Слово на второй день Рождества Христова

Вчера, беседуя с вами, братие, мы, сообразно обстоятельствам, ста­рались показать, что и среди ужасов и бедствий брани можно наслаж­даться тем вожделенным миром, который при рождении Спасителя воз­вещен Ангелами: и на земли мир! Что никакая враждебная сила, не толь­ко земная, но самая адская, не может нарушить и упразднить того непреложного определения Божия о спасении нашем, для которого явил­ся во плоти Единородный Сын Божий: в челоеецех благоволение! И что слава Божия, обнаружившаяся в сем великом Таинстве, сколько бы ее ни помрачали люди своим безрассудством и грехами, всегда пребудет паче солнца, сияющего на тверди небесной: слава в вышних Богу!

Ныне мы намерены, при помощи Божией, побеседовать с вами о том же предмете, только совершенно с другой стороны, а именно - показать, что взаимные брани и смуты между народами христианскими, как ни печальны они и возмутительны для сердца, нисколько не служат к на­реканию на святую веру христианскую, а только свидетельствуют о жалком состоянии духовном самих христиан. Подобное размышление и всегда небесполезно, ибо есть, к сожалению, люди, всегда готовые к на­реканиям на христианство; тем паче благовременно в настоящих обстоя­тельствах, когда вихрь брани, вокруг нас свирепствующей, может затме­вать зрение и у неблизоруких.

"От христианской веры, - так рассуждают некоторые, - яко Боже­ственной, надлежало ожидать и того благодеяния человечеству, что она, в знамение своего происхождения свыше, кроме дарования ему благ веч­ных и духовных, будет сильно споспешествовать и земному его благо­денствию и, между прочим, отучит людей от зверства и вражды, и при­учит их жить в мире и взаимном согласии, яко детей единого Небесного Отца, имущих одно и то же обетование жизни вечной. Но, вот проходит уже девятнадцатое столетие, а мир христианский доселе представляет из себя весьма жалкое зрелище, во многих отношениях, а более всего, свои­ми кровавыми распрями и междоусобиями!"

Будем ли отрицать истину сих замечаний? Нет, мы, напротив, еще присовокупим к сему, что, по сказаниям всех пророков, изображавших будущее царство Мессии, Спасителя мира, в сем царстве должно господ­ствовать всякого рода благоденствие, что последователи Его имеют пре­взойти все прочие народы своим благоустройством, и будут так небраннолюбивы, что раскуют мечи своя на орала и копия на серпы, и не воз-мет язык на язык меча, и не навыкнут ктому ратоватися (Ис. 2; 4). Вот что говорили и обещали от христианства еще древние пророки!

Кто будет отрицать, что это славное обетование доселе не исполни­лось во всей силе? И однако же многое из сего не сбылось ли на самом деле? Кому принадлежит теперь первенство во всем роде человеческом? Народам христианским. Кто отличается знаниями, искусствами и разны­ми плодами образованности? Народы христианские. В чьих руках судьба всех прочих нехристианских народов? В руках христиан. Изыскивайте, какие угодно причины сего всемирного явления, вы никогда достаточно не объясните его, не обратившись к христианской вере и Евангелию. Здесь главный источник могущества, величия и гораздо большего (сравнитель­но) благоденствия народов христианских!

При всем том, как замечено выше, мы первые признаем и оплакива­ем что христианство не произвело еще всего того, что предлежало и пред­лежит ему сделать для человечества, даже в земном отношении; что хри­стиане доселе ниже того благоустройства, не достигли того благоденствия, к коему они предназначены. Но, что виною сего? Вера ли? Ее можно бы винить в этом тогда, если бы в ней не содержалось несомненных начал и твердых залогов к желаемому благоденствию обществ человеческих. Но кто может утверждать сие? Самые хладные к христианству признают, что оно заключает в себе все, что нужно к усовершению обществ челове­ческих. Но это признание остается без приложения к делу, ибо покажите мне хотя одно общество человеческое, которое было бы устроено вполне по духу Евангелия. Увы, в сем роде доселе еще не сделано ни единого опыта. А после сего, можно ли упрекать христианство в том, что настоя­щее положение обществ человеческих так далеко от своего совершен­ства? Это все равно, как если бы кто, оставляя добрые семена лежать в своей житнице и сея вместо них на поле плевы, сетовал бы и жаловался, что его поле не покрывается доброй пшеницей, и что виною сему семена, коих он же не употребил в дело.

Что касается, в частности, взаимных распрей и браней между наро­дами христианскими, то стоит только взять в руки Евангелие, чтобы ви­деть, как христианство осуждает все это, и как оно противоположно вся­кой зависти и вражде человеческой. Вообразим, что высокие и святые правила Евангелия соделались правилом поведения не только частных людей, но и целых царств; тогда все брани между ними прекратились бы и истребились сами собою, и точно, по выражению пророка, язык на язык никогда не восставал бы ратью.

Но, для чего воображать, когда можно обратиться за свидетельством к опыту и действительности? Вспомним первые века христианства, ко­гда святая вера была не одним предметом внешнего уважения, а действи­тельным правилом жизни и действий для последователей своих; когда Крест Христов возвышался и блистал не столько в храмах и алтарях, сколь­ко в душах и сердцах истинно верующих; тогда на самом деле было то, чего мы желаем теперь от христианства. Весь древний мир с объюродевшим владыкою своим - Римом непрестанно колебался из края в край от междоусобий и браней, то внутренних, то внешних; а христиане жили между собою в глубоком мире, не участвуя в общественных треволнени­ях. Между язычниками господствовали взаимное недоверие и ненависть: сын восставал на отца, дочь изменяла матери, брат строил ковы брату; а между христианами царствовали любовь и взаимное согласие: они все и по всему свету составляли как бы единое семейство. Кто принимал, на­пример, крещение в Индии, тот, вместе с тем, становился родным и близ­ким христианину, живущему в Испании и Британии. Что всего примеча­тельнее, самая лютость гонений, воздвигаемых на христиан язычниками, не могла заставить христиан обратиться к защите себя оружием: они тер­пели самые ужасные муки за Христа и умирали тысячами; могли, напол­няя собою все области империи, самый Рим и сенат, - противопоставить насилию язычников свою собственную силу; могли даже потрясти и раз­рушить ветшающий колосс Римской империи; но, следуя правилам сво­ей веры, ни разу не обнажили меча против своих гонителей, и до конца оставались послушными и мирными гражданами. Вот что производило христианство: до того удаляло оно своих последователей от всякого вида вражды и мщения!

Ныне, как сами видите, другое! Ныне христиане спокойно соединя­ют знамена свои со знаменем Магомета и несут сокровища и жизнь свою на жертву в поддержание падающего магометанства; но почему? Потому что вера христианская, оставаясь у многих на языке, исчезла из души и сердца; потому что, вместо Божественных правил Евангелия обыкли пре­даваться водительству одной земной мудрости и рассчетам житейским; потому что многие решились жить и действовать, как бы не было на зем­ле другого Бога, кроме разума человеческого, другого спасения, кроме преобладания и корысти.

Скажите, что при сем делать вере и откровению, когда им не вне­млют и не хотят следовать их указаниям и руководству? Что делать Са­мому Промыслу Божию? Связать безумный произвол человеческий? За­ставить людей невольно идти путем любви и смирения? Но Царство бла­годати есть царство свободы; в нем нет места насилию и необходимости; иначе и оно походило бы на царства человеческие.

"Все это, - подумает еще кто-либо, - справедливо; и однако же, к чести веры христианской, яко Божественной, желалось бы, чтобы она, в ознаменование своего Божественного достоинства, и в земном отноше­нии оказала, хотя против воли людей, то благо роду человеческому, что­бы умирила людей между собою, и поселила между ними более любви и взаимного уважения".

Что же? Разве уже вовсе не оправдалось это желание? Разве не про­изошло никакой перемены во взаимных отношениях царств и народов, в их распрях и бранях между собою с тех пор, как христианство сделалось, хотя большей частью по одному имени, господствующей религией?

Сравните древние войны народов языческих с бранями народов хри­стианских, и вы тотчас увидите великую разность между теми и другими и воздадите честь вере христианской, между прочим, и за то, что она са­мые войны умела и возмогла сделать человеколюбивее и, так сказать, мирнее. Укажем на один в этом отношении пример: кто из христианских полководцев и завоевателей позволил бы себе,, подобно Тамерлану, воз­двигнуть в память о себе пирамиду из ста тысяч голов, для сего именно нарочно убитых, - уже побежденных и обезоруженных неприятелей?..

Но, зачем всегда углубляться в древность? Довольно обратить вни­мание на брань настоящую. Конечно, она служит, и будет служить, ко всегдашнему стыду христианства, представляя противоестественное со­четание Креста с луною Магометовою, в пользу мусульманства и во вред восточных христиан; но, при всем безрассудстве объюродевших в гордо­сти и корысти западных противников наших, кто может сказать, что эта брань не была бы соединена еще с большими свирепостями, если бы она велась с нами только поклонниками Магомета? Первые шаги их на зем­лю нашу в пределах Иверии и внезапно захваченное ими укрепление свя­того Николая достаточно показали, чего надлежало ожидать от их изу­верства, если бы оно не было удерживаемо и смягчаемо их христиански­ми союзниками.

Соображая все сие, дадим, братие, славу Богу! Христианство, хотя ведет людей на небо, но и для земли сделало более, нежели сколько могли сделать вся мудрость и все искусство человеческое. О вере хри­стианской можно сказать словами святого Иоанна, что это свет, который светит и во тьме (Ин. 1; 4). Ибо, на что густее и непроницаемее тьмы, коей покрыто человечество, и по его растленной природе, и по множе­ству страстей человеческих, из коих каждая образует вокруг себя обла­ко тьмы? Но свет Евангелия, как солнце, проникает с благотворной теп­лотой своей во все концы вселенной, ко всем народам, во все степени и, так сказать, изгибы человечества; и всюду, где ни появляется, оживляет души и сердца не только для неба и жизни вечной, но даже для земного благоустройства.

А что было бы, если бы люди дали сиять над собою свету Евангель­скому во всей его Божественной силе? Тогда небо с его миром и радо­стью сошло бы на землю, и скиния Божия вселилась бы между челоееки (Откр. 21; 3).

Будем же усердно молить почивающего в яслях Спасителя мира, да проникнет Своею благодатью хладные и косные сердца человеческие, да обратит их к свету Евангелия и расположит к тому, чтобы, оставив стропотные пути лжеименного разума, начали искать не только вечного, но и временного благоденствия своего в Его святых уставах. Аминь.

Дата добавления: 2015-10-16