Хайла Александр Федорович

Опубликовано 21 июля 2006 года

Военное лётное училище я окончил в декабре 1940-го. Летать-то я начал еще до поступления в училище, в аэроклубе в городе Шебекино Курской, ныне Белгородской, области. Отец у меня был железнодорожным машинистом. В то время это была очень престижная работа. Когда он уходил в отпуск, ему предоставлялись билеты в мягкий вагон. Смутно помню - пацан же был, - но получал он, кажется, 160 рублей. Тогда воз яблок стоил 80 копеек. Мясо тоже в копейках: 30 или 50 копеек за килограмм. Жили мы хорошо.

Как попал в аэроклуб? Я в это время учился в 9 классе. До сих пор помню: сидел за одной партой с Колей Коротковым. Мы сдружились, хотя он был постарше меня на год или два. Окончили 9 класс. Отгуляли лето.

Пришли в десятый класс, и Коля говорит: "Я с уроков буду уходить". - "Куда?" - " В аэроклуб". - "А ты что, летаешь?" - "Да" - "Не может быть!" Не поверил, подумал, что он меня разыгрывает. Он мне назвал время и дату и говорит: "Я буду пилотировать в этой зоне". Я все равно не поверил. Точно! В этот день и в названное им время с расхождением в несколько минут появился самолет У-2, начал делать виражи, "мертвую петлю" - так она называлась, сейчас - "Петля Нестерова". Одним словом, я понял, что мой друг летает. Я тоже загорелся. Мы встретились, он говорит: "Иди в аэроклуб". - "А что там нужно пройти?" - "Мандатную и медицинскую комиссии". - "Я не пойду". - "Да ты что?! Ты такой спортсмен! В сборной команде школы в волейбол играешь". Я, вообще, спортивным парнем был, после войны даже стал мастером спорта по волейболу.

А тогда я загорелся летать. Обратился в этот аэроклуб, написал, как положено, заявление. Мне дали "добро". Но надо пройти мандатную комиссию. Я ее прошел легко: отец во время революции был командиром бронепоезда, член партии. На медицинскую комиссию направили в город Белгород, это 43 километра от Шебекино. Поехал и прошел все тесты. Вернулся, был зачислен в аэроклуб. Отучился около года и очень полюбил авиацию. В 38 году мы, выпускники, ждали комиссию из Чугуевоского летного училища, которая должна была принимать экзамены. Отпилотировал я на пятерку и, таким образом, был зачислен в училище, но сказали, что я должен ждать вызова, который пришел только через несколько месяцев. Попал я в город Чугуево под Харьковом. Начали летать на двухместном УТ-2, на котором прошли обучение пилотажу и технике скоростной посадки. Прыгали с парашютом. Затем вся эскадрилья, а это порядка двухсот человек, была переведена на УТИ-4. После освоения этого двухместного самолета три эскадрильи, в том числе и нашу, пересадили на И-16, а еще три стали осваивать И-15. 10 полетов я сделал удачно. А на 11-ом едва не поломал самолет, на котором летал Валерий Чкалов (его так и называли "чкаловский"). И-16 очень строгая машина - маленькая, крылышки маленькие, фюзеляж толстый.

Окончил это училище одним из лучших, и меня в числе 11 человек оставили инструктором. Получалось даже так, что я уже инструктор, а курсантами у меня мои приятели, вместе с которыми мы поступали в училище.

Надо сказать, что окончил я училище сержантом. Мы надеялись, что нас выпустят лейтенантами, нам уже красивую темно-голубую форму пошили, с "курицей" на рукаве. И вдруг пришел приказ министра обороны Тимошенко: всех выпускать сержантами! Обидно было настолько, что я, например, никогда не надевал треугольники. Кроме того, нас оставили жить на казарменном положении, и требовалось отслужить четыре года, чтобы выйти из этой казармы. Конечно, мы, сержанты, жили не в общей комнате, а в комнатах по 3-4 человека, на всем довольствии - питание, форма, проезд. Но, например, сержантский оклад был 440 рублей, а у лейтенанта - 750. Ну, хоть стричься не заставили.

