А.Д. Насколько сложен Ил-2 при обучении курсанта?

Для курсанта Ил-2 несколько сложен. Особенно на взлете, поскольку винт вращался влево, попытку самолета развернуться вправо, нужно было парировать левой ногой, причем не резко. На взлете не только курсанты теряли направление, а даже опытные инструктора ломали самолеты. Взлет должен был быть хорошо оттренирован - надо плавно давать газ и давать упреждение левой ногой. В пилотировании самолет был послушный, достаточно маневренный. На нем даже штопор отрабатывали. Конечно, петли не делал, но остальные фигуры на нем выполняли. Он хорошо вел себя как на пологом, так и на крутом пикировании. Были случаи деформации крыльев от перегрузок, когда на выводе курсант или летчик резко начнет выводить, но чтобы он разваливался - таких случаев не было.

Все инструктора рвались на фронт. Я говорил комэске: "Хочу на фронт!" - "Ваше задание учить курсантов, извольте выполнять". Иногда встречаешь знакомого курсанта, вернувшегося с фронта. Смотришь, а у него уже "боевик" висит. Обидно. Некоторые инструктора уходили в самоволку, чтобы их отправили под трибунал и на фронт. Только в 1943-м году из инструкторов создали группу и направили на пополнение фронтовых частей.

Попрощался с Оренбургом и на Ил-2 улетел на фронт. Под Монино прошли боевое применение, а в конце 1943 года полетели на Ржев. Там за нами прилетел "купец" из 621 ШАП и повел на аэродом Хдатково под Великие Луки. Где аэродром? Никакого аэродрома! Ведущий будто исчез за лесом. Мы за ним - не оторвались - пилотирование у нас было хорошее. Сразу "на газу" сели, а уже бегут техники и оттаскивают самолеты в лес. Аэродром оказался короткой укатанной поляной. С него надо было уметь взлетать и садиться "на газу". Когда садишься, "на газу" держишь самолет, почти парашютируешь - он уже готов упасть тут только его сажаешь. Мне-то было легко - у меня налет на Ил-2 был больше тысячи часов. Я самолетом владел в совершенстве. У меня недостаток был в штурманской подготовке, а пилотировал я отлично. Подошла девушка - дежурная по полку и повела нас в штаб. Приводит в землянку. Летчики лежат на нарах в ожидании боевого вылета, козла забивают, в "очко" режутся, чудные песни поют. На мотив "Серенького козлика": "Жил-был у бабушки серенький козлик, а-на-на чики-брики гоп-патса, гоп-патса, пур-пур ля-ля. Сардел мой бид-яса-фит-яса, бибимики, кикимики серенький козлик". На фронте можно было много услышать того, что в России, в тылу и не услышишь. Прошли мимо них в небольшую комнату командования полка, где сидели начальник штаба майор Зудин Петр Алексеевич, замполит майор Хохлов Алексей Алексеевич и командир полка майор Поварков Вениамин Всеволодович: "Старший лейтенант Анкудинов прибыл по вашему указанию"! Подал им летную книжку. Побеседовали, расспросили меня о моей подготовки и определили в первую эскадрилью заместителем командира: "Летная подготовка у Вас хорошая, штурманскую подготовку Вы пройдете здесь. Вас натаскает командир эскадрильи. Теперь идите в свою эскадрилью и доложите капитану Василию Трифоновичу Попкову, что прибыли на пополнение".

Конечно, назначение на такую высокую должность не прошло незамеченным. Летчики сначала приглядывались, некоторые завидовали. Я же только из училища, а они боевые летчики! У них уже ордена! Хотя я и был их старше и по возрасту и по званию, но ситуация была щекотливая. А потом, когда я сделал десяток вылетов, да еще и на разведку стал летать, а уже когда группы стал водить тут они уже все - признали! Уже в середине 1944 года, когда Попков ушел на должность штурмана полка, и я стал командиром эскадрильи. Они боялись меня и по-своему любили. Потому что я был строгим, но и справедливым. В обед или в ужин, ни один без меня есть не начнет и рюмки не выпьют. Когда я приду, сяду, тогда они тоже начинают есть. Они очень скромно себя вели. Я их всех ценил - они же гибли.

А в тот первый вечер я пошел искать Попкова. Нашел в деревушке домишко, где он размещался. На нарах набросана солома, в углу железная печка из бочки, сбитый стол, на котором стояла гильза для освещения. Познакомились: "Завтра с тобой слетаю на спарке, покажу район, посмотрю, как ты летаешь. А сейчас пойдем в столовую". В столовой расселись по эскадрильям. В одном ряду наш полк, а в другом полк Василия Сталина. Летчики у него в куртках-канадках, кожа с мехом. Мы одеты похуже. В нашем полку орденов не много, а у них посмотришь - так все герои. Официантка разносит вкуснейший ужин. Я даже несколько добавок попросил. Надо сказать, что на фронте кормили очень вкусно и вдоволь. В тылу-то все время полуголодный ходил. В училище кормили очень плохо. Старались накормить только тех курсантов, кто шел на фронт, а нам давали талоны в столовую, где только жидкий суп на первое второе и третье. Мы вечно хотели есть. А тут официантки приносят вкуснейшие блюда. Добавка без ограничения. Техников тоже не обижали, хотя у них была другая норма. Не хочу сказать, что давали шоколад - он был только в бортпайке (в кабине стрелка стоял ящичек с НЗ на случай вынужденной посадки), правда обычно мы его раньше съедали и ящичек был пустой.

В этот день был боевой вылет, замполит полка разлил по 100 грамм спирта в кружки из консервных банок. Я сижу, ем. Замполит ко мне подошел: "Подставляй кружку" - "Товарищ подполковник я же не вылетал сегодня". - "Ничего, пей, скоро будешь летать".

На следующий день Попков полетел со мной, остался доволен: "Все отлично". А на другой день взял на боевое задание ведомым. Командир полка повел полк на уничтожение подходящих к линии фронта резервов. Он был очень сильным летчиком. Но летал тогда, когда были действительно сложные задания. Мы гордились им! И комиссар полка Хохлов тоже летал. Так вот, вторую восьмерку составляла наша эскадрилья. Попков мне сказал: "Главное не отрывайся, держись меня - видишь я пикирую, и ты пикируй, увидишь, у меня бомбы полетели, и ты сбрасывай бомбы, делай все, что делаю я. Никуда не отвлекайся". Ориентироваться на Ил-2 очень сложно. Он слепой, смотришь в форточку. Трудно что-то увидеть, тем более мне надо его держаться. Линию фронта пересекли на 1200-1300. Вижу, появились шапки, начали метаться, ну и я со всеми. Он стал плавно терять высоту и выходить на цель. Пришли на цель, пикируем градусов под пятьдесят. Смотрю - у него бомбы пошли. Я за "сидор" дернул - тоже сбросил. Новый заход. Я держусь за комэском. Встали в круг и стали штурмовать, сначала РСами. Тут уже пикировали положе - градусов под тридцать. В следующем заходе из пушек обстреляли войска, а на выводе стрелок из крупнокалиберного пулемета их пошерстил. Потом собрали нас на змейке и пошли домой. В этом вылете полк потерял два самолета, а я привез несколько дырок - ерунда. Важно, чтобы двигатель и управление были целы, а остальное золотые руки техников залатают. После второго вылета комэск подошел: "Вы как, Анкудинов"? - "Товарищ капитан, я ничего не понял". - "Не волнуйся так и должно быть, пройдет 5-6 вылетов, все поймешь. Ты делал все правильно, не потерял ни меня, ни группу, все пойдет хорошо. А ориентироваться я тебя научу". Вылет за вылетом я стал лучше летать и ориентироваться. Потом он меня стал на разведку с собой брать и ставить ведущим пары. Примерно вылетов тридцать мы с ним сделали. После этого стал группы водить. Забегая вперед, скажу, что я стал одним из лучших разведчиков в корпусе. Командир корпуса, генерал Гарлашников, на совещании приводил меня в пример. Как выполнялись полеты на разведку? Обычно ходила пара с прикрытием. Давали район, не далее тридцати - пятидесяти километров от линии фронта. На бреющем переходили линию фронта, а затем поднимались, но особенно вверх не залезали.

Вот в марте 45-го года полетели мы с Лешей Дугаевым на разведку. Высота облачности 400-600. Прикрывала нас четверка "маленьких". Примерно в двадцати километрах за линией фронта мы случайно мы напоролись на немецкий аэродром, с которого нам на перехват поднялось 8 Мессершмиттов. Четверка завязала бой с истребителями прикрытия, которые нас тут же потеряли, а две пары накинулись на нас. Мы ножницами на бреющем идем домой. Мне важно было до линии фронта дойти. А там я уже не боялся, сесть на свою территорию. Они грамотные - не заходят ни спереди, ни сзади, а только с боков. Долбят и долбят. Лешу сбили. Мне стрелок говорит: Командир, Лешу сбили". Я посмотрел, он прямо вот так в землю ткнулся и взорвался. Одного мессера я завалил - он стал разворачиваться передо мной. Довели они меня до линии фронта и бросили. Я пришел - весь самолет избитый, еле посадил на брюхо. Вот так я потерял своего любимого товарища. Лешу Дугаева. Почему в облака не ушли? Мы не были подготовлены лететь парой в отсутствии видимости.

