Альбом Шаллан: растительность ущелий 4 страница

Она услышала смешок мостовика и сильнее налегла Клинком на скалу. Все оказалось труднее, чем представлялось. Да, Клинок легко резал камень, но она отсекала куски, которые никак не выпадали. Приходилось разделять их на части, отпускать Клинок и вытаскивать обломки наружу.

Тем не менее спустя больше часа отчаянной работы Шаллан удалось создать подобие убежища. У нее не получилось углубить его настолько, как хотелось, но должно было сойти и так. Обессиленная, она в последний раз кое-как спустилась по импровизированной лестнице и шлепнулась на спину скального демона посреди обломков камней. По ощущениям в руках казалось, будто она таскала тяжести, и, возможно, так и было, если считать, что пришлось поднимать саму себя.

— Готово? — спросил Каладин со дна ущелья.

— Нет, — ответила Шаллан, — но почти получилось. Думаю, мы уместимся.

Мостовик замолчал.

— Ты поднимаешься вверх в дыру, которую я только что вырезала, мостовичок Каладин, убийца скального демона, несущий угрюмость. — Шаллан свесилась с бока чудовища, чтобы посмотреть на него. — Мы не будем заводить еще одну глупую беседу о том, что ты здесь умрешь, в то время как я храбро продолжу путь. Ясно тебе?

— Я не уверен, что смогу идти, Шаллан, — сказал Каладин со вздохом. — Не говоря уже о том, чтобы вскарабкаться наверх.

— Ты сможешь, — отрезала девушка. — Если придется, я тебя понесу.

Каладин посмотрел на нее и ухмыльнулся. Его лицо было покрыто засохшим фиолетовым ихором, хотя он и постарался вытереться как можно лучше.

— Хотел бы я на это посмотреть.

— Пойдем, — сказала Шаллан, сама с трудом поднимаясь. Шторма, как она устала.

Клинком девушка отсекла от стены лозу. Забавно, ей понадобилось два удара, чтобы ее отделить. Первый удар умертвил растение. Затем, уже мертвую, лозу действительно можно было резать мечом.

Верхняя ее часть отдернулась, извиваясь, и поднялась по спирали выше. Шаллан бросила вниз один конец отрезанной лозы. Каладин взялся за нее одной рукой и, оберегая больную ногу, осторожно взобрался на скального демона. Оказавшись наверху, он упал рядом с Шаллан; струйки пота проложили дорожки через грязь на его лице. Он взглянул на уводящую в высоту, вырезанную в скале лестницу.

— Ты на самом деле собираешься поднять меня вот по этому?

— Да, — сказала Шаллан, — из совершенно эгоистических соображений.

Он посмотрел на нее.

— Я не позволю, чтобы твой последний в жизни взгляд был обращен на меня, стоящую в наполовину разодранном платье, покрытую фиолетовой кровью, с волосами в абсолютном беспорядке. Слишком несолидно. На ноги, мостовичок.

Вдалеке она услышала гул. Плохо дело...

— Взбирайся, — приказал Каладин.

— Я не...

— Взбирайся, — повторил он жестче, — и ляг в углублении. После этого высунь руку. Когда я окажусь ближе к концу лестницы, ты сможешь помочь мне на последних футах подъема.

Шаллан помедлила мгновение, подхватила сумку и начала подниматься. Шторма, выступы были такими скользкими. Оказавшись наверху, она заползла в нишу в скале и ненадежно устроилась, вытянув вниз одну руку и держась другой. Каладин задрал голову и посмотрел на нее, затем стиснул челюсти и начал карабкаться вверх.

В основном он подтягивался на руках, свешивая раненую ногу и упираясь другой. Крепкие мускулистые руки солдата медленно тащили тело вверх, уступ за уступом.

Внизу по дну ущелья заструился ручеек воды, который стал быстро превращаться в стремительный поток.

— Давай же! — крикнула Шаллан.

В ущельях запел ветер, отозвавшийся навязчивым, жутким эхом во множестве трещин и разломов. Словно застонали духи давно умерших. Высокие завывания сопровождались низким грохочущим ревом.

