В деревне.

Мы благополучно добрались в именье, отдавив себе и другим мозоли. Приехав в де­ревню, мы легко вздохнули. Отдохнули от го­родской суеты, всяких слухов и «фактов». Портил немного настроение наш управляющий. Старик Петровской академии был большой пессимист. Сейчас же нам заявил: «еще одна мобилизация и пиши пропало! С бабой хлеба не уберешь, свеклы не выкопаешь, земли не вспа­шешь. {20} Да и еще какая баба, чтоб ей пусто было. На работу выходит в полдень; знает, что та­кое корсет, и румянится. Хороших лошадей по­забирали, оставили нам калек. Волы ни к черту!» Скоро были две еще мобилизации, а петровец, — отличный хозяин, — хлеб убрал, свеклу выкопал и землю вспахал.

В имении был лазарет, флегматик — доктор, болтун фельдшер и старательные сестрицы. Мы расширили лазарет, купили много белья, инструментов и часто туда ходили. Скоро еще больше научились уважать «серого» человека. Это были большей частью редкие мученики. Их рассказы про ранения, контузии, столбняк, окопы, атаки, были бесхитростные повести, полные геройства и мужества. С болью приходилось выслушивать, как люди сутками лежали на полях сражения «без «маковой росинки» во рту». Они истекали кровью потому, что санитары не успевали их подбирать, да и не было перевязочных средств. Вообще наши солдатики описывали войну совсем иначе, чем «специальные корреспонденты».

Иногда к нам приходили с просьбами. Какая-нибудь баба с ребенком на руках. Корсета и румян не заметно было. Очевидно, петровец сгустил краски. Солдатка плакала, что от кор­мильца год уже никаких весточек.

Приходит старый мужик и говорит, что сы­новей позабирали, а ему, хоть ложись да помирай. Неизвестно откуда, неграмотный старик знал про существование старца Распутина, который опутал царя и всем командует. Исправник тоже полушепотом рассказывал, что министры назна­чаются {21} Распутиным и без Гришки карьеры не сделаешь. Мы, горожане, могли бы расширить го­ризонты исправника еще новостями о Штюрмере или косноязычном Митеньке-юродивом, но мы молчали.

Донесения, обозрения и специальных корреспондентов читали по привычке, но апатично. Мы ходили часто в училище. Глядя на крестьянских детей, вспоминали Некрасова: черные, карие, синие глазки. Школьные учительницы преподавали с любовью и терпением. Дети умели читать, пи­сать и решать задачи; они понимали, что земля круглая, вертится, и показывали на глобус. Объясняли, какие имеются растения, животные и насекомые. Мы с ними подружились и кормили их конфектами.

Наступила зима. Мы катались на санках и говорили: «куда лучше, чем Ницца!»

В доме появился сэттэр-гордон, которого управляющий подарил моей дочери. Он был черный и его прозвали «Блэк». Ночью щенок пищал, не давал спать, жена вставала с постели и поила Блэка теплым молоком.

Из Киева давно уже писали: «опасность мино­вала, немцы уже далеко и можете смело возвра­щаться». Мы однако колебались и медлили. Глав­ное не знали, какие ополченцы стоят теперь в Сарнах.

Посидели в деревне еще месяц и вернулись, наконец, в Киев. Захватили с собой и подростка Блэка.

{22}

Дата добавления: 2015-10-13