Досократовская философия

От первых греческих философов до нас дошли только фрагменты сочинений, отдельные высказывания, часто в передаче их оппонентов. Поэтому мы не можем с точностью реконструировать их взгляды.

В особом положении находится Пифагор (580-500 до Р.Х.). Вокруг его имени велись горячие споры в платоновской Ака­демии и аристотелевском Ликее, длительное время существовали школы пифагорейцев и неопифагорейцев. Влияние Пифагора на мыслителей последующих эпох, вплоть до Ко­перника и Кеплера, частота, с которой встречается его имя во всей ан­тичной литературе, могут соперничать даже с Сократом и Платоном, далеко превосходя их предшественников. В политике и религии, фи­лософии и науке проявили себя пифагорейцы, и непонятно, что пред­ставляло собой пифагорейское сообщество: политический союз, рели­гиозный орден, философскую или научную школу или все это, вместе взятое?

Говорили, что вступившие в пифагорейский союз первые пять лет проводили в молчании, соблюдая множество правил, слышали голос учителя, но не могли его видеть.

О Пифагоре рассказывали чудеса. Белый орел слетал к нему с не­ба и позволял себя гладить. Переходя вброд реку Сирис, он произнес «Здравствуй, Сирис!» И все слышали, как река прошумела в от­вет: "Здравствуй, Пифагор!" В один и тот же полдень его видели в го­родах Кротоне и Метапонте, хотя между Кротоном и Метапонтом неделя пути. Он говорил: "Я не учу мудрости, я исцеляю от невежест­ва". Он разговаривал с медведицей, и медведица с тех пор не трогала ничего живого.

Он учил, подобно восточным мудрецам, что после смерти душа человека рождается в новом теле. Напри­мер, сам он был когда-то Эталидом, сыном Гермеса. Гермес предложил сыну на выбор любой дар, кроме бессмертия. Эталид выбрал память о прошлых воплощениях. Поэтому Пифагор помнил, что после Эталида он был троянцем Евфорбом, которого ранил Менелай; потом – милетцем Гермотимом, который когда-то узнал щит Менелая среди полусгнивших щитов на стене храма Аполлона; затем – Пирром, рыбаком с острова Делос, и, наконец, стал Пифагором.

Среди своих сторонников и последователей Пифагор пользовался непререкаемым авторитетом, в пословицу вошло выражение: "Сам сказал". Ему приписывают формулировку так называемой теоремы Пифагора (квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов). Пи­фагорейцы заложили основы теории чисел и принципы арифметики. Они занимались также теорией музыки, скульптуры и архитектуры. Они внесли свой вклад в теорию изобразительного искусства в отно­шении проблемы "золотого сечения" – правильного соотношения от­дельных частей зданий и скульптурных групп.

Пифагор считал, что мир образуется из взаимодействия двух на­чал – предела и беспредельного, причем последнее мыслилось как пу­стота. Часть беспредельного вдыхается внутрь мира и ограничивает­ся пределом. Далее в ней разграничиваются, природные вещи.

Высшей этической целью является катарсис – очищение, которое для тела происходит через вегетарианство, а для души – через воспри­ятие гармонической структуры космоса, выражающейся в основных музыкальных интервалах.

В качестве первоосновы сущего Пифагор называл число, и современные физики согласились бы с ним, так как в элементарных частицах он не нашли «вещества», лишь вероятностные волны и описывающие их уравнения.

Фалес Милетский (638-548 гг. до Р.Х.), с именем которого при­нято связывать начало греческого естествознания и философии, был очень образованным человеком для своего времени. В 585 году Милет был изумлен тем, что Фалес сумел предсказать солнечное затмение. Ему не было равных в знании геометрии, метеорологии, сельского хозяйства. Все, что он знал, побуждало его отыскать некую общую первооснову – "архэ", из которой вытекало бы все су­щее. Целиком поглощенный этой проблемой, Фалес отказался от всех заманчивых предложений правителей, ушел в мир своих мыслей, превратился в типичного ученого-чудака, не замечающего, что тво­рится вокруг. О его рассеянности по городу ходили анекдоты. Расска­зывали, что однажды он упал в колодец, заглядевшись на небо. В ста­рости Фалес все чаще говорил о своем равнодушии к житейской суе­те, об отсутствии границ между жизнью и смертью. Когда шутники его спрашивали, почему же он тогда не умирает, он отвечал, что нет смысла умирать, раз жить или умереть – безразлично.

