Глава 3. — Да, да, проходите

— Да, да, проходите. Я вас жду. — Мужчина впустил гостью в просторную светлую прихожую, слегка небрежным движением показал на блестящую металлическую вешалку:

— Раздевайтесь.

Виктория повесила плащ и двинулась за Максом. То есть за его непроницаемой спиной. «Спина» привела ее в кабинет. Виктория моментально почувствовала себя героиней сериала — до того декорации соответствовали. Судя по всему, предпочтение в квартире отдавалось светлым тонам. Даже кабинет, обставленный по‑деловому — с компьютером, принтером, вентилятором и телефоном, — был выдержан в мажорных тонах, под стать погоде за окном. Светлый полированный стол, белые книжные полки под потолок обрамлялись кремовой мягкой мебелью, включая стулья с ворсистыми сиденьями. Лишь металлические канцелярские штучки на столе поблескивали, напоминая, что хозяин здесь — деловой мужчина.

Виктория с большим сомнением ступила на кофейного цвета ковер и осторожно опустилась на предложенный ей стул.

Мужчина сел в крутящееся кресло за столом и молча взирал на Викторию. Ей в ответ неудобно было столь же откровенно рассматривать хозяина, и она, в рамках приличия, скользила взглядом туда‑сюда. Она чувствовала на себе его изучающий взгляд и подумывала: наверняка недоумевает, бедный, как в такой корове могли угнездиться все те добродетели, которыми щедро наделила ее Марина. Уж она, наверное, постаралась, не жадничала на эпитеты.

Словно отвечая на ее мысли, Макс сказал:

— Ну что ж… Жена сказала мне, что вас порекомендовали ей в агентстве как очень опытную.., ну, что‑то в этом духе. Ничего не имею против.

Виктория сглотнула. Она совершенно не представляла, что должна говорить и о чем спрашивать. Поэтому предпочла молча кивать. Теперь, когда муж Марины заговорил, Виктория получила прекрасную возможность рассмотреть его. Он был, что называется, интересный мужчина.

Даже когда Макс сидел, можно было сделать заключение, что рост у него выше среднего. Широкие плечи, уверенно развернутые, обтянуты тонкой тканью светло‑голубой рубашки. Волосы, откинутые назад, открывали высокий лоб, под которым жили деловитые ореховые глаза. А рот… Виктория заморгала. Она поняла, что отвлеклась и уже не слышит, что говорит хозяин.

— Должен признаться вам, Виктория… — Он замялся и вопросительно глянул на нее.

— Викторовна, — отозвалась Вика и поспешно добавила:

— Можно просто Вика.

— Так вот, Виктория, не стану скрывать — с тех пор как жена заболела, в нашем доме сменилось несколько нянь. Никто из них не задержался больше двух недель.

— В чем причина? — моргнула Виктория и тут же споткнулась о собственную мысль: она говорит словечками Ольги Петровны! Если ученик опаздывал на урок или родители, не дай Бог, не являлись на родительское собрание, та методично изводила виновника неизменной фразой: «В чем причина?»

Вика прикусила язык.

— Причина? — Макс дал волю глазам, и те заблестели искрами иронии. — Причина, наверное, кроется в моих непомерных требованиях… Да, наверное, в них.

— В ваших требованиях? — переспросила Вика.

«Он меня запугивает, — решила она. — Я ему не понравилась, и он меня запугивает. Ему хочется посмотреть, как я подхвачу свой плащ и помчусь назад, не дожидаясь лифта».

Макс откинулся назад и сложил руки на груди. Он неторопливо кивнул.

— Могу я уточнить — что за требования? — тихо, с самым невинным видом поинтересовалась Виктория.

— Видите ли.., воспитанием девочек всегда занималась жена, я в это не вникал. Она сама отвозила девочек в школу, в сад, куда надо. Сама и забирала. Утренники, родительские собрания, школа танцев и прочее, что она считала важным для девочек. Честно говоря, затрудняюсь перечислить. Так вот она, видите ли, приболела. Но мы не хотим, чтобы дети это почувствовали и оказались лишены всего этого.

Когда он заговорил о жене, ирония в глазах растаяла, уступив место озабоченности. Виктория сразу почувствовала себя свободнее. Он как будто забыл о ней, переключившись в мыслях на Марину.

— Так вот.., требования мои таковы: няня должна жить здесь, у нас, постоянно. Она имеет право на один выходной в неделю и отпуск — три недели в год. В любое удобное для нее время.