Вокруг втянулись все растения: изогнулись и туго скрутились лозы, закрылись камнепочки, сложились оборцветы. Все живое в ущелье попряталось.

Каладин хрипел и истекал потом, его лицо исказилось от боли и усилий, пальцы дрожали. Он вскарабкался на очередную ступеньку и дотянулся рукой до пальцев Шаллан.

В этот момент ударила стена шторма.

Один год назад

Шаллан скользнула в комнату Балата, зажав в руке коротенькую записку.

Балат резко обернулся, начав вставать, но затем расслабился.

— Шаллан! Ты напугала меня до смерти!

В маленькой комнате, одной из многих в особняке, на открытых окнах красовались простые тростниковые ставни, сегодня запертые, так как приближался сверхшторм. Последний перед Плачем. Снаружи доносились удары по стенам — слуги устанавливали прочные штормставни поверх тростниковых.

Шаллан надела одно из своих новых дорогих платьев, купленных отцом, — выполненное в воринском стиле, прямое и зауженное в талии, с карманом на рукаве. Женское платье. Также на ней было подаренное ожерелье. Отцу нравилось, когда она его носила.

Поблизости в кресле развалился Джушу. С отсутствующим видом он растирал между пальцами какое-то растение. За два года, что миновали с того дня, как его утащили из дома кредиторы, он сильно похудел, хотя из-за шрамов на запястьях и запавших глаз все равно не сильно походил на своего близнеца.

Шаллан окинула взглядом узлы с вещами, которые собирал брат.

— Хорошо, что отец никогда не заходит тебя проведать, Балат. Эти узлы выглядят так подозрительно, что ты бы не ушел далеко.

Джушу усмехнулся, потирая шрам на запястье.

— Он еще и подскакивает каждый раз, как в коридоре чихнет служанка.

— Так, тихо, вы оба, — сказал Балат, взглянув в окно, к которому рабочие прикрепляли штормставню. — Не время для шуток. Бездна, если он обнаружит, что я собираюсь уехать...

— Не обнаружит, — ответила Шаллан, разворачивая письмо. — Он слишком занят подготовкой к торжественной встрече с кронпринцем.

— Никому не кажется, что немного странно найти такие богатства? — спросил Джушу. — Сколько же залежей ценных пород камня на наших землях?

Балат вернулся к упаковыванию вещей.

— Пока отец счастлив, мне все равно.

Проблема заключалась в том, что отец не был счастлив. Да, теперь дом Давар разбогател, новые каменоломни приносили фантастический доход. И все же чем лучше шли их дела, тем угрюмее становился отец. С ворчанием бродил по коридорам. Срывался на слугах.

Шаллан просмотрела содержание письма.

— Не вижу радости на лице, — сказал Балат. — Они по-прежнему не могут его найти?

Шаллан покачала головой. Хеларан исчез. Действительно исчез. Больше не было ни контактов, ни писем. Даже те люди, с кем он общался раньше, понятия не имели, куда он отправился.

Балат присел на один из узлов.

— Так что же нам делать?

— Тебе нужно принять решение, — ответила Шаллан.

— Я должен выбраться отсюда. Должен. — Он провел рукой по волосам. — Эйлита готова уехать со мной. Ее родители в отъезде весь месяц, отправились в Алеткар. Лучшего момента не представится.

— А если ты не сможешь отыскать Хеларана, что тогда?

— Я обращусь к кронпринцу. Его бастард сказал, что он выслушает любого, кто пожелает свидетельствовать против отца.

— Прошло несколько лет, — проговорил Джушу, откинувшись назад. — Теперь отец в почете. Кроме того, кронпринц при смерти, все это знают.

— Другого шанса не будет, — сказал Балат, вставая. — Я уеду. Сегодня ночью, после шторма.

— Но отец... — начала было Шаллан.