Все происходит из воды, считал Фалес. Впоследствии Аристотель счел это выводом, сделанным на основании наблюдений. Он писал, что Фалес отождествил "архэ" с водной стихией, "вероятно, наблю­дая, что все питается влагой и что сама теплота из нее рождается и ею живет". Поэтому считалось, что начало всего Фалес видел в материи. Но для Фалеса "архэ" – не просто водная стихия, а одухотворенное Целое. Все одушевлено, учил Фалес, в камнях тоже заключена душа, "все полно богов".

Вторым великим философом Милета был Анаксимандр (610-546 гг. до Р.Х.). Он одним из первых стал утверждать, что Земля – не остров, покоящийся на воде, а тело, свободно парящее в простран­стве. Его можно считать отцом эволюционизма, так как он думал, что человек произошел от живых существ, возникших в водной среде.

Он тоже главной задачей считал нахождение первоначала, "объ­емлющего все миры", ибо наш мир Анаксимандр рассматривал лишь как один из многих. Истоком всего он не признавал ни одно из известных при­родных начал. Это должна быть Сущность, являющаяся причиной самой себя, для характеристики которой любое положительное опре­деление недостаточно. Поэтому Анаксимандр назвал ее Апейроном – Беспредельным.

Сочинение Анаксимандра было утрачено рано, поэтому уже древ­ние спорили о том, что крылось за термином "Апейрон". Несомненно лишь то, что употребив слово "Беспредельное", мудрец хотел подчерк­нуть неопределимость и безусловность космического Первоначала.

Анаксимандр говорит о космическом круговороте, в котором рож­денные Абсолютом вещи возвращаются к Нему, и что судьба их оп­ределяется "справедливостью": "Из чего все вещи получают свое рождение, в то же они и возвращаются, следуя Необходимости. Все они в свое время наказывают друг друга за несправедливость".

Будучи естествоиспытателем, Анаксимандр не сделал из своего учения никаких религиозных выводов. Но среди слушателей его нахо­дился странствующий певец, который сделал это учение оружием против старых верований.

Имя его Ксенофан. Родился он в 580 году до Р.Х., около 540 при­ехал в Южную Италию и поселился в приморском городе Элее. В своих поэмах рапсод любил подтрунивать над нравами, модами и су­евериями сограждан. Поскольку религии противоречат друг другу, следует признать, что знания людей о высшем мире относительны, если не вовсе ложны:

Не было мужа такого и после не будет, кто знал бы

Истину всю о богах и о всем, что теперь говорю я,

Пусть даже кто-нибудь правду изрек бы: как мог бы узнать он,

Правду иль ложь он сказал? Лишь призраки людям доступны.

Насмешливо отзывался он о распространенном в те дни культе физической силы ("Наша сила гораздо лучше силы людей и лошадей") и «мудрости большинства» (демократии). С отвращением говорил о гомеровской ми­фологии.

Если б руками владели быки, или львы, или кони,

Если б писать, точно люди, умели они что угодно, -

Кони коням бы богов уподобили, образ бычачий

Дали б бессмертным быки; их наружностью каждый сравнил бы

С тою породой, к какой он сам на земле сопричислен.

Бог же един, меж смертных и между богов величайший.

Смертному он не подобен ни видом своим, ни душою.

Ксенофан учил о Боге как о Существе всеедином, которое "срос­лось со всем" и объемлет вселенскую сферу. "Все едино и неизменяе­мо, и вто есть Бог, никогда не рожденный, вечный, шаровидный".

Бог - как бы душа мира:

Видит он весь, весь мыслит, весь слышит.

Но, без усилья, все потрясает он духом разумным.

Вечно на месте одном неподвижно он пребывает.

Двигаться с места на место ему непристойно.