Одним словом, начал я свою инструкторскую деятельность в январе, а в июне - война.

Узнал я о начале войны так. Летом мы жили в палатках на аэродроме. Ночью шел ливень, и когда объявили тревогу, вставать не хотелось, подумали, что опять учебная. Надо сказать, что весь учебный процесс в училище состоял из учебных тревог - почти каждое воскресенье. Однако последовала команда: "Все в столовую!" Мы собрались и сидим, чего-то ждем. Никак не поймем, что такое? Уже позавтракали. Не летаем, ничего не делаем. Когда были учебные тревоги, то мы летали по графику. А к полудню объявили, что по радио будет сообщение, и выступил Молотов. Вот так мы узнали, что началась война. Конечно, сразу же начали проситься на фронт, но нас не пустили. Еще несколько дней продолжалась учеба. Мы замаскировали самолеты, палатки с аэродрома перенесли в находившийся рядом овраг.

Где-то на третий день объявили: "Тревога!" Немцы сбросили десант в районе Харькова. Ночь была лунная, и я видел парашюты. Последовала команда: немедленно подготовить самолеты и перелететь на аэродром у станции Булацеловка. И вот туда мы с рассветом перелетели. Там еще дня 2 полетали, но нас начали бомбить. Из инструкторов сформировали группу для отражения налетов. В этот отряд вошел и я. Вылетов двадцать сделали. Кто тогда считал эти вылеты?! Даже и в голову не приходило. Вели бои. Сложно приходилось. Мы на И-16, а они на Ме-109. У него скорость больше. Если наш И-16 за разворот набирал, теоретически, 400-450 метров, то "мессер" - 700-750. И скорость у него за 500, а у нас примерно 450 - и то весь дрожит. Прицелы у нас какие! Трубка. А что в нее увидишь? Только у командира группы был И-16 с коллиматорным прицелом. В этих боях погиб мой друг, Фирсов Валя с Орла.

Через две или три недели нам приказали лететь в Борисоглебск. Сели с трудом. Весь аэродром был забит самолетами. Летного состава - сотни. Отступающие авиационные части скопились в Борисоглебске. Жить было негде. Мы втроем спали на двухъярусной койке в училищной казарме.

Мы думали, что пройдет несколько дней, и нас опять направят на фронт. Не тут-то было. Около месяца там торчали. Только пили пиво и ходили на танцы. Танцы были каждый вечер, независимо от того, что немец прет. Затемнение, свечи, танцы и пиво. И только когда он уже подошел к Киеву, последовала команда всему училищу лететь и ехать в Среднюю Азию. Так я оказался в Чимкенте, а когда собрали самолеты, привезенные на железнодорожных платформах, нашу эскадрилью направили в Джамбул…

Там я продолжал работать инструктором, обучал летчиков. Мои друзья, с которыми я учился - человека четыре, - там оказались. Я их опять вывозил. Летали они не очень, но я их выпустил.

Работал я в Средней Азии, а душа на фронт рвалась. Я написал рапорт (Не только я, но два моих закадычных друга: Бугоенко Яша и Семен Сафронов. Семен погиб, а Яша так и остался в этом училище). Мне отказали - мол, здесь вы нужны, чтобы обучать летчиков. Сотни, тысячи летчиков нужны фронту, а кто их будет учить?! Через месяц опять пишу - опять отказывают.

