Больничные секреты

Глеб

Из школы Глеб пришёл разбитый. Кое-как заставил себя пройтись с метлой под деревьями, несказанно радуясь, что дожди посбивали почти всю листву, и вообще у Михалыча уже проходит радикулит, значит, скоро он сможет, наконец, выспаться.
С болезненным удовольствием размял плечи, когда отнёс в подсобку дворника метлу.
- Морда у тебя, как у обожравшегося сметаной кота, которого поймали и дали лупня, - со смешком заметил выползший на свежий воздух Михалыч.
- Чего?
- Говорю, выглядишь довольным и в то же время, будто бы тебе на хвост наступили. Опять со своим Эльфёнком погыркались?
Глеб поперхнулся.
- Откуда ты знаешь?
- Что погыркались?
- Про «Эльфёнка».
Дворник усмехнулся.
- Пей в следующий раз меньше, чтоб не ляпнуть чего лишнего.
- И… э… много я лишнего ляпнул? – осторожно уточнил Глеб.
- Расслабься, - мужик хлопнул его по плечу. – Только то, что она у тебя своенравная и стервозная.
Глеб почувствовал, как заливается непривычной краской смущения.
- Это не то, что ты думаешь, - пробормотал он, против воли вспоминая выгибающегося под ним Сашу. Влажные потемневшие волосы спутаны, губы припухли от поцелуев, голый, мокрый, грязный… Тпрррууу! Внизу живота ооочень красноречиво ёкнуло. Блин, блин, блин!!!
- Ты похож на обожравшегося сметаной кота, - повторил Михалыч. – Думаю, это ты как раз не то думаешь, что есть.
Глеб вспыхнул, развернулся и позорно ретировался. Много какой-то дворник понимает?! Да он просто счастлив, что у него мать на поправку пошла!

За последние дни матери действительно стало намного лучше, она уже ссорилась с врачами и с тётей Таней, непременно желая вернуться домой, дулась на Глеба, когда он её в этом не поддерживал и даже один раз пыталась-таки удрать, но её перехватили на лестнице и с почестями вернули обратно в палату.
Мама была неугомонной. Сколько Глеб помнил, она была всегда и всюду – успевала на работе, дома и даже умудрялась вытащить своего вечно хмурого сына на улицу, чтобы не чах в квартире. Глеб с детства не сильно общался с одногодками – в детском саду он был драчлив и его за это недолюбливали, в школе, так и не научившийся дружить, просто уже не знал, как это сделать, а, может, и не слишком стремился. Просто ему вполне хватало приятельских отношений, когда вроде и знаешь кого-то, но не настолько, чтобы впускать в свою жизнь или быть вхожим в его. Может, он просто оберегал свой мир, в котором были только они с мамой… Иногда он ловил на себе её задумчивый взгляд – она сидела со своей любимой книжкой, с ногами забравшись на диван, а он, забывшись, ковырялся с гитарой. Наверно, тогда она видела его отца – Глеб никогда не спрашивал, но однажды в детстве нашёл фотографию, где его родители, ещё молодые и смешливые, сидят под новогодней ёлкой: она обнимает только что подаренную гитару, он обнимает её. Теперь на этой гитаре играл Глеб. Мама научила, когда ему было четырнадцать.
У них с мамой были странные отношения. Она никогда с ним не нянькалась и вполне могла закатать затрещину, если он провинился. При всём этом, ни разу за семнадцать лет на него даже голос не повысила, они вообще не ссорились, если не считать той пощёчины в больнице.
Глеб не был маминым сыночком и всё же она была больше, чем просто мама – единственный дорогой человек, якорь, держащий его в этой жизни, не дающий забиться подальше от шумного человечества, вряд ли друг – слишком у них мировосприятие разное – и всё же о сыне она всегда знала всё. Не то, чтобы он рассказывал, просто как-то так получалось. У них были разные характеры, привычки и вкусы, они не виделись днями, а иногда и сутками из-за её работы, и всё же сейчас Глеб заходил в привычно пустую квартиру и не мог унять дрожи – он не хотел оставаться один.
А ещё его мать была волшебницей – где бы она не была, дома или в больничной палате, сразу становилось уютно и как-то по-домашнему спокойно. На улице, в больнице – рядом с ней всегда крутились дети, незнакомые прохожие, обходящие Глеба стороной, у неё же обязательно спрашивали дорогу, время или что-нибудь ещё. Как-то совершенно непонятно для Глеба, она умела расположить к себе в первую же минуту знакомства. Сегодня из её палаты тоже доносился весёлый гомон, так неприсущий больнице – он ещё из коридора услышал мамин смех. Нацепил улыбку, толкнул дверь. И почувствовал, как улыбка сползает вместе с настроением.
На маминой кровати, непринуждённо облокотившись о спинку, сидел Саша.

…Эльфёныш ещё улыбался, когда автоматически повернулся на звук открывшейся двери. Его улыбка, куда более искренняя, чем деревянная Глеба, сползла ещё быстрее, чем, собственно, у Глеба.