— Отец хочет, чтобы я отправился проверить несколько деревень в восточной долине. Я скажу, что так и сделаю, а сам заберу Эйлиту, мы уедем в Веденар и пойдем прямо к кронпринцу. К тому времени, как прибудет отец, минует неделя, и я уже скажу свое слово. Возможно, этого хватит.

— А Мализа? — спросила Шаллан. По плану Балат должен был отвезти мачеху в безопасное место.

— Не знаю, — ответил Балат. — Он ее не отпустит. Может быть, когда он отправится с визитом к кронпринцу, ты сможешь отослать ее куда-то, где безопасно? Не знаю. Так или иначе, мне нужно ехать. Сегодня ночью.

Шаллан шагнула вперед, положив ладонь на его руку.

— Я устал бояться, — добавил Балат. — Устал быть трусом. Если Хеларан исчез, тогда я и вправду старший сын. Время это доказать. Я не убегу просто так. Не хочу провести всю жизнь, задаваясь вопросом, не охотятся ли за мной подручные отца. А так... так все будет кончено. Решено.

Дверь с шумом распахнулась.

Несмотря на все замечания о подозрительном поведении Балата, Шаллан сама подскочила от испуга так же высоко, как он, вскрикнув от удивления. Это был всего лишь Виким.

— Шторма, Виким! — воскликнул Балат. — Ты мог хотя бы постучать или...

— Эйлита здесь, — сказал Виким.

— Что? — Балат рванулся вперед, схватив брата. — Она не должна была приезжать! Я собирался забрать ее сам.

— Ее призвал отец. Она только что приехала со своей горничной. Он разговаривает с ней в пиршественном зале.

— О, нет, — простонал Балат и, оттолкнув Викима в сторону, бросился к выходу.

Шаллан последовала за братом, но остановилась в дверях.

— Не делай никаких глупостей! — крикнула она ему в спину. — Балат, план!

Похоже, он ее не услышал.

— Это может плохо кончиться, — проговорил Виким.

— Или, наоборот, чудесно, — сказал Джушу позади них, по-прежнему сидя в расслабленной позе. — Если отец доведет Балата, может быть, он перестанет ныть и сделает хоть что-то.

Выйдя в коридор, Шаллан похолодела. Этот озноб... Неужели паника? Всепоглощающая паника, настолько острая и сильная, что смывала все остальные эмоции.

Это должно было случиться. Шаллан знала, что это должно было случиться. Они пытались спрятаться, они пытались сбежать. Конечно, ничего бы не вышло.

Как не вышло у матери.

Виким пробежал мимо нее. Она медленно пошла следом. Не потому, что оставалась спокойной, а потому, что чувствовала, будто ее тянут вперед. Неспешные шаги, казалось, помогали устоять перед неизбежностью.

Шаллан повернула вверх по ступеням вместо того, чтобы спуститься вниз. Ей требовалось кое-что захватить.

Не прошло и минуты. Вскоре она вернулась, засунув переданный ей так давно мешочек в потайной карман в рукаве. Девушка спустилась по ступеням и подошла ко входу в пиршественный зал. Джушу и Виким ждали снаружи, напряженно наблюдая.

Они освободили ей дорогу.

В пиршественном зале, конечно же, стоял крик.

— Тебе не следовало делать этого, не поговорив со мной! — воскликнул Балат.

Он стоял около главного стола, Эйлита находилась рядом и держала его за руку. Отец возвышался с другой стороны, перед ним виднелись остатки неоконченной трапезы.

— Балат, с тобой бесполезно разговаривать. Ты не слышишь.

— Я люблю ее!

— Ты еще ребенок, — произнес отец. — Глупый ребенок, не заботящийся о судьбе своего дома.

«Плохо, плохо, плохо», — подумала Шаллан. Голос отца стал тихим. Он был особенно опасен, когда его голос становился тихим.

— Думаешь, — продолжил отец, наклоняясь вперед и упираясь ладонями в стол, — что я не знаю о твоем запланированном побеге?

Балат отпрянул.

— Но откуда?

Шаллан вошла в комнату.

