Византийский взгляд на причины разделения Церквей

Для понимания византийской позиции в вопросе преодоления церковного разделения, нам, прежде всего, важно установить то, как греки видели причины случившегося раскола.

И первый вопрос, который здесь возникает: каковы основы «единства» и «разделения»? В начале «Беседы с легатом Павлом» Иоанна Кантакузина мы найдем рассуждение на эту тему. По мысли Кантакузина, человечество призвано к единству. Братское единство – первоначальный, богоустановленный порядок. Поэтому само понятие «разделения» представляется Кантакузину большим злом. Появляется же разделение в следствии греховности человеческой природы: «Люди, не сохранив божественную заповедь мира, предались чудовищным страстям и делам и разделились»[24].

Разделение приводит к появлению «врагов» и «друзей». Среди врагов Кантакузин выделяет три категории. Первая – «враги христиан и присущего им по душе и телу»[25]. Таковыми он считает «нечестивых и последователей Магомета». Другая категория – «враги их [христиан] добра, а иногда и тел, каковыми являются единоверные нам и придерживающиеся Церкви, то есть болгары, сербы и им подобные»[26]. Эти враги менее опасны, так как, будучи христианами, представляют угрозу лишь для тел, но не для душ. Наконец, еще одна категория – это соплеменники, которые кажутся друзьями, но, забыв о заповедях, ради какой-либо выгоды обманывают друг друга. Обманув брата, такой человек «радуется, как будто совершил какое-нибудь доброе дело, а в итоге постепенно становится врагом»[27].

Рассуждая о дружбе, Кантакузин подчеркивает, что друзьями могут быть не только соотечественники, но и люди «из разных стран и земель»[28]. Более крепкими, чем дружба, являются родственные связи – между родителями и детьми, между братьями, между мужем и женой. «Но ни одна дружба, ни одно самое полное соединение не может сравниться с духовным единением и любовью Церкви»[29]. Для Кантакузина Церковь – идеал единства и цельности. Церковь даже нечто более цельное, чем каждый конкретный человек, ибо Церковь – это «духовный человек»: «она есть Тело Господне, голова коего – Христос»[30].

Отсюда – очевидная мысль, что самое страшное разделение – разделение в Церкви, и самый большой преступник – «тот, кто хочет расколоть Церковь», ибо он «раскалывает само Тело Господне и сам есть распявший Господа и проткнувший бок Его копием»[31]. Таким преступником Кантакузин считает того, «кто вызвал этот нынешний раскол»[32]. Он не объявляет этого преступника, не называет и причины раскола (они, по его словам, должны быть «исследованы» на соборе представителей Востока и Запада[33]). Однако на протяжении всей беседы с легатом Кантакузин подводит рассуждение к мысли о том, что виновники раскола – латиняне, и, значит, причины его необходимо искать на Западе.

В качестве глубинной основы разделения Кантакузиным рассматривается западное представление о безусловном авторитете пап. По его мнению, преклонение перед папой на Западе доведено до абсурда. Иоанн вспоминает обычай целовать папскую обувь, и не без сарказма заявляет, что ради объединения Церкви готов поцеловать не только ногу папы, но и ногу его лошади[34]. Он сетует, что с точки зрения латинян, «ни мы, ни вообще кто-либо из людей не может иметь взгляды, отличные от того и противоречащие тому, что говорит папа»[35]. Следствием этого является то обстоятельство, что раскол продолжает оставаться непреодоленным: ведь в условиях диктата одной из сторон настоящий консенсус невозможен.

Кантакузин укоряет латинян: «с того момента, как разделение Церкви сделалось всеобщим, и доныне – вы подходите к вопросу объединения не как друзья и братья, а наставнически, самовластно»[36]. Критикуя здесь нежелание Запада услышать и принять позицию Восточной Церкви, Кантакузин допускает кажущееся противоречие, ведь его собственная позиция по догматическим вопросам является более бескомпромиссной, нежели латинская. Он говорит: «свидетельствуя, что наши мнения хороши и правильны, вы считаете еще, что и ваши правильны»[37] – при этом же сам Кантакузин истинной полагает только свою веру, будучи ради нее готовым предать свое тело сожжению и даже «тысячу раз умереть»[38].Однако, противоречия нет. Ведь латиняне признают правильность восточного учения только на словах, на деле же они, как указывает Кантакузин, доходят «до такой чудовищности», что «крестят заново людей, принадлежащих к нашей Церкви»[39].

Подобная практика, для Кантакузина, – явное свидетельство враждебности латинян. Принять крещение можно лишь раз[40]. При повторном крещении человек отвергает первое и не получает ничего взамен, ибо второго крещения быть не может. «Такой человек поневоле становится безбожным», и значит те, кто перекрещивает, «вместо того, чтобы быть нашими друзьями, братьями и соучастниками в духовном теле Христа, становятся нашими врагами»[41]. Таким образом, Кантакузин приравнивает практикующих перекрещивание латинян к категории «нечестивых» – «врагов душ».

В «Беседе с легатом» есть один примечательный эпизод. В подтверждение своей абсолютной убежденности в истинности и праведности православной веры, Кантакузин заявляет о решимости войти в огонь и предлагает то же сделать легату Павлу. Павел соглашается, полагая, что император говорит не серьезно. Но видя, что начались приготовления, Павел наотрез отказывается от затеи. Из чего Кантакузин делает вывод: «я абсолютно уверен, что при Божьем содействии в пользу православного учения я не только не сгорю, но окажу вам помощь. Ты же, похоже, сомневаешься в своей вере и потому боишься смерти»[42]. Для нас этот рассказ важен не столько, как доказательство пламенности веры Иоанна Кантакузина, но больше как отчетливое свидетельство византийского представления о неубежденности латинян в своей правоте. И это представление показывает, что византийцы возлагали вину за раскол на своих западных оппонентов: ибо раскол – преступление, а преступникам свойственно мучиться сомнениями.