Он выразительно посмотрел на Вику. Последнее предложение, вероятно, должно было смягчить предыдущие. Не услышав возражений, Макс продолжал:

? — От вас требуется полный присмотр за девочками. Их уроки, внешний вид, режим. Все это вы уточните с моей женой по телефону. Я же хотел бы одного: чтобы у меня не было проблем с детьми ни дома, ни в школе.

Викторию так и подмывало сделать книксен и сказать: «Да, сэр». Ишь раскомандовался! Похоже, он смотрит на нее как на вещь, которую зачем‑то купили и некуда поставить. А надо.

Подумать только! Ему придется мириться с присутствием в доме постороннего человека круглосуточно! Да, ему можно посочувствовать. Виктория улыбнулась:

— Я согласна.

После ее ответа Макс как‑то сразу сник. Потерял к ней всякий интерес.

— Ваша комната напротив детской, — проинструктировал он.

И включил компьютер. Больше он уже не удостоил ее взглядом.

Вика прикрыла за собой дверь кабинета.

Ну и что дальше? Она прошла через вычурную в своем великолепии гостиную, миновала коридор и толкнула указанную дверь. Комнатка оказалась довольно милой. Здесь стояли аккуратно застеленная кровать и маленький диванчик. Еще были шкаф для белья и, что самое главное, пианино. Инструмент был не новый, тем и хорош. Такие старые, разыгранные инструменты больше привлекали Викторию. Она не удержалась, открыла крышку и пробежала пальцами по клавишам. Инструмент был настроен и прекрасно звучал. Вероятно, Марина садилась иногда помузицировать, вспомнить детство золотое. Вика села, попробовала педаль, потом глянула в окно, где у открытой форточки трепетала прозрачная занавеска, и заиграла Моцарта. От того, что инструмент оказался настроен и с готовностью отзывался на ее прикосновения, у Вики немного поднялось настроение. Она представила кислую физиономию директора, когда она позвонит и заявит, что увольняется. Ехидное выражение лица Ольги Петровны и злость той по поводу конкурса и Сосницыной.

Нет, определенно тут не так уж и плохо… Пусть Марина поправляется, возможно, ее паника напрасна, а она, Вика, пока постарается быть полезной. Все к лучшему.

Ее размышления прервал хозяин. Дверь открылась неслышно, и Вика заметила его только тогда, когда он вырос рядом с инструментом. Она поспешно вскочила и вытянулась перед ним, как школьница перед учителем. Мысленно ругнула себя за такое глупое поведение, но было поздно.

— Вы неплохо играете, — похвалил он.

Вика скромно пожала плечами. Она собиралась доложить, что некогда окончила консерваторию, но не успела.

— А языками вы тоже владеете?

Вика посмотрела на хозяина выразительно, едва удержавшись от колкости. «Как же! — подумала она. — И консерватория, и языки, и крестиком вышиваю. И делать мне больше нечего, кроме как к тебе в няньки наниматься».

— Нет, языки я не очень, — призналась она. И сразу вспомнила, как они с Мариной в детстве возвращались по четвергам с хора и всю дорогу болтали на тарабарском языке: «При‑я при‑хо при‑чу при‑мо при‑ро при‑же при‑но при‑е. — При‑плом при‑бир!»

Первые слоги можно было менять и тем самым разнообразить лексику до бесконечности. Другими языками она в свое время не увлекалась.

— Нет так нет, — отозвался он. — Надеюсь на интуицию жены. Прошлых двух нянь нанимал я сам и.., как видите.

Он развел руками. Вика скромно промолчала.

— Я, собственно, зашел сказать, что пора ехать за девочками. Машина внизу, вот ключи.

Он положил на пианино ключи от машины. Виктория остолбенела. Она воззрилась на ключи как баран на новые ворота.

— Я не умею водить, — проблеяла она с теми интонациями, с которыми пассажиры тонущего корабля молят о спасательном жилете. Хозяин уставился на нее.

— Как? Не умеете водить? — Поскольку она молчала, он прошел к окну, не скрывая разочарования. — Не знаю, что вам и сказать… Но ведь в моих пожеланиях, оставленных в агентстве, ясно сказано: обязательны водительские права! Разве с вами это не обсуждалось?

Виктория быстро соображала. Это промашка Марины. Она даже не упомянула, что в обязанности няни входит возить детей по городу.

— Нет, — непритворно засокрушалась Вика. — Этот пункт как‑то упустили из виду.

