Читайте также: |
|
Вскоре после этого разговора Харниш неожиданно выехал в Нью-Йорк.
Причиной поездки послужило письмо Даусета -- коротенькое письмецо в
несколько строчек, отпечатанное на пишущей машинке. Но Харниш ликовал, читая
его. Он вспомнил, как однажды в Темпас-Бьютте, когда не хватало четвертого
партнера, к нему, зеленому пятнадцатилетнему юнцу, обратился старый заядлый
картежник: "Садись, парнишка, бери карту". Такое же радостное волнение
испытывал он и сейчас.
За сухим, деловитым тоном письма ему чудились неразгаданные тайны. "Наш
мистер Ховисон посетит вас в гостинице. Можете ему довериться. Нельзя, чтобы
нас видели вместе. Вы все поймете после разговора со мной". Харниш читал и
перечитывал письмо. Вот оно! Наконец-то он дождался крупной игры, и, видимо,
ему предлагают принять в ней участие. Для чего же еще может один человек
приказывать другому проехаться через весь континент?
Они встретились -- при посредничестве "нашего" мистера Ховисона -- в
великолепной загородной вилле на Гудзоне. Согласно полученному распоряжению,
Харниш приехал на виллу в частной легковой машине, которая была ему
предоставлена. Он не знал, чья это машина; не знал он также, кому
принадлежат нарядный загородный дом и широкие обсаженные деревьями лужайки
перед ним. Даусет, уже прибывший на виллу, познакомил Харниша с еще одним
лицом, но Харнишу имя его и так было известно: он сразу узнал Натаниэла
Леттона: Харниш десятки раз видел его портреты в газетах и журналах, читал о
месте, которое он занимает в высших финансовых кругах, об университете в
Даратоне, построенном на его средства. Он тоже показался Харнишу человеком,
имеющим власть, но вместе с тем он до удивления не походил на Даусета.
Впрочем, одну общую черту Харниш подметил: оба производили впечатление
необычайно опрятных людей; во всем же остальном они были совершенно разные.
Худой, даже изможденный на вид, Леттон напоминал холодное пламя, словно
каким-то таинственным образом под ледяной наружностью этого человека пылал
неистовый жар тысячи солнц. В этом впечатлении больше всего повинны были
глаза -- огромные, серые, они лихорадочно сверкали на костлявом, точно у
скелета, лице, обтянутом иссиня-бледной, какой-то неживой кожей. Ему было
лет пятьдесят, на плешивой голове росли редкие, стального цвета волосы, и
выглядел он многим старше Даусета. Тем не менее и Натаниэл Леттон,
несомненно, был силой -- это сразу чувствовалось. Харнишу казалось, что этот
человек с аскетическим лицом окружен холодом высокого, невозмутимого
спокойствия -- раскаленная планета под покровом сплошного льда. Но прежде
всего и превыше всего Харниша изумляла чрезвычайная и даже немного пугающая
незапятнанность Леттона. На нем не заметно было и следов шлака, он словно
прошел сквозь очистительный огонь. Харниш подумал, что, вероятно,
обыкновенное мужское ругательство смертельно оскорбило бы слух Леттона, как
самое страшное богохульство.
Гостям предложили выпить; уверенно и бесшумно, точно хорошо смазанная
машина, двигавшийся лакей -- видимо, постоянный обитатель виллы -- подал
Натаниэлу Леттону минеральную воду; Даусет пил виски с содовой; Харниш
предпочел коктейль. Никто как будто не обратил внимания на то, что Харниш в
полночь пьет мартини, хотя он зорко следил за своими собутыльниками. Харниш
давно уже узнал, что для потребления коктейлей существуют строго
установленные время и место. Но мартини пришелся ему по вкусу, и он не
считал нужным отказывать себе в удовольствии пить его где и когда
вздумается. Харниш ожидал, что, как и все, Даусет и Леттон заметят его
странную прихоть. Не тут-то было! Харниш подумал про себя: "Спроси я стакан
сулемы, они бы и бровью не повели".
Вскоре прибыл Леон Гугенхаммер и, присоединившись к компании, заказал
виски. Харниш с любопытством разглядывал его. Этот Гугенхаммер принадлежал к
известной могущественной семье финансистов. Правда, он был одним из младших
отпрысков, но все же приходился родней тем Гугенхаммерам, с которыми Харниш
сражался на Севере. Леон Гугенхаммер не преминул упомянуть об этой давней
истории. Он сказал Харнишу несколько лестных слов по поводу настойчивости, с
какой тот вел дело, и вскользь заметил:
-- Знаете, слух об Офире дошел даже до нас.
И должен сознаться, мистер Время-не... хм... мистер Харниш, в этом деле
вы, безусловно, нас обставили.