«Что это там на полу?» — подумала она, идя вдоль стены к двери, ведущей в кухню. Что-то не давало двери закрыться.

По крыше застучал дождь. Накатил шторм. Стражники находились в караулке, слуги — в своих помещениях, ожидая, когда минует буря. Семья осталась в одиночестве.

С закрытыми окнами единственным источником освещения в комнате был прохладный свет сфер. Отец не стал разжигать камин.

— Хеларан мертв, — сказал отец. — Ты знал? Ты не сможешь его разыскать, потому что он убит. Мне даже не пришлось ничего делать. Он нашел свою смерть на поле битвы в Алеткаре. Идиот.

Слова отца поколебали холодное спокойствие Шаллан.

— Как ты узнал, что я собираюсь уехать? — требовательно спросил Балат. Он сделал шаг вперед, но Эйлита его удержала. — Кто тебе сказал?

Шаллан опустилась на колени перед помехой за кухонной дверью. Прогремел гром, заставив особняк содрогнуться. Помеха оказалась телом.

Мализа. Умерла от нескольких ударов по голове. Свежая кровь. Тело еще теплое. Он убил ее совсем недавно. Шторма, он узнал об их плане, послал за Эйлитой и ждал, пока она приедет, а затем убил свою жену.

Это не убийство в припадке гнева. Он убил ее, чтобы наказать.

«Значит, вот до чего дошло, — подумала Шаллан, чувствуя странное, бесстрастное спокойствие. — Ложь превратилась в правду».

Она чувствовала себя виновницей случившегося. Девушка встала и обошла кухню, подойдя туда, где слуги оставляли для отца кувшин с вином и кубки.

— Мализа, — произнес Балат. Он не смотрел в сторону Шаллан, просто гадал. — Она раскололась и рассказала тебе все, ведь так? Бездна. Не нужно было ей доверять.

— Да, — сказал отец. — Она заговорила. В конце концов.

С шелестящим скрежетом Балат вытащил из кожаных ножен меч. Отец поступил так же.

— Наконец-то ты проявил признаки твердости.

— Балат, нет, — взмолилась Эйлита, цепляясь за юношу.

— Я больше не буду его бояться, Эйлита! Не буду!

Шаллан налила вина.

Они бросились друг на друга. Отец перепрыгнул через высокий стол и замахнулся, удерживая меч обеими руками. Эйлита вскрикнула и отпрянула в сторону, когда Балат поднял меч на отца.

Шаллан не слишком разбиралась в фехтовании. Она наблюдала, как тренируются Балат и другие, но единственными настоящими боями, которые ей довелось увидеть, оставались дуэли на ярмарке.

Теперь все было по-другому. Жестоко. Отец снова и снова сильно ударял мечом, а Балат изо всех сил сопротивлялся, блокируя удары. Металл лязгал о металл, а над всеми ними ярился шторм. Каждый удар, казалось, сотрясал комнату. Или это гром?

Балат споткнулся под натиском и упал на одно колено. Отец выбил меч из его пальцев.

Неужели все закончилось так быстро? Прошло всего лишь несколько секунд. Совсем не похоже на дуэли.

Отец навис над сыном.

— Я всегда презирал тебя, — проговорил отец. — Трус. Хеларан был благороден. Он сопротивлялся мне, но в нем бушевала страсть. А ты... ты только копошишься, ноешь и жалуешься.

К нему подошла Шаллан.

— Отец? — Она протянула вино. — Он повержен. Ты победил.

— Я всегда хотел сыновей, — продолжил светлорд Давар. — И у меня их четверо. Все никудышные! Трус, пьяница и слабак. — Он моргнул. — Только Хеларан... Только Хеларан...

— Отец? — позвала Шаллан. — Возьми.

Он принял вино и осушил кубок одним глотком.

Балат схватил свой меч. По-прежнему стоя на одном колене, он нанес стремительный удар. Шаллан вскрикнула, а меч издал странный лязгающий звук, когда почти задел отца, проткнув его сюртук, и вышел со спины, соприкоснувшись с чем-то металлическим.

