Часть четвертая 4 страница

Когда он заканчивает речь, президент проводит рукой по волосам и с холодом в глазах смотрит вниз на Квинна, словно бросая ему вызов. Я знаю этот взгляд и он мне не нравится.

Квинн смотрит на свои руки, которые лежат на столе. Несколько зрителей в толпе поднимают руки и скандируют: "Кнавери! Кнавери! Кнавери!" Он кивает, и в этом малейшем жесте заметно все самодовольное превосходство.

— Я пригласил вас сюда, дорогие друзья, чтобы вы смогли лучше представить себе зло, которое окружает нас. Этот молодой человек здесь, мой хороший друг, был похищен террористам и подвергался пыткам. Теперь он расскажет вам, что он знает, и благодаря его истории вы сможете лучше понять наших врагов, как будто сами непосредственно видели все это.

Теперь президент садится и обращается к Квинну. — Хотел бы ты сначала рассказать немного о себе? — спрашивает он, доставая из кармана куртки серебряную бутылочку и делая глоток.

Мой живот сжимается. Между президентом и министром юстиции Квинн кажется таким маленьким, гораздо меньше чем на самом деле. Он сидит в засаде между двумя пожилыми мужчинами. Что он там сможет сделать? Что он должен говорить?

Квинн откашливается так, что его микрофон щелкает и трещит. — Меня зовут Квинн Каффри и я хотел бы поблагодарить вас в первую очередь за то, что вас так много. Большое спасибо, что вы готовы выслушать меня. Я обещаю вам, что скажу правду. По правде я Премиум, но я наедеюсь, что могу выступать от лица каждого из вас.

На этом месте он подносит большой палец ко рту и слегка паясничает. Хотя жеманство президента полностью в нем отсутствует, через толпу проносится громкое бормотание, вероятно из-за его разоружающе честного, скромного вида, толпа симпатизирует ему. Одновременно я горжусь им и боюсь, больше всего мне хочется помчаться к зданию правосудия. Все равно, что подумает на этот счет Ватсон. Я так скучаю по Квинну, и просто хочу быть рядом с ним! Чтобы его руки обнимали меня, и я наклоняюсь вперед, сидя на стуле.

— Мы не сомневаемся, что ты хочешь сказать правду, — президент хлопает Квинна по спине. — Ты пришел, чтобы рассказать нам, как был похищен Крысами, верно?

— Да, я был несколько дней с ними и сам видел, как сильно они верят в свое дело. В самом деле это вызывает страх, насколько они странные.

— Верно! Ха! — ликует президент.

Затем Квинн поднимается без разрешения и разглаживает галстук. За ним в ряд стоят смотрители, убрав руки за спину, их взгляды опущены. Они выглядят довольно спокойными, но при этом дьявольски готовыми к нападению.

— Во время своего пребывания снаружи, вне купола, я узнал гораздо больше о борьбе с терроризмом, чем я когда-либо мог бы узнать здесь внутри. До сих пор я жил в радостном незнании, в то время как другие умирали от моего имени. Сказанное мной, возможно, взбудоражит вас также, — голос Квинна звучит теперь яснее и более расслабленно. Он все больше становится похож на Квинна, которого я знаю.

Президент прищуривает глаза, когда Квинн выходит из-за стола и приближается к толпе зрителей.

— Теперь я расскажу вам правду о том, что вы никогда не должны доверять "Бриз" и министерству. Никогда.

Я закрываю лицо руками и смотрю через щели между пальцев. Организующий персонал не сдвинулся с места. Кейн Кнавери делает еще один глоток из фляжки.

— Сынок… — говорит он.

— Мы все пленники! — перебивает его Квинн. Он кричит теперь и кажется, что ему не хватает дыхания. — Они накачивают нас огромным количеством кислорода. При этом мы давно могли бы жить вне купола, нам просто нужно научиться. Я собственными глазами видел, что это возможно. Крысы не террористы, они хотят освободить нас!

— Вы видите, что они сделали с ним? — вскакивает президент, отталкивая остальных гостей подиума в сторону. Когда он наконец подходит к Квинну, то кладет ему руку на плечо. Квинн вздрагивает.

