Глава 9. В субботу Виктория получила приглашение на фотовыставку

В субботу Виктория получила приглашение на фотовыставку. Приглашение лежало на пианино. Как оказалось, точно такие же приглашения получили Карина с Ренатой и Макс. На ее вопрос «Можно ли туда детям?» Макс неопределенно пожал плечами, не скрывая своих сомнений. Потом он все же дал «добро» и сказал, что сам заедет за ними, чтобы отвезти после выставки домой. «Заодно и почтит своим присутствием тусовку братика, — мысленно закончила за него Виктория. — Освятит». Весь день, делая домашние дела, Вика ловила себя на мысли, что с интересом думает о предстоящей выставке. Она уже имела возможность наблюдать, каким образом Кит «ловит» свои жертвы. Каковы должны быть его снимки? Этого Виктория представить не могла. Судя по шутовской манере работать — совершенной ерундой. Если это так, то у нее появится прекрасный повод поставить его на место. Ишь новоявленный Пинкертон! Смеет строить о ней какие‑то предположения! Пусть сначала научится хорошо делать свою работу. Со злорадным предвкушением открыла Виктория дверь Дома транспортника, где Протестанту предоставили зал под выставку.

Народ бродил среди фотографий, самого автора не было видно. Девочки сразу оторвались от Виктории и побежали в глубь зала — им здесь, похоже, приходилось бывать раньше.

Окинув зал беглым взглядом, Вика сделала вывод, что экспозиция поделена на темы. Каждая тема имела свое название. Виктория стала рассматривать фотографии, которые оказались ближе к ней. По жанру эти работы должны бы относиться к портретам. Но… Это были не просто портреты. С фотографии на Вику взирало лицо солидного дядечки. Он что‑то вещал в микрофон. Все выдавало в нем чиновника, облеченного властью: костюм, отчужденное выражение лица, жест руки. Ракурс был выбран.., вернее, не выбран, ведь Виктория знала, как Кит делает снимки. Не выбран — пойман так, что чиновник находился как бы вверху, смотрящие на фотографию с любой точки находились ниже, под ним. Чиновник упивался властью, своей маленькой властью, милостиво отданной ему теми, кто в ней не нуждался. Вика присмотрелась внимательнее — здесь явно использовался какой‑то эффект, какая‑то непонятная ей округлость, делающая человека в кадре большим и выпуклым, а все остальное — мелким и второстепенным по сравнению с ним.

Ряд портретов своих современников Кит сделал с присущей ему бесцеремонностью и без малейшего налета сентиментальности. Викино первое впечатление от этого человека подтвердилось — он видел в людях то, что они не хотели бы показывать. Он по‑своему читал их. Не давал им ни малейшего шанса на позу. Когда она закончила осматривать портреты, у нее внутри уже что‑то вздрагивало и гудело, как, наверное, гудит земля в предчувствии землетрясения. Ее привлекла экспозиция с названием «Фуршет». Люди, пришедшие закусить и выпить на дармовщинку, снять с себя налет официальности, расслабиться. Вот, вероятно, артист, широко разинувший рот на бутерброд с икрой. Он не видит камеры, все его внимание поглотила эта дармовая икра. Разинутая пасть (по‑другому не скажешь) заняла половину площади фотографии. Брови взлетели, глаза закрыты в предвкушении…

Вот, вероятно, рыцари номенклатуры. Они делают вид, что беседуют, но внимание их поглотили рюмки в толстых пальцах, глаза косят именно туда, даже губы трубочками вытянуты в сторону рюмок.

