Христианская философия

Западноевропейская философия средних веков – это философия христианская. В первые века христианская философия существовала в виде апологетики – оправдания христианства. Первым ярким хрис­тианским мыслителем, который систематизировал христианство, был Аврелий Августин, которого католическая церковь возвела в ранг Блаженных.

Августин Блаженный (354-430) жил на полвека раньше Прокла, и в его философии много идей неоплатоников, но дух его филосо­фии сильно отличается от духа античной философии.

Родился Августин в Северной Африке, мать его была христиан­кой. Сам же он к христианству шел долго и мучительно – через мани­хейство, скептицизм, неоплатонизм. Свои искания он подробно опи­сывает в "Исповеди" – первом сочинении такого жанра.

В возрасте тридцати трех лет Августин принял христианство, стал активным деятелем христианской Церкви, неумолимым гонителем многочисленных еретиков, отступников от официальной доктрины.

Бог у Августина – нематериальный Абсолют, противопоставлен­ный миру и человеку. Бог не излучает из себя мир, как у Плотина, а творит мир из ничего (это представление называется креациониз­мом). Бог – не безличное единство, а личность, сотворившая мир по своей добровольной склонности, причем творящая его непрерывно. Если Бог отнимет от вещей свою производительную силу, они сразу исчезнут. Божественное существо Августин представляет в сответствии с догматом триединства, установленным Никейским собором. Вторую ипостась, Бога-Сына, Логос-Слово, он рассматривает как самосознание Бога-Отца и как то "да будет", в результате которого появился мир. Платоновские "идеи", образцы вещей, превратились у Августина в предвечные мысли Бога-Творца.

Время – это мера движения и изменения сотворенных вещей, оно не существовало до творения мира. Вечность – не бесконечно дляще­еся время, она противопоставляется времени. В ней нет "прежде" и "после", лишь постоянное "теперь".

Борясь с дуализмом, Августин доказывал, что зло не сущест­вует само по себе, зло – это только отсутствие или малая степень добра. Эту проблему – объяснение наличия зла в мире при абсолютной благости и всемогуществе Творца – называют теодицеей. Теодицею Августина, объявившего зло ослабленным добром, иногда называют христианским оптимизмом.

Человеческая душа, созданная Богом, имеет начало, но не может иметь конца. К ней неприложимы никакие пространственные и коли­чественные характеристики, она полностью противопоставлена телу. Каким образом нематериальная душа соединяется с материальным телом, Августин объяснить не сумел.

Абсолютное превосходство души над тленным и преходящим те­лом требует пренебрежения ко всем благам и соблазнам чувственного мира. Чем большим количеством вещей пренебрегает человек, тем выше его добродетель. Блага человеческой жизни делятся на те, ко­торыми можно наслаждаться (любовь к Богу) и на те, которыми нуж­но только пользоваться, не привязываясь к ним.

Поскольку грех Адама и Евы, передавшийся всему человечеству, исказил и ослабил человеческий ум, он должен опираться на божест­венное откровение. Познает человек, черпая из глубин собственного духа, хотя ему иногда и кажется, что из внешнего мира. Душа не су­ществовала до рождения, поэтому источником вечных и неизменных идей в глубинах души может быть только Бог.

Августин различает науку и мудрость: наука – это познание, поз­воляющее нам пользоваться вещами, а мудрость – это познание ду­ховных объектов и божественных дел.

Концепция истории Августина интересна тем, что в ней появилась идея прогресса. Содержание истории – это борьба божьего царства и земного царства. Божье царство составляют люди, избранные и ведо­мые Богом, земное царство - люди, чьи поступки определяет их сво­бодная греховная воля. Прогресс проявляется в расширении божьего царства. Последняя эпоха человеческой истории, начавшаяся вместе с христианством, соответствует шестому дню творения, за которым последовал день отдыха. Так и в день Страшного суда избранная часть человечества отделится от подавляющего большинства грешни­ков, с которыми она была перемешана в течение всей человеческой истории, и соединится с Богом. Нечестивые же будут соединены с их истлевшими телами и ввергнуты в вечный огонь.

