Представление о пути церковного воссоединения

Теперь, установив, что в глазах византийцев разделяло две Церкви, мы можем определить, как ими виделась возможность преодоления этих разногласий.

«Я точно и отчетливо знаю, сколько добра может принести единство и сколько зла приносит раскол Церкви», – говорит Иоанн Кантакузин легату Павлу[56]. Безусловно, обе стороны должны стремиться к единству. Того, кто «может соединить Церковь, но не сделал этого либо из-за собственного пристрастия, либо по какой бы то ни было причине» Кантакузин приравнивает к тому, из-за кого Церковь была разделена[57]. Даже «кровавый мученический венец» не освободит его от кары.

Кантакузин называет два возможных способа достижения единства Церкви. Один путь – «путь силы и самовластия», другой – «путь убеждения, истины и церковного общения»[58]. Он понимает, что сила на стороне латинян, а значит, именно им надлежит выбрать по какой дороге идти.

«Путь силы и самовластия» ошибочен: он не ведет к цели. Именно его Запад постоянно избирал в прошлом. Однако же подлинное уврачевание разделения невозможно, если одна из сторон будет ультимативно навязывать условия. По словам Кантакузина, латиняне полагают, что папа «является наследником Петра и говорит то же самое, что и Христос», и потому убежден, «что мы должны выслушивать его слова, склоняя сердца и головы, как если бы они исходили от самого Христа»[59]. Но в этом представлении, для Кантакузина, и скрыта вся проблема. «Пока подобное мнение держит у вас верх, воссоединить Церковь невозможно»[60]. По его же рассуждению, не считаться с другими мнениями нельзя, ибо даже полководец перед вторжением в землю врага пользуются советами своих солдат, находящихся на границе[61]. Рим, как единственный центр, диктующий свою волю всей Церкви, неприемлем для греков.

Неприемлемо и то, что Рим, отказываясь от идеи соборности, желает навязать Византии унию через ее императоров. Легат Павел заявляет: «какая мне польза от собрания многих? Я обращаюсь только к тебе, а через это мне доступно все, ибо ты подобен вертелу, на котором все, как куски мяса, висят; и если ты сдвинешься, и они вместе с тобой повернутся»[62]. Павел видит в Кантакузине представителя византийской власти, влиятельную фигуру, за которой стоят силы, противящиеся унии. Прими он унию, поддавшись на уговоры папы и легата, и сопротивление будет сломлено. Но Кантакузин указывает Павлу, что такое понимание ошибочно. Во-первых, на того, кого легко в чем-то убедить, нельзя полагаться, ведь он может снова поменять свои взгляды. А во-вторых, люди следуют за императором вовсе не потому, что он облечен властью и силой. Напротив, говорит Кантакузин, «эти люди следуют в этих вопросах за мной, принимая мои слова и склоняясь к ним как к причастным божественной истине и правильным догматам, и никоим образом не иначе»[63]. Он убежден, что византийцы могут принять решения императора «во всем, что касается тел», но если они будут убеждены, что решения и предписания императора идут «во вред душам», они отвергнут их. Насильно же приводить к покорности в вопросах веры – дело бессмысленное: «Я вполне мог бы как самодержец применить к ним моей властью все, что захотел бы: конфискацию, изгнание, смертную казнь. Но это не свойственно нашей Церкви, поскольку вынужденная вера – не вера»[64].

Итак, правилен лишь «путь убеждения, истины и церковного общения». Иначе говоря, для единения необходимо соборное обсуждение всех спорных вопросов. Кантакузин призывает к организации «кафолического и вселенского собора»[65]. Он указывает, что его участниками должны стать все иерархи, находящиеся в константинопольской юрисдикции, главы трех других восточных патриархатов и главы всех автокефальных церквей. То есть Православная Церковь должна быть представлена во всей своей полноте. Папа также должен прислать своих представителей, «согласно с установленными издревле порядком и обыкновением». «И когда они соберутся, надо, чтобы они с любовью Всесвятого Духа и братским расположением исследовали существующие причины конфликта между нами и вами. И если так будет, я уверен, что Бог не скроет от нас Свою святую волю и истину»[66].

Собор видится Кантакузину таким, как «древние вселенские соборы»[67]. Главное условие его плодотворности – равноправие участников, их «братское расположение». Свойственное латинянам игнорирование чужого мнения должно быть оставлено. «Если вы собираетесь прибыть, чтобы учить нас истине, то мы учителей не приглашаем, и если судьями – тем более. Ибо как выбудете выступать одновременно и судьями, и стороной в споре?»[68] На таком соборе возможен один судья – Бог. Его должно «просить и умолять» «ниспослать Свой святой мир и единство так, как он Сам ведает»[69].

Поскольку Кантакузин безоговорочно убежден в истинности православного учения, он рассматривает лишь одну возможность, при которой собор сможет придти к желаемой цели. Единение будет достигнуто, если «по рассмотрении окажется, что ваше [латинское] учение здраво, истинно и не противоречит нашим догматам » [70]. В этом случае, он будет «первым, кто примет и возлюбит его».

Однако эта позиция заставляет Кантакузина, предвидеть, что собор может и не увенчаться успехом. Подобное он предлагает расценивать как плату за грехи. И в этом случае, «дабы не оборвалась связь и не возникла у нас вражда и еще большая распря, чем теперь, пусть каждая Церковь останется при том, чего она держится сейчас»[71].