Слух! Харниш чуть не подскочил, услышав это слово. Слух, видите ли,
дошел до них! А для него это была ожесточенная схватка, которой он отдал все
свои силы и силу одиннадцати миллионов, нажитых им на Клондайке. Высоко же
хватают Гугенхаммеры, если дела такого размаха, как борьба за Офир, для них
всего лишь мелкая стычка, слух о которой они соблаговолили услышать. "Какую
же они здесь ведут игру? У-ух ты! Ничего не скажешь!" -- подумал Харниш и
тут же обрадовался, вспомнив, что ему сейчас предложат принять участие в
этой игре. Теперь он горько жалел -- о том, что молва, приписывающая ему
тридцать миллионов, ошибается и что у него их всего только одиннадцать. Ну,
в этом пункте он, во всяком случае, будет откровенен; он им точно скажет,
сколько столбиков фишек он может купить.
У Леона Гугенхаммера, тридцатилетнего полного мужчины, лицо было
юношески гладкое, без единой морщинки, если не считать еще только
обозначающиеся мешки под глазами. Он тоже производил впечатление
безукоризненной чистоты и опрятности. Его тщательно выбритые розовые щеки
свидетельствовали о превосходном здоровье, так что даже некоторая тучность и
солидное кругленькое брюшко не казались странными: просто у молодого
человека склонность к полноте, вот и все.
Собеседники очень скоро заговорили о делах, однако не раньше, чем
Гугенхаммер рассказал о предстоящих международных гонках, в которых должна
была участвовать и его роскошная яхта "Электра"; при этом он посетовал, что
новый, недавно установленный мотор уже успел устареть. Суть предполагаемого
дела изложил Даусет, остальные только изредка вставляли замечания, а Харниш
задавал вопросы. Каково бы ни было дело, которое ему предлагали, он не
собирался входить в него с завязанными глазами. Но он получил весьма точные,
исчерпывающие сведения относительно их планов.
-- Никому и в голову не придет, что вы с нами! -- воскликнул
Гугенхаммер, когда Даусет уже заканчивал свое объяснение, и его красивые
еврейские глаза заблестели. -- Все будут думать, что вы сами по себе, как
заправский пират.
-- Вы, конечно, понимаете, мистер Харниш, что наше соглашение должно
быть сохранено в строжайшей тайне, -- внушительным тоном предостерег
Натаниэл Леттон.
Харниш кивнул головой.
-- И вы также хорошо понимаете, -- продолжал Леттон, -- что наш план
преследует благую цель. Дело это вполне законное, мы в своем праве, а
пострадать от него могут только спекулянты. Мы не хотим биржевого краха.
Напротив, мы хотим повысить цену на акции. Солидные держатели акций от этого
выиграют.
-- В том-то и суть, -- поддакнул Даусет. -- Потребность в меди
непрерывно возрастает. Я уже говорил вам, что копи Уорд Вэлли дают почти
одну четверть мировой добычи меди. Они представляют собой огромное
богатство, размеры которого мы сами не можем определить точно. Мы все
предусмотрели. У нас и своего капитала Достаточно, но дело требует притока
новых средств. Кроме того, на рынке слишком много акций Уорд Вэлли, -- это
не соответствует нашим теперешним планам. Таким образом, мы одним выстрелом
убьем двух зайцев...
-- А выстрел -- это я, -- улыбаясь, вставил Харниш.
-- Совершенно верно. Вы не только поднимете курс акций Уорд Вэлли, вы
еще и соберете их. Это даст нам неоценимое преимущество для осуществления
наших планов, не говоря уже о том, что и мы и вы извлечем прибыль из
проведенной вами операции. Дело это, как уже здесь говорил мистер Леттон,
вполне честное и законное. Восемнадцатого числа состоится заседание
правления, и мы объявим, что в этом году дивиденды будут выплачены в двойном
размере.
-- Вот это ударит кое-кого по карману! -- воскликнул Леон Гугенхаммер.
-- Ударит только спекулянтов, -- объяснил Натаниэл Леттон, -- биржевых
игроков, накипь Уолл-стрита. Солидные пайщики не пострадают. К тому же они
лишний раз убедятся, что наши копи заслуживают доверия. А заручившись их
доверием, мы можем осуществить наши планы всемерного расширения предприятия,
которое мы вам изложили.
-- Я должен предупредить вас, -- сказал Даусет, -- что до вас будут
доходить самые нелепые слухи, но вы не пугайтесь. Весьма вероятно, что мы
даже будем распускать их. Я думаю, вам вполне ясно, с какой целью это
делается. Но вы не обращайте никакого внимания на слухи. Вы свой человек, мы
вас посвятили в суть нашей операции. Ваше дело только покупать, покупать и
покупать, до последней минуты, пока правление не объявит о выплате
дивидендов в двойном размере. После этого уже ничего нельзя будет купить --
акции Уорд Вэлли подскочат до небес.
-- Самое главное для нас, -- заговорил Леттон, медленно отхлебнув из
стакана с минеральной водой, стоявшего перед ним, -- самое главное -- это
изъять у мелких держателей акции, находящиеся у них на руках. Мы легко могли
бы это сделать другим способом: припугнуть держателей падением курса, что
обошлось бы нам гораздо дешевле. Мы -- хозяева положения. Но мы не хотим
злоупотреблять этим преимуществом и согласны покупать наши акции по
повышенному курсу. Не потому, что мы филантропы, но нам нужно доверие
пайщиков для расширения дела. Да мы, в сущности, ничего на этом не потеряем.