- Ты что здесь делаешь? – мигом охрипшим голосом выдохнул Глеб. Саша подскочил, точно ужаленный, затравлено глянул. В только что звенящей от веселья палате стало тоскливо и неуютно. Две мамины соседки – тётка уже постпенсионного возраста и молодая женщина с маленькой дочкой – напряжённо покосились на новоприбывшего. Удивительно, он никогда с ними не заедался, никогда не грубил и вообще, разве что здоровался в пространство, когда приходил проведать мать, но обе подсознательно его сторонились и замолкали при его появлении. В общем-то, Глебу было плевать, хотя немного бесило.
- Я… я нечаянно… - сдавленно пролепетал Саша.
- Он имеет в виду, что меня нечаянно обнаружил – приехал навестить брата, спускался в кафетерий и меня увидел, - пришла на помощь мать. Глеб раздраженно сверкнул на неё глазами, но она сделала вид, что ничего не заметила. Да конечно! Наверняка сама Сашу заметила и незаметно выцепила.
- Пойду я, - Саша скомкано попрощался и попытался улизнуть. Глеб выкинул вперёд руку и перехватил мальчишку за капюшон пайты.
- А ну, пусти! – тут же вскинулся Эльфёнок, но его гневный вяк Глеб прервал, попросту выпихнув в коридор и, не выпуская возмущённо булькающую жертву, выскочил сам.
Коротко огляделся и, прежде, чем пацан таки выкрутился из собственной пайты, втолкнул его в процедурную, к вечеру пустующую, а потому очень удобную.
- Чего тебе надо?! – тут же взъерошился Саша, выкручиваясь из рук и отскакивая на другой конец небольшой, захламленной оборудованием, комнатушки, отгородившись столом и лежаком для осмотра.
- Ты сегодня не пришёл, - мрачно напомнил Глеб.
- А я и не обещал, - сердито огрызнулся Эльф.
- В школу не пришёл, - уточнил Глеб.
- Ты что мне, мамочка? – ещё один сердитый выпад. – Не пришёл и не пришёл. – И тут же мордашка расплылась в нервной, но лукавой ухмылке. – Неужели скучал… дорогой?
Глеб сжал кулаки, едва удержавшись, чтоб не сжать пальцы на тонкой шее.
- Ладно, мне пора, - тем не менее, с места Саша не двинулся, настороженно косясь на замершего у двери Глеба. И так и будет коситься, никуда не пойдёт, не желая снова оказаться пойманным. Барашка потому что, упёртая!.. Осторожная… Отлично это понимая, Глеб вышел из кабинета, раздражённо хлопнув дверью.
Саша выждал минут пять – перестраховщик чокнутый! – и тихонько выглянул в коридор. На са-амую чуточку приоткрыв дверь. И в эту самую щель затаившийся Глеб и запустил руку, сцапав Эльфёныша за грудки!
- Ик! – нервно выдал парень, мазнув по близкому лицу ошалелым взглядом, попытался отшатнуться и тут же скорчился в три погибели, стоило выведенному из себя Глебу ткнуть ему в бок костяшками. Нет, он не сильно, он вообще нечаянно задел, когда этот угорь выкручивался из хватки! Но Саша скорчился и едва не задохнулся от боли.
- Ты чего?
- Ничего! – почти вскрикнул, затравленно озираясь по сторонам, стараясь отделаться от Глеба.
- Закричи, что тебя насилуют, - гнусно подсказал Глеб и впихнул обмякшего Эльфёнка обратно в процедурную. Хлопнул за собой дверью, Саша вздрогнул, точно попавшая в мышеловку мышка.
- Раздевайся, - мрачно сказал Глеб.

Саша

Секунду Саша молча таращился в холодные серые глаза замершего напротив него мучителя.
- Ты… псих? – осторожно, и всё же уверенно, уточнил он.
Глеб только покривил красивые аккуратные губы. Точёное тонкое лицо надменно скривилось. Саша продолжал смотреть на этого странного не просчитываемого человека. Иногда он жутко бесил, иногда… часто… Саша попросту его боялся. Он боялся тех, чьи поступки не поддаются предугадыванию, а Глеб постоянно выкидывал такое, чего от него ждали меньше всего.
- Что?.. Ты совсем обалдел?! Пошёл к чертям!!! Эй!!! ПУСТИ МЕНЯ!!!!!
Глеб шагнул вперёд, скрутил отчаянно трепыхающегося Сашу и бросил на жёсткую кушетку.
- Только вякни, - процедил он сквозь зубы и накрыл горячей ладонью Сашины губы. И Саша его послушался – вякать не стал. Он укусил молча!
- Ах ты Эльф недоделанный!!! – почему-то завопил Глеб. Саша аж подавился. Его по-всякому обзывали – Принцессой, Щурёнком, Карамелькой, но чтобы Эльфом… да как-то и не тянет это на обзывательство, хотя вот же, пожалуйста – орёт, что его, остроухого, фигой скрутит и наизнанку вывернет.
Саша барахтался в сильной хватке, молотил руками по спине навалившегося сверху рассерженного парня, но взбешённый Глеб этого точно не замечал – молния на пайте медленно разъезжалась в стороны. Тонкие музыкальные пальцы коснулись водолазки, прошлись по рёбрам, оставляя за собой мерную колючую боль, и задрали чёрную эластичную ткань, мешком облепившую исхудавшее тело. Нет, Глеб не был таким озабоченным маньяком, как Саше почудилось вначале, Глеб не секса хотел – он хотел заглянуть под водолазку. И тогда Саша завопил от испуга, забыв, что они в больнице, и что здесь вокруг люди, и что любой желающий может толкнуть дверь и увидеть…
- Не надо!!!
