Чем хуже, тем лучше

Летом 76-го года я опять послал книгу в издательство.

На этот раз -- в "Советский писатель". Впервые я обратился

сюда пять лет назад.

Меня тогда познакомили с издательским редактором.

Она предложила мне зайти. Рукопись потом

лежала у нее четыре месяца. Я появлялся каждые

две-три недели. Редактор опускала полные слез глаза:

-- Это так своеобычно...

Однако книга моя так и не была зарегистрирована.

Я не обижался. Знал, что прав у редактора никаких.

-- Допустим, я отдам вашу книгу на рецензию. А

вдруг ее зарежут? Когда еще вы напишете вторую? --

уныло шептала она.

-- Я уже написал вторую книгу.

-- Ее тоже зарежут. Нужно будет ждать третью.

-- Я уже написал третью книгу.

-- Ей тоже зарежут.

-- У меня есть четвертая.

-- Ее тоже...

-- Пятая...

-- И ее...

-- Шестая...

К этому времени у меня были шесть готовых

сборников.

Редактор хотела мне помочь. Но что она могла --

бесправная, запуганная, робкая?!..

Теперь я решил действовать четко и официально.

Никаких товарищеских переговоров. Регистрирую

книгу. Жду рецензии, Потом... Что, собственно, будет

потом, я не знал.

Я был уверен, что рукопись мне возвратят. Зачем

же, спрашивается, тел я в издательство? Неискушенному

человеку это трудно объяснить. Казалось бы, все

понимаешь. И все-таки надеешься...

Книгу зарегистрировали. Я положил ее на стол

Чепурову. Главный редактор увидел название и сразу

же заметно поскучнел. Он ждал чего-нибудь такого:

"Герои рядом" или, как минимум, -- "Душа в строю".

А тут -- загадочные и неясные -- "Пять углон". Может

быть, речь идет о пятиконечной звезде? Значит,

глумление над символом?

Я ждал три месяца. Потом зашел в издательство.

-- Это так своеобычно, -- начала было редактор.

Я вежливо прервал ее:

-- Когда будет готова рецензия?

-- Я еще не отдавала...

-- Почему?

-- Хочу найти такого рецензента...

-- Не ждите. Отдайте любому. Мне все равно.

-- Но ведь книгу зарежут!

-- Пускай. Тогда я буду действовать иначе. (Как?)

Мне надоело. Есть у вас кдкой-нибудь список постоянных

рецензентов?

-- Есть. Вот он.

-- Кто там первый?

-- Авраменко.

-- Отдайте ему.

-- Авраменко поэт. Кроме того, он недавно умер.

-- А кто последний?

-- Урбан.

-- Жив?

-- Конечно. Господь с вами...

-- Дайте Урбану.

-- Действительно. Как я нс сообразила?! Урбан -- знающий

и принципиальный человек. Он поймет, насколько это

своеобычно...

Я ждал еще три месяца. Потом написал в издательство:

Уважаемые товарищи!

В июле 1975 года я зарегистрировал у вас книгу "Пять

углов" (роман в двух частях). Прошло шесть месяцев. Ни

рецензии, ни устного отзыва я так и не получил. За это время

я написал третью часть романа -- "Судейский протокол".

Приступаю к написанию четвертой, Как видите, темпы моей работы

опережают издательские настолько, что выразить это можно

лишь арифметическим парадоксом.

С уважением С. Довлатов.

Смысл и цели этого письма казались мне туманными.

Особенно неясным выглядел финал.

Кстати, чаще всего именно такие письма оказываются

действенными. Поскольку вызывают у начальства тревогу.

Дата добавления: 2015-10-16