Макс взглянул на часы. Возникшее обстоятельство ему явно не нравилось. Перспектива самому мотаться несколько раз в день в разные концы города вызвала у него нескрываемую досаду.

— Обсудим это позже, — буркнул он. — А теперь собирайтесь. Поедем вместе.

Виктория с готовностью вылетела в коридор. Весь путь от дома до школы она напряженно пыталась запомнить дорогу. Зачем, спрашивается? Можно подумать, что завтра она сядет за руль. Так или иначе, но расслабиться не удавалось. Напряжение достигло критической точки, когда машина остановилась и от школьного крыльца отделились две яркие точки и покатились, как горошины. Дети Марины попрыгали в машину и сразу уставились на Викторию. Широко распахнули все четыре глаза…

— Рената, Карина, поздоровайтесь. Виктория Викторовна — ваша новая няня.

— Здравствуйте! — хором сказали они, не сводя с нее глаз.

Она улыбнулась и протянула им обе руки сразу. Девочки, не долго думая, уцепились за нее. Так и поехали — за руки. Виктория с интересом вблизи рассматривала дочек Марины, а те, в свою очередь, с ответным интересом рассматривали ее.

— А сколько вам лет? — поинтересовалась малышка.

— Тридцать. А вам?

— Мне десять. А ей — шесть. — Это старшая.

А младшая немедленно поправила:

— Шесть с половиной.

— И ты уже учишься?

— В нулевом классе. Мне не нравится — спать заставляют, как в детском саду.

Имя Карины ей действительно очень подходило. Глаза у нее карие, немного восточные. А волосы темные, как у отца. Плотная, как спелое тугое яблочко, и к тому же подвижная, как ртуть, девочка не могла не вызывать к себе мгновенную симпатию. Знала это и без стеснения, с невинным детским кокетством этим пользовалась.

Рената казалась старше своих лет, стойко держа на себе груз старшинства. В ней уже угадывалась будущая женщина — с загадочным молчанием, затуманенным многозначительным взором и прочими штучками. Но пока еще в ней то и дело прорывался ребенок, с трудом отстаивающий у своей младшей соперницы маленькие привилегии, положенные ей по статусу старшей сестры.

— Карина, не болтай ногами! — цыкнула она на сестру и моментально получила обратную реакцию — девочка выдвинула ноги в проход и принялась демонстративно ими крутить, не сводя глаз с Виктории. Виктория лишь повела бровью.

Все три понимали, что в этой ситуации она не может командовать. Главный тут — отец. А он как раз не видит.

— Карина, кому говорят! — Зеленые, как у матери, глаза Ренаты сверкнули нарастающим гневом. Она покосилась на Викторию, явно сожалея о том впечатлении, которое произвела на новую няню сестра. — Всегда ты так!

Девочки начали толкаться.

— Что такое? — раздалось наконец с водительского места. Виктория заметила в зеркальце выразительный взгляд Макса. Проказницы утихли.

— Папа, новая директриса запретила нам ходить в джинсах, — сообщила Рената, глядя в затылок отца и руками охраняя от назойливости своей сестры коленки — той вздумалось щипаться.

— И нам, и нам! — радостно подхватила Карина и придвинулась к сестре, чтобы отцу лучше было видно ее в зеркальце.

— Ну и что же, что вам! — одернула ее Рената, отодвигаясь в сторону Виктории. — У тебя из джинсов только шорты, ты в них в школу не ходишь. А у меня и комбинезон, и сарафан, и куртка, и штаны.

— Ну и что?

— А то, что мне теперь все новое придется покупать!

Рената показала малышке язык, а та открыла рот, распахнула глаза и захлопала густыми темными ресницами. Она была явно убита тем, что не догадалась взглянуть на дело с такой сугубо практической стороны.

— А мне… И мне! — наконец опомнилась она и с беспокойством заерзала на своем месте. — Папа! Мне тоже надо новое! Почему все время Ренатке?!

— Не надо делать проблему из ерунды, — остановил ее отец, раздраженно поморщившись. — Виктория Викторовна поедет с вами в супермаркет и все купит.

Девочки немедленно, как по команде, повернули к ней симпатичные мордашки.

— А у вас есть вкус? — спросила старшая.

Вопрос был поставлен в лоб. Виктория не знала, что сказать. О том, что ее вкус весьма ограничивается размерами зарплаты? Развитие вкуса в одежде исчерпывалось вылазками на рынок перед 1 сентября и Рождеством. Вот и весь вкус. Две мордашки терпеливо ждали, пауза затягивалась.