Всхлипнул, натянул водолазку обратно на живот, скрутился тугим калачиком под опешившим Глебом, затравленно глянул на него и зажмурился, чтобы предательская влага так и осталась в глазах.
- Не надо…
- Кто это сделал? – жутким звенящим шёпотом процедил Глеб. Осторожно запустил руку под водолазку, чуть её приподнимая. На животе Саши, сместившись к правому боку, расцвёл огромный синяк.
Саша молчал. Может, просто не хотел говорить, может, не позволило мгновенно выросшее в груди сердце, забившееся об рёбра, бешено колотящееся, но всё равно не пропускающее внутрь воздух.
- Кто это сделал? – повторил Глеб, чуть приподнимаясь над сжавшимся Сашей, чтоб лучше разглядеть цветастое пятно в фиолетовых и зеленоватых переливах. – Максим?
- Да с чего это?! – тут же вскинулся Саша. – Чтоб ты знал, Максим никогда – никогда – меня не бил!
Глеб изменился в лице. Саша со злорадной покорностью трепанулся в его руках, сузил глаза. Он не врал. Максим, со всей своей подлостью, ненавистью и злобой, ни разу в жизни не поднял на него руку – в тот единственный раз, у реки, удар предназначался Майе. А вот Глеб, Глеб вполне мог Сашу ударить, что несколько раз и делал. Хотя, он его не только бил…
- Ты такой забавный, будто тебя тапком прихлопнули, - натянуто хихикнул Саша, понимая, что опять нарывается, но не в состоянии себя контролировать. Он хотел выпутаться из этих рук, из этого взгляда, из всей той грязи, что плескалась в его жизни и никак не желала исчезать.
Но Глеб его даже не услышал. По его лицу метались странные необъяснимые тени.
- Это папаша твой? – с каким-то утробным рычанием процедил он.
Саша замер, хихиканье застряло в горле.
- Откуда ты… Нет!
Глеб едко ухмыльнулся, донельзя чем-то довольный и одновременно злющий, как оса, поудобнее умостил Сашу под собой и явно вознамерился обратно задрать водолазку.
- Нет! Глеб! Не надо! Всё хорошо! Это не он! Я сам упал, правда!!! Глеб? Глеб?! Глеб…
- Вы чего это тут голосите?
В подсобку заглянула полноватая симпатичная женщина с неряшливо собранным хвостом на затылке. Одета она была в белый халат медсестры. Увидала слипшихся на кушетке парней, удивлённо округлила глаза.
- Эт-то ещё что такое? – начала она грозно, но Глеб вывернул голову, всмотрелся и облегчённо выдохнул.
- Тёть Тань, сюда! Есть здесь что-нибудь от отёков и синяков?
- Э, ну должно быть, - женщина прикрыла за собой дверь, глянула уже с беспокойством. – Что случилось?
- Ничего!
- Цыц! Его ударили…
- Сам упал!!!
- Цыц, я сказал!
- А то что? – можно подумать, Глеб на него при посторонней тётке набросится!
Набросился. Сел сверху, оседлав бёдра, чтоб взбрыки не мешали, запястья зафиксировал над головой одной рукой – как только в одну лапу вместил?! – второй скользнул по извивающемуся телу и задрал-таки злополучную водолазку, открывая уже постороннему человеку вид на синие разводы под кожей.
- Мать моя женщина, - ахнула медсестра и кинулась к полочкам с мазями. - Кто это тебя так?
- Сам я, САМ!!!
- Папочка, - перекрыло его тихое шипение Глеба.
- Ооо, - почему-то протянула медсестра, нахмурилась, но больше не произнесла ни слова. Лёгкими касаниями нанесла жёлтоватую мазь, промокнула ватным тампоном лишнюю, равнодушно посмотрела в прожигающие негодованием Сашины глаза.
- Ну чего ты пыхтишь? – спокойно спросила она. – Никто на него жалобу катать не будет. Хотя я бы ему челюсть-то вывернула, чтоб лапы не распускал,- добавила с непонятной мстительностью. – А вот ты идиот, что сразу не пришёл. Так же и печень отбить можно.
- А он не мог прийти, он вообще вряд ли сегодня ходить с утра мог – даже в школе не появился, - злорадно заложил Глеб. Саша вспыхнул. Отбросил его расслабленные руки.
- А не знаешь, из-за кого?! – не выдержал и заорал он, трясущимися от перенапряжения пальцами натягивая заворачивающуюся ткань водолазки. – Я же тебе, идиот, говорил, что он меня прибьёт! Ты меня не отпустил! ТЫ!!! Это всё твоя вина! Ненавижу тебя!!!
И, наверно, попытался ударить, но Глеб перехватил слабый замах трясущегося от истерики парня, и прижал к себе – под печальным, слишком… проницательным, точно она знала куда больше, чем эта мимолётная ситуация, взглядом тёти Тани.
