Глава седьмая. На этот раз путь оказался много легче

На этот раз путь оказался много легче. Дорога была лучше укатана, нарты

шли налегке и не мчались с бешеной скоростью, дневные перегоны были короче.

За свою поездку в Дайю Харииш загнал трех индейцев, но его новые спутники

знали, что, когда они доберутся до устья Стюарта, им понадобятся силы, и

поэтому старались не переутомляться. Для Харниша, более выносливого, чем

они, это путешествие явилось просто отдыхом после двухмесячного тяжелого

труда. На Сороковой Миле они задержались на два дня, чтобы дать передохнуть

собакам, а на Шестидесятой пришлось оставить упряжку Харниша. В отличие от

своего хозяина, собаки не сумели во время пути восстановить запас сил,

исчерпанный в бешеной скачке от Селкерка до Серкла. И когда путники вышли из

Шестидесятой Мили, нарты Харниша везла новая упряжка.

На следующий день они стали лагерем у группы островов в устье Стюарта.

Харниш только и говорил, что о будущих приисковых городах и, не слушая

насмешек собеседников; мысленно застолбил все окрестные, поросшие лесом

острова.

-- А что, если как раз на Стюарте и откроется золото? -- говорил он. --

Тогда вам, может, кое-что достанется, а может, и нет. Ну, а я своего не

упущу. Вы лучше подумайте и войдите со мной в долю.

Но те заупрямились.

-- Ты такой же чудак, как Харпер и Джо Ледью, -- сказал Хайнс. -- Они

тоже этим бредят. Знаешь большую террасу между Клондайком и Лосиной горой?

Так вот, инспектор на Сороковой Миле говорил, что месяц назад они застолбили

ее: "Поселок Харпера и Ледью". Ха! Ха!

Элия и Финн тоже захохотали, но Харниш не видел в этом ничего смешного.

-- А что я говорил? -- воскликнул он. -- Что-то готовится, все это

чуют. Чего ради стали бы они столбить террасу, если бы не чуяли? Эх, жаль,

что не я это сделал.

Явное огорчение Харниша было встречено новым взрывом хохота.

-- Смейтесь, смейтесь! Вот то-то и беда с вами. Вы все думаете, что

разбогатеть можно, только если найдешь золото. И вот когда начнутся большие

дела, вы и приметесь скрести поверху да промывать -- и наберете

горсть-другую. По-вашему, ртуть -- это одна глупость, а золотоносный песок

создан господом богом нарочно для обмана дураков и чечако. Подавай вам

жильное золото, а вы и наполовину не выбираете его из земли, да и этого еще

половина остается в отвалах. А богатство достанется тем, кто будет строить

поселки, устраивать коммерческие компании, открывать банки...

Громкий хохот заглушил его слова. Банки на Аляске!

Слыхали вы что-нибудь подобное?

-- Да, да! И биржу...

Слушатели его просто помирали со смеху. Джо Хайнс, держась за бока,

катался по расстеленному на снегу одеялу.

-- А потом придут большие акулы, золотопромышленники; они скупят

целиком русла ручьев, где вы скребли землю, будто какие-нибудь куры

несчастные, и летом будут вести разработки напоров воды, а зимой станут

прогревать почву паром...

Прогревать паром! Эка, куда хватил! Харниш явно уже не знал, что и

придумать, чтобы рассмешить компанию. Паром! Когда еще огнем не пробовали, а

только говорили об этом, как о несбыточной мечте!

-- Смейтесь, дурачье, смейтесь! Вы же как слепые.

Точно писклявые котята. Если только на Клондайке заварится дело, да

ведь Харпер и Ледью будут миллионерами! А если на Стюарте -- увидите, как

заживет поселок Элама Харниша. Вот тогда придете ко мне с голодухи... -- Он

вздохнул и развел руками. -- Ну, что ж делать, придется мне ссудить вас

деньгами или нанять на работу, а то и просто покормить.