Как только станет известно о выплате дивидендов в двойном размере, цена на
акции баснословно поднимется. Кроме того, мы пострижем спекулянтов, играющих
на понижение. Это, конечно, несколько выходит за рамки общепринятых
финансовых операций, но это момент привходящий и в известном смысле
неизбежный. Это не должно нас смущать. Пострадают только самые
беззастенчивые спекулянты, и поделом им.
-- И еще вот что, мистер Харниш, -- сказал Гугенхаммер, -- если у вас
не хватит наличного капитала или вы не пожелаете весь свой капитал
вкладывать в это дело, немедленно обратитесь к нам. Помните, за вами стоим
мы.
-- Да, да, мы стоим за вами, -- повторил Даусет.
Натаниэл Леттон подтвердил это кивком головы.
-- Теперь относительно дивидендов в двойном размере, -- заговорил
Даусет, вынимая листок бумаги из записной книжки и надевая очки. -- Здесь у
меня все цифры. Вот, видите...
И он начал подробно объяснять Харнишу, какие прибыли получала и какие
дивиденды выплачивала компания Уорд Вэлли со дня своего основания.
Совещание длилось около часа, и весь этот час Харниш, как никогда,
чувствовал себя вознесенным на самую высокую вершину жизни. Крупные игроки
приняли его в свою игру. Они -- сила. Правда, он знал, что это еще не самый
узкий избранный круг. Их не поставить на одну доску с Морганами и
Гарриманами. Но они имеют доступ к этим гигантам, и сами они гиганты, только
помельче. Их обращение тоже понравилось Харнишу. Они держались с ним на
равной ноге, с явным уважением, без покровительственного тона. Харниш был
очень польщен этим, ибо хорошо знал, что не может сравниться с ними ни
богатством, ни опытом.
-- Мы немножко встряхнем всю эту свору спекулянтов, -- радостно сказал
Леон Гугенхаммер, когда совещание окончилось. -- И никто этого не сделает
лучше вас, мистер Харниш. Они будут уверены, что вы действуете в одиночку, а
у них ножницы всегда наготове, чтобы стричь таких новичков, как вы.
-- Они непременно попадутся, -- согласился Леттон; его серые глаза
горели мрачным огнем на бледном лице, полузакрытом складками необъятного
шарфа, которым он окутывал шею до самых ушей. -- Они привыкли рассуждать по
шаблону. Любая новая комбинация, непредвиденное обстоятельство, неизвестный
им фактор опрокидывают все их расчеты. А всем этим для них явитесь вы,
мистер Харниш. И повторяю вам, они -- игроки, спекулянты и заслужили такую
встряску. Если бы вы знали, какая это помеха для нас, солидных дельцов. Их
азартная биржевая игра подчас нарушает самые разумные планы и даже
расшатывает наиболее устойчивые предприятия.
Даусет сел в одну машину с Леоном Гугенхаммером, Леттон -- в другую.
Харниш, все еще под впечатлением всего, что произошло за последний час, чуть
ли не с трепетом смотрел на разъезд участников знаменательного совещания.
Три автомобиля, точно страшные ночные чудовища, стояли на посыпанной гравием
площадке под неосвещенным навесом широкого крыльца. Ночь выдалась темная, и
лучи автомобильных фар, словно ножами, прорезали густой мрак. Все тот же
лакей -- услужливый автомат, царивший в доме, неизвестно кому
принадлежавшем, подсадив гостей в машины, застыл на месте, словно каменное
изваяние. Смутно виднелись закутанные в шубы фигуры сидевших за рулем
шоферов. Одна за другой, будто пришпоренные кони, машины ринулись в темноту,
свернули на подъездную аллею и скрылись из глаз.
Харниш сел в последнюю машину и, когда она тронулась, оглянулся на дом,
где не светилось ни одного огонька и который, словно гора, высился среди
мрака. Чей это дом? Кто предоставляет его этим людям для тайных совещаний?
Не проболтается ли лакей? А кто такие шоферы? Тоже доверенные лица, как
"наш" мистер Ховисон? Тайна. В этом деле, куда ни повернись, всюду тайна.
Тайна шествует рука об руку с Властью. Харниш откинулся на спинку сиденья и
затянулся папиросой. Большое будущее открывалось перед ним. Уже стасованы
карты для крупной игры, и он один из партнеров. Он вспомнил, как резался в
покер с Джеком Кернсом, и громко рассмеялся. В те времена он ставил на карту
тысячи, ну, а теперь поставит миллионы. А восемнадцатого числа, после
заявления о дивидендах... Он заранее ликовал, предвкушая переполох, который
поднимется среди биржевых спекулянтов, уже точивших ножницы, чтобы остричь
-- кого же? Его, Время-не-ждет!
Дата добавления: 2015-10-16; просмотров: 84 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ГЛАВА ПЕРВАЯ | | | ГЛАВА ТРЕТЬЯ |