Саша затих. Глеб сидел неподвижно, вжимая его в себя. Его сердце сквозь одежду стучало так же быстро и дергано, точно не один Саша сейчас выплеснул ведро эмоций и, обессиленный, грелся в чужих руках. До него задним числом дошло, что Глеб пришёл в больницу навестить свою мать, что лежит она здесь, как оказалось, столько же, сколько и его брат, что всё это время Глеб был один и те злополучные бутерброды он, наверно, ненавидит сейчас даже сильнее, чем Сашу, живя на них уже полторы недели. Тётя Надя рассказала, что он где-то нашёл себе подработку, теперь понятно, откуда у него такие жуткие круги под глазами, да и беспорядок в квартире ещё тот, если подумать – совсем не сравнится с той квартирой, куда он попал после сцены у реки: на запыленной тумбочке пальцем можно своё имя написать, вещи едва ли не по полу раскиданы. Может, потому и Сашу не хотел отпускать? Пускай хоть ненавистная, но ещё одна живая душа в комнате…
Седой пряди над виском осторожно коснулись тонкие пальцы. Те самые, которые так красиво перебирали этой ночью струны. Те самые, которые ласкали его этой ночью…
- Ну всё, я успокоился! – резче, чем можно было, вскинулся Саша, шумно выбираясь из непривычных тёплых объятий. Нервно натянул пайту, и, не глядя в глаза двум свидетелям своей минутной слабости, пробормотал:
- Мне пора. Не хочу, чтобы родители по больнице искали, как маленького, нам уже уезжать пора…
- Точно всё в порядке? – подозрительно уточнила медсестра.
- Угу, - быстро кивнул Саша и уже потянулся к двери, когда его догнало спокойное уверенное Глеба:
- Врёт.
Споткнулся, но предпочёл не связываться с этим языкастым гоблином – сейчас он был слабее его – и физически, и морально. Ныл потревоженный синяк, билось о рёбра сердце, опять мешая нормально дышать. И прядка у виска вдруг стала тяжелее и весомее, словно её до сих пор накручивали на указательный палец…

13. «Под водой»

Глеб

Жизнь возвращалась в привычное русло. Скоро должны были выписать мать, на днях уехал домой Максим, которого Глеб так ни разу и не заглянул навестить. Впрочем, особых угрызений совести Глеб не чувствовал, как-то так повелось, что даже с «близким другом» у них были весьма потребительские отношения – они знали привычки и вкусы друг друга, вместе веселились, но не больше. Слова Майи его раздражали и будоражили. Он никак не мог взять в толк, чем «выгода» отличается от «хорошо». Разве оттого, что с кем-то удобно и выгодно общаться, тебе уже не хорошо? В общем, романтичные бредни девчонки он задвинул подальше и старался думать о них как можно меньше.
Думал он теперь в основном об этом чёртовом Эльфе! Мальчишка не выходил из головы ни днём, ни ночью. Нет, Глеб отчётливо понимал, что это неправильно, и вообще попахивает дурдомом, но мысли роились, как беспокойные пчёлы. Саша: дерзкий, непокорный, ехидный. Саша: плачущий, прижимающийся к собственному обидчику, сломанный… и всё равно живой и манящий. Он был загадкой, той, которая маячит перед глазами и, не разгаданная, раздражает. До зубного скрежета. До чёртовых снов! Он слишком искренне улыбался его матери. Нет, почему мама затащила его к себе – понятно, но… он слишком искренне ей улыбался – незнакомому, вообще-то, человеку. И так же искренне злился, когда всплыли побои отца. Не на отца злился – на Глеба. А отца он… защищал?
…Максим пошёл в школу. Вот теперь всё действительно стало, как было. Саша сидел в своём классе, регулярно пропускал спаренные уроки физкультуры и будто приклеился к Майе! Стоило где-то показаться Глебу, он будто специально становился шумным и заметным, обращая на себя всеобщее внимание – рассказывал анекдоты, дурачился, заигрывал с одноклассницами. Майя так и осталась тихой и серой, но всегда была рядом. Саша начинал заметно дёргаться, если её не было поблизости – оглядывался, хмурился, точно потерявший мамочку ребёнок.
- Странно вы как-то встречаетесь, - не удержался и однажды продёрнул Глеб. Майя только многозначительно хмыкнула и молча прошла мимо, заставив его скрипеть зубами. Как всегда в разговоре с ней он почувствовал себя обведенным вокруг пальца. – Мамочка заботливая,- всё-таки прошипел ей вслед.
- Ага, - счастливо подтвердила она, не оборачиваясь. – И мамочке очень не нравится твоё внимание к сыночку.
Как-то незаметно наступила пятница. Выжатый как лимон, Глеб с нетерпением ждал, когда останется наедине с собой, но так и не успел хотя бы отдохнуть – едва вернулся от матери, позвонил Максим.
- Чего голос такой уставший? – весело вопросила трубка.
- Потому что я устал, - буркнул Глеб. Максим редко звонил ему по вечерам. По вечерам Максим предпочитал таскаться по клубам с себе подобными.
- Отлично, - словно не расслышала трубка. – Собирайся, минут через двадцать у тебя будем.
- Нафиг вы мне сдались? – но его не услышали, Максим уже положил трубку.
Сердитый и раздосадованный, Глеб кое-как сгрёб валяющиеся везде вещи, и единым комком запихал их в шкаф, костеря самопригласившегося друга. Да ещё и, судя по всему, с компанией. Даже успел гребануть пару раз любимой маминой метлой по дорожке в прихожей, сбивая двухнедельный слой пыли, когда запищала трубка домофона.