Вот парень из нищей богемы, худой и лохматый, выловил три тартинки на длинных деревянных шпажках. Удача? А на лице озабоченность — как бы не отняли! Следующий снимок по композиции в точности повторяет предыдущий, только место действия другое. Помойка. Бомжиха в лохмотьях, с длинным металлическим крючком в руке. Она поймала на свой крючок горелый блин. Совсем черный, но — целый. Вытащила его, держит над баком, норовя сунуть в приготовленный мешок с пожитками. На лице ее та же озабоченность, что и у художника с тартинками. Тоже фуршет… Гротеск. Хлесткий и беспощадный. Вот, значит, с какой точки мы смотрим на мир, господин Протестант…

Виктория почувствовала, что по спине бегут мурашки. Ей стало не по себе. Она поискала глазами детей. Девочек нигде не было видно. Она прошла между колоннами, заглянула в кулуары, направилась в дальний уголок зала и.., увидела себя! Она увидела себя издалека и остолбенела. Она шла по улице разинув рот, в своем сером затертом плаще. Боже! Когда он успел? Зачем? Но этого было мало — на нее обрушился каскад фотографий с одной героиней в кадре. Она, она, снова она! Вот Макс ей выговаривает что‑то, а она сжалась, смотрит на него, как кролик на удава. Щеки повисли, волосы в разные стороны. Корова коровой! А вот она в кабинете Макса с компьютерной мышкой в руках. Что она там делала? Убиралась, что ли? Господи, да она держит эту мышку как дохлую крысу! Выражение лица именно такое — недоумение, смешанное с брезгливостью. А вот.., она с ненавистью смотрит в спину хозяина. Именно! На лице ее злость и раздражение, ничем не прикрытые. И тут же Макс, к ней лицом, и у нее на лице прорисовывается сладенькая такая улыбочка… Но фотограф‑то ни на грош не верит этой улыбочке, ясно! У зрителя может сложиться впечатление, что она задумала отравить хозяина или же, чего доброго, нож ему в спину всадить! У Виктории забурлило внутри, закипело, грозя прорваться вулканической лавой. Виктория, словно прибитая гвоздями к полу, стояла, не в силах оторвать взгляд от фотографий. Ее препарировали на этом стенде как лягушку! Из нее вынули внутренности и показали всем желающим поглазеть. Викторию затошнило.

Вот она в своей желтой блузке с абонементом в руке. Он зафиксировал ее в прыжке! Она подпрыгнула тогда в предвкушении концерта. А вот она с детьми садится в машину. Сбоку — Макс, а она косит глазами в его сторону. Не на детей смотрит, как полагается гувернантке, а на Макса! И взгляд, как у разведчика в засаде.

А здесь она с девчонками у фортепиано. Рената играет, а они с Кариной слушают. Здесь фотограф милостиво снял с нее уродливую маску. Тут она похожа на человека. И на том спасибо. А на следующем снимке лишь размытый силуэт, предположение женской фигуры, и только.

На всех фотографиях была Виктория. Но каждая фотография как бы перечеркивала предыдущую. Это были взаимоисключающие личности или железные маски, примеряемые одним и тем же лицом. Последняя фотография словно вопрошала: кто здесь? Кто эта размытая фигура за пеленой белого тумана? Он назвал стенд «Тайна». Лаконично и без претензий. Созерцающий мог подумать что угодно. Но Виктория не нуждалась в комментариях. Она все поняла. Этот папарацци вообразил, что все о ней знает! Что раскусил, что все про нее понял! Вывел на чистую воду. Вздумал напугать ее как школьницу. Не на ту напал!

Вероятно, он предположил, что она сейчас соберет свои манатки и удерет, откажется от задуманного плана. Не зря Марина предостерегала ее. Все знают, какой он. «Дядя Кит — великий фотограф!» Ну надо же! Протестант! Да пусть себе протестует против чего угодно, но она‑то при чем? Где она ему дорогу перешла? Ишь какой борец за справедливость! Возомнил себя всевидящим оком, недремлющим глазом. Виктория побежала искать девочек. Они прыгали вокруг центральной колонны.

— Виктория Викторовна, вы видели? — завизжали они, как только она приблизилась.

— Нехорошо показывать пальцем, — машинально заметила она и посмотрела туда, куда показывали девочки. На колонне размещались портреты сестер. Со всех четырех сторон колонны на зрителей взирали чистые изумленные глаза Карины и Ренаты. Впрочем, выражение глаз менялось. У Ренатки оно было то печально‑разочарованным, то вопрошающим, то суровым. У Карины — удивленным, насмешливым и задумчивым.