Отец уронил кубок. Пустой, тот ударился о пол. Он застонал, ощупывая бок. Балат вытащил меч и теперь в ужасе смотрел на отца снизу вверх.

На руке отца показалась кровь, но совсем немного.

— И это лучшее, на что ты способен? — требовательно спросил он. — Пятнадцать лет тренировок с мечом, и это твоя лучшая атака? Срази меня! Ударь меня!

Отец отвел меч в сторону, поднимая другую руку.

Балат начал рыдать, меч выскользнул из его пальцев.

— Ба! — воскликнул отец. — Бесполезен.

Он швырнул меч на главный стол и шагнул к камину. Схватив железную кочергу, вернулся.

— Бесполезен.

И ударил кочергой по бедру Балата.

— Отец! — воскликнула Шаллан, пытаясь удержать его руку. Он оттолкнул ее в сторону и ударил снова, раздробив кочергой ногу Балата.

Балат закричал.

Шаллан упала, сильно ударившись головой. Она могла только слышать, что происходило дальше. Крики. Кочерга, ударяющая с глухим звуком. Бушующий над ними шторм.

— Почему. — Удар. — Ты. — Удар. — Не можешь. — Удар. — Ничего. — Удар. — Сделать как следует?

Зрение Шаллан прояснилось. Отец тяжело дышал. Его лицо забрызгала кровь. Балат скулил на полу. Его поддерживала Эйлита, уткнувшись лицом в волосы юноши. Нога Балата превратилась в кровавое месиво.

Виким и Джушу по-прежнему стояли в дверях и казались ужасно перепуганными.

Отец посмотрел на Эйлиту, и в его глазах застыла жажда убивать. Он поднял кочергу для удара. Но затем оружие выскользнуло из его пальцев и звякнуло о пол. Он удивленно взглянул на руку и споткнулся. Попытавшись схватиться за стол, упал на колени и завалился на бок.

По крыше сильно барабанил дождь. Звук был такой, что, казалось, сонмы каких-то снующих существ ищут, как бы пробраться внутрь дома.

Шаллан заставила себя подняться. Хладнокровие. Да, она узнала это хладнокровие, охватившее ее целиком. Она уже испытывала его раньше, в день, когда потеряла мать.

— Перевяжи раны Балата, — сказала она, подойдя к плачущей Эйлите. — Используй его рубашку.

Девушка кивнула сквозь слезы и дрожащими пальцами принялась за дело.

Шаллан опустилась на колени рядом с отцом. Он лежал без движения, уставившись в потолок открытыми мертвыми глазами.

— Что... что произошло? — спросил Виким.

Шаллан не заметила, как он и Джушу испуганно вошли в комнату, обогнули стол и присоединились к ней. Виким выглядывал из-за ее плеча.

— Балат ранил его в бок...

Бок отца кровоточил, Шаллан чувствовала это сквозь одежду. Но рана была не настолько серьезна, чтобы вызвать подобные последствия. Она покачала головой.

— Ты отдал мне кое-что несколько лет назад, — сказала Шаллан. — Мешочек. Я его сохранила. Ты говорил, что со временем яд становится более действенным.

— О, Отец Штормов, — проговорил Виким, зажав рукой рот. — Чернояд? Ты подмешала...

— В его вино. Тело Мализы лежит на кухне. Он зашел слишком далеко.

— Ты его убила, — произнес Виким, уставившись на труп отца. — Ты его убила!

— Да, — сказала Шаллан, чувствуя себя полностью обессиленной.

Она проковыляла к Балату и начала помогать Эйлите с перевязкой. Балат оставался в сознании и стонал от боли. Шаллан кивнула Эйлите, и та убежала, чтобы принести ему немного вина. Конечно, неотравленного.

Отец мертв. Она его убила.

— Что у нас тут? — спросил Джушу.

— Не смей! — воскликнул Виким. — Шторма! Ты собираешься вот так сразу рыться у него в карманах?