Ксенофан дожил до глубокой старости, и уже при нем начала скла­дываться философская школа, называемая Элейской. Основателем ее был знатный пифагореец Парменид (р. 515 г. до Р.Х.). Пропове­дь Ксенофана он перевел на язык строгой логики. То, что было для Ксенофана предметом живой интуитивной убежденности, Парменид превратил в проблему, требующую обоснования. Поэтому некоторые считают его первым греческим фи­лософом в строгом смысле слова.

Свою систему Парменид изложил в книге "О природе", которая сохранилась частично. Ее поэтическая форма – лишь дань эпохе. Ав­тор – прежде всего философ, а не поэт.

В мире ничто не возникает из ничего и не уничтожается, – рассуж­дал Парменид. Следовательно, Бытие существует и перестать суще­ствовать не может. Когда пифагорейцы считают, что рядом с бытием есть пустота, "ничто", они утверждают логический абсурд. Сама на­личность пустоты показывает, что она есть, следовательно, входит в состав бытия. Но если это так, то невозможно говорить ни о каких "провалах" в Сущем, оно едино и абсолютно целостно. Оно не может быть производным от чего-либо или преходящим. И поскольку Абсо­лютное есть все, то в действительности существует лишь оно одно:

Не возникает оно и не подчиняется смерти.

Цельное все, без конца, не движется и однородно.

Не было в прошлом оно, не будет, но все - в настоящем.

Без перерыва, одно. Ему ли разыщешь начало?

Совершенно отрицать многообразие Парменид не мог, но отводил ему место "на поверхности" океана Цельного Бытия. Это псевдосу­ществование, мираж раздробленности и движения.

Парменид ставит под сомнение ценность познания при помощи органов чувств, объявляет ощущуения обманчивыми. Они не ведут к Истине, а лишь порождают "мнение" - несовершенное, приблизи­тельное, а зачастую и совсем ложное знание. Отказ от наивного до­верия к органам чувств - великий момент в истории философии. Сущ­ность бытия не может быть познана столь несовершенным орудием.

Гераклит (540-470 гг. до Р.Х.) из малоазиатского города Эфеса, напротив, исходил из движения. Он получил прозвище "Темный". Сам Сократ говорил, что все, что он понял у Гераклита - прекрасно, но еще прекраснее, наверное, то, чего он не понял. Гераклит, в отличие от Парменида, следовал не ло­гике, а интуиции, и лучшим способом выражения своих прозрений считал метафору, картину, афоризм и парадокс.

Гераклит не скрывал своего презрения к людям. Постоянные сето­вания на глупость сограждан принесли ему другое прозвище: "плачущий философ".

"Толпа насыщается подобно скоту", а демократия для него означала господство этих самых "скотов". Как Пифагор, он считал, что страной должны управлять лучшие. "Один для меня равен десяти ты­сячам, если он лучший". Когда друг философа Геодор был изгнан в результате голосования, Гераклит сказал, что эфесцам остается теперь удавиться и отдать город в распоряжение детей. Приходится лишь удивляться, как он, будучи еще и потомком царского рода, не был изгнан из Эфеса.

Говорили, что сам Дарий приглашал философа стать его советни­ком. Но для Гераклита важнее всего независимость, его невозможно представить царедворцем.

Эфесский мудрец чтил мистерии и оракула, но к народным верова­ниям относился нетерпимо. Гомер, по его словам, заслуживал розог и изгнания, молиться статуям было в его глазах все равно что "попусту беседовать с домами". Свои сарказмы изливал он не только на толпу, доставалось также философам и поэтам – Гесиоду, Архилоху, Ксенофану, Пифагору.

"Мудрость в том, чтобы говорить правду и следовать природе, ей внимая." Вопреки Пармениду, отодвигавшему природу в мир "мне­ния", Гераклит считал, что познать истину можно, обращаясь к види­мому. "Чему учат зрение и слух, то я ценю больше всего". Но была одна оговорка: "Глаза и уши - плохие свидетели для людей, имеющих грубые души". Его, в отличие от милетцев, мало интересовали вопро­сы естествознания. Главным он считал пробуждение в человеке особо­го внутреннего слуха и зрения, которые дают возможность уловить сокровенные ритмы Вселенной.