Харниш умел заглядывать в будущее. Кругозор его был неширок, но то, что

он видел, он видел в грандиозных масштабах. Ум у него был уравновешенный,

воображение трезвое, беспредметных мечтаний он не знал. Когда ему рисовался

оживленный город среди лесистой снежной пустыни, он предпосылал этому

сенсационное открытие золота и затем выискивал удобные места для пристаней,

лесопилок, торговых помещений и всего, что требуется приисковому центру на

далеком Севере. Но и это, в свою очередь, было лишь подмостками, где он

рассчитывал развернуться вовсю. В северной столице его грез успех и удача

поджидали его на каждой улице, в каждом доме, во всех личных и деловых

связях с людьми. Тот же карточный стол, но неизмеримо более обширный; ставки

без лимита, подымай хоть до неба; поле деятельности -- от южных перевалов до

северного сияния. Игра пойдет крупная -- такая, какая и не снилась ни одному

юконцу; и он, Элам Харниш, уж позаботится, чтобы не обошлось без него.

А пока что еще не было -- ничего, кроме предчувствия. Но счастье

придет, в этом он не сомневался. И так же как, имея на руках сильную карту,

он поставил бы последнюю унцию золота, -- так и здесь он готов был поставить

на карту все свои силы и самое жизнь ради предчувствия, что в среднем

течении Юкона откроется золото. И вот он со своими тремя спутниками, с

лайками, нартами, лыжами поднимался по замерзшему Стюарту, шел и шел по

белой пустыне, где бескрайнюю тишину не нарушал ни человеческий голос, ни

стук топора, ни далекий ружейный выстрел. Они одни двигались в необъятном

ледяном безмолвии, крохотные земные твари, проползавшие за день положенные

двадцать миль; питьевой водой им служил растопленный лед, ночевали они на

снегу, подле собак, похожих на заиндевевшие клубки шерсти, воткнув в снег

около нарт четыре пары охотничьих лыж.

Ни единого признака пребывания человека не встретилось им в пути, лишь

однажды они увидели грубо сколоченную лодку, припрятанную на помосте у

берега. Кто бы ни оставил ее там, он не вернулся за ней, и путники, покачав

головой, пошли дальше. В другой раз они набрели на индейскую деревню, но

людей там не было: очевидно, жители ушли к верховьям реки охотиться на лося.

В двухстах милях от Юкона они обнаружили наносы, и Элия решил, что это то

самое место, о котором говорил Эл Мэйо. Тут они раскинули лагерь, сложили

продовольствие на высокий помост, чтобы не дотянулись собаки, и принялись за

работу, пробивая корку льда, покрывающую землю.

Жизнь они вели простую и суровую. Позавтракав, они с первыми

проблесками тусклого рассвета выходили на работу, а когда темнело, стряпали,

прибирали лагерь; потом курили и беседовали у костра, прежде чем улечься

спать, завернувшись в заячий мех, а над ними полыхало северное сияние и

звезды плясали и кувыркались в ледяном небе. Пища была однообразная:

лепешки, сало, бобы, иногда рис, приправленный горстью сушеных слив. Свежего

мяса им не удавалось добыть. Кругом -- ни намека на дичь, лишь изредка

попадались следы зайцев или горностаев. Казалось, все живое бежало из этого

края. Это было им не в новинку; каждому из них уже случалось видеть, как

местность, где дичь так и кишела, через год или два превращалась в пустыню.

Золота в наносах оказалось мало -- игра не стоила свеч. Элия, охотясь

на лося за пятьдесят миль от стоянки, промыл верхний слой гравия на широком

ручье и получил хороший выход золота. Тогда они впрягли собак в нарты и

налегке отправились к ручью. И здесь, быть может, впервые в истории Юкона,

была сделана попытка пробить шурф среди зимы. Идея принадлежала Харнишу.

Очистив землю от мха и травы, они развели костер из сухой елки. За шесть

часов земля оттаяла на восемь дюймов в глубину. Пустив в ход кайла и

заступы, они выбрали землю и опять разложили костер. Окрыленные успехом, они

работали с раннего утра до позднего вечера. На глубине шести футов они

наткнулись на гравий. Тут дело пошло медленней. Но они скоро научились лучше

пользоваться огнем, и в один прием им удавалось отогреть слой гравия в

пять-шесть дюймов. В пласте мощностью в два фута оказался мельчайший золотой

песок, потом опять пошла земля. На глубине в семнадцать футов опять оказался

пласт гравия, содержащий золото в крупицах; каждая промывка давала золота на

шесть -- восемь долларов. К несчастью, пласт был тонкий, всего-то в дюйм, а

ниже опять обнажилась земля. Попадались стволы древних деревьев, кости

каких-то вымерших животных. Однако золото они нашли -- золото в крупицах!