Шаллан взглянула в сторону Джушу и увидела, как тот вытаскивает из кармана отцовского сюртука что-то серебристое. Предмет скрывался в маленьком черном мешочке, наполовину пропитавшемся кровью. В том месте, куда пришелся удар Балата, виднелись лишь небольшие части устройства.

— О, Отец Штормов, — проговорил Джушу, вытаскивая его наружу. Устройство состояло из нескольких серебристых металлических цепочек, соединяющих между собой три больших драгоценных камня, один из которых треснул и перестал светиться. — Это то, о чем я думаю?

— Преобразователь, — сказала Шаллан.

— Помоги мне подняться, — попросил Балат Эйлиту, когда та вернулась с вином. — Пожалуйста.

Девушка неохотно помогла ему сесть. Его нога... Бедру пришлось совсем не сладко. Придется вызвать хирурга.

Шаллан встала, вытерла окровавленные руки о платье и взяла у Джушу преобразователь. Хрупкий металл оказался сломан в том месте, где в него ударил меч.

— Я не понимаю, — произнес Джушу. — Разве это не богохульство? Разве такие вещи не принадлежат королю и не должны использоваться только ардентами?

Шаллан провела большим пальцем по металлу. Она была не в состоянии думать. Оцепенение... шок. Вот что это было. Шок.

«Я убила отца».

Внезапно Виким вскрикнул, отпрыгнув назад.

— Его нога дернулась.

Шаллан обернулась и посмотрела на тело. Пальцы отца судорожно сжимались.

— Несущие Пустоту! — воскликнул Джушу. Он посмотрел на потолок, на бушующий шторм. — Они здесь. Они внутри него. Они...

Шаллан опустилась на колени рядом с телом. Глаза отца задрожали и сфокусировались на ней.

— Недостаточно сильный, — прошептала она. — Яд оказался недостаточно сильным.

— О, шторма! — вскрикнул Джушу, опустившись на колени рядом с ней. — Он до сих пор дышит. Он не умер, его только парализовало. — Глаза Джушу расширились. — И он приходит в себя!

— В таком случае нам нужно закончить начатое, — сказала Шаллан. Она посмотрела на братьев.

Джушу и Виким отпрянули, замотав головами. Оглушенный Балат был почти без сознания.

Шаллан снова повернулась к отцу. Он смотрел на нее, теперь его глаза двигались с легкостью. Нога дернулась.

— Прости, — прошептала девушка, расстегивая ожерелье. — Спасибо за все, что сделал для меня.

Она обернула ожерелье вокруг шеи отца.

И начала его затягивать.

Шаллан воспользовалась рукояткой вилки, упавшей со стола, когда отец пытался удержаться на ногах. Завязав петлю на ожерелье, она просунула в него вилку и стала ее крутить, все сильнее затягивая цепочку вокруг горла отца.

— Спят ущелья, тьма окружит, хочет напугать. Ты закрой скорее глазки, нужно засыпать, — прошептала она.

Колыбельная. Шаллан проговаривала слова сквозь слезы — это была песня, которую отец пел ей в детстве, когда она чего-то боялась. Красная кровь испещрила его лицо и покрыла ее руки.

— Подкрадется страх по скалам в колыбель твою. Засыпай, малютка, сладко, баюшки-баю.

Шаллан чувствовала, как он смотрит на нее. Ее кожа покрылась мурашками, в то время как рука все туже затягивала ожерелье.

— В вое шторма теплый ветер защитит тебя, — прошептала она. — Стонет буря, но напрасно. Спи, мое дитя.

Шаллан пришлось наблюдать, как глаза отца вылезают из орбит, как от лица отливает краска. Его тело задрожало, напрягаясь, пытаясь шевельнуться. Глаза смотрели на нее требовательно и обвиняли в предательстве.

Шаллан почти представила, что завывания шторма были всего лишь ночным кошмаром и что скоро она проснется, испугавшись, а отец споет ей колыбельную. Как он делал раньше, когда она была ребенком...

— Свет кристаллов негасимый вспыхнет на ладошке, прочь прогонит все невзгоды, спать уложит крошку.