Это был точно продуманный нюанс. Мир взрослых — фальшивый, негармоничный, суетный — натыкался на глаза этих детей. От любого снимка, расположенного по периметру зала, можно было провести прямую через эту колонну.

Мир взрослых пересекался в точке, где были дети. И с этой точки казался еще более нелепым. Но что самое ужасное — в этот мир взрослых по воле Никиты попала и она, Вика, и ее он обвинил в фальши по отношению к воспитанницам!

Сей открытый вызов мог не заметить кто‑то другой, но только не Виктория. На это и рассчитывал он, приглашая ее на выставку.

«Ну что ж, я докажу тебе, что мои подозрения имеют под собой твердую почву».

«Когда?»

«Скоро».

Он уже тогда готовил эту бомбу! А ведь он.., поцеловал ее, и она, как последняя дура, растаяла от этого бессовестного поцелуя… Какой стыд! Он уже тогда смеялся над ней, знал, что преподнесет ей в ближайшую субботу…

Виктория постаралась взять себя в руки.

— Вы обе на редкость фотогеничны, — ровно произнесла она. — Вы обе прекрасно получились.

— Вы тоже, — вежливо ответила Рената. В ее взгляде мелькнуло что‑то вроде сочувствия. О Боже! Неужели они видели этот кошмар? Неужели что‑то поняли?

— Нам пора идти. — Она взяла девочек за руки.

— Но мы же еще не поздравили дядю Кита! — запрыгала Карина. — Он так готовился к этой выставке, так ждал ее!

Еще чего не хватало! Поздравлять! Да она готова морду ему расцарапать! Циник! Инквизитор! Нахал!

Буркнув что‑то невнятное, Виктория потащила девочек к выходу. Но вспышка, мелькнувшая в дальнем углу зала, заставила ее обернуться. Он стоял, облокотившись о стену, и смотрел в их сторону. Замшевая куртка расстегнута, а на груди, как обычно, болтается аппарат с громоздким объективом. Девочки, заметив дядю, кинулись к нему, а Виктория осталась стоять. Он смотрел на нее сквозь толпу. Викины глаза метали молнии. Она все сказала ему своим взглядом.

Выдержав его, Кит неопределенно усмехнулся и подхватил на руки подбежавшую Карину. Сейчас он наверняка двинется в сторону Виктории и скажет что‑нибудь ядовитое. А она ничего не сможет ответить при детях. Они слишком проницательны. Виктория заскрипела зубами от собственного бессилия и злости. Ее выручил Макс — он появился в ту минуту, когда Кит уже сделал первый шаг в ее сторону. Макс, бегло окинув взглядом зал, протянул брату руку, шутливо‑преувеличенно‑восторженно пожал ее, стал что‑то говорить. Виктория не хотела слушать. Она повела девочек к выходу, клокоча каждой клеточкой.

Но, как и следовало ожидать, ее мучения на этом не закончились. Братья вышли из Дома транспортника и вместе сели в машину. Кит уселся на место рядом с водителем, прямо напротив Виктории. Теперь она вынуждена всю дорогу изучать его затылок! Она стала сверлить этот затылок, буравить глазами, ругая при этом всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами. В салоне было тихо — Карина сразу уснула, уронив голову Виктории на колено, Рената смотрела в окно. Вика волей‑неволей должна была слушать болтовню братьев.

— Когда‑нибудь все твои модели.., или как их назвать? Эти люди с твоих фотографий соберутся и устроят тебе темную, — пророчил Макс.

«Хорошо бы, — мысленно подхватила Виктория. — Я бы тоже с удовольствием поучаствовала». Кит только хмыкал неопределенно.

— Не понимаю, — продолжал Макс, следя за дорогой, — и охота тебе лезть на рожон? Снимаешь начальство, известных людей… Нарываешься. Пару десятков лет назад тебя в лучшем случае выслали бы из страны. А сейчас в лучшем случае могут набить морду. А в худшем…

— Спасибо, братишка, за заботу.

— Представляю, что завтра будет в газетах. И зачем ты Рябова снял? Он же мой клиент.

— Хочешь, я возьму псевдоним, чтобы не бросать тень на твою славную фамилию?