Предвидит подобную возможность и легат Павел, предостерегающий императора: «если ты согласишься с моими словами,... то папа даст тебе не только средства для защиты границ и иных целей, но и перстень, который он носит[72]. Если же нет – знай: великая и грозная сила придет и обрушится на вас, так что вы испытаете огромные бедствия»[73]. Павел рисует ужасы нахождения под властью «нечестивых» и добавляет, что ставит христиан, живущих среди «нечестивых» наравне с ними, «поскольку они терпят, слыша, как каждый день поносится имя Христово»[74]. Но Кантакузин возражает: по его мнению, даже подпав под владычество иноверных, можно блюсти «свою святыню и веру». В пример он ставит исповедников и мучеников, которые жили среди язычников. Угрозы легата не страшат Кантакузина. Император готов отстаивать чистоту веры даже ценою гибели Византийской державы. Он воодушевленно восклицает: «ни огонь, ни меч, ни сабля не заставят нас отступить от истинных и правильных догматов»[75], и в доказательство своей правоты приводит евангельские слова: «не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить»[76].

Такой была позиция греков в 1367 г. В 1438 г. в Ферраре они, как кажется, будут настроены уже не столь бескомпромиссно. Дело от разговоров дойдет, наконец, до реальной попытки разрешить противоречия, и радуясь этому, свт. Марк Эфесский в обращении к папе сочтет возможным назвать православных «чадами твоими, издалека с Востока приходящими»[77].

Достижение единства свт. Марку видится вполне вероятным, лишь бы была на то воля Божия: «итак, если Ты будешь присутствовать, все прочее будет легко и гладко»[78].

Инициативу в победе над разделением свт. Марк отдает папе. Именно ему предстоит «средостение вражды разрушить и совершить дело божественного домостроительства»[79]. Но что же должен предпринять папа? Для свт. Марка ответ очевиден: «иной ранил, а ты - удержи рану; иной разделил, а ты – собери; неправильно упорствовал иной в делании зла, а ты – упорствуй исправить случившееся так, как будто его совершенно и не было»[80]. Под случившимся злом здесь святитель подразумевает, конечно, вставку filioque. Это добавление должно быть изъято, ибо в нем – корень зла. Свт. Марк призывает сделать это «ради икономии». Ссылаясь на слова апостола Павла[81], он просит «отложив черствость и неподатливость, снизойти к нам, немощным и изъять из среды то, что нас смущает»[82]. Помимо filioque, призыв относится и к бесквасному хлебу, используемому латинянами для совершения евхаристии.

Таким образом, свт. Марк подводит свое рассуждение к мысли о том, что в деле унии все зависит от западной стороны. Он умоляет: «о, ради Самой Троицы не допустите, чтобы мы ушли без плода и без успеха!»[83] Решение латинян определит, возвысится ли «христианское дело» или же «враги внешние» получат возможность «уничтожить нас»[84].

Однако, как окажется, Рим не посчитает возможным идти на уступки. Это станет большим разочарованием для свт. Марка, и он будет вынужден пересмотреть свое отношение к унии. В диалоге «Латинянин» свт. Марк разовьет мысль о filioque как центральном моменте разделения. Доказывая, что любая вставка – это изменение Символа веры, он придет к суждению о том, что латинское духовенство должно считать отлученным согласно постановлениям древних соборов о дерзающих менять Символ. Такая позиция станет явным свидетельством того, что переговоры зашли в тупик, и желаемого примирения не случится. Свт. Марк Эфесский отвергнет унию, а за ним отвергнет ее и весь Восток.

***

В этой главе мы рассмотрели византийское понимание пути церковного воссоединения и выяснили, что Византия видела только один способ достижения единства – соборное обсуждение расхождений.

Предложение папского легата признать власть папы в обмен на военную помощь в борьбе с турками категорически отвергается Иоанном Кантакузиным. Он убедительно доказывает, что представление Рима, о том, что для унии необходима лишь воля светской власти Византии, ошибочно: продиктованные из Рима условия греки не примут.

В сочинениях свт. Марка Эфесского будет убедительно аргументирована невозможность для православных принятия унии без отказа латинян от своих заблуждений.

Заключение

Рассмотренные сочинения Иоанна Кантакузина и свт. Марка Эфесского позволяют воссоздать византийское понимание проблемы разделения Церкви. Полагая виновниками произошедшего раскола латинян, греки ожидают от них шагов к исправлению положения. Свт. Марк Эфесский акцентирует внимание на вопросе о filioque, в котором видит основное разногласие двух сторон. Апеллируя к постановлениям Вселенских соборов, он показывает порочность этого добавления и обосновывает невозможность заключения унии без отказа латинян от него.

Для византийцев приемлем только один путь к достижению единства – равноправное соборное обсуждение разногласий. Подобный собор, как указывает Иоанн Кантакузин, возможен только при отказе Рима от взгляда на себя, как на единственный центр, решениям которого должны подчиняться все прочие.

И Иоанн Кантакузин, и свт. Марк предстают непреклонными противниками унии, условия которой будут продиктованы из Рима. В их глазах даже угроза гибели Византийской державы не должна стать оправданием потери чистоты веры. Иоанн VIII, как известно, откажется от такого взгляда, и, избрав путь подчинения Риму, приведет свою державу к краю пропасти. Византия падет, однако благодаря стойкости свт. Марка Эфесского Православие не погибнет вместе с империей. Несмотря на свое пламенное стремление к единению Церкви, он справедливо откажется от унии с упорствующим в своих заблуждениях Западом и отстоит чистоту православия.

Дата добавления: 2015-09-07