Я уже освоил И-16, как свои пять пальцев. Думаю: что делать? Раз не вырвешься на фронт, что-то нужно делать. В общем, симулировал я, что мне плохо при выполнении фигур высшего пилотажа и меня списали с инструкторской работы, сделав шеф-пилотом на УТ-2. Шесть эскадрилий были разбросаны по всей Средней Азии. От Чимкента до Джамбула. Вот я возил пакеты-распоряжения. Мне понравилось. Жил в Джамбуле в казарме вместе с курсантами, но в отдельной комнате. С питанием никаких проблем не было. (Я до сих пор поражаюсь, что и в тылу, и на фронте независимо от того, отступали или наступали, и авиабензин, и авиационное масло, и столовая, и обеды, и завтраки из трех блюд - все было! Даже на Смоленщине осенью 1943-го, когда дороги раскисли, размокли, у нас и мысли не было, что может не быть авиабензина, авиационного масла - все доставлялось вовремя.)

Так я полетал, может, месяца полтора, познакомился с будущим трижды Героем Кожедубом, который тоже был инструктором в этом училище в 5-й эскадрилье. Потом, когда я уже улетел на фронт, он там, на станции Сас-Тюбе, выпил крепко и избил кого-то, его отдали под трибунал и отправили на фронт.

Вскоре пришла разнарядка, и меня направили в Харьковское летное училище в Алма-Ате. Летной практики там не было, всё теория, тактика, аэродинамика, штурманская подготовка, метеорология, двигатели. По окончании этого училища мне присвоили звание младший лейтенант и в начале 1943 года нас направили в Штаб ВВС в Москву поездом. Здесь целая история: как мы ехали, как купались под кранами для заправки паровозов водой, как кур ловили - голодные были, как соль продавали, которую в районе Аральского моря набрали. Стакан соли стоил 50 рублей. В общем, с приключениями добрались до Москвы, откуда я был направлен в 1-ю воздушную армию, стоявшую тогда под Орлом.

Из штаба армии меня направили в 10-й бомбардировочный полк на Пе-2. С трудом мне удалось оттуда вырваться - я же истребитель! Вернули меня в отдел кадров 1-й воздушной армии. Приехал туда, а там народу! Я младший лейтенант, а там майоры, подполковники. В день принимают по пять-шесть человек, и многие уже по две-три недели дожидаются своей очереди. Что делать? Командовал воздушной армией Михаил Громов. И я придумал версию, что моя сестра замужем за Громовым. Значит, захожу в избу, где отдел кадров располагался. Меня останавливает офицер: "Куда, младший лейтенант?" - "Мне нужен начальник отдела кадров". - "Вас здесь 200-300 человек, а ты, младший лейтенант, куда лезешь? Тут подполковники, майоры". - "Он мне по секрету нужен. Я родственник Громова. Моя сестра замужем за Громовым". Он пошел, доложил майору Жуку, начальнику отдела кадров. Прошло минут 10. Меня вызывают. Я зашел, представился: "Вы с командующим знакомы?" - "Моя сестра за ним замужем. Конечно, знаком". - "Вы истребитель?" - "Да". - "На каких самолетах летали?" - Я перечислил. - "На "Яках" летали?" - "Летал", - вру я. - "В 303-ю истребительную дивизию". Выписал он мне направление в 168-й полк. В 303-й дивизии было три полка на "Яках": 168-й, 20-й гвардейский, 18-й гвардейский и 523-й на "Лавочкинах".

Вот так я и еще несколько летчиков попали в 168-й полк. Когда я прибыл в полк, там летчиков почти не было - все погибли.

