Граф Тулузский

Раймон VI отлучен от церкви, в его земли готова вторгнуться многочисленное воинство. Что он готов предпринять для спасения своих владений и подданных? Собрать армию? Но мы помним о неприятии катарами насилия. Не применяющий оружия предполагает неприменение силы и у своих противников. Жители Юга до последнего не верили в реальность войны. Они не только не организовали систему обороны, но и не ладили друг с другом, не договорились о тактике поведения и все надеялись обезоружить папу и его представителей обещаниями покориться.

Согласно «Песни», граф Тулузский пытается договориться о союзе с виконтом Безье. Раймон Рожер Тренкавель (1185-1209), cын Рожера П и Аделаиды Тулузской, сестры Раймона VI, приходился племянником графу Тулузскому. Виконт в описании источника «столь же милосерд, любезен, щедр и смел”»[29], сколь молод и горяч, он отказывается от союза с графом и тем самым подписывает себе смертный приговор:

«Виконт не гнал еретиков, но с ними сам дружил,

Господней кары не боясь, еретиков любил»[30]

«В ошибку страшную виконт себе на горе впал,

Он сам в бесчестии погиб, и край его пропал»[31]

В этих условиях граф отправляет посланцев к папе и заключает с ним договор, по которому

«Семь самых крепких замков граф давал в залог от свар,

Стесненье обещал терпеть и за собой надзор»[32]

Чтобы окончательно убедить папский престол в своей лояльности и покорности, Раймон VI принимает крест, тем самым он обезопасил от нашествия свои земли, т.к. земли крестоносца имели неприкосновенность. Для этого графу пришлось пройти через унизительную процедуру покаяния и примирения с церковью.

Историки ставят в вину Раймону VI такую тактику, обвиняя его в непостоянстве и легкомыслии, называя человеком, готовым «поменять несколько раз свои убеждения»[33], но мне кажется, поведение графа вполне объяснимо сложившейся ситуацией, когда его сюзерены занимали позицию молчаливого нейтралитета, союза с соседями заключить не удалось, а собственное население вовсе не было расположено воевать.

«Таким образом, армия крестоносцев вступила в страну, которая не хотела воевать, к войне была не готова и до последней минуты надеялась ее избежать, стараясь не давать противнику поводов к военным действиям»[34].

Подтверждение политики непротивления являются события начального периода войны, когда «местные сеньоры освобождали им замки и являлись с уверениями в полной покорности. Иные из них покидали жилища и уходили с семьями и вассалами в горы или леса. Таким образом, за несколько дней крестоносцы голыми руками взяли изрядное количество замков»[35].

Одной из наиболее драматичных страниц первого периода войны стала расправа над Безье. После покаяния графа Тулузского еретиком №1 становится виконт Раймон Рожер Тренкавель, на чьи владения направляют свой взор крестоносцы. Кто пришел под стены Безье? Источник сообщает, что войско насчитывало

«двадцать тысяч рыцарей - отважных христиан.

А также двести тысяч в ней вилланов и крестьян,

Священников и клириков и прочих горожан»[36]

- «Там был Неверский граф (Эрве де Донзи), который щедр на тpaты,

Бургундский сюзерен, (Эд III) за Божий крест ходатай,

Граф де Ceн-Поль (Гоше де Шатийон) с людьми, на коих крепки латы,

Отважный граф д'Осер (Пьер де Куртене) достойный и богатый,

И доблестный Гильом, женевец тороватый,

И храбрый Пуатье, властитель маркизата»[37]

Драматичное падение Безье Гильом описал как результат нападения на город черни, возложив на нее ответственность за зверскую расправу над жителями:

«Пятнадцать тысяч было их - и вор был на воре!

Пошла на город рать в штанах с дырою на дыре»[38];

«чернь, зверея от резни, кроя на свой покрой,

Без счета погубила душ, заполнив ад и рай»[39]

В городе было уничтожено 7 тысяч жителей, З. Ольденбург так описывает начало войны: «война началась в атмосфере неистовой ненависти, такой ненависти, что противник уже воспринимался не как человек, а как вредное животное, которое следует извести и от которого нет никакого проку, кроме скарба, что останется после него»[40].

Желая спасти жителей осажденного крестоносцами второго своего города Каркассона, молодой виконт соглашается на переговоры и к графу Неверскому, откуда он уже не вернулся, вскоре погибнув от дизентерии. Бывшие владения виконта становятся военным трофеем, но графы не спешат присвоить себе сомнительную честь стать новым владельцем домена.

«Но граф Неверский взять феод себе не захотел,

И граф Сен-Поль, кого совет для этих дел избрал,

Сказал, что на своем веку чужого он не брал,

Что лен во Франции ему отец в наследство дал;

На той земле весь род его извечно процветал,

И тот свою унизит честь, кто у вдовы отнял

Надел и достоянье»[41]

Тут в истории альбигойских походов появляется еще один персонаж, вступивший во владения захваченными землями, имя которого будет вызывать ненависть во всей Оквитании, а известие о его гибели станет причиной всенародного ликования альбигойцев и знаменует веху в истории этой войны. Речь идет о Симоне де Монфоре, вассале французского короля. Монфор в «Песни» описывает так:

«Один богатый был барон, отважный до отчаянья,

В служенье Господу Христу он отличался тщаньем

И добродетелей иных являлся воплощеньем.

Сей рыцарь был умен, правдив, красив на удивленье»[42],

Ж. Мадоль так характеризует этого человека: «Он обладал всеми качествами великого полководца — упорством, личной храбростью в сражении, мудростью в совете, одновременно осторожностью и дерзостью, активностью, способной охватить целое в деталях; он заботился о солдатах так, что они были безгранично преданы ему (…) он предстает превосходным политиком, искусным в переговорах. (…) Симон де Монфор был христианином, и его рвение не может не волновать. Он действительно считал себя божьим воином, хотя это не мешало ему преследовать и свои личные интересы», его сын Амори оказался неспособным продолжить дело отца»[43].

Монфор стал главным противником графа Тулузского. Французские рыцари в «Песни» говорят такие слова:

«Рекли французы: «Что за честь разграбить Каркассонн?

Возьмем Тулузу!» Но как раз с ней мир был Зaключен»[44]

Для победы над ересью нужна была победа над Раймоном VI: А.Люшер пишет, что целью альбигойского похода стало «не обращение неверных, не наказание еретиков, а нечто совсем другое! Лангедок стал жирным куском для удовлетворения необузданных аппетитов. Здесь хотели насадить вместе с новой династией и иноземным господством, нетерпимый католицизм и нравы северных французов. Для того ли Иннокентий III призывал к священной войне, (…) чтобы заменить Раймонда Симоном де Монфором? Крестовый поход ушел не в ту сторону»[45]. Всю свою энергию Монфор направит против Раймонда Тулузского, отбирая у него влияние, земли и титул.

Сходную позицию в оценке характера войны занимает Ж. Мадоль: «Религиозная война превратилась в национальную, и, похоже, Симон де Монфор больше озабочен упрочением своей личной власти, чем истреблением ереси»[46].

Дата добавления: 2015-10-13