Суть мироощущения Гераклита выражена в краткой формуле "панта рей" – все течет. Подобно мудрецам Упанишад Гераклит гово­рит, что мы одновременно "существуем и не существуем". Это про­тивно логике, которую так высоко ставил Парменид, но для Геракли­та противоречие являлось одним из коренных свойств мироздания, как и борьба противоположных начал. "Борьба – отец всему и царь". "Все рождается через распрю". Через двойственность образуется единство, которое снова поляризуется для нового синтеза.

В этом Гераклит был предшественником Гегеля. Марксисты стремились зачислить его и в материалисты, ссыла­лись на его изречение: "Этот космос, тот же самый для всех, не со­здал никто – ни из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно живым огнем, закономерно разгорающимся и закономерно по­гасающим." Из этих слов делают вывод о материальности космичес­кого вещества у Гераклита, о его атеизме и чисто естественной закономерности, которая, по его учению, правит природой. Однако огонь Гераклита – далеко не то же, что обычное пламя, одно из четырех на­чал античной физики. Это высшее единство, которое "не желает на­зываться именем Зевса"; в одном месте философ называет огонь "су­дией мира".

Говоря, что космос не создан богами, Гераклит не смущал почитателей Олимпийцев: мифоло­гия никогда не приписывала им сотворение мира. Когда же Гераклит го­ворит о закономерности, он подразумевает не просто "естественный факт". Этот вселенский Закон он впервые именует Логосом, терми­ном очень широким по значению. Его можно перевести и как "слово", как "мысль", и как "закон", и как "разум". Источником Логоса явля­ется вселенский Огонь. Философ неохотно называет его Богом, так как слово это ассоциируется у большинства с персонажами мифоло­гии. Но когда надо показать, что верховный Разум превосходит чело­веческий, Гераклит прибегает к этому слову: "Мудрейший из людей – обезьяна перед Богом".

По преданию, основоположником материализма считается уроженец Милета Левкипп, но о нем почти ничего не известно. Разработка доктрины принадлежит его ученику Демокриту (460-370 гг. до Р.Х.) из фракийского города Абдер. Демокрит много путешествовал, его называли "учеником каких-то магов и халдеев", уверяли, что он побывал у персов, индийцев и египтян, учась у них мудрости. В своих 70 книгах Демокрит рассуждал о физике, математике, анатомии, астрономии, психологии, богословии и этике.

У Левкиппа Демокрит заимствовал атомизм – теорию корпускулярного (корпускула - частица) строения материн. "Только считают, что существует сладкое и горькое, в действительности же атомы и пустота". Атомы бесконечны по количеству, они движутся по Вселен­ной вращаясь и так образуют все сложные тела. Кроме их беспоря­дочного движения в природе нет ничего.

Демокрит хотел создать учение о самих основах мироздания, а в этом случае нельзя полагаться только на наблюдение. Ему пришлось принять тезис Парменнда о недостоверности предоставляемого чув­ствами знания. Более того, в конце концов он объявил органы чувств препятствием к проникновению в суть природы. Рассказывали даже, будто Демокрит намеренно ослепил себя, чтобы "глаза не беспокоили разум". Доверял он лишь интуитивному умственному зрению. А это зрение открыло ему, что "совокупность вещей возникла в силу слу­чая", который поэтому есть "владыка и царь Вселенной".

Абдерский философ стал как бы прототипом всех материалистов последующих времен. Производя разумное из бессмысленного, структуру из хаоса, обожествляя свойства "бессознательной приро­ды", он брался распространить свои принципы и на явления духовной жизни. Хотя Демокрит последовательнее современного мифа о мате­рии, который видит в сознании нечто иное, чем вещество и утвержда­ет при этом, что бытие исчерпывается материей. Демокрит просто объявляет, что духа как такового нет, что мысль – лишь скопище ато­мов, только гладких и круглых, подобных атомам огня. Основная их часть, образующая душу, находится в груди человека, остальные раз­бросаны по телу. Смерть наступает, когда эти атомы улетучиваются.