В первые века христианства, когда ожидалось со дня на день вто­рое пришествие и конец света, резко обозначилась противополож­ность религиозных и мирских устремлений. Мир, которому осталось существовать считанные годы или десятилетия, не только не имел значения, но и мог стать препятствием для спасения души. Этим дик­товалось требование аскетического пренебрежения ко всем благам и соблазнам чувственного мира.

Около восьми веков господствовал августинизм в католической философии и в качестве идеала пропитывал сознание каждого челове­ка. К осуществлению такого идеала, разумеется, не было готово средневековое общество, и создалось напряжение, ножницы между идеалом и возможностью его осуществления. Это и стало причиной поворота к другой крайности. С небес на землю стал перемещаться взор человека XII-XIII столетий. Маятник пошел в сторону натура­лизма, который достиг пика своего развития в XVIII веке.

В XII-XIII веках даже в среде кардиналов и папской курии тело больше не считается "мерзкой оболочкой души" (по выражению Гри­гория Великого), к нему относятся уважительно – при жизни челове­ка и после его смерти. Бонифаций VIII запрещает расчленение тела умершего короля, хотя еще после смерти Людовика Святого эта про­цедура считалась обычной.

Все это не означает, что земное ценится само по себе, в отрыве от небесного ("отрыв" произойдет несколькими столетиями позже), это означает, что небесное для людей XII века стало проявляться через земное. Возрастает внимание к эфемерному, мимолетному, ибо в ми­молетном выражает себя не что иное, как вечное. Духовное просвечи­вает через материальное. Сфера духовного расширяется, и матери­альный мир, который раньше противопоставлялся духовному миру, теперь становился его символом или даже проявлением. «Глядя на красоту и великолепие мира, ты поймешь, что он подо­бен прекрасному гимну и все, что создано на земле, в своем многооб­разии звучит в унисон, образуя аккорд высшей красоты" (Гильом Овернский). Земные явления – необходимые ноты в аккордах божественного гимна. Мало того, чуткое ухо по этим нотам может восста­новить его звучание.

Хотя в раннем средневековье непосредственной целью борьбы были обычно земные блага, земная власть, но ценности, во имя кото­рых люди жили и сражались, не были земными – это град Божий, рай, вечная жизнь и т.д. В XII веке происходит плавное обращение к зем­ному миру и его ценностям.

Труд из отрицательной ценности – наказания – трансформируется в положительную – участие в созидательных делах, угодных Богу. Отступает мысль о том, что всякое новшество вдохновлено дьяволом, технический прогресс не отождествляется более с грехом. Меняется отношение к Христу: возрождается интерес к Иисусу как к человеку, к обстоятельствам его жизни. Меняется отношение к человеческому телу, земле, земной истории. Монахи в раннем средневековье приучи­ли общество к представлению, что смех – самое постыдное из звуча­ний, которые могут издавать уста. Евангелия не говорят о том, что Иисус в своей земной жизни хоть раз смеялся, поэтому и человек должен не смеяться, а оплакивать свою испорченную первородным грехом натуру. Но в XIII веке смех рассматривается как прообраз рай­ской радости. В теории главенствовали крупные университетские те­ологи, а в повседневной практике важнейшим образцом выступал Франциск Ассизский. Франциск всегда предстает с радостным лицом, и своей братии он советует проявлять веселость. Молодые английские францисканцы вновь основанного оксфордского монастыря так ревностно следовали этим советам, что буквально заходились в приступах частого безум­ного смеха, вызывая даже беспокойство у руководителей ордена.

На фигуре святого Франциска следует остановиться подробнее. В юности Франческо Бернардоне из итальянского городка Ассизи ув­лекался провансальской поэзией. Он и позже называл себя трубаду­ром. Как у большинства великих мистиков, его вера была подобна не теории, а влюбленности. С такой точки зрения писатель Герберт Чес­тертон объясняет аскетизм святого Франциска: "Расскажите жизнь Франциска как жизнь трубадура, безумствующего во имя любви, и все станет на свое место. Никого не удивит, что поэт собирает цветы на солнцепеке и простаивает ночи в снегу; превозносит телесную, земную красоту – и не ест; славит золото и багрец – и ходит в лохмо­тьях; стремится к счастью – и к мученической смерти. Все эти загад­ки легко разрешаются в простой истории любой благородной любви". Франциск был озарен сиянием Божественной любви, и его самоотре­чение было не самоконтролем, а страстью, наслаждением.