— Да разве я об этом? — возразил Макс. — Меня просто не перестает удивлять твое вечное «наоборот». С твоим талантом такими деньгами ворочать можно… Да что я говорю — ты сам о себе все знаешь.

— Ничего я о себе не знаю! — неожиданно резко оборвал Кит и отвернулся от брата.

Макс взглянул в зеркало на Викторию. Она поняла, что хозяин кается, что сболтнул лишнее в присутствии постороннего лица, то бишь ее, Виктории. Она улыбнулась хозяину и показала глазами на Карину — спит, мол. Макс кивнул.

— Ну, как бы то ни было, выставка есть выставка. Это событие, признаю, — примирительно проговорил он.

Кит не отреагировал.

— Я решил устроить ужин в твою честь, братишка. Все как полагается, даже с корреспондентами.

— Что?! — Кит почти подпрыгнул. Он, похоже, был шокирован. — Я разве просил тебя об этом?!

— Меня не надо просить, я сам проявил инициативу. Кстати, Марина просила поздравить тебя. Она дала мне кое‑какие распоряжения по телефону. Ты же знаешь, моя жена — ас по части приемов.

— Нет, ты что — серьезно? — Кит готов был взорваться. Виктория ликовала: вот оно! Ей даже никаких усилий не пришлось приложить — братик сам капкан приготовил. Надо же, как Протестант не любит светские приемы!

— И кого, интересно, ты пригласил? И куда?

— Не переживай, старина, никуда ехать не придется. К нам домой. Я уже вызвал Александру, она там орудует. Будет самый узкий круг, все свои.

— Никогда тебе этого не забуду, — многообещающе пробурчал Протестант, вбирая голову в плечи. Он нахохлился как филин. Виктория улыбнулась ему в затылок: так тебе!

Она догадалась: устроив прием дома, а не в ресторане, Макс отрезал Никите путь к бегству. Из ресторана можно смыться домой, из дома смыться некуда. И если ты не законченный псих, как миленький будешь терпеть. Рассыпаться в любезностях перед гостями.

— Там будут полезные тебе люди. Одна баба открывает модельную студию, что‑то в этом роде. Подбирает фотографов. Если тебя не затруднит — воздержись фотографировать ее за столом. И вообще, если можешь, не снимай сегодня совсем. Отдохни. Сделай это для меня, пожалуйста.

«Вот именно, — подпела мысленно Вика. — Отдохни, милый…»

Кит, казалось, готов был на ходу выпрыгнуть, но машина уже подъехала к дому. Кит выскочил первым, но, заметив спящую на коленях у Виктории Карину, как‑то одним махом, одним резким вздохом прогнал от себя раздражение и открыл заднюю дверцу машины. Он наклонился, чтобы принять девочку, и Викторию обожгло исходящим от него напряжением. Его волосы коснулись ее лица. На какой‑то момент она оцепенела. Но потом взяла себя в руки. Ей предстоит нешуточная борьба с этим типом. Она не поддастся ни на какие уловки. Она должна сосредоточиться на Максе и добиться его расположения. Это единственное, что от нее требуется на сегодняшнем этапе. Это не так уж невыполнимо, об этом просит Марина. Вика не должна обмануть ее надежд.

Квартира сверкала чистотой, а посреди большой гостиной красовался накрытый стол.

— Там уже пришли, — вполголоса сообщила Александра лично Максу и подмигнула Вике. Иллюстрируя слова домработницы, из кабинета выплыла дама. Высокая, стройная и отчаянно накрашенная. Ей очень подходила Маринина гостиная с ее изящными штучками. Дама улыбалась белыми искусственными зубами.

— Ты что здесь делаешь? — мрачно поинтересовался Кит.

Бросив взгляд на спящую девочку у него на руках, женщина заговорила негромко, нарочито оберегая тишину:

— Меня Максим пригласил, все вопросы к нему.

— Ясно, — буркнул Кит и понес девочку в детскую.

— Наталья, — представилась женщина, протянув Вике ухоженную ручку. — А вы, вероятно, Виктория?

— Да.

— И как вам новая работа?