Скорей всего здесь должно быть и коренное месторождение. Они доберутся до

него, как бы глубоко оно ни запряталось. Хоть на глубине в сорок футов! Они

разделились на две смены и рыли одновременно два шурфа, работая круглые

сутки: день и ночь дым от костров поднимался к небу.

Когда у них кончились бобы, они отрядили Элию на стоянку, чтобы

пополнить запасы съестного. Элия был человек опытный, закаленный; он обещал

вернуться на третий день, рассчитывая в первый день налегке проехать

пятьдесят миль до стоянки, а за два дня проделать обратный путь с

нагруженными нартами. Но Элия вернулся уже на другой день к вечеру. Спутники

его как раз укладывались спать, когда услышали скрип полозьев.

-- Что случилось? -- спросил Генри Финн, разглядев при свете костра

пустые нарты и заметив, что лицо Элии, и без того длинное и неулыбчивое, еще

больше вытянулось и помрачнело.

Джо Хайнс подбросил дров в огонь, и все трое, завернувшись в одеяла,

прикорнули у костра. Элия, закутанный в меха, с заиндевевшими бородой и

бровями, сильно смахивал на рождественского деда, как его изображают в Новой

Англии.

-- Помните большую ель, которая подпирала нашу кладовку со стороны

реки? -- начал Элия.

Долго объяснять не пришлось. Могучее дерево, которое казалось столь

прочным, что стоять ему века, подгнило изнутри, -- по какой-то причине

иссякла сила в корнях, и они не могли уже так крепко впиваться в землю.

Тяжесть кладовки и плотной шапки снега довершили беду, -- так долго

поддерживаемое равновесие между мощью дерева и силами окружающей среды было

нарушено: ель рухнула наземь, увлекая в своем падении кладовку, и этим, в

свою очередь, нарушила равновесие сил между четырьмя людьми с одиннадцатью

собаками и окружающей средой. Все запасы продовольствия погибли. Росомахи

проникли в обвалившуюся кладовку и либо сожрали, либо испортили все, что там

хранилось.

-- Они слопали сало, и чернослив, и сахар, и корм для собак, --

докладывал Элия. -- И, черт бы их драл, перегрызли мешки и рассыпали всю

муку, бобы и рис. Поверите ли, за четверть мили от стоянки валяются пустые

мешки, -- вон куда затащили.

Наступило долгое молчание. Остаться среди зимы без запасов в этом

покинутом дичью краю означало верную гибель. Но молчали они не потому, что

страх сковал им языки: трезво оценивая положение, не закрывая глаза на

грозившую опасность, они прикидывали в уме, как бы предотвратить ее. Первым

заговорил Джо Хайнс:

-- Надо просеять снег и собрать бобы и рис...

Правда, рису-то и оставалось всего фунтов восемь -- десять.

-- Кто-нибудь из нас на одной упряжке поедет на Шестидесятую Милю, --

сказал Харниш.

-- Я поеду, -- вызвался Финн.

Они еще помолчали.

-- А чем же мы будем кормить вторую упряжку, пока он вернется? --

спросил Хайнс. -- И сами что будем есть?

-- Остается одно, -- высказался, наконец, Элия. -- Ты, Джо, возьмешь

вторую упряжку, поднимешься вверх по Стюарту и разыщешь индейцев. У них

добудешь мясо. Ты вернешься иного раньше, чем Генри съездит на Шестидесятую

Милю и обратно. Нас здесь останется только двое, и мы как-нибудь

прокормимся.

-- Утром мы все пойдем на стоянку и выберем, что можно, из-под снега,

-- сказал Харниш, заворачиваясь в одеяло. -- А теперь спать пора, завтра

встанем пораньше. Хайнс и Финн пусть берут упряжки. А мы с Дэвисом пойдем в

обход, один направо, другой налево, -- может, по пути и вспугнем лося.

Дата добавления: 2015-10-16