Когда же легат Павел предпринимает попытку выставить виновниками раскола византийцев, заявив, что они разорвали общение с папой и были за это наказаны поражениями от «нечестивых» и потерей территорий[43], Кантакузин легко отводит обвинение, указав, что поражения случались и до раскола, а сами латиняне также потеряли множество земель. К этому приводят «многие другие наши грехи, совершая которые мы не раскаиваемся»[44].

Итак, Иоанн Кантакузин считал виновниками разделения латинян. Спустя семь десятилетий мнение византийцев осталось прежним. Наполнив свою приветственную речь к папе Евгению IV изъявлениями благодарности за радение о единстве Церкви, свт. Марк Эфесский, тем не менее, призовет папу «повелеть убрать всякий терний и причину преткновения»[45], указывая тем самым, что эта причина коренится в его владениях.

Однако представление о «причине преткновения» за прошедшее время несколько изменилось. Если Иоанн Кантакузин полагал главной проблемой самовластие пап, то свт. Марк сместит акцент в сторону догматических расхождений. Корнем зла ему видится filioque. Обращаясь к папе, он не рассуждает о правильности этого добавления с точки зрения тринитарного богословия, но указывает на сам факт внесения изменения в Символ веры как на нечто недопустимое и приводящее к расколу. Он сетует, что это «новшеское прибавление» «Тело Христово рассекло и разделило, и тех, которые называются по Его имени, до такой степени разделило в мировоззрении»[46]. Вносящих же разделение свт. Марк, как и Иоанн Кантакузин, сравнивает с распинавшими Христа – причем разделители достойны большего наказания.

Внесение изменения в Символ, для свт. Марка, – признание «ущербленности» веры Святых Отцов, создание новой веры. Пока существует два Символа – единства в Церкви быть не может: «Некогда мы полностью говорили тожде, и между нами не было раскола, и тогда мы, обе стороны, были в согласии с Отцами; ныне, когда не говорим одно, как можем быть вместе?»[47]

В диалоге с «латинянином» свт. Марк критикует мнение Западной Церкви о допустимости изменений в Символе веры[48]. «Латинянин» ссылается на дополнение II Вселенским собором Никейского символа. Однако свт. Марк отвергает такой аргумент, ибо позднее изменения были прямо запрещены III Вселенским собором[49], Отцы которого не желали допустить повторения в будущем ситуации с Несторием. Любопытно, что здесь же свт. Марк отрицает filioque, приводя слова Нестория: «Дух Святый не есть Сын, и не чрез Сына имеет бытие»[50]. Это мнение Отцами III Вселенского собора отвергнуто не было, а значит, продолжает свт. Марк, Собор не только запретил изменять Символ, но и отринул учение об исхождении Св. Духа от Сына.

Но выясняется, что латинское толкования запрета изменять Символ веры отлично от греческого. По мнению «латинянина», в запрете «говорится "иная" вера в смысле "противоположная" – содержащая чуждые Церкви догматы, ибо вера, имеющая объяснение и разъяснение, отнюдь не есть "иная" вера, хотя бы различалась [от основного Символа веры] одним или многими словами»[51]. Греческое же понимание вопроса – радикально: «веру делают "иной" не только многие слова, но и одно только прибавление или отъятие или изменение»[52]. Если латиняне относят запрет исключительно к изменению смысла, то для греков неприкосновенна и сама формулировка, «текст».

Именно такая трактовка приводит свт. Марка к убеждению, что filioque – нарушение запрета вносить изменение в Символ веры. А как следствие, преступив запрет, исповедующие filioque подпадают под предусмотренное правилом III Вселенского собора отлучение. «Ваши епископы и клирики уже – не епископы и не клирики, будучи низложены такими великими и древними соборами, а миряне – подлежат анафеме и отлучению»[53], – говорит свт. Марк.

Наконец, он обрушивается на латинян с прямым обличением в ереси: «Как вы не краснеете, произнося в остальном весь Символ так, как его составили те Отцы, а одно единственное слово вставляя отсебятины? Ибо прибавлять или изымать слова, это – дело еретиков, которые желают благодаря сему укрепить свою ересь»[54]. В его глазах, латиняне повинны в том, что «презирая братьев, терпящих соблазн» не желают отказаться «от своей воли и новшеств». Этим определяется и греческая позиция: «не несправедливо мы отделяем себя от вас, которые ни во что ставите таких великих Отцев и Вселенские и многочисленные Соборы»[55].

***

Таким образом, в рассмотренных сочинениях Иоанна Кантакузина и свт. Марка Эфесского ясно прослеживается восприятие византийцами латинян как настоящих и единственных виновников раскола Церкви. Однако авторы по-разному видят главную причину разделения. По Иоанну Кантакузину, к началу и сохранению разделения приводит самовластие римских пап, не терпящих взглядов, отличных от своих. Свт. Марк Эфесский выводит первопричиной расхождения вставку латинянами filioque в Символ веры. Впрочем, противоречия между этими мнениями нет: именно представление пап о своей непогрешимости не позволяет им отказаться от filioque.

Дата добавления: 2015-09-07