Отец перестал шевелиться.

— Эту песню я с любовью каждый раз пою. Засыпай, малютка, сладко, баюшки-баю.

Однако ты никогда не являлся силой равновесия. Ты несешь хаос, как будто тянешь за собой за ногу труп по снегу. Пожалуйста, прислушайся к моему призыву. Оставь то место и присоединись ко мне в моей клятве невмешательства.

Каладин поймал Шаллан за руку.

Наверху, с грохотом ударяясь о плато, разбивались и разваливались на куски валуны, которые, в свою очередь, падали вокруг него. Ярился ветер. Снизу все ближе поднималась вода. Каладин вцепился в Шаллан, но мокрые пальцы начали выскальзывать из ее руки.

И вдруг, совершенно неожиданно, хватка окрепла. Она потянула с такой силой, которую нельзя было и предположить в ее маленькой фигурке. Каладин оттолкнулся здоровой ногой, когда до нее добралась вода, и заставил себя подтянуться оставшееся расстояние, чтобы присоединиться к девушке в каменной нише.

Полость оказалась всего лишь около трех-четырех футов^[50] глубиной, мельче, чем та расщелина, в которой они прятались раньше. К счастью, ниша выходила на запад. Несмотря на то, что ледяной ветер задувал и приносил брызги воды, главный удар шторма пришелся на плато.

Тяжело дыша, Каладин прижался к стенке углубления. Боль в раненой ноге стала совсем нестерпимой. За него цеплялась Шаллан. Она казалась такой теплой в его руках, и он держал ее так же крепко, как и она его. Они оба съежились в скале, задевая головами потолок полости.

Плато содрогалось, его мелко потряхивало, словно напуганного человека. Каладин мало что видел, темнота стала абсолютной, разрезаемой только ударами молний. И звуками. Казалось, что гром ударял независимо от самих молний. Вода ревела как разъяренный зверь, и вспышки высвечивали неистовую, текущую по ущелью реку, которая пенилась и закручивалась водоворотами,.

Бездна... Река практически достигла их ниши. За буквально несколько мгновений уровень воды поднялся более чем на пятьдесят футов^[51]. В грязном потоке плыли ветки, изломанные растения, сорванные с опор лозы.

— Сфера? — спросил Каладин в темноте. — У тебя была сфера для освещения.

— Ее нет! — прокричала Шаллан сквозь рев. — Наверное, выронила, когда схватила тебя!

— Я не...

Оглушающий удар грома, сопровождаемый ослепительной вспышкой молнии, заставил Каладина запнуться. Шаллан прижалась еще крепче, сунув пальцы в его ладонь. В глазах после молнии остался послеобраз.

Шторма, Каладин мог поклясться, что послеобразом было лицо, ужасно искаженное, с открытым ртом. Следующий удар молнии серией вспышек высветил поток, подобравшийся к ним почти вплотную. В воде плавали десятки трупов, их проносило течением мимо. Мертвые глаза смотрели в небо, многие глазницы оказались пустыми. Люди и паршенди.

Вода всколыхнулась волной и на несколько дюймов подтопила убежище. Река мертвецов. Вокруг снова потемнело, чернота стала такой непроглядной, как если бы они находились в подземной пещере. Только Каладин, Шаллан и трупы.

— Это была самая невероятная вещь, которую я когда-либо видела, — сказала девушка, прижав свою голову к его.

— Шторма — странная штука.

— Ты говоришь, исходя из собственного опыта?

— Садеас подвесил меня снаружи во время одного из них, — ответил Каладин. — Я должен был умереть.

Та буря пыталась содрать кожу, а затем и мышцы с его скелета. Дождь, походивший на ножи. Молния, как будто прижигающая железом.

И маленькая фигурка, вся белая, стоящая перед ним, вытянув вперед руки, словно хотела отодвинуть бурю. Крошечная и хрупкая, но в то же время сильная, как сами ветра.

«Сил... Что я с тобой сделал?»

— Я хочу услышать эту историю, — сказала Шаллан.