— Я думаю, что втроем мы справимся, — полуутвердительно заметила она.

Ответ удовлетворил. Они кивнули и отвернулись от нее.

— Папа, мы учили новую песенку, — сообщила Карина, обрадованная тем, что первая нашла повод завладеть вниманием отца. Отец не отреагировал, погруженный в собственные мысли, и Карину это удовлетворило — по крайней мере он не выразил протеста. Девочка старательно изобразила на лице нечто, по ее понятиям, вбирающее в себя образ песни, и запела. Это была песня про жука. Как догадалась Виктория, мелодией Карина бесцеремонно манипулировала, перевирая мотив, но не это было главным в ее исполнении. Как она изображала жука! Как двигала бровями, вытягивала губы и закатывала глаза! Виктория поняла, что перед ней великая актриса. Макс, по всей видимости, так не считал и, едва запикал мобильник в его кармане, безжалостно прервал выступление. Девочка недовольно надулась.

— Вечно ты со своими выступлениями! — забухтела Рената. — Папе за дорогой надо следить, у него и так дел полно, а ты всегда выскакиваешь!

Упругие щеки Карины задрожали, нижняя губа выдвинулась вперед, глаза увлажнились.

— А кому же мне петь? Кому, скажи, пожалуйста! Мама в больнице, а ты, ты…

— Мне, — неожиданно для себя встряла Виктория. — Если хочешь, пой мне. Я это ужасно люблю. Поверь мне, у тебя здорово получается. Редко кто из детей без специальных репетиций сумеет исполнить так выразительно.

Снова четыре глаза прилипли к Виктории. Они смотрели на нее с недоверием, но где‑то в глубине зрачков Карины теплилась надежда.

— Я очень люблю слушать, — добавила Виктория.

— В самом деле? — по‑взрослому переспросила Рената.

— И.., стихи? — с хрупкой надеждой уточнила Карина.

— Особенно стихи!

Своим признанием Виктория вызвала заметное оживление — девочки зашептались, завертелись. Хорошее настроение вернулось.

— Я знаю много! — затараторила Карина, снова схватив Викторию за руку. — И «Белая береза», и «Черемуха душистая», и «Кто стучится в дверь ко мне», и «Мы с Тамарой ходим парой».

Она захлебывалась, торопясь выложить весь список и одновременно с этим ревниво поглядывая на сестру, которой трудно было переждать и тоже не терпелось завладеть вниманием слушательницы.

— Вы обе покажете мне весь репертуар, — успокоила Виктория. — Я сгораю от нетерпения. У вас прекрасная комната, там мы и устроим концерт. Если, конечно, папа не станет возражать.

Четыре глаза округлились, выпустив наконец наружу затаенный восторг.

— Он не будет возражать! — горячо зашептала Карина, перегнувшись к Виктории через сестру. — Ему вечером всегда некогда.

— Он часто бывает занят, — подтвердила Рената.

Сестры, не сговариваясь, повернулись друг к другу и горячо и эмоционально зашептались, хитро посматривая на Викторию. Они бурно обсуждали предстоящее мероприятие. Макс разговаривал по телефону. Его лицо оставалось бесстрастным, он отвечал односложно, но Виктории показалось, что он чем‑то раздражен. Его щека, обращенная к Виктории, слегка подрагивала, когда он слушал голос в мобильнике, а глаза недовольно шарили по дороге. Виктория внутренне съежилась. Ее так и подмывало принять раздражение хозяина на свой счет. Он недоволен тем, что она не умеет водить, что ему приходится тратить свое драгоценное время на дорогу, которая в этот час изобилует пробками. Скорее всего так и есть. Глянув на копошащихся сестер, вовсе не замечающих ничего вокруг, Виктория себя одернула. В конце концов, разве она навязывалась? Это что — ее последний кусок хлеба? Если она ему не подходит, пусть ищет другую няню. По крайней мере ее совесть будет чиста — она выполнила просьбу Марины. Пришла и предложила свои услуги. А уж остальное от нее не зависит.

Виктория развернула грудь и распрямила плечи. Она приготовилась дать достойный отпор его настроению и претензиям. Но это не понадобилось — подъехали к дому.