Я попал в первую эскадрилью. Комэск, когда проводил предварительную подготовку, сказал: "Завтра утром, - назначил время на предварительную подготовку, - я буду вас проверять". И задает мне вопрос: "На "Яках" летал?" - "Да, летал. Инструктором". - "Нам такие и нужны". Правда, в душе он, наверное, не поверил. Проводя предварительную подготовку, задавал вопросы по технике пилотирования, штурманской подготовке. Мне задает вопрос: "Как вы будете выпускать шасси на Яке-1?" Я знаю, что на И-16 надо было крутить "шарманку" - 43 оборота, но слышал, что на "Яках" есть какие-то краны и шасси выпускаются автоматически. "Надо открыть кран". - говорю - "Как открыть?" - Черт его знает, думаю. А там не открывать кран нужно, а опустить. Опустишь, шасси выйдут. Зеленые лампочки загораются, и штыри на центроплане выходят. А он спрашивает: "Какой кран?" - "Ну, такой… как водопроводный" - говорю. Вся эскадрилья легла от хохота. Комэск посмеялся, потом говорит: "Хорошо, у нас одна спарка. Я планировал вас в последнюю очередь проверить. Меняю плановую таблицу, вы будете первым". Думаю: что делать? Кабину "Яка" я не знаю! И тут мне повезло - спарка вышла из строя. Когда комэск всех распустил, я - бегом на аэродром, залез в этот "Як", который до того видел только со стороны и в воздухе. Сел, посмотрел, сравнил с кабиной И-16. Подозвал техника, говорю: "Я подзабыл кое-что, расскажи мне". Он мне все рассказал. После этого я сам часа два изучал приборы и, главное, действие регулятора шага винта Р-7. До этого я слышал, что Р-7 отдашь полностью - двигатель сгорит, уберешь - упадешь (на большом шаге и больших оборотах двигателя винт не тянет). Спрашиваю механика: "Как работает Р-7, я забыл, расскажи". - "Полностью его не надо отдавать. Но, правда, падали и полностью отдавали, и не полностью". В общем, до вечера просидел, присматривался к кабине, куда смотреть при посадке, при взлете.

На следующий день меня опять на предварительную подготовку, после которого комэск сказал, что я полечу первым. Приехали на аэродром: "Садись на переднее сидение". Сам сел сзади. Наверняка он подумал, что я не летал - может быть, даже подделал документы. "Запускай". Я запустил двигатель. Выруливаю. Начали взлетать. Я же инструктор! У меня налета несколько сот часов. А И-16 - это машина такая строгая - не дай боже! После него на любом самолете можно летать. Взлетаю. Думаю: что делать с шагом? И отдал Р-7 полностью, переведя винт на самый малый шаг. Взлетели, первый разворот сделали, второй, иду к третьему, и тут двигатель начал давать перебои и отказал. Но я же опытный! В училище много раз тренировал курсантов на выполнение посадки с выключенным двигателем. Развернулся, и на этот же аэродром сажусь поперек полосы. А на этом аэродроме стояли не только истребители, но и Пе-2 и Ил-2, и лежали штабеля бомб. Вот от такого штабеля в пятидесяти метрах я и затормозил. Если бы врезались - все, хана. Когда сел, я Р-7 вывернул обратно. Комэск выскакивает из кабины: "Это ты сжег, двигатель. Р-7 не убрал!" - "Командир, смотри, все убрано". - Подъезжает командир полка, инженер полка: "Опять вы сожгли!!!" - матом на комэска. Мне что - первый полет, новый летчик. А комэск говорит: "Ничего мы не сожгли, проверяйте". - Инженер полка вскочил, все проверил. Говорит: "Старые двигатели, они сгорают". Спарка одна. Пришлось подождать дня 2-3, пока меняли двигатель. Я за эти дни изучил и кабину, и местные ориентиры, чтобы не заблудиться - везде же леса.

Через три дня я выполнил три полета по кругу с комэском и вылетел самостоятельно. Вот так я начал летать. Прибыло много молодежи. Мне комэск говорит (как его звали, не помню, а потом комэском нашей 1-й эскадрильи был Петров Илья Иванович): "Ты, может, провезешь?" Дней 5 я возил и выпускал, сам при этом получая летную практику.

Начинал я воевать летчиком, но вскоре мне присвоили звание лейтенант, и я стал старшим летчиком, а потом и командиром звена. К концу войны я был капитаном, заместителем командира эскадрильи.

Дата добавления: 2015-09-06