— Расскажу как-нибудь в другой раз.

Их снова омыло водой. На какое-то мгновение они стали легче, всплыв во внезапном всплеске воды. Течение потащило с неожиданной силой, будто хотело вытолкнуть их в реку. Шаллан вскрикнула, а Каладин схватился за камень с другой стороны, сдерживая панику. Река отступила, но он по-прежнему слышал ее стремительный натиск. Они поудобнее устроились в нише.

Сверху засиял свет, слишком постоянный, чтобы быть молнией. Что-то светилось на плато. Что-то двигалось. Не удавалось разглядеть практически ничего, потому что с края плато устремлялся вниз поток воды на расстоянии локтя от их убежища. Каладин мог поклясться, что заметил огромную фигуру, передвигающуюся поверху, — светящийся нечеловеческий силуэт, за которым следовал еще кто-то, чуждый и поблескивающий. Шествующий сквозь шторм. Шаг за шагом, пока сияние не угасло.

— Пожалуйста, — взмолилась Шаллан. — Мне нужно услышать хоть что-то другое. Расскажи мне.

Каладин поежился, но кивнул. Голос. Звук голоса поможет.

— Все началось, когда меня предал Амарам, — заговорил он приглушенным тоном, громким настолько, чтобы прижавшаяся к нему Шаллан услышала. — Он сделал из меня раба, потому что я знал правду. Он убил моих людей, повинуясь своей жажде заполучить Клинок Осколков. Она значила для него больше, чем собственные солдаты, больше, чем честь...

Каладин продолжил описывать ей свои дни, проведенные в рабстве, попытки побега. Людей, которые погибли, потому что доверяли ему. Слова хлынули потоком. Он никогда не рассказывал эту историю. Да и кому было ее поведать? Четвертый мост прожил большую ее часть вместе с ним.

Он рассказал ей о повозке и о Твлакве — при упоминании имени торговца послышался удивленный вздох. Шаллан определенно знала, о ком шла речь. Каладин поделился с ней, каково это — находиться в оцепенении, в... апатии. С мыслями покончить с собой и сомнениями, стоит ли.

А потом заговорил о Четвертом мосте. Он не рассказал о Сил, испытывая в тот момент слишком сильную боль. Но поведал о забегах с мостами, об ужасе, о смерти и о своем решении.

Их омывал дождь, закручивающийся в вихри, и Каладин мог бы поклясться, что слышит снаружи чей-то напев. Мимо их убежища сновали какие-то странные спрены, красные и фиолетовые, напоминающие молнии. Наверное, их видела Сил?

Шаллан слушала. Он ожидал вопросов, но она не задала ни одного. Она не докучала обсуждением деталей, не болтала попусту и явно знала, что значит вести себя тихо.

Удивительно, но он рассказал всю историю целиком. Последний забег с мостом. Спасение Далинара. Хотелось выплеснуть все накопившееся, и Каладин говорил о том, как сошелся в бою с Носителем Осколков паршенди, как оскорбил Адолина, как сам возглавил бригаду мостовиков...

Когда он закончил, они оба позволили тишине окутать их покрывалом и разделили тепло. Вместе они устремили взгляды на бушующий поток воды, освещаемый вспышками молний, до которого было так легко дотянуться.

— Я убила своего отца, — прошептала Шаллан.

Каладин посмотрел на девушку и во вспышке молнии увидел ее глаза, когда она оторвала голову от его груди и посмотрела вверх. На ресницах блестели капельки воды. Его руки покоились на ее талии, она так же крепко держалась за его пояс. Так близко в объятиях Каладин не держал ни одну женщину после Тары.

— Мой отец был жестоким, гневным человеком, — сказала Шаллан. — Убийцей. Я его любила. И я задушила его, пока он лежал на полу, наблюдая за мной, не в силах пошевелиться. Я убила своего собственного отца...

Каладин не стал подталкивать ее продолжить рассказ, хотя хотел знать, что же произошло. Ему было необходимо знать.

Дата добавления: 2015-10-16