— Спасибо, ничего, — вежливо ответила Вика и поспешила увести Ренату умываться. Всем понятно — Макс пригласил невестку, чтобы воссоединить семейство. Как трогательно!..

Минуту спустя нахлынули гости. Ренате разрешили побыть немного со взрослыми, разумеется, под присмотром гувернантки. Народу было много, и Вика без труда выделила для себя основную кучку, которая задавала тон: Наталья, жена Никиты, дама из модельного бизнеса в сопровождении менеджера и вертлявая корреспондентка. Остальные служили лишь фоном. Дама из модельного бизнеса выглядела нарочито бесполо. Ее фигура, закованная в кожаные брюки и жилетку, должна была, вероятно, означать косвенную принадлежность к богеме. Она дымила и усталым взором обводила собравшихся, оживляясь лишь когда предлагали выпить. Менеджер ее, напротив, выглядел мягким, обтекаемым и добродушным. Он не сводил с Никиты почти влюбленных глаз и то и дело похлопывал его по руке, дотягиваясь через стол. Маленькая корреспондентка вертелась и всячески пыталась разговорить угрюмого Никиту. Тот сидел надутый, отлученный от спасительной камеры и, по всему видно, чувствовал себя препаршиво. Виктория забавлялась его состоянием. Надо же, он, наверное, мечтал, что брат увидит портреты новой гувернантки, призадумается, а тот даже не удосужился осмотреть выставку. Так, кинул беглый взгляд. И чего ты, Никитушка, добился? На все вопросы корреспондентки охотно отвечала его жена, что Никиту еще больше злило.

— Я все о нем знаю, девушка, спрашивайте меня! — Наталья лезла на рожон. — Никита — очень тонкая натура! Настолько тонкая, что не выносит ничего обычного, девушка. Ничего обычного!

Виктория вытянула шею. Кажется, обстановка накаляется. Эти двое сейчас начнут выяснять отношения прямо тут, при всех. Наталья не унималась:

— Все вокруг него должно быть вверх ногами. Наоборот. А вот если вы, девушка, ходите по земле ногами и вдобавок имеете обычные человеческие слабости — все! Вы ему неинтересны.

Гости за столом начинали отрывать лица от тарелок и оборачивались в сторону Натальи. Макс забеспокоился. Виктория заметила это — он задвигал бровями, выпрямился, то и дело бросая беспокойные взгляды в сторону родственников.

— А как вы оцениваете искусство вашего мужа? — наконец встряла корреспондентка.

— Его — что? Его.., искусство? — Брови Натальи полезли вверх, она даже помахала вилкой, взвешивая слова корреспондентки. Оглядела лица собравшихся, как бы призывая их в свидетели. — Его искусство… — повторила она, сделав выпуклым это слово, и усмехнулась. Ее никто не поддержал. Тишина за столом становилась заметной.

— Да, как вы оцениваете его работы?

Никита поднялся из‑за стола и пошел к музыкальному центру.

— А вы спросили его: он нуждается в ваших оценках? — Глаза Натальи сузились. Она бросала свои слова в спину мужу, а тот спокойно перебирал диски. — Да плевал он на чьи‑либо оценки! Он сам всех оценивает! Вот вы ему вопросы задаете, девушка, понравиться хотите, а он видит вас насквозь, плевать он хотел, что вы там напишете!

Корреспондентка впилась в Кита взглядом, как комар. Похоже, яростные нападки Натальи только разожгли ее профессиональное любопытство.

— А где он выставляется? — услышала Виктория вопрос соседа слева.

Машинально ответила и подумала, что наверняка теперь все присутствующие, даже кто и не собирался смотреть какие‑то там фотографии, обязательно посетят Дом транспортника. Наталья сделала мужу рекламу.