- Мы уже тут, - весело возвестил Максим.
Глеб мрачно нажал кнопку на трубке.
- Ну заходите, - тоном «проваливайте» пригласил он.
- Зачем? – кажется, искренне, удивилась трубка голосом Макса.
- То есть?
- Сам выползай давай, - хохотнул кто-то из спутников Максима. – Попку подмыл, носик напудрил и на выход!
- Гулять поедем, - объяснил Максим, хохотнув. – Допразднуем мою Днюху, ну и заодно выздоровление обмоем.
- Да я как-то устал вообще-то, - принялся отговариваться Глеб. – Спать собрался.
- Хорош заливать, - не унимались на том конце провода, - Во-первых, только сумерки, а во-вторых, ты всё равно полуночник. – Самодовольный смешок. – Да и Карамельки на меня одного многовато будет – чересчур буйный ещё, половину салона уже разнёс…

На совершеннолетие родители подарили Максиму машину – серый форд фиесту, небольшой, удобный… и совершенно не подходящий школьной звезде. Максим бы предпочёл что-то более впечатляющее и быстрое, хотя девчонки и так визжали от восторга, когда на следующий же день после выписки Максим заявился в школу на собственном автомобиле. Форд в итоге пришлось вернуть в домашний гараж, а Максиму, его возвращавшему, прогулять первый урок, когда классная руководительница под восторженное улюлюканье однокашников выгнала его из класса.
И всё же, пока Максу не светило другой машины, он смирился с этой, тем более сегодня настроение ему не могло испортить даже затянутое не по-осеннему тяжёлыми тучами небо. Он выбрался из салона, размял шею, стараясь не сильно дёргать побитой головой, влюблёно оглядел неоновую вывеску клуба, на которой светились зелёным неоновым светом странные побеги. Водоросли – понял Глеб, заметив название: «Аквариум».
- Ну и чего замерли? – бодро вопросил он у спутников. Двоих из них Глеб не знал – оба прилично упакованные «шкафчики» с бычьими шеями, а вот ещё один оказался тем самым лохматым Эльфом, который и без того достал Глеба в мыслях. Пацан, взвинченный и дёрганый, сидел, зажатый Максимовыми друзьями на заднем сидении, от чего его вечно недовольная физиономия была ещё более кислой и недовольной.
- А ты что здесь делаешь? – не смог сдержать удивления Глеб, когда вышел из подъезда и сел на переднее сидение – привилегия «лучшего друга».
- Загораю, - огрызнулся Саша и дальше предпочёл хмуро сопеть.
- Отрабатывает подарок, который так и не подарил мне на день рождения, - усмехнулся Максим. И как-то по-звериному оскалился. – Сам теперь мне вместо подарочка.
Аквариум встретил шумом и хаосом. Глеб никогда не бывал в подобном месте, потому секунду просто не дышал, точно нырнул под воду. Да, наверно, в неё и нырнул. Клуб не зря назвали Аквариумом – перед глазами мерно плыло царство Тритона. Всё вокруг словно колыхалось из-за летящих полупрозрачных занавесок, свисающих везде и отовсюду. Первой в глаза бросалась барная стойка – огромный извилистый аквариум, накрытый крышкой-столешницей, за которой суетился бармен. В подкрашенной прожекторами воде мерно покачивались водоросли. Такие же водоросли покачивались в толстенных прозрачных колоннах, подпирающих высокий потолок, разрисованный тускло светящейся фосфорной краской. Глеб задрал голову и во все глаза смотрел в задрапированную колышущейся водой луну – бледный серебристый прожектор – словно со дна любуешься.
И забивающий всё твоё существо гам, будто действительно сдавлен толщей воды – обволокло невидимым океаном из людских тел и эмоций.
Непривыкший к подобному, Глеб минуту просто стоял с закрытыми глазами, морщась от резких всполохов светомузыки, бьющих даже под веки. Шум толпы ввинтился в уши, вытесняя из головы любые мысли, словно в другой мир шагнули – в затуманенном полумраке извивались тела танцующих, у барной стойки толпились остальные. Музыка взлетела под самый потолок, и толпа мгновенно отреагировала, подняв звуковую планку до предела – крик, вопли, визги, ругань и улюлюканье. Остро пахло разгорячёнными алкоголем и страстью телами. Тёмно-синее полотно местного шабаша с молниями-высверками белых лучей светомузыки, вырывающих из темноты движения, превращающих людей в ломано двигающиеся игрушки, опьяняющая и взрывающая непривычный мозг. По полу скользят крученые световые пятна-ракушки, коверкающие и без того искажённую картинку. Колонны, поддерживающие потолки, обклеены тискающимися парочками, а иногда и не парочками – трое, четверо человек обнимаются, жмутся друг к другу, кусаются в губы, вызывающе показывают пробитые пирсингом языки засмотревшимся. Или ничего вокруг не замечают. Диссонанс образов и звуков, подступившая тошнота, страх, восхищение… зависть. Жизнь в клубе, бурная, дикая, вызывающая, казалось единственно правильной и настоящей – здесь бурлили страсти, обычно подавляемые в нормальном обществе. В НЕнормальном – только здесь всё казалось искренним…
В бок Глебу кто-то врезался, он перевёл соловые от опьянения глаза и увидел вжавшегося в него Эльфа. Саша, непривычно тихий и перепуганный, даже не замечал, к кому притиснулся – он во все глаза смотрел на ту же картину, что и Глеб. Вот только восторга в его глазах не было. Он вёл ими, точно пьяный, пытаясь собрать в фокус – они шало бегали от жутких лижущихся существ у колоннады, заметили откровенно обнявшую парня девицу, которая вместо того, чтобы танцевать самой, запрыгнула на него и стиснула литыми ножками талию партнёра. И слишком весело хихикающую компанию у ближайшего столика он тоже заметил, и прижался ещё плотнее – уж слишком это не пьяное веселье, такое разве что от колёс бывает…
Пьяное восхищение схлынуло, стоило увидеть, как дрожат Сашины плечи.