Были различные вылеты. Водил успешно и эскадрилью и полк. Каждый вылет был сопряжен и с риском, с опасностью. Когда прилетали домой, то шлемофон был мокрым, хоть выжимай. Насколько сильное было нервное напряжение, что в уголках губ выступала соль. Боялся ли я? Конечно, боялся, но мог эту боязнь преодолевать. Не может человек не бояться, когда идет на море огня, когда на твоих глазах гибнут товарищи. Но мне везло - ни разу не ранило. Были ранения у стрелка, но мертвыми я их не привозил, хотя такие случаи в полку были. Побитые самолеты были в каждом вылете. Иногда получали такие большие пробоины в плоскостях, что земля просматривалась. Но самолет очень живучий, приходили, вот только щитки старались не выпускать. Если щитки выпустишь, а один не выйдет, то самолет перевернется. Был у нас Одинцов - отличный летчик. В одном вылете его самолету крепко досталось, и мы по пути домой его предупреждали, что бы был осторожен при выпуске щитков. Он стал выпускать, а у него один щиток не вышел - бочку сделал, в землю врезался и погиб.

Меня самого два раза сбивали. В январе 1945 года я повел эскадрилью на штурмовку танковой колонны недалеко за линией фронта. Зенитного огня почти не было, но видимо, я слишком снизился, и на выходе из пикирования мене влепили болванку в двигатель. Вода сразу вытекла, и мне пришлось выключить двигатель, иначе мог начаться пожар. Перед тем я только успел горку сделать, что бы высоту набрать. Ребятам сказал, что бы шли домой, а сам стал тянуть самолет на нашу территорию. Ветер был западный, что безусловно помогло и когда высоты оставалось несколько метров я проскочил над цепью немецкой пехоты, распластавшейся на земле. В последний момент уперся ногами в приборную доску, чтобы не разбить голову. Плюхнулся на живот в метрах 80 от немцев, и меня потащило на подбитый немецкий танк. Слава Богу самолет остановился метрах в восьми от него. Выскочили со стрелком и "катом" - не поползли, а покатились в сторону своих. А немцы открыли огонь по самолету и бегут к нему, но нас уже и след простыл. Попали мы в окопы какой-то танковой бригады. Нам сразу спирта налили, а мне подарили "Парабеллум" и маленький пистолет "Вальтер". Накормили нас хорошо, напоили, но машину не дали: "К себе добирайтесь, как сможете". Мы добрались почти сутки. А потом я снова летал.

Конечно, из произошедшего я сделал для себя некоторые выводы. Все таки надо быть более осторожным, бдительным. Страха у меня не возникло и следующий после сбития вылет по ощущениям ничем не отличался от предыдущих - коленки не ходили и руки не дрожали. Я всегда старался сделать больше вылетов - хотелось мстить и за товарищей и за поруганную Родину. Старалс вевать так, чтобы наносить наибольший урон в каждом вылете. Поэтому и сделал 105 вылетов. Представляли "Героя", а дали Орден Александра Невского.

По личному опыту знаю, что пригласив лучшего фотографа на свадьбу можно навеки сохранить радостную память об этом дне.

Второй раз сбили уже под конец войны 8-го мая. Немцы колоннами шли через Судецкие горы, отступая в сторону Праги, что бы сдаться американцам. Причем по одной долине двигались немецкие, а по другой, параллельно им, наши войска. Я зашел на одну из колонн, и мне засадили в двигатель. Стал садиться вдоль леса, что покрывал горы. А что такое посадка на лес? Все отлетело! Остались только двигатель с загнутым тюльпаном винтом и наша со стрелком кабина. Удар был резким. Я-то ногами уперся в приборную доску, а стрелок ушибся головой. А немцы были всего метрах 150-ти ниже нас. Мы выскочили. Стрелок говорит: "Подожди, командир, немцы бегут. Я сейчас из пулемета по ним пройдусь". Он залез в кабину и открыл по ним огонь. Немцы залегли, а мы под шумок побежали вверх. Они отступали, им было не до преследования. Мы поднялись на вершину, смотрим, а по долине наши войска идут. Спустились к ним, ну а в полк попали на следующий день. Пока добирался домой, везде встречал пехотинцев, шуровавших по магазинам. Я зашел в универмаг, думаю, может быть, чего-нибудь и мне тоже взять. Ничего не нашел. Только носки взял.

Приехали домой, а товарищи нас уже похоронили. Командир полка говорит: "Все, отлетался. Больше я тебя не пущу". И не пустил, хотя моя эскадрилья 9-го еще выполняла боевые вылеты, еще гибли товарищи. В этот день погиб летчик Мохов из моей эскадрильи.

Дата добавления: 2015-09-06