Демокрит последователен и в теории познания: он полагал, что от атомарных сцеплений (тел) истекают образы (эйдосы), которые вторгаются в наши органы чувств в виде отпечатков. Чем ближе предмет, тем яснее отпечаток.

Философ верил в богов, молился им, исполнял обряды, признавал магию и чародейство. Среди существ, образованных атомами, есть такие, которые "относятся к числу божественных". Правда, они не бессмертны, но очень долговечны. Атомы, из которых они состоят, сходны с атомами огня. Боги суть "образы", огромные по величине, человекообразные; "воздух полон ими". Для человека их бытие не безразлично, поскольку они "предсказывают людям будущее, причем люди видят их, и они говорят". Одни изних "благотворны, другие злотворны".

Движением атомов Демокрит объясняет даже вещие сны и телепа­тию. В их основе те же эйдосы, кочующие по Вселенной. Черная ма­гия – это факт: против своих жертв недоброжелатели посылают "образы", не лишенные чувств и силы, наполняя их своей злобой.

Учение Демокрита было продуктом разложения натурфилософии (философии природы), признаком ее глубокого кризиса, который греческая мысль вскоре преодолела.

Итак, все философы этого периода занимались в основном философией природы – натурфилософией. Каждый из них выделял первооснову всего сущего – архэ. Для Фалеса это – вода, для Анаксимандра – Беспредельное и т.д. Все они опровергают друг друга, но на самом деле никто не видел ни ато­мов, ни Сущего, ни Логоса. Не лучше ли признать, что единственно данное нам – это наши ощущения? Такова была позиция софистов. Софисты первые стали брать деньги за обучение и часто обогащались за счет учеников. Платон язвительно говорил, что они "торгуют муд­ростью оптом и в розницу". Мало интересуясь истиной, софисты брались за плату научить доказывать и обосновывать любые положения. Вот пример «софизма»: «Этот пес имеет детей, следовательно, он отец. Но это твой пес, значит, он – твой отец. Ты его бьешь, значит, – ты бьешь своего отца, и ты – брат щенят».

Хотя эти "мудрецы" ставили себе задачи чисто прикладные, у многих из них вырабатывались свои, независи­мые философские взгляды. Согласны они были лишь в одном – в не­доверии к способности человека до конца познать истину.

Наиболее выдающимся из софистов был соотечественник Демо­крита Протагор Абдерский (481-411 гг. до Р.Х.). Он был одним из первых, кто в западной философии со всей ясностью поставил вопрос не о бытии, а о субъекте, его познающем. Человек имеет дело лишь со своими ощущениями, и, следовательно, они и есть единственный кри­терий истины. Протагор не хотел этим сказать, что чувства правильно информируют нас о реальности, он просто выбросил вопрос о ней за борт. «Человек – мера всех вещей». Нет двух людей, одинаково воспринимающих мир: «Как отдельные вещи предстают передо мной, таковы они и есть для меня, каковы пред тобой, таковы для тебя». Следователь­но, реальностей столько, сколько воспринимающих людей. Не только человек, но каждый человек – мера всех вещей.

Протагор не объяснял, как в таком случае возможно общение между людьми, как беспорядочная масса ощущений становится для нас связной картиной. Но слушатели не замечали этих пробелов. Им нравился его отказ от всяческих схем, требование во всем сомневать­ся. «О богах невозможно знать ни того, что они есть, ни того, что их нет, ни того, каковы они по виду; а причина тому – неясность вопроса и краткость человеческой жизни».

Многолетняя изнурительная война питала у подрастаю­щего поколения недоверие к прописным истинам и сознание непроч­ности всего в мире. Многим нравилось, что Протагор не колеблясь распространяет сомнения и на гражданские устои. Все относительно: нет абсолютной истины и абсолютных моральных ценностей, законы – это не священные общеобязательные истины, а человеческие изобретения, исполненные несовершенства. Недаром Алкивиад, прославившийся целой цепью измен, был внимательным слушателем Протагора.

Деятельность софистов подорвала и без того уже шаткие устои морали и гражданского порядка. Поэтому годы, когда впервые выступил Сократ, были отмечены в Афинах разбродом и растерянностью умов.

Дата добавления: 2015-09-06