Я тоже вздрагиваю перед экраном.

— С тех пор как мы нашли его, он находится в бреду. Я надеялся, что он сможет говорить здесь, но к сожалению… жаль, очень жаль! — министр юстиции кивает опустив веки.

Некоторое время никто не двигается, но затем звучит голос из толпы. — Так это неправда, что вы накачиваете нас огромным количеством кислорода?

А кто-то другой кричит в ответ: — Да, что он имеет под этим в виду? Не приходится ли нам дополнительно платить за кислород, в котором мы совершенно не нуждаемся?

— Вас накачивают кислородом? Вы действительно верите в это? Ха!

В толпе поднимается бормотание, когда Квинн выбирается из хватки президента и выступает вперед к самому краю сцены.

Кейн Кнавери делает шаг вперед, а затем внезапно останавливается. — Выключите этот микрофон! — визжит он в никуда.

— У меня нет оснований, чтобы лгать. И это правда: Они убивают деревья. Чтобы вы никогда не смогли выйти наружу.

— Как? Они убивают деревья? О чем он говорит?

— Они держат нас здесь в заключении! Довольно долго! — продолжает Квинн.

Президент потирает тыльной стороной руки над ртом и бросает в толпу: — Тот кто хочет покинуть купол, может сделать это в любое время. Никто не задерживает вас, — орет президент. — Давайте, откройте двери, выпустите их всех наружу!

Камеры приближают лицо Квинна, которое кажется смотрит прямо в объектив.

Непосредственно мне в глаза.

— Мы не можем выйти наружу, он несомненно знает об этом. Они сделали нас зависимыми от кислорода.

— Так, интервью закончено. Квинн Каффри определенно душевнобольной, — заявляет президент.

Он кивает охране, которые стоят прямо перед сценой, и такое чувство, что им нужен был только знак, чтобы они начали двигаться. Они отодвигают толпу и заставляют их отступить.

— Не позволяйте держать себя в заключении! — орет Квинн.

— Микрофон! — напоминает президент. Теперь его лицо пурпурное, а рот весь в слюне. — Я сказал, что мы закончили. Самое время для марша протеста.

— Чего вы боитесь? — кричит Квинн.

Президент улыбается и тоже подходит к краю сцены. Инстинктивно я отодвигаюсь от экрана.

— Я-ничего-не-боюсь, — шепчет он.

В этот момент что-то, что выглядит как бутылка, летит на сцену и совсем чуть-чуть пролетает мимо. Несколько секунд кажется, что все застыло. Затем я слышу голос Квинна.

— Хм, возможно, вам стоит немного бояться, — говорит он.

— Ну выключите же кто-нибудь этот микрофон! — голос Кейна Кнавери практически срывается, пока он тычет в воздухе пальцем в сторону Квинна, как будто хочет застрелить его.

Тогда на сцену летит еще один предмет, затем другой. И через несколько секунд Кейн Кнавери вынужден подчиниться и уклоняться, так как множество вещей летит в его сторону.

Он выглядит так, как будто готов самолично броситься в толпу и отыскать бросающих. Но тогда он замечает, что Квинн готов броситься в толпу и убежать. Тогда президент тянется вперед, бросается на Квинна, пытаясь повалить его на пол.

Сразу же слышны голоса из толпы.

— Эй, дайте ему уйти!

— Мы хотим правду! Можно ли дышать снаружи?

— Президент удушит его! Сделайте что-нибудь!

— Он же еще ребенок! Помогите ему!

Охранники, которые прикрывали сцену, представляют из себя живую преграду и обнажают дубинки.

— Все, хватит! Я иду туда, сейчас же! — кричу я громко. Но не могу отвести глаз от экрана.

Президент набрасывается на Квинна, пока двое охранников не поднимают его снова на ноги.

Тогда президент отряхивает свой костюм и непосредственно смотрит в камеру.

— Все ложь, — пыхтит он. — Квинн Каффри наказывается за подстрекательство к общественным беспорядкам, так же как любой другой, кто призывает народ к применению силы.