Кит включил музыку и повернулся лицом к гостям. Наталья была близка к истерике. Макс поднялся и пригласил ее на танец. Вика смотрела на прямую спину Марининого мужа, на его широкие плечи, склоненную к невестке голову и пыталась представить себя в той роли, которую уготовила ей Марина. Допустим, она сумеет соблазнить Макса и даже женить на себе… Но дальше мысль не шла. Пробуксовывала на этом «допустим», и все тут. Как стройная, экстравагантная Наталья не вязалась в ее сознании с Протестантом, так и она сама не вязалась с аристократичным, правильным Максом. Да и Марина.., по крайней мере та Марина, которую помнила Вика по школе, не вязалась с Максом. Ей больше подошел бы Кит. Она тоже всегда была Протестанткой. Что же произошло? Не могла же Марина так измениться… Или могла? И почему она так бесследно исчезла сразу после школы? Даже с ней, с Викой, никаких контактов не поддерживала. Ведь в школе они были неразлучны. А впрочем, чему удивляться? За те годы, что отделяют их от школы, многое перевернулось с ног на голову. Взять хотя бы ее родителей. Отец, вечный рядовой инженер на заводе, от которого мама не могла добиться хоть каких‑то поползновений к карьерному росту, влюбился в Викину ровесницу, оторвал свой зад от дивана и за какие‑то год‑два сколотил собственную фирму, стал преуспевающим бизнесменом. Теперь его новая семья живет экономически полярно по отношению к старой.

Викина мать донашивает тряпки за Юлькой, поскольку той, как младшей дочери, отец считает своим долгом помогать. Размышляя подобным образом, Вика не заметила, как выросла рядом длинная фигура Никиты. Он изогнулся перед ней и впился мерцающими объективами глаз в Викины. Она вздрогнула от неожиданности. До нее дошло, что она совершенно отключилась и со стороны, должно быть, выглядит смешно.

— Разрешите вас пригласить? — промурлыкал он. Вика подбирала слова для отказа, когда подоспел Макс:

— Потанцуйте, Виктория, не стоит сидеть возле Ренаты неотлучно. Люди решат, что мы вас эксплуатируем.

Виктория поднялась, провожаемая взглядом Натальи, и когда уже положила руки на плечи Никиты, заметила, что его жена о чем‑то спрашивает Макса, бросая взгляды в их сторону. Макс как‑то криво улыбнулся в ответ. Ясное дело: разговор шел о гувернантке! Что‑нибудь типа:

— Где ты раздобыл эту корову?

— Это новая прихоть Марины. Весьма интересная особа, у нас таких еще не было.

Викторию передернуло.

— Тебе неприятно со мной танцевать? — поинтересовался Кит. Его глаза цвета горького шоколада смеялись.

— Да я просто таю от такой чести! — огрызнулась Виктория. — Меня пригласил на танец сам господин Великий фотограф. Более того, моя скромная особа настолько заинтересовала его, что он истратил на нее энное количество своей драгоценной пленки. Мне это так льстит, что я даже стесняюсь попросить автограф.

Кит коротко хохотнул.

— Я пригласил тебя потому, что твое поведение становится неприличным.

— Что?!

— Ты так пялишься на Макса, что на это стали обращать внимание.

— Слушай, — Виктория начала заводиться, — не слишком ли много внимания моей скромной особе? Не слишком ли ты сосредоточился на брате? Не лучше ли сначала разобраться в своей семье? Похоже, у тебя там не все гладко! Создается впечатление, что ты готов заметить соринку в глазу другого, тогда как у себя… Мало того, ты с помощью объектива превратишь эту соринку в бревно, ты станешь долбать человека этим бревном, пока он не согласится: «Да, я червь!» — и тогда…

— Ого! — Кит взглянул на Викторию с насмешкой и восхищением одновременно. — Оказывается, в тихой холмистой местности таится вулкан…

— Хам!

Кит хохотнул на ее последнее замечание и, похоже, ничуть не обиделся.

— Неужели тебя так взволновала моя выставка? Я польщен.

— Да, ты все правильно рассчитал, — тихо клокоча, заговорила Виктория. — Ты угадал, с твоей выставки никто не уйдет равнодушным. Ты настолько выпячиваешь слабости людей, что становится тошно. Твои герои уродливы, противны сами себе, ты не оставляешь им ни малейшего шанса выглядеть людьми!

— Но ведь кто‑то должен? — тихо спросил Кит.

— Что должен?

— Если люди не видят, как низменны их интересы, как утилитарны желания, если предпочитают возиться в грязи и не замечать этого, то кто‑то должен им об этом сказать… Или нет?