Христос для Франциска – Богобытие, безграничное во времени и повсюду сущее в пространстве. Франциск видел, что пребывание Христа в мире не прервалось, он напомнил обещание: "Я с вами до скончания века". Он показал, что любить позволено не только Бога, но и тварный мир. Любовь святого Франциска распространялась на все одушевленные и неодушевленные создания. Он хотел идти к им­ператору и умолять его, чтобы тот запретил убивать братьев жаворон­ков; любовью умиротворяет злобного волка; проповедует птицам; собирает с дороги червей и относит их в безопасное место. Он чувствует такую любовь и благоговение к огню, что не позволяет братьям тушить загоревшуюся на нем одежду. Для него были откры­ты сердца всех тварей, и легенда гласит, что природа питала ответ­ную любовь к Франциску.

Он видел мир не отделенным от Бога. Сохранился рассказ о том, как один из его монахов однажды "был так вознесен в Боге, что ви­дел в Нем, Творце, все творение Его, и небесное, и земное, и все их совершенства, и степени, и различные порядки; и ясно уразумел тог­да, как каждое творение являло своего Творца, и как Бог пребывает и над, и внутри, и вне, и вокруг всех творений."

Свое собственное тело святой Франциск добродушно и насмешли­во называл "братом ослом" и укорял за леность и непослушание, но готов был слушать справедливые жалобы этого "брата осла". Однаж­ды Франциск, больной и изнуренный, спросил одного монаха, как ему быть со своей плотью, потому что, обессиленная, "она сама уже ни о чем не просит". Монах спросил святого: слушалась ли плоть Франциска, пока была в силах? И он ответил: в совершеном согласии жили мы, я и она, и дружно служили Христу. Тогда монах сказал: "Где же, отец, милосердие твое, где же любовь и снисходительность? Как мог бы ты служить Христу без помощи тела? Разве справедли­во отказывать в помощи такому верному другу, который жизни не жалел для тебя? Не бери, отец, этого греха на душу." И поблагодарив монаха, Франциск начал говорить своему телу: "Радуйся, брат тело, ибо отныне я охотно буду исполнять твои желания и поспешу помочь твоим горестям".

Папа Иннокентий III утвердил орден, основанный Франциском, но вскоре структура и характер ордена сильно изменились. Он был реорганизован по иерархическому принципу, а его глава ("генерал") стал назначаться папой. Франциск отошел от руководства окостенев­шим орденом, который в результате многочисленных пожертвований верующих быстро перестал быть нищенствующим.

Одновременно с францисканским был основан орден святого До­миника, тоже объявивший себя нищенствующим. В дальнейшем до­миниканцы стали главным орудием инквизиции, духовной жандарме­рией, они называли себя "псами господними" (по-латыни - domini-canes). Наряду с францисканцами, они занялись преподаванием в университетах, захватив руководство некоторыми из них.

XII-XIII века – это время расцвета схоластики ( от лат. schola -школа). Схоластика – не теория, а стиль философствования, стиль мышления. "Священное учение, – говорил Фома Аквинский, – пользуется челове­ческим разумом не для того, чтобы доказать веру, а для того, чтобы прояснить все то, что предлагается в этом учении". Выявление, прояснение – определяющий принцип схоластики. Чтобы прояснять веру через разум, необходимо прояснить сначала саму систему мысли. Это помогала сделать особая организация письменного изложения, выявляющая сам процесс разворачивания мысли. Отсюда проистекает схематизм схоластических сочинений.

Схоластические писания дожны были отвечать трем требованиям:

- достаточное перечисление (всеохватность),

- достаточная членораздельность (членение текста на главы, рубрики, параграфы),

- достаточная взаимосвязь.

Это не значит, что схоласты мыслили более упорядоченно, чем Платон или Аристотель, но они считали необходимым четко выявить упорядоченность и логику своей мысли. Схоластика обладала моно­полией на образование, поэтому страсть к "выявлению" и "разъясне­нию" проникла практически в каждый ум, занимающийся проблема­ми культуры, превратилась в "умственную привычку". В трактате по медицине, пропагандистской листовке, биографии Овидия – везде об­наруживается все та же одержимость систематикой делений и подраз­делений, демонстрацией методики. Это пристрастие оказало непо­средственное воздействие и на все искусства. В музыке это достига­лось введением такта, а в изобразительных искусствах – с помощью точного и систематического разделения изобразительного простран­ства. В готической архитектуре господствовал "принцип прозрачнос­ти": членения интерьера могли быть "прочитаны" с фасада.

Схоластическая философия достигла своей вершины в творчестве Фомы Аквинского (1225-1274), который осуществил синтез аристо­телевской философии и христианства.

Св. Фома был сыном графа Аквинского, замок которого был рас­положен в Неаполитанском королевстве. Шесть лет он учился в уни­верситете Фридриха II в Неаполе, затем в Кельне и Париже. Вопре­ки сопротивлению семьи вступил в доминиканский орден.

Фома Аквинский тоже отстаивал позитивное отношение к плоти против "августинианских ворчунов": пренебрежение к телесному на­чалу, говорил он, представляет собой рецидив манихейства. В противоположность платоновско-августинианской традиции, рассматривавшей вселение души в тело человека как некое наказание для нее и видевшей в телесном существовании души ущербность, Фома считал соединение души и тела нормальным явлением бытия.

Бестелесная душа творится Богом для данного индивидуального тела и всегда соразмерна ему. Но индивидуальности человеческая ду­ша не утрачивает и после смерти конкретного тела, которое она оживляет. Это происходит благодаря специальной помощи Бога, осо­бому акту, который сохраняет ее индивидуальную суть и в состоянии бестелесности. Но бестелесное существование души является ущербным, ибо полная субстанция человека требует единства души с телом, которое и восстанавливается в день Страшного Суда.

Фома Аквинский окончательно примирил католическую церковь с учением Аристотеля. Многие положения томизма (учения Фомы Аквинского) почерпнуты из Аристотеля.

Св. Фома отвергал доказательства бытия Бога, которые исходят из непосредственной данности Его человеческому сознанию, опро­вергая августинианцев и мистику, не принимающую необходимость Церкви. Могут быть только косвенные доказательства – из следст­вий. Доказательств таких пять.

1. Все, что движется, имеет причиной своего движения нечто иное. Следовательно, дожен быть перводвигатель.

2.Все в мире имеет причину. Должна быть первая причина.

3. Мир состоит из случайностей, должна быть абсолютная необходимость.

4.Различные степени совершенства измеряются абсолютным пре­делом, следовательно, должно быть абсолютное совершенство.

5. Мир целесообразен, следовательно, должен быть Бог, полагаю­щий цели для всего, что происходит в природе.

Идя одним из пяти путей, человеческий ум убеждается в бытии Бога.

В Боге сущность и существование едины. У остальных – от ангела до камня – сущность не определяет всей конкретности их существова­ния. Чтобы оно появилось, необходим акт милостивого Бога.

Пассивную аристотелевскую первоматерию Фома объявил про­дуктом творчества Бога "из ничего". Кроме материальных форм, есть бестелесные (ангелы). Духовной материи, в отличие от августиниан­цев, Фома не признавал.

Фома не соглашался с августинианскими "ворчунами", что каждое явление мира – результат непосредственного вмешательства сверх­природного Бога. Бог действует не так примитивно, Он использует естественные ("вторичные") причины как свои инструменты.

Творение произошло не сразу, а поэтапно. Оно было делом не безличной необходимости, а Божественной Личности, которая дейст­вует, исходя из склонности своей свободной воли.

Прямое божественное озарение, интуитивное познание, которое у Августина считалось возможным для человека, стало у Фомы приви­легией ангелов. Но, по иронии судьбы, в 1272 году Фома сам пережил озарение и за минуту узнал нечто такое, после чего все написанное стал ценить не больше, чем солому. Заканчивать "Сумму теологии" он не стал.

С 1879 года стало обязательным во всех католических учебных заведениях преподавать систему св. Фомы (томизм) как единственно верную философию. Вследствие этого она представляет собой не только историко-философский факт, но и действенную силу.

Дата добавления: 2015-09-06