Но толпа уже не управляема, и когда президент в некоторой степени снова обретает самообладание, и пытается еще что-то сказать, толпа перекрикивает его: — Свободу! Свободу!

Свободу!

Именно в этот момент я замечаю своих родителей. — Уходите! Что же вы там делаете? — кричу я.

Пока охранники пытаются угомонить людей, которые швыряют предметы, моим родителям удается прошмыгнуть мимо них и атаковать сцену вместе с несколькими другими.

Когда мой отец находится в достаточной близости от президента, он сжимает кулак и ударяет его прямо в челюсть. Кейн Кнавери опускается на пол, и толпа на некоторое время задерживает дыхание. Но затем начинается бунт: слышно только возгласы неодобрения и крики протестов, огромное количество сжатых кулаков поднято вверх. То, на что осмелился мой отец, означает для них сладкий триумф. Особенно для Вторых, которые не живут своей жизнью.

Все же победить президента не так легко. Хотя он и лежит с кровоточащим носом на полу, но ему достаточно только поднять палец и следующая волна охранников устремляется вперед от задней части сцены, размахивая своими дубинками в сторону зрителей. Один из охранников ударяет женщину по голове, после чего она падает, как марионетка, чьи нити были перерезаны. Некоторые из людей отступают к выходу, но большая часть, включая моих родителей, остаются там где они есть.

Микрофон Квинна выключен и поэтому дальше ему приходится кричать. — Боритесь за право дышать. Вне Купола есть жизнь. Там есть деревья. Мы можем жить снаружи! Мы…

Он останавливается, так как что-то его отвлекло: президент снова поднимается. И направляет на толпу пистолет. Нет не на толпу. Он улыбается. Мой живот сжимается и я протягиваю руку к экрану.

— Нет! — кричу я, прежде чем тишину разрывает выстрел. Моя мама лежит в луже крови на земле. В ужасе мой отец смотрит на нее, а затем кидается на президента, следующий щелчок нарушает всякую надежду. И мой отец опускается вниз истекая кровью.

Квинн начинает дико вырываться, но охранники крепко держат его, и наконец уводят его со сцены так, что теперь его не видно.

Теперь больше ничего не остановить. Разъяренная толпа кидается на президента и охранники ничего не могут с ними сделать.

В толпе невозможно рассмотреть моих родителей. Растерянно я опускаюсь на колени, в то время как бесконечный резкий крик, который, как я понимаю, извергаю я, заглушает все остальные шумы.

Алина

Солдаты направляются к стадиону со всех сторон. А позади них двигаются около двадцати танков, пробираясь через кучи мусора на улице. Мой внутренний голос подсказывает, что нужно брать ноги в руки и бежать. Не бороться.

— Чего еще ты ждешь? — ревет Сайлас, в то время как он делает первые выстрелы.

Тогда я нахожу в прицел первого солдата и делаю выстрел. Моя первая смерть. Мне плохо, мой живот выворачивается. Если бы я что-то поела с утра, то меня непременно вырвало бы.

Сайлас сидит рядом со мной и стреляет даже не моргнув глазом. Он издает почти животные звуки. Дориан лежит по другую сторону от Сайласа и Мод, вместе с другими двадцатью извергнутыми, которые оказались отличными снайперами. Великолепная команда, все ясно.

Но для того, что здесь творится, нас слишком мало.

Минута и снова солдат падает на землю, убитый одним из наших снайперов, и несколько солдат в задних рядах уклоняются от маршрута, чтобы не поймать пулю. Но большинство продолжает просто двигаться в нашу сторону.

Теперь и танки открывают огонь, пробивая своими снарядами дыры в стене стадиона, предоставляя путь для вторжения солдат.

Пока я стреляю и стреляю, появляется наш танк и начинает ответный огонь. Но у министерства их двадцать, а у нас только один. Неудивительно, что он должен отступить под натиском других. Я издаю зверский крик и стреляю дальше.