— Я не знаю, — пожала плечами Виктория. — Ты обижаешь людей и нисколько этим не смущаешься. Им даже нечем ответить тебе.

— Нечем? У них всегда остается шанс изменить себя.

— Вот как? Ну спасибо! По‑твоему, для меня еще не все потеряно?

— По‑моему, нет. — Кит улыбнулся. — Я пока не до конца понял, чего ты добиваешься, но думаю, что близок к разгадке.

— Не обольщайся, Кит, ты далек от нее!

— Вот! Ты сама выдала себя. Выходит, загадка все же есть?

— В каждой женщине присутствует загадка, — уклончиво ответила Виктория.

— Для меня — нет, — быстро ответил Кит. — Большинство примитивны до схемы.

— Не понимаю, как я еще с тобой разговариваю? — поразилась Виктория. — Ты циничный, невоспитанный хам!

— Лучше, если бы я был хам воспитанный? — поинтересовался Кит и, не дав ответить, добавил:

— Я уверен, что больше всего тебе сейчас хочется оказаться подальше отсюда. От Макса, от всех его гостей, от этой квартиры, от меня… Хотя от меня меньше, чем от всего остального. Да, думаю, от меня все же чуть меньше…

— Какая самоуверенность, — проворчала Виктория, но спорить не стала. Снова попал в самую точку. — Почему же я до сих пор здесь?

— Мечтаю это понять. В этом вся соль. Тебе до отвращения неприятен мой брат, но ты строишь ему глазки. Строишь глазки, а сама как огня боишься мужчин, — рассуждал он как бы сам с собой. Виктория помалкивала. — Готов поспорить, что у тебя на данный момент никого нет. — Вика усмехнулась. То, что Кит так вплотную занялся ее персоной, отчасти даже льстило. Давно ей не оказывали столько внимания. — Слушай, Виктория, а ты не того… Может, тебя женщины интересуют?

Вика остановилась и вытаращилась на Протестанта. Его глаза смеялись, а она готова была вцепиться в эти глаза. Она резко рванулась к столу и нашла Ренату. Та, открыв рот, слушала, что говорит Максов клиент вертлявой корреспондентке.

— Пора спать, дорогая, — напомнила Виктория, на что девочка наморщила носик.

Викторию здесь, что называется, давно поджидали. Наталья повернулась к ней всем корпусом и громко объявила:

— Виктория, ваша воспитанница засомневалась, какой вилкой нужно есть цыпленка. Мы все с нетерпением ждали вашего возвращения. Развейте наконец наши сомнения…

Так. Теперь ей приготовили внеплановый экзамен. Нет уж! Виктория взглянула на Ренату. Та виновато опустила глаза. Перед ней сверкал ряд серебряных вилочек и ножей. Холодных и безмолвных. Стол накрывала Александра, и, судя по всему, она хорошо выучила все эти премудрости. Виктория успела воспользоваться только одной вилкой — которая ближе лежала. Все, кто сидел возле Натальи, с интересом ждали, что будет, как выйдет из положения гувернантка? Они не подозревали, до какого внутреннего накала довел ее Кит.

— Рената, ты можешь есть цыпленка той вилкой, какая тебе больше понравится, детка! — отчеканила Виктория. — Остальные тонкости мы обсудим потом. Главное, чтобы ты не осталась голодной, когда на столе столько еды!

Воцарилось молчание. В этом молчании Рената поднялась из‑за стола и подошла к Виктории.

— Спасибо, я уже поела.

— Вот и славно. Скажи всем спокойной ночи, и пойдем спать.

Они вышли из гостиной в полной тишине. Напоследок Вика услышала, как Макс изрек со значением:

— Вот так…

Знай, мол, наших. Все разом вздохнули, зашумели, заговорили, кто‑то засмеялся. «Больше всего тебе хочется оказаться подальше отсюда», — звучало в ушах. Удивленная мысль подпевала: он прав, он прав, прав! И все же она не может уйти, она связана по рукам и ногам, ее бегство будет равноценно предательству.

Дата добавления: 2015-09-06