- Саш…
Тот вздрогнул, обернулся и тут же отскочил.
Глеб непроизвольно отступил назад – какая-то девица налетела на него, пьяно захихикала и попыталась уволочь за собой в местные ведьмины пляски.
- Привет, Клим, - от стойки зазывно замахали руками, Макса тут явно знали. Тот кивнул, но потянул компанию подальше от любопытных глаз – в зашторенный темнотой угол, где в уютном беспорядке громоздились диванчики и пуфы – приватная зона. Саша прошлёпал в самый дальний и плюхнулся на него, посверкивая на компанию незнакомыми сизыми глазищами. Здесь стены были задрапированы тёмной, в муаровых разводах, тканью, будто действительно забрались на глубину и отгородились от дикой оргии танцпола не только подиумным возвышением и мягкой, до неудобного засасывающей в себя, мебелью.
- Кто ко мне сунется – покусаю, - мрачно предупредил парень, забрался на пуф с ногами и под недоумённый взгляд Глеба скрутился на нём и вознамерился… поспать? От визгов и воплей на площадке он морщился ещё яростнее, чем Глеб, все видом давая понять, что сюда его приволокли насильно. Как-то сонно тряхнул головой, поискал что-то глазами, нашёл и с нескрываемым восторгом подтянул небольшую плотную подушку в виде морской звезды, которую обычно подкладывали под спину. Натянул на голову и, кажется, довольно заурчал.
- Ну и зачем ты его с собой приволок? – тихо спросил Глеб у Максима, обескураженный таким поведением.
- Потому что мне скучно было, - прямо ответил тот. Свистнул какой-то девчонке – кричаще раздетой, хотя, скорее, так жутко недоодетой – коротенькие шорты, больше похожие на нижнее бельё, и тоже не слишком длинный узкий топ, из выреза которого почти вываливается второй размер. И ободок с пушистыми ушками на голове.
- Зая, нам чего-нибудь горючего и чтоб закусь была, поняла?
Разносчица кивнула и исчезла. Появилась с подносом, проворно скинула на столик бутылку портвейна и несколько салатниц.
- Это что за трава? – Глеб подозрительно покосился на содержимое тарелочек.
- Ну ты даёшь, приятель, - хохотнул один из спутников Максима. – Уже о траве заговорил, гы-гы. Клим, ты чего его раньше с собой не приводил?
- Он у меня жутко стеснительный, - весело отозвался Максим. Сам он был занят непонятно откуда взявшейся девицей, одетой в костюм русалки – вычурный серебристый лиф и длинная, до щиколоток, юбка из мокрого шёлка, тоже серебристая и с двумя разрезами до бёдер – удобно умостившейся у него на ногах и демонстрирующей эти самые бёдра. Глеб пригляделся – ещё минут десять назад она танцевала на отдельной платформе – извивалась, подобно водорослям в колоннах. Красиво танцевала – глаз против воли сам выцеплял её из толпы. Девчонка, достаточно смазливая и даже вполне во вкусе самого Глеба – рыжеволосая и большеглазая – с любопытством покосилась в сторону свернувшегося клубком Саши.
- Когда это он уже успел? – спросила она.
- Дома ещё.
- Что – успел? – тут же насторожился Глеб.
- Да расслабься, - Максим заметил в толпе ещё кого-то из знакомых, просигналил и вот уже за столиком расположилось человек десять. Парни и девушки, все разные, как небо и земля, и всё же в чём-то неуловимо похожие. Одежда – от кожанок до выедающе яркой синтетики, с татуировками, с пирсингом, или с чистым, ничем не обезображенным телом, но Глеб интуитивно почувствовал в них точно таких же мажорных деток, как его друг. Каждый из них был здесь слишком… уместен и как-то привычно расслаблен, не глядя на окружающую какофонию из звуков и цветовых вспышек. У Глеба в первую же минуту перед глазами плыть начало, он едва сумел отключиться от общего гама, а эти сидят спокойно, опять ту «зайчиху» позвали – кальян заказали. И самое удивительное – как они друг друга слышат вообще? Музыка рычала и хрипела из колонок, орали танцующие на танцполе, гудели люди у барной стойки. Сквозь этот гул прорывались звоны стаканов и бульканье из бутылок. И Глеб не то, что сидящего рядом Максима – собственных мыслей не слышал.
- Эй, красавчик, - русалка, раньше кошкой греющаяся на ногах Максима, как-то незаметно перекочевала поближе к Глебу, откровенно потёрлась плечиком, обдала сногсшибательным ароматом лёгких духов вперемешку с дикими феромонами. Глеб сглотнул и непроизвольно отполз на диване.
