Памятных Тамара Устиновна

Опубликовано 05 ноября 2012 года

родилась 30 декабря 1919 года в Свердловске. В 1936 году поступила в аэроклуб как раз набирали наш год, и я пошла в него. Поступила в 1936, а училась уже в 1937 году. Училась два года, закончила пилотский и инструкторский курс, а потом меня послали в Ульяновск, в школу инструкторов. В ней готовили инструкторов для аэроклубов.

После окончания Ульяновской школы, я вернулась инструктором в аэроклуб. Потом началась война и с 15 июля наш клуб был переименован в 27-ю военную школу. Там мы давали первоначальную подготовку на УТ-2.

Пришла телеграмма, нас было трое и нас вызвали в Москву. 10 октября в нашу школу пришла телеграмма, по которой меня, и еще двух девушек-инструкторов, отзывали в Москву. 16 октября мы приехали в Москву на Казанский вокзал. Вышли на вокзале, смотрим – стоит Раскова, одна. Она на нас посмотрела, мы на нее. И пошли дальше. Мы приехали уже под вечер, не пойдем же мы вечером в организацию? А с нами ехал какой-то начальник, который спросил: «Вы где будете ночевать?», – и предложил нам пойти к нему, переночевать, у него семья эвакуирована была. Приехали к нему, он нам квартиру открыл, а сам куда-то ушел, мы его не спрашивали куда. Рядом зенитная батарея стояла, мы уже уснули, он прибегает: «Идемте в убежище. Налет». Мы отказались, и не пошли, а он побежал. Утром встали, он пришел, сказал: «Я сейчас уезжаю, в общем, выматывайтесь».

Поехали в Управление ВВС. Едем в трамвае, минуты две едет, останавливает. И говорят: «Товарищи, внимание! Чтобы не было паники, не слушайте шептунов – правительство в Москве!» Опять немножко проедет, опять останавливается и снова объявление.

Приехали мы в штаб – во дворе грузовая машина стоит, на нее грузят документы. Нас встретили, наверх не пригласили, сразу сказали: «Мы не знаем, куда уехала Раскова, мы вам сейчас выдадим документы, поедете в Монино, и там пока подождете». Выдали предписание, и мы поехали в Монино. Там нам выделили одну комнату, в которой мы втроем и жили. День-два проходит, мы никому не нужны. Видим, начальник штаба ВВС провожает жену в Куйбышев – мы к нему, мы вообще не боялись обратиться к любому начальнику. Он говорит: «Не знаем, куда Раскова уехала. Она доедет, сообщит, мы вас вызовем». Прожили мы так две недели прожили и решили – не, так дело не пойдет… А там еще кто-то кого-то в эвакуацию провожал, мы к нему подошли, а он говорит: «Раскова уехала в Саратов». Вот получилось – он все знает, а штаб не знает, куда уехала Раскова.

Надо ехать в Саратов, а как мы туда поедем? Нужен же документ.

А в Монино стоял истребительный авиационный полк при Академии, мы приходим к командиру, симпатичный подполковник, говорим: «Нам как-то надо попасть к Расковой в Саратов». «Сейчас, – и другому офицеру говорит, – Выпиши им проездные». Никакой бюрократии. Выписали нам проездные и мы поехали.

Добрались до Саратова, как мы только туда не добирались – и на поезде, и на параходе, но добрались. Переправились через Волгу, аэродром же в Энгельсе был, и прибыли к Расковой. Она говорит: «Где будете? Будет три полка». Мы говорим: «Только в истребительном полку». Так она нас всех троих в истребительный полк и направила.

Через день-два была проверка пилотирования. Нас всех проверили на УТ-2. Отпилотировали, все нормально. Меня и Алькову сразу назначили командирами звеньев, а Бородину пилотом, мы членами партии были, а она нет.

В декабре или немного раньше нам дали новенькие Яки, мы сразу на Яках летали, инструктора же все или спортсмены. Мы полетов 10 сделали, больше не давали, хотя готовили нас хорошо. Провели стрельбы по наземным целям, по воздушным. Даже соревнования были. Нас когда включили в саратовскую дивизию, провели соревнования между нами и мужчинами и наш полк выиграл. Комэски полностью по воздушным отстрелялись, а надо было еще и по наземным. А мы и по воздушным и по наземным прилично отстрелялись. Нам еще подарок дали, шевиотовые отрезы, я свой сестре отправила, в Ульяновск, а у нее там украли.

Памятных Т. У., 1943 год

Уже в марте мы были боевой единицей, но у нас самолеты на лыжах были, а тогда уже все раскисло и мы летать не могли, ждали колеса. А в это время немцев от Москвы отбили и нас оставили в Саратове. Мы были возмущены, но ничего не сделаешь, но мы считали, что лучше бы в Москве сидели, повоевали бы немножко.

Нас сразу поставили на боевое дежурство. Первая готовность – 40 секунд, Вторая, третья…. Вставали в полвторого ночи, а в 23 часа уходили. Целый день. Спали очень мало.

21 июля 1942 года, я сопровождала Ворошилова. Мы не знали, кто летит. Просто самолет и нам приказ его сопроводить, там от Москвы до Воронежа одни сопровождали, от Воронежа до Саратова другие, а от Саратова до Сталинграда мы. Когда прилетели в Сталинград, сначала он садится, потом мы. Пока мы садились, начальство увезли. Я подхожу к командиру, докладываю. Майор говорит: «А где летчик?» Не поверил, что Ворошилова девки сопровождали. Пошел с нами до самолета, обошел кругом. «А как вы обратно полетите?» Я говорю: «Господи, с одной стороны Волга, с другой железная дорога и прямо в Саратов упирается». Он спросил, не сопроводить ли нас, мы отказались. Он был страшно удивлен. Я спросила: «Кого мы сопровождали?» «Не важно кого»… А когда прилетели, Раскова знала, тогда нам сказал, что мы Ворошилова сопровождали.

В начале сентября под Сталинград улетела первая эскадрилья Раисы Беляевой, а 25 сентября Валерия Хомякова сбила немецкий бомбардировщик. Она потом с командиром дивизии летала в Москву, за орденом. Только вернулась – ее со мной в дежурство, должна была Бурдина дежурить, а она заболела. Ночь была темная. Сначала она взлетела, а за ней я. Я взлетела специально на Волгу, она все-таки блестит. Набрала 6000, барражировала. Минут 20 летела, а ее нет… Потом мне приказ – на посадку. Пошла на посадку, попросила: «Моргните мне на старте». Моргнули мне, и я зашла, села. А ее все нет. Ищут. А утром нашли… Наверное, она, как взлетела, пошла по приборам. Ну и разбилась…

А 19 марта 1943 года мы с Раисой Сурначевской сбили немецкие бомбардировщики над Касторной.

Мы дежурили в первой готовности. Дежурим, она еще ко мне подошла, говорит: «Надо пристегнуться, а то вдруг…» Как накаркала… Нас подняли на перехват разведчика. Не долетая до Касторной видим – большая группа идет и мы ее атаковали. Набрали высоту – спикировали, и сбили по одному самолету. Потом еще раз такой же маневр – и еще по одному. Мы старались как можно ближе подобраться, я даже голову немецкого стрелка видела, и это была моя ошибка. Меня подбили, самолет начал крутиться, а я ремни отстегнуть не могу, чтобы открыть кабину… Вся жизнь промелькнула мигом, ничего еще не сделала, сейчас погибну, как Хомякова. Но, все-таки, расстегнула, только кабину открыла и меня выкинуло… Сразу дернула кольцо, парашют открылся, думаю, все, жива. Приземлилась, а там какой-то капитан ел. Дал мне стакан самогона и котелок картошки. Я говорю: «Ой, я пить не буду. Пойду сейчас к начальству, скажут, пьяная». Поехали на машине в Касторную, а у него шофер был венгр. Он все на меня оглядывался. Капитан ему говорит: «Я тебе сказал – жен-щи-на!» Я все думаю, а где же Райка? Вылезли из машины, пошли в центр. Смотрю, Райка идет. У нее радиатор пробили, и она за Касторной на вынужденную села. Нас привели, сообщили в полк и за нами в этот же день приехали.

В июне 1943 года я стала командиром эскадрильи. Я замом у Беляевой была, а она очень пилотировать любила и у нее рядом с аэродромом кусок капота отлетел. Самолет закрутило и она разбилось, а меня вместо нее назначили командиром.

В Саратове я познакомилась с мужем, наши полки рядом стояли. Потом, когда нас в Курск перебросили, мы снова рядом стояли. В 1944 году мы расписались, а 7 июля его сбили. Мне сказали, что он не вернулся из полета и никто ничего не видел.

В апреле 1946 года меня демобилизовали, потом родился сын, через два года дочка, а потом еще сын. Я полностью ушла в семью, муж продолжал служить и я за ним переезжала. 15 лет сидела дома с ребятами, а потом пошла работать диспетчером в аэропорт.

Дата добавления: 2015-09-06