Цип пролетает над нами и внезапно стадион заполняется едким дымом. Пыль и черная пена.

Части мусора летят по воздуху. Мы нагибаемся и закрываем головы.

— Скажи, если захочешь сбежать, — говорит Сайлас, так как некоторое из извергнутых убегают на нижние этажи.

— Сколько у нас снайперов? — спрашиваю я.

— Приблизительно сто пятьдесят. Я распределил их со всех сторон.

Может быть, но если борцы в других группах такие же трусливые как наши и спасаются бегством в бункер, тогда пожалуй стоит разделить число пополам.

— Давай уйдем! — кричу я.

— Хорошо, я замыкаю! — ревет Сайлас.

Я хватаю Мод за рукав, но Брюс уже тащит ее за собой.

Когда мы бежим по лестнице вверх, нам приходится переступить через несколько тел, которые лежат вдоль и поперек лестницы. Некоторые только ранены, другие мертвы. То есть солдаты уже проникли в здание. Если мы останемся здесь, чтобы помочь нашим, то не сможем выбраться наружу живыми. Поэтому мы продолжаем наш путь.

Мы бежим вдоль по широкому проходу, когда взрывается следующая бомба. Вид, который предстает перед нами через разбитые стеклянные панели, заставляет нас встать как вкопанных: роща, которую мы сажали, оберегали, заботились, в которой была вся наша сила и любовь, засыхает на наших глазах. Черная пена бьет ключом вокруг стволов и переходит от ветки к ветке.

Тут на нас налетает маленькая фигурка. — Петра не хочет уходить, — это Джаз, полностью расстроенная. — Сделай так, чтобы она пошла!

— Где она? — кричу я.

— Она говорит, что не хочет оставлять деревья.

Джаз срывается и показывает нам следовать за ней. Мы спешим назад на нижний уровень, где грохот артиллерии смешивается с шелестом деревьев и треском стволов.

— Идем! Идем скорее! — в голосе Джаз звучат металлические нотки.

Петра сидит на одной из веток дуба, босиком, с распущенными волосами. Она, которая подготовила нас к войне, снова и снова поднимала наш боевой дух, теперь сидит здесь и готовится к поражению.

— Что ты делаешь там наверху, ты сошла с ума? — Мод угрожающе вытягивает кулаки в сторону Петры.

— Спускайся вниз, хватит глупить Петра! — кричу я. Мне больше нечего терять и кто-то должен ее образумить.

— Что они сделали плохого? — спрашивает Петра. Она гладит ветку и прислоняет к ней голову. — Все, чего я хотела, это защитить их. Но я не смогла. Я потерпела полную неудачу. Самое малое, что я еще могу сделать, это не оставлять их одних.

— Ты не потерпела неудачу. Спускайся вниз и борись за деревья. И за саму себя. Пена поглотит дерево через несколько минут. Если ты сейчас же не спустишься, она поглотит и тебя.

— Слишком поздно. Вы сами знаете, что слишком поздно. Ципы снова вернутся. Еще одна бомба и все будет мертво.

Она права. Это была безрассудно верить, что мы сможем противостоять им. — Мы хотим бежать. Идем с нами, — говорю я.

— Возьмите Джаз с собой! — с этими словами Петра отворачивается и карабкается по дереву, прямо в пену. Два Ципа пролетают над нашими головами.

— Итак, я ухожу сейчас же.

Но когда я хочу взять Джаз под руку и увести отсюда, она обвисает на моих руках и весит теперь как мешок цемента.

— Помоги мне! Спустить Петру оттуда! — умоляет она. Слезы прокладывают путь на ее маленьком грязном личике.

— Мы не можем больше ждать, нам нужно идти. Мы попытаемся сбежать вдоль реки. В направлении Секвои. Петра хочет умереть здесь. Джаз. Отпусти ее, — говорю я.

Нет никакого смысла доказывать что-то ребенку в такой ситуации. Но Джаз и не хочет слышать правду. Она высвобождается из моей хватки и быстро карабкается по дереву как обезьяна к Петре. Уже через несколько секунд она пропадает из поля зрения.

Сайлас стоит позади меня. — Они сделали свой выбор, — говорит он. — Уходим!

— Но она же еще ребенок! — отвечаю я ни к кому особо и не обращаясь.

Но мы знаем, что не можем больше ждать. Мы бежим через огромную тлеющую площадку в западную часть стадиона, где находится склад с кислородными баллонами. Мы берем их столько, сколько можем унести. Дориану они конечно вряд ли понадобятся. Сайлас же и я, напротив, хотя мы и тренировались последние две недели. Что уж говорить о Мод и Брюсе.

Видимо, наши враги еще не добрались до этой части здания. Но из северо-восточной стороны слышен артиллерийский огонь.

Дориан кладет оружие и отодвигает засовы на тяжелой двери, в то время как Сайлас и я складываем наши кислородные баллоны так чтобы хватило всем, в том числе Мод и Брюсу.

— Руки вверх! — раздается резкий голос позади нас.

Мы оборачиваемся и видим солдата в полном обмундировании. Он направил на нас свою винтовку, так же как и десять солдат позади него. Я уверен, что это мой конец. Поэтому лихорадочно пытаюсь представить что-то прекрасное, чтобы моя последняя мысль была полна радости.

— Я же его знаю, — рычит Сайлас. — Вы убили моего друга, — он делает пару шагов в сторону парня, но Дориан и Брюс крепко держат его.

— Нам нужно стрелять? — спрашивает один из солдат.

— Ну давай, сделай это, ты стрелок, чего же ты ждешь? — сопит Мод и плюет им в ноги.

— Генерал? — настаивает солдат и колеблется со своим оружием туда сюда между Сайласом и Мод.

— Стрелок! — повторяет Мод.

— Нет. Несколько из них нужны нам живыми, чтобы выставить их как пример.

— Такие же примеры, как и ваш сын? — Сайлас выплевывает слова прямо ему под ноги.

Генерал опускает свое оружие и делает несколько шагов в сторону Сайласа. Неужели это отец Квинна? Похоже на то.

— Удивительно, что его не казнили публично, когда вы наконец поняли, что он одурачил вас.

Сколько дней вы потратили на то, чтобы обыскать морские берега? Надеюсь хотя бы поразвлекли себя строительством замков из песка.

— Что ты знаешь о моем сыне? — генерал хватает Сайласа за воротник и прижимает к стене.

— Ваш сын видел, как вы убили Инджера. Да, его звали Инджер. Знали об этом? Интересует ли это вас вообще? — взгляд Сайласа наполнен ненавистью. — Да, ваш сын знает, что вы убийца.

Это то, что я знаю от вашего сына. Но что вы знаете о нем?

Я выхожу вперед. — Квинн знает, что вы сделали, и ему стыдно за вас. Он знает, кто вы и кто мы. И он выбрал нас.

Генерал оборачивается и смотрит на меня. — А, ты должно быть та самая Сирена. Даже на половину не так красива, как я думал.

— Генерал? — солдат смотрит мимо нас в длинный проход, который медленно заполняется черной пеной. Все равно на какой стороне мы боремся, если мы не исчезнем сейчас, эта пена полностью поглотит нас. Брюс и Дориан снова возятся с засовами и никто не останавливает их. Мод пытается поднять оружие, но один из солдатов замечает это и ставит ногу на ствол.

В этот момент радиостанция генерала начинает шипеть и трещать. Он вытаскивает ее из кармана куртки и слегка трясет ее, пока с неимоверной силой прижимает Сайласа к стене.

— Генерал Каффри, Генерал Каффри, это говорит сержант Делани из Купола, — называет себя скрипучий голос.

— Говорите! — ревет Генерал в рацию.

— Нам нужна армия в Куполе. Генерал. Здесь начинается восстание.

Генерал смотрит на оставшихся солдат и безмолвно указывает на дверь. В этот момент его подчиненные выходят вперед и помогают Дориану и Брюсу открыть ее. — Мы готовы к бомбардировке? — спрашивает генерал одного из солдат.

— Да, Сэр.

— Хорошо. Тогда никого не выпускать. И спустите сейчас же один Цип сверху. Мы выполнили нашу работу. Как только стемнеет сравнять это место с землей. Понятно?

Внезапно сильный взрыв сотрясает стадион и генерал вместе с Сайласом падают на землю, в то время как мы с трудом удерживаемся на ногах. Я складываю руки и иду к выходу вместе с солдатами, пока камни, штукатурка и осколки стекол обрушиваются на нас. Одного взгляда назад достаточно, чтобы понять, что генерал и Сайлас поднялись на ноги и следуют за нами.

Следующий залп заставляет стены шататься. Мы видим, что отдалились от стадиона. Темные черные облака затемняют солнце. Солдаты больше не направляют на нас оружие, а стадион выглядит как огромное, агрессивное животное. Последний взрыв поднимает в небо обломки и нам не остается ничего другого кроме как бежать, так как огромное здание может рухнуть в любое мгновение.

И когда внешние стены обрушиваются внутрь, мы останавливаемся и оборачиваемся. Только дубы, березы, ивы возвышаются покрытые толстой липкой черной пеной. Растерянные взгляды нескольких солдат мечутся между нами, умирающими деревьями и генералом. Его же единственная реакция на это — он потирает подбородок.

— Сэр? — говорит один из солдат, но генерал только пожимает плечами. Некоторые из солдат решают просто отвернуться, но четверо или пятеро снова направляют оружие на нас.

— К танкам! — приказывает генерал, после чего и последние солдаты сдают свои военные позиции и семенят прочь.

— И что теперь? — спрашивает Сайлас. Приставляет свой пистолет к голове генерала и смотрит на него колючим взглядом. Но Каффри только моргает, и не пытается призвать своих людей обратно, чтобы они защитили его.

— Я должен был бы прикончить вас, — шипит Сайлас.

— Ты должен увидеть, что из этого выйдет, юноша, — отвечает генерал и тяжело ступает по снегу, не оглядываясь на Сайласа.

Беа

— Как много ты увидела? — выпаливает Олд Ватсон, едва он появляется в дверях. Но мне не нужно ему отвечать, за меня говорит мое лицо, что видела я все. И его лицо подсказывает мне, что я не обманулась, поверив увиденному.

— На скорбь нет времени, девочка, это может подождать, — он берет мою сумку и набивает ее некоторыми вещами, которые находятся в его квартире. Затем идет в спальню и возвращается с охапкой вещей. Он подходит ко мне и грубо берет мою голову в руки. — Самое время бежать.

Но я остаюсь стоять как вкопанная у балконной двери. Через стекло я наблюдала, какая анархия распространяется за окном. Витрины были опустошены. Трамваи захвачены. На близлежащих улицах раздается шум. Люди, кажется, переполнены яростью. Я же напротив чувствую себя, как будто внутри меня охватило ледяное спокойствие.

— Уходим сейчас, давай же, — настаивает Олд Ватсон и выключает телевизор, который показывает лишь черно-белый шум. — Давай уже пойдем.

— У меня нет места, куда я могла бы пойти, — говорю я.

Не прошло еще и часа, как я стала круглой сиротой. Слово "сирота" всегда звучало для меня как-то романтично. Я представляла себе сирот как маленьких девочек с чепцами и мальчиков в коротеньких изношенных штанишках. Что общего у этого слова со мной?

— Ты должна выбраться из Купола. На улицах чрезвычайное положение, и это твой шанс. Я знаю дорогу.

— А что с Квинном?

— Он сам сможет о себе позаботиться.

Я все еще не двигаюсь. Вместо этого смотрю на свои руки. Папа всегда говорил, что у меня мамины руки. Прекрасные, стройные руки, созданные, чтобы играть на пианино. Но они никогда не могли позволить себе этого.

— Беа, это не будет продолжаться долго, они могут выпустить газ вместо воздуха и это срубит всех нас. Они уже делали это много лет назад. И тогда будет слишком поздно, тогда тебе не поможет кислородный баллон, так как тебя сразу заметят. Так что у тебя не так много времени, — Олд Ватсон поднимает меня и толкает вперед себя из квартиры.

На улицах господствует чистый хаос. Из всех углов и закоулков стекаются Вторые в направлении первой зоны, всюду они собираются бунтующими группами, многие из них держат в руках самодельное оружие. И те, кто не двигаются вместе с потоком, встают на их пути и пытаются их сдержать. Родители вырывают детей из суматохи, а дети родителей.

— Здесь прямо, — Олд Ватсон прокладывает дорогу через толпу и тянет меня в темный переулок. Я следую за ним, но внезапно мои колени подкашиваются и я падаю. Вполне возможно, что они уже снизили поток кислорода и заменяют его на газ, так как я не могу больше дышать. И не только это, мое сердце замедляется и одна рука начинает дрожать.

— Я думаю у меня сердечный приступ, — пыхчу я. Олд Ватсон сразу опускается на колени рядом со мной и пытается поднять меня.

— Нет, это не сердечный приступ, а разбитое сердце. Это ощущается одинаково, я знаю, — объясняет он, пока старается все же поднять меня. — Давай уже, Беа, вставай. Твои родители хотели бы, чтобы ты жила!

Он продолжает и дальше уговаривать меня, я замечаю это, но совершенно не понимаю, что он говорит, так как боль в моей груди очень сильная и колкая, так что я не могу думать. Я ничего не слышу, но через некоторое время могу немного видеть. Я вижу свет в конце темного переулка. И вижу, что люди бегут мимо. Все бегут. Все жители зоны 3 бегут.

Квинн

Кроме хрупкой лампочки, которая висит на кабеле, на потолке, больше нет никакого источника света. Совершенно тускло. Откуда-то из внутренней части здания я слышу шум воды. Каменный пол усеян коричневыми пятнами и из стен торчат металлические оковы. В углу стоит ведро, которое является туалетом и на полу валяется грязный матрас. У этой комнаты есть только одно назначение.

По крайней мере, они не приковали меня. Они просто бросили меня сюда и заперли. Здесь нет выхода, полностью ясно, только если я смогу прогрызть стену.

В течение часа я лежу на вонючем матрасе и пытаюсь представить, что они будут делать со мной здесь внутри. Снова и снова я вижу перед собой Кейна Кнавери с постоянным мокрым ртом, представляю как он вырывает мне зубы и ногти старыми грязными плоскозубцами. Ему будет мало просто убить меня. Чистый ужас охватывает меня и я начинаю метаться по камере туда сюда.

Я ужасно боюсь смерти, но умереть все равно лучше, чем снова увидеть Беа и рассказать ей, что ее родители погибли. По моей вине.

Внезапно дверь с шумом открывается и один из охранников, которые меня скрутили и бросили сюда, заходит внутрь.

— Ты не выглядишь, как будто только что молился, — смеется он, как будто его давно уже ничто так не развлекало, как мой арест. Руки в карманах и он расхаживает по камере.

— Я этим и не занимался, — говорю я.

— Наверное так лучше. Не думаю, что сюда заглядывают ангелы.

Он останавливается под лампочкой и прикасается к ней пальцем так, что она слегка начинает раскачиваться, и луч света скользит сначала в одну сторону, затем в другую. — И? На кого ты теперь работаешь? — спрашивает он. — Ты один из Крыс?

— Я ни на кого не работаю.

— Как мы слышали, твоя подруга там под первым номером. Я думаю, что ты можешь выкупить свою жизнь. Твоя жизнь или ее. Ты знаешь, где она?

— Это должно быть шутка.

Тип смеется. — Ну, стоило попытаться.

— Лучше скажите, когда начнется пытка.

— Возможно, раньше чем ты думаешь. Он скоро будет здесь. — он снова веселится. — И немного пообщается с тобой.

— Кто? Кто скоро будет здесь? — этот тип вовсе не тот, кто руководит допросами. Нет, конечно нет. Он не тронул и волоска на мне.

Нет. Дерьмо. Придет президент. Положит свои толстые, липкие руки на мою шