с относительно слабым воздействием на среду технологическими процессами, оказывающими на нее более интенсивное воздействие, сопровождалось значительным ростом прибыльности.
То же самое относится и к вытеснению железнодорожных товарных перевозок (оказывающих сравнительно небольшое воздействие па окружающую среду) автомобильным: грузоперевозками (интенсивное воздействие на среду). В этом случае экономические данные не совсем четкие, потому что железные дороги требуют больших капиталовложений, чем грузовые автомобили (автотрассы поддерживаются правительственными субсидиями). Тем не менее ясно, что автомобильные перевозки дают значительно более высокую прибыль, чем железнодорожные; чистый доход держателей акций железных дорог составляет 2,61 процента от чистого дохода их владельцев, а в случае автомобильных перевозок это отношение составляет 8,84 процента (на 1969 год).
Из приведенных выше примеров, иллюстрирующих рост прибыльности с переходом от старых технологических процессов к новым, сильнее загрязняющим среду, видно, что не все новые технологии подчиняются этому правилу. Например, замена локомотивов, работающих на угольном топливе, дизельными двигателями уменьшила неблагоприятное воздействие железных дорог па окружающую среду в период между 1946 и 1950 годами, потому что дизельные двигатели сжигают значительно меньше горючего в расчете на 1 тоннокилометр перевозки. К сожалению, это улучшение было сведено на нет, когда железнодорожные перевозки стали вытесняться

автомобильными, а железнодорожный транспорт так и не смог улучшить свои экономические показатели. Очевидно также, что некоторые в полном смысле слова новые технологии, которые не заменили какие-либо старые средства, — например, телевидение и другая бытовая электроника — могут давать высокую прибыль без интенсивного воздействия на окружающую среду. Приведенные выше примеры не означают, что увеличение прибыльности производства неизбежно приводит к усилению неблагоприятного воздействия на среду, они показывают лишь то, что многие новые технологии, которые особенно сильно загрязняют среду, оказались более прибыльными, чем технологии, которые они заменили.
Было бы также неправильно считать, что предприниматели сознательно идут на это. Действительно, многое говорит о том, что промышленники обычно не отдают отчет в потенциальном воздействии продукции на окружающую среду до тех пор, пока это воздействие не приводит, вследствие превышения пределов биологической приспособляемости, к экологической катастрофе или к заболеваниям людей. Тем не менее, несмотря на эти оговорки, примеры взаимосвязанности фактора загрязнения среды и прибыльности производства в рамках экономической системы частного предпринимательства заслуживают серьезного внимания, потому что они затрагивают наиболее важные стороны экономической системы крупнейшей капиталистической державы.
В ответ на приведенные здесь доказательства можно сказать, что подобная взаимосвязь между фактором загрязнения и прибыльностью производства неразумна, потому что загрязнение ухудшает качество окружающей среды, от которого зависит будущее даже самого хищного капиталистического предпринимательства. В общем, это довольно сильный аргумент, ибо совершенно очевидно, что промышленное загрязнение ведет к растрате того «биологического капитала», который предоставляет экосистема и от которого зависит производство. Хороший пример этому — потенциальное воздействие ртутного загрязнения от хлорных заводов на эффективность их собственной работы. На каждую тонну хлора, выпускаемого таким заводом, требуется около 60 тонн воды, которая должна удовлетворять жестким стандартам чистоты. Эта вода забирается из близлежащих рек или озер, где чистота воды достигается благодаря экологическим циклам, управляемым жизнедеятельностью различных микроорганизмов. Так как ртутные соединения оказывают сильное токсичное воздействие на большинство живых организмов, сброс ртути хлорными заводами может рассматриваться как серьезная угроза источникам чистой воды, на которых базируются эти предприятия. Тем не менее, это факт, что и в данном, и в других случаях промышленность — до тех пор, пока не подействуют силы извне, — продолжает идти этим неразумным, саморазрушительным курсом загрязнения окружающей среды, от которой она зависит.

Недавно статистик Дэниэл Файф сделал интересное наблюдение, которое помогает объяснить эту парадоксальную взаимосвязь между прибыльностью бизнеса и его тенденцией подрывать свою собственную базу, которую представляет окружающая среда. Он приводит в качестве примера китобойный промысел, который изживал сам себя, истребляя китов столь быстро, что теперь они уже близки к исчезновению. Файф относит этот вид бизнеса к «безответственному», считая «ответственным» такой промысел, темпы которого позволяли бы китам воспроизводить размеры популяции. Он отмечает, что несмотря даже на то, что безответственный бизнес неизбежно уничтожает сам себя, он может быть прибыльным — по крайней мере для предпринимателя, если не для общества в целом, — тогда, когда сверхприбыль, которую он извлекает из безответственной деятельности, достаточно велика, чтобы окупить капиталовложения где-то в другом месте, что перевешивает последствия окончательного упадка отрасли (в данном случае — китобойного промысла). Перефразируя Файфа, «безответственный» предприниматель находит выгодным убить гуся, несущего золотые яйца, поскольку гусь живет достаточно долго, чтобы принести ему такое количество яиц, которого хватит на покупку нового гуся. Экологическая безответственность может окупаться — для предпринимателя, но не для общества В целом. Главным связующим звеном между загрязнением и прибылью является современная технология, которая одновременно служит главным источником увеличения продуктивности — и, следовательно, прибыли — и пагубного воздействия на окружающую среду. Движимые неугасимым стремлением получить максимальную прибыль, современные предприниматели вводят те технологические новшества, которые позволяют удовлетворить эту их потребность, не подозревая обычно о том, что эти новшества часто служат также орудием разрушения окружающей среды. Это и неудивительно, потому что, как было показано выше (глава 9), современная технология представляет собой инструмент для достижения какой-то одной цели. А эта цель, к сожалению, слишком часто определяется желанием повысить продуктивность и, следовательно, прибыль.
Очевидно, нам следовало бы знать много больше о взаимосвязи загрязнения среды и прибыльности в системе частного предпринимательства. А пока можно изложить некоторые мысли о значении функциональной связи между загрязнением среды и прибылями, по крайней мере в том виде, в каком ее представляет нынешняя информация.
Из рассмотренного выше возникает общее положение о том, что загрязнение окружающей среды связано с экономикой системы частного предпринимательства двумя путями. Первый состоит в том, что загрязнений среды усиливается в результате замены старых методов производства экологически ошибочными, но более прибыльными ме

тодами. В этом случае загрязнение — это непроизвольное следствие естественного хода развития экономической системы, вводящей новые, более продуктивные методы производства. Второй путь — это разрушение окружающей среды, обусловленное в основном не отдельными предпринимателями, но обществом в целом, в виде «привходящих факторов». Деловое предпринимательство, загрязняющее среду, следовательно, субсидируется обществом, и в этом смысле оно хотя и свободное, но не целиком частное. Чтобы повернуть вспять вырождение окружающей среды, необходимо изменить эти зависимости. Для начала надо включить в них стоимость окружающей среды путем внесения необходимых изменений в процессы производства. Для системы частного предпринимательства это означает, по необходимости, что эта стоимость, когда на будет окончательно определена, должна быть введена в систему через деятельность каждого отдельного предпринимателя. Разумеется, эти изменения более серьезно коснутся новых технологических процессов, которые сильнее загрязняют среду, чем старых процессов, с относительно незначительным воздействием на среду, которые они заменили. Следовательно, дополнительные затраты коснутся промышленников, выпускающих детергенты, в большей степени, чем тех, кто производит мыло, автомобильных перевозок больше, чем железнодорожных.
В настоящее время новые отрасли производства, в сильной степени загрязняющие среду, обусловливают общий рост продуктивности экономической системы в большей степени, нежели старые, о чем свидетельствуют их более высокие прибыли и темпы развития. Однако, если внести в эти высокопродуктивные отрасли изменения,
которых требует сохранение окружающей среды, они уже не будут выигрышными. Это противоречит обычным последствиям введения традиционных новых технологий, которые мотивируются — и обычно достигают его — ростом продуктивности. Независимо от того, во что выльется в конечном итоге стоимость загрязнения среды, но если она потребует от промышленника капитальных затрат, это так или иначе не будет способствовать росту продуктивности. Это было отмечено экономистом Дж. Ф. Блумом, который занимается изучением продуктивности:

Меры по борьбе с загрязнением среды… прибавят миллионы долларов к себестоимости промышленной продукции, снизят покупательную способность и будут препятствовать росту продуктивности в ее обычном понимании. Действительно, для того чтобы производить продукцию без загрязнения воздуха и воды, в некоторых отраслях придется снизить показатели производительности труда (и, следовательно, продуктивность).

Экономически это понятно: технология, которая требуется для контроля над загрязнением, в отличие от обычной технологии, не прибавляет ценности производимым товарам. Широкие техно-

логические реформы в сельском хозяйстве а промышленности, которых ныне требует кризис окружающей «природы, не могут способствовать дальнейшему росту продуктивности — иными словами, дальнейшему увеличению валового национального продукта. Блум приходит к выводу, что усиление внимания к окружающей среде «не сулит росту продуктивности блестящие перспективы». Поскольку рост продуктивности неразрывно связан с прибыльностью, он представляет собой необходимое условие процветания экономики частного предпринимательства. Таким образом, возникает главное противоречие между политикой контроля над загрязнением среды и тем, что часто рассматривается как фундаментальное требование системы частного предпринимательства, — непрерывной максимизацией продуктивности. Во всем этом Блум видит серьезную, еще не до конца оцененную угрозу экономической системе и заключает пессимистически: «Поскольку затрагивается продуктивность, проблема вряд ли будет решена скоро… Бизнес недооценивает силу потребительства, равным образом он сорвет поход против загрязнения».
Другая трудность состоит в том, что неблагоприятное воздействие на окружающую среду экологически ошибочных технологических процессов, до тех пор пока с ним мирятся, дает преимущество предпринимателю и наносит ущерб населению в целом. Эта ситуация перерастает рамки каких-то временных характеристик экологического ухудшения среды и относится к основному свойству экономической системы частного капитала — противоречию между стремлением предпринимателя к максимальной прибыли и заинтересованностью наемной рабочей силы в повышении заработной платы.
Таким образом, если правительственное регулирование деятельности предпринимателя помешает ему переложить дополнительные затраты на снижение ущерба для окружающей среды на плечи потребителя, он вынужден будет искать каких-то альтернативных средств для того, чтобы снизить общую себестоимость продукции и сохранить тем самым свои прибыли. Очевидным резервом в этом плане является снижение заработной платы; это, конечно, обострит противоречия между предпринимателем и наемными работниками. С другой стороны, дополнительные затраты могут быть покрыты увеличением продажных цен, и тогда трудящиеся, столкнувшись с повышением стоимости жизни, естественно, потребуют повышения заработной платы; и в этом случае противоречие обостряется. Более того, рост цен особенно тяжело отравится на бедноте. Например, если перестроить современную агротехническую систему, которая сильно разрушает почву и загрязняет водные экосистемы, такая экологическая реформа приведет к резкому удорожанию продуктов питания. В этом случае беднота неизбежно пострадает более сильно. Таким образом, при попытке установить реальную, социальную стоимость ухудшения окружающей среды, как в случае роста цен, так и в случае уменьшения заработной платы, обострится старое противоречие

между трудом и капиталом, касающееся распределения материальных благ в рамках системы частного предпринимательства, я ещё более обострится уже и сейчас нетерпимая проблема бедности.
То, что система производства в целом находится в «долгу» у экосистемы и у природы, демонстрирует загрязнение, которое непосредственно «выручает» промышленников. В то же время загрязнение часто вносит свой вклад в рост стоимости жизни для населения в целом, большинство которого составляют трудящиеся, а не предприниматели. Когда рабочие, живущие в окрестностях электростанции, получают увеличившийся счет из прачечной (потому что трубы электростанции выбрасывают сажу), это означает, что их реальная заработная плата понизилась. Возросшие счета из прачечной означают, что рабочие покрывают часть затрат, необходимых для функционирования электростанции. Таким скрытым путем ухудшение окружающей среды уменьшает реальную заработную плату трудящихся.
Не всегда, однако, эти эффекты непосредственно связаны с противоречием интересов. Например, это может быть вызвано продолжающимся в течение пятнадцати или двадцати лет загрязнением среды, скажем, от промышленных предприятий, расположенных на побережье озера Эри, которое привело к тому, что содержание кислорода в воде дошло практически до нуля, нарушилась самоочищающая способность озера и его пляжи погибли. Поэтому рабочие этих предприятий, если они по-прежнему хотят наслаждаться летним отдыхом, вынуждены теперь платить за пользование плавательным бассейном, а это увеличивает стоимость жизни. Подобным же образом постоянное соприкосновение, пусть в малых дозах, ртутью, ДДТ или радиацией может укорачивать жизнь трудящихся без снижения их доходов или даже без увеличения расходов лекарства — пока они живы. В этом случае в течение долгого времени никто не оплачивает стоимость загрязнения среды; в конце концов по этому счету трудящиеся расплачиваются своею преждевременной смертью, что — если абстрагироваться от не поддающихся никаким расчетам страданий, — можно рассматривать как потерю доходов в течение ряда лет. Следовательно, в такой ситуации в течение «свободного периода» загрязняющие вещества накапливаются в экосистеме или в организмах их жертв, но не вся результирующая стоимость этого процесса проявляет себя немедленно. Часть этой стоимости, представленная злоупотреблениями по отношению к окружающей среде, следовательно, несколько смягчает экономические противоречия между трудом и капиталом. Обе стороны как будто бы получают выгоду, и конфликт между ними ослабевает. Однако позже, когда окружающая среда предъявляет свой счет, трудящиеся выплачивают по нему больше, чем капиталисты; буфер неожиданно исчезает, и конфликт между двум а этими экономическими секторами проявляет себя со всей силой.

Можно взглянуть на эту ситуацию по-другому, исходя из оценки капитала, созданного деятельностью системы частного предпринимательства. В процессе создания этого капитала некоторые вещи считаются свободными, постоянно предоставляемыми самой природой: плодородие «почвы, кислород, вода — в общем, природа, или биологический капитал, представленный экосферой. Однако кризис окружающей среды говорит нам о том, что эти блага перестали быть свободно доступными и что, когда их используют так, как если бы они по-прежнему были доступны, они в прогрессирующей степени истощаются.
Это означает, что мы должны пересмотреть истинную цену капитала, накопленного в ходе деятельности экономической системы. Для того чтобы получить реальную оценку общей производительной способности системы, необходимо принять в расчет влияние ее деятельности на величину биологического капитала. Динамика ухудшения окружающей среды показывает, что, если капитал в его обычном понимании возрастает, как, например, это было в Соединенных Штатах после 1946 года, то биологический капитал уменьшается. В действительности, если этот процесс будет продолжаться, то это может привести к внезапному исчерпанию биологического капитала. Но, поскольку эффективность обычного капитала зависит, в свою очередь, от наличия биологического капитала — экосистемы, — то, когда второй уничтожен, эффективность первого также сводится к нулю. Таким образом, несмотря на ее кажущееся процветание, в действительности система приближается к банкротству. Вырождение окружающей среды представляет собой критический, смертельно опасный, скрытый фактор деятельности экономической системы.
Из всего, что сказано в этой книге, должно быть очевидно, что ни одна экономическая система не может считаться прочной, если ее деятельность серьезно нарушает принципы экологии. В какой степени это справедливо для ныне существующих экономических систем?
Для системы частного капитала мы уже частично ответили на этот вопрос, и ответ этот заключается в том, что для данной системы характерна тенденция увеличивать продуктивность — и, следовательно, прибыли — за счет технологических методов, что также усиливает нагрузку на окружающую среду, или, перейдя на теоретические рельсы, тенденция к несовместимости с экосистемой, обусловленной фактором роста.
Общие темпы эксплуатации земной экосистемы имеют некоторый верхний предел, который отражает внутренний предел темпов кругооборота в экосистеме. Если этот предел превышается, система неизбежно приходит к катастрофе. Все, что мы внаем об экосистемах, четко подтверждает это положение. А отсюда следует, что существует верхний предел темпов эксплуатации биологического