Сестры, с порога побросав портфели, с жаром принялись готовиться к предстоящему выступлению. Судя по всему, они затевали что‑то грандиозное. Хозяин, даже не взглянув в сторону детей, прильнул щекой к мобильнику и, что‑то коротко бросая в него, двинулся в свой кабинет. Вика осталась одна посреди огромной прихожей. И что дальше? Что она должна делать? Вероятно, какие‑то домашние дела. Но какие? Наверное, хозяин уверен, что она сама должна это знать. Что ее просветили в агентстве… Что ж, пока придется полагаться на собственную интуицию. Прежде всего она должна накормить детей. Так. Уже кое‑что. Ну а хозяина? Готовить ему обеды и ужины тоже входит в ее обязанности? Да или нет? А кто из них делает покупки, ходит за хлебом? Скорее всего он ждет этого от нее. Или нет? А квартира? Убирать квартиру, стирать, гладить — это тоже ее обязанности? Или Марина отдает белье в прачечную?

Виктория отметила, как неумолимо к ней подбираются первые симптомы паники. Методом проб и ошибок она нашла выключатель ванной комнаты и нырнула в успокоительное бело‑розовое пространство. Здесь все сияло стерильной чистотой и кокетливо напоминало вошедшему об уровне жизни хозяев. Полукруглая ванна с прозрачным стеклянным боком невинно зазывала к себе совершенством формы. Пушистые полотенца манили прикоснуться к ним пальцами, зарыться в них лицом. Круглое зеркало, светильники на стене с матово‑розовыми плафонами в тон розовому кафелю, изящная стеклянная полочка с тюбиками, баночками, ватными палочками, дезодорантами — все это словно соскользнуло со страницы красочного журнала. В мыльнице лежал кусок розового мыла, который своей выпуклой формой, нарочитым изяществом и хорошо улавливаемым нежным ароматом вызывал странное чувство. Он словно просился в руки, чувственно выгнувшись на белой пластмассе навстречу вошедшему. Виктория, поддавшись искушению, взяла мыло в руки и понюхала. Еще и еще. Когда поймала себя на мысли, что сейчас, пожалуй, начнет пробовать его на зуб, критически взглянула на себя в зеркало и открыла кран горячей воды. Умывшись, она потянулась к полотенцам и тут же машинально отдернула руку. Полотенец было три. Темно‑сиреневое явно принадлежало хозяину, а два других, розовое и белое, — девочкам. Вика постояла, напряженно вглядываясь в полотенца, и ничего лучшего не придумала, как вытереть руки бумажной салфеткой, торчащей из стакана.

Ванную она покинула в напряжении, а придя на кухню, буквально впала в оцепенение. Шикарная современная кухня издевательски уставилась на нее всеми своими наворотами. О некоторых из этих электроштучек Вика имела смутное представление. Самое смутное и отдаленное. Например, о микроволновке. Она, конечно, знала, что таковая в природе существует, и видела издали в магазине «Белая техника». Но близко не подходила. Здесь же, кроме микроволновки, шеренгой выстроились еще десятка полтора больших и малых электрических финтифлюшек. Миксеры‑твиксеры. Виктория стояла посреди кухни и зло смотрела в их бездушные физиономии. Готовить ужин расхотелось.

Из ступора ее вывел Макс. Его телефон пикнул буквально над ухом, и Вика почти подпрыгнула. По крайней мере вздрогнула изрядно. «Господи, ну и манеры! — выругалась она про себя. — Подкрадывается, как кот!»

— Какие‑то сложности? — поинтересовался он, испытующе всматриваясь в Викторию. Так профессор ехидно вглядывается в студента, раскусив, что испытуемый напрочь не готов к экзамену.

— Решаю, что приготовить девочкам на ужин. — Виктория изобразила безмятежную улыбку.

— Спросите у них. Иногда они бывают на редкость привередливы.

— А вы? — спросила Виктория и сразу поняла, что вопрос прозвучал вызывающе.

— Я? — Брови хозяина взметнулись вверх, а в обратное положение возвращались гораздо медленнее. — В каком смысле?

— Я.., я только хотела узнать — вы будете ужинать?

Его брови наконец вернулись на место.

— Нет. Я — нет. Я вообще редко ужинаю дома, пусть это вас не беспокоит. Для вас главное — девочки. И проследите, будьте добры, чтобы они вовремя легли спать.

Он развернулся, звякнул ключами, и в следующее мгновение она услышала хлопок входной двери. Этот хлопок послужил невольным сигналом к следующему акту в сегодняшней пьесе: дверь детской распахнулась, и оттуда выглянули два совершенно невообразимых объекта.

Дата добавления: 2015-09-06