- Да не теряйся ты, - Максим заметил его замешательство и подпихнул обратно к подружке. Нагнулся и тихо шепнул в ухо. - Эта русалочка обалденно языком работает, если ты меня понимаешь?..
Девушка призывно улыбнулась. Хорошенькая. И фигурка ладненькая, не то что эта скелетина ходячая… Почему бы и нет, в конце концов, он нормальный парень, которому нравятся девушки! В животе приятно ёкнуло, стоило умелой ручке как бы случайно коснуться колена.
- Не хочешь прогуляться? – Глеб наклонился к девушке, пытаясь сказать на ухо, но она, то ли специально, то ли так удачно нечаянно, повернула своё лицо, и он мазнул губами по скуле.
- Очень хочу, - мурлыкнула она, не спеша отворачиваться.
Вот такие ему и нравятся – самоуверенные, прекрасно знающие, чего хотят от жизни и от него. И ему того же надо. Прелюдии для дураков.
- Туалет прямо и за вон той колонной направо, - весело указал Максим.
Когда они уходили, Глеб услышал, как весело хохотала компания, а голос друга возвещал:
- А сейчас - главное блюдо вечеринки!!!
Почему-то именно в тот момент Глебу очень сильно не хотелось уходить. Он обернулся – Максим доставал из кармана какой-то пакетик. Возможно, ему только показалось, но приятель посмотрел в сторону брата. И взгляд у него был, как у сытого кота.

Саша

Весь вечер у Саши болела голова. По крайней мере, он так сказал родителям, когда вечером Максим осчастливил новостью, что берёт его с собой в клуб – отпраздновать с друзьями его выздоровление. Конечно же Саша не желал добровольно соваться в ловушку, но отец, мучимый виной, что распустил руки, счастливо благословил эту вылазку. Отказываться было глупо, но приклеившаяся к губам брата улыбка не сулила ничего хорошего. Уроками отгородиться тоже не удалось – кто делает домашнее задание вечером в пятницу?
- У меня голова болит, - буркнул Саша первое, что пришло в голову. И тут же увяз ещё сильнее. Максим протянул ему белую таблетку. Обычная таблетка с разделителем посередине.
- Что это? – подозрительно уточнил Саша. Ой как он не хотел глотать всякую неизвестную гадость! Хотя вряд ли Макс таки решился его отравить, да ещё и на глазах отца.
- Обезболивающее, - ответил Максим. – У меня теперь голова постоянно болит, всегда с собой ношу.
Наверно, в тот раз Максим не соврал – таблетка подействовала почти мгновенно. Действительно немного ноющая голова стала восхитительно пуста и воздушна. Мысли из неё улетучились в неизвестном направлении, Саша вообще забыл, как надо бояться, да и многое другое тоже забыл. Тело гудело, как струна, но не от напряжения, а от брызжущей силы, хотелось выть, кричать и петь песни. Он вдруг вспомнил, что ему всего лишь шестнадцать, что жизнь ещё даже не началась, чтобы нести её груз на плечах, что ошибки, какими бы они не были – всего лишь подножки судьбы и вообще ничего ему Максим ни сделает, потому что не сможет! Саша быстрый и юркий, Саша непобедимый…
В машину он сел сам, а когда брат подобрал двух приятелей, перезнакомился в первые же две минуты, хотя тут же забыл имена. Они потом ещё их называли, но Саша всё равно не запомнил. К тому времени, как Максим заехал за Глебом, Саша уже укачался и его зверски тошнило. Хотя, вполне может быть, что его тошнило от присутствия этого типа, в любом случае, поздоровались они весьма неласково и дальше предпочитали молчать. Глеб как всегда был хмур и неразговорчив.
В клубе головная боль вернулась. Стоило переступить порог и оказаться в подводном царстве, как Саша почувствовал, что его череп просто раскалывается от музыки и воплей толпы. Обострившиеся до предела чувства лихорадили. Он едва выдерживал присутствие четырёх, а здесь была сотня человек со своей звериной радостью и страстью. Саша едва в себя пришёл, захлебнувшись такой чуждой и непривычной вакханалией. На виски давила подводная атмосфера, он уже не понимал, колышется ли перед глазами целый мир или это всего лишь тонкая газовая ткань волнуется от проходящего мимо человека.
И как он очутился в приватной зоне у мягкого дивана, Саша тоже не понял. Ему просто хотелось лечь и забыться – тело ломило, выворачивая суставы, пустая голова гудела. Он видел, как провожает его встревоженным взглядом Глеб. Нашёлся, тоже, защитник! Из-за него всё!
- Кто ко мне сунется – покусаю, - предупредил Саша в первую очередь Глеба, забрался на диван с ногами, наплевав на обувь, и вообще на всё наплевав. Пожалуй, в этом углу было даже более-менее уютно, хотя переливающиеся тёмно-синими разводами драпировки его раздражали. Голова, которая до этого просто болела, начала кружиться, усиливая тошноту. Хорошо хоть подушку обнаружил, забился под неё и, кажется, отключился.
Из забытья его вырвали чужие сильные руки, буквально высмыкнувшие с дивана. Саша осоловело проморгался, пытаясь разобрать уставившиеся на него лица. Много, человек десять, и ни одного знакомого. Разве что один, в центре. Стоит и хищно скалится.
- Ну что, Главное Блюдо, - вопрошает. – Проспался?
- Нет, - хмуро бурчит Саша, стараясь особо не шевелиться. Пока он спал, в голову засунули мешок битого стекла и теперь любое движение не просто разрывает её на части – перед глазами от боли начинает рябить.
- А ты хорооош, - не унимается мучитель. – Я думал, мой хиленький братишка по потолку ходить начнёт от чудо-таблеточки, а ты завалился храпеть!
- Чудо-таблетка? – тупо повторил Саша. Думать было так же больно, как и шевелиться.
- Экстази, Карамелька, - сжалился и подсказал Максим.- Ты всосал самый обычный диск.
Саша молчал. Не то, чтобы ему не было, что сказать, или боль мешала высказаться – просто было лень. В конце концов, его сюда потому и волокли, что хотели чего-нибудь такого провернуть. Саша, наверно, даже где-то восхищался своим братом, сам он был слишком прямым, поэтому взрывался на глазах у всех, сам себя загоняя в угол. Максим же плёл паутину, как паук. Пауком и был.
- Ничего не хочешь сказать? – под прицелом десятка пар глаз спросил он.
- Хочу спросить, - непередаваемое ощущение чувствовать себя самоубийцей, самолично копающим себе могилу…
Выдохнул сквозь сцепленные зубы и улыбнулся как можно солнечнее, наплевав на взорвавшуюся в висках боль.
- Ты в меня, случаем, не влюблён?
Максим резко побледнел. Тихонько хихикнула девушка из числа стервятников.
- Ты надо мной постоянно измываешься, - уже куда увереннее продолжил Саша, буквально всей кожей ощущая, как досыпается песок его жизни. - Просто проходу не даёшь, - и добил. – Проти-ивный…
Глаза Максима выцвели, челюсти сжались. Глупая шутка. Саша это даже в своём состоянии понимал, но, как всегда, не мог остановиться, да и не стал бы – остатки экстази всё ещё будоражили кровь, гоня по ней адреналин.
- Держите его, - одними губами приказал Максим. Саша даже дёргаться не стал, чтобы лишний раз не морщиться от боли, покорно позволил себя скрутить, зашипев разве что от резкого толчка в затылок, когда и без того шаткий мир стал с ног на голову. Только краем глаза уловил, что Глеба среди Максимовых дружков нет. Тем лучше. Саша не хотел, чтобы его опять скрутили сильные жилистые руки с тонкими гибкими пальцами. Он просто не хотел, чтобы их с Глебом что-то связывало. Что-то ещё, кроме тех безумных сцен. И не будет лишнего повода злиться на лучшего друга брата ещё и за то, что он и здесь против него.
Максим достал маленький пакетик с точно такими же таблетками, выщелкнул две белые пуговки на ладонь.
- Сам рот откроешь или как… дорогой?
- А изо рта в рот слабо? – Саша упрямо надавил затылком на чужую ладонь, не желая склонять головы перед всеми этими стервятниками. Ну и где тот чёртов Глеб? Он, конечно, гад и сволочь, но подобные издевательства, когда вдесятером на одного, кажется, терпеть не может – наверняка бы вступился. Саша тоскливо подумал о том, что Глеб ему вообще, скорее всего, привиделся из-за проклятущей дури – не похож он на любителя подобных мест.
К губам поднесли таблетки. Саша зажмурился, предчувствуя резкую острую боль, рванулся вперёд и вниз, боднув ладонь.
- Ублюдок, - прошипел кто-то.
- Это. Мой. Брат.- Мрачно напомнил Максим. Саша удивлённо моргнул и уставился на приблизившееся едва ли не вплотную скуластое лицо. Широкие брови вразлёт, карие глаза без проблеска, упрямая ямочка на подбородке и ореол тёмных непокорных волос. Лицо хищное, красивое – девки за ним не только из-за мажористости таскаются.
- Ты чего? – успел пролепетать. Лицо обдало горячим дыханием с привкусом алкоголя и вишнёвого кальяна. Губы у Максима оказались не такими вкусными, как у Глеба. Вообще невкусными, засасывающими, как болото. Саша дёрнулся, пытаясь прекратить это сумасшествие. На краю сознания кто-то потрясённо охнул. А ему между губ протиснулся язык и с силой вжался в рот. В тот же момент жуткий позыв едва не заставил вывернуться наизнанку желудок. Гадко. Противно! Это же родной брат!!! А язык затолкал Саше в рот два горьковатых комочка, пропихнул едва ли не в глотку, заставив однозначно проглотить эту гадость, и тут же исчез.
Максим вызывающе облизал свои губы, не отрывая взгляда от Саши. Растянул губы в змеиной усмешке и в гробовой тишине, заглушившей даже шум танцпола за ширмами, спросил:
- Ну что, вкусно?
Саша не ответил. Едва поднялся, не удерживаемый более липкими руками Максимовых дружков, пьяно качнулся. Волнами накатывало знакомое чувство опьянения, вседозволенности и всесилия. Мышцы скрутило, делая тело каменным, сильным… и непослушным.
И едва удерживая на краю сознания гудящую от всего произошедшего голову, Саша бросился прочь из этой давящей тишины.

Дата добавления: 2015-09-06