капитала, на котором базируется любая система производства. Так как невозможно превысить этот предел, не разрушая биологического капитала, отсюда следует и то, что темпы использования полного капитала (то есть биологического плюс классического капитала, или средств производства) также имеют предел. Таким образом, должен существовать некоторый предел роста полного капитала, и система производства по необходимости должна отвечать условию «нулевого роста», по крайней мере в отношении накопления материальных средств, предназначенных для эксплуатации экосистемы, и продукции, в которой они реализуются.
В рамках системы частного предпринимательства это условие «нулевого роста» исключает дальнейшее накопление капитала. Но так как накопление капитала, через получение прибыли, — главная движущая сила этой системы, трудно себе представить, каким образом она сможет функционировать в условиях «нулевого роста». Тут надо отметить, что некоторые новые формы роста допустимы, например улучшение сервиса. Однако почти все виды сервиса представляют собой результат человеческого труда, который связан с использованием некоторого объема материальных средств. Поэтому, если мы примем экологические требования, любое расширение сервиса, предназначенное для дальнейшего развития экономики, должно осуществляться без увеличения вкладываемых в сервис материальных средств.
Экосистема поднимает еще одну проблему, связанную с системой частного предпринимательства. Различные экологические циклы имеют свои, значительно отличающиеся друг от друга естественные внутренние скорости, которые не могут быть превышены, если мы хотим избежать их разрушения. Так, скорость естественного оборота почвенной системы значительно меньше, чем водной системы (как основы, скажем, рыбного хозяйства). Отсюда следует, что если эти различные экосистемы эксплуатируются частнокапиталистической системой при условии соблюдения экологических требований, они дают различные скорости капиталооборота. Однако система частного предпринимательства с ее свободной деятельностью стремится максимизировать скорость капиталооборота в различных предприятиях. И если одно какое-то предприятие дает меньший оборот, чем другое, капиталовложения будут устремляться в последнее. «Безнадежные» предприятия, то есть те, деятельность которых приносит значительно более низкую прибыль, чем какое-либо другое частное предприятие, неизбежно прекращают свое существование. Переходя к экологии, мы видим, что предприятие, базирующееся на экосистеме с относительно низкой скоростью оборота, неизбежно становится экономически «безнадежным» — если, конечно, оно действует без ущерба для окружающей среды. Такое предприятие имеет очевидную социальную ценность, но в условиях погони за максимальной прибылью, господствующей в

системе частного предпринимательства, оно не может продержаться сколько-нибудь долго. Его можно поддержать субсидиями, но в некоторых случаях они должны быть настолько значительными, что такое предприятие становится национализированным — а это противопоказано частному предпринимательству.

Все это как будто подтверждает обоснованность катпповского пессимизма относительно способности частнокапиталистической системы удовлетворять требованиям экологически выдержанного производства. Несколько позже Каппа подобную же точку зрения высказал Хейлбронер в дискуссии о влиянии экологических требований на капиталистическую систему:

Нет никакого сомнения в том, что главная артерия капиталистического накопления будет значительно сдавлена; что новые капиталовложения в добычу ископаемых и обрабатывающую промышленность сократятся; что скорость и масштабы технологических изменений попадут под жесткий контроль и, по-видимому, также сократятся, и, как следствие, поток прибылей почти наверняка ослабнет.
Заключение Хейлбронера основано на одном, наиболее общем экологическом требовании —«нулевой рост» экономики — и заключает в себе ответ на вопрос о том, какая из двух противоположных точек зрения на природу капитализма более обоснована. Одна из них, принадлежащая Джону Стюарту Миллю, заключается в том. что капитализм вовсе не обязательно должен непрерывно развиваться и что он может находиться в равновесном, стационарном состоянии. Точка зрения, принадлежащая Карлу Марксу, в корне отличается от первой. По словам Хейлбронера:

Согласно Марксу, наиболее характерной чертой капитализма является экспансия, суть которой состоит в том, что капиталист как исторический «тип» ищет резервы для удовлетворения своей ненасытной жажды прибыли, получаемой через постоянное расширение производства. Идея «стационарности» капитализма, с точки зрения Маркса, противопоказана самой его сути.

Если, исходя из этого, заключить, что система частного предпринимательства должна продолжать развиваться, в то время как ее экологическая база не может выдержать неограниченной эксплуатации, то отсюда следует, что они в корне несовместимы. Более того, отвлекаясь от проблемы роста, из предыдущих рассуждений мы видим, что экологический императив ставит перед системой частного предпринимательства и другие специфические барьеры: необходимость экологически обоснованного дифференцирования скоростей оборота для различных производственных предприятий; противоречие между продуктивностью новых технологии и мерами контроля над загрязнением; обострение проблемы бедности и противоречие между предпринимателями и наемными работ-

никами, противоречие, которое в рамках системы частного капитала будет обостряться при любых попытках оплатить социальную стоимость ухудшения окружающей среды; временное смягченна этого противоречия за счет «займа у природы», то есть деградация окружающей среды, которое ныне, когда эта деградация уже перешла за допустимые пределы, может возродить этот конфликт со всей силой. В действительности, в силу этих более детальных факторов кризис окружающей среды не только выявляет несовместимость системы частного капитала и ее экологической базы, по и помогает объяснить, почему — когда этот кризис молчаливо назревал в ткани экосферы — эти органические дефекты экономической системы были скрытыми и почему с ними мирились. В этом смысле неожиданность серьезного кризиса экосистемы с равным основанием можно рассматривать как сигнал о неожиданном кризисе в экономической системе.
Говорить о совместимости социалистической экономической системы с экологической системой довольно трудно — по крайней мере для меня — за недостатком информации. То немногое, что я смог почерпнуть из доступных источников, показывает, что в индустриальных социалистических странах практические проблемы, связанные с загрязнением среды, в принципе не отличаются от аналогичных проблем в развитых капиталистических странах, таких, например, как Соединенные Штаты.
Так, по данным американского географа П. Р. Прайда, основанным на советских материалах, объем стоков, сбрасываемых в поверхностные воды, возрос в СССР с 20-х годов до 1962 года приблизительно в двадцать раз. Он отмечает, что проблема загрязнения поверхностных вод стала особенно актуальной после второй мировой войны, «когда необходимость быстрого восстановления разрушенных производственных мощностей препятствовала оснащению новых предприятий дорогостоящими очистными сооружениями».
Основные загрязняющие вещества поверхностных вод в СССР как по составу, так и по происхождению те же, что в США и других развитых странах. Это органические отбросы коммунально-бытовых стоков и пищевой промышленности; сточные воды целлюлозно-бумажной, химической, металлургической промышленности, нефть и
удобрения. Статья кишиневского корреспондента «Правды» о состоянии реки Днестр напоминает нам о том, что произошло на озере Эри:

Многие живописные места на берегах реки не могут больше служить для отдыха населения. Рыба исчезает. Резко уменьшилась численность жереха и окуня. Стерлядь, которая одно время была гордостью реки, становится редкостью. Белуга теперь не встречается. Но дело не только в рыбе. Помимо всего прочего, надо сохранить чистую воду для населения, а также для промышленности, и прежде всего — для пищевой промышленности.

Похоже на то, что загрязнение окружающей среды в СССР происходит таким же образом, как и в капиталистических странах В частности, новые технологические процессы, введенные в СССР после войны, по-видимому, не очень отличаются от тех, которые доминируют в промышленности Соединенных Штатов. Растет количество автомобилей, хотя мощность их двигателей и степень сжатия, вероятно, меньше, чем у американских моделей. Увеличивается производство синтетических органических веществ и сельскохозяйственных удобрений. В общем, современные технологии в Советском Союзе приносят такой же ущерб окружающей среде, как и те, что применяются в Соединенных Штатах. Следует ожидать таких же экологических эффектов.
И, наконец, так же как и в Соединенных Штатах, невнимании к проблемам загрязнения среды объясняется акцентом на продуктивность. По словам Прайда:

Проблема заключается в недостаточной заинтересованности со стороны некоторых руководителей предприятий и неудовлетворительной системе регулирования производства, когда все сводится к экономической эффективности. Выполнение плана (то есть продукция) — прежде всего. Если план выполняется, почти на все остальное смотрят сквозь пальцы. В передовой статье правительственной газеты («Известия») было найдено очень удачное выражение, характеризующее проблему промышленного загрязнения среды в СССР: «Победителей не судят».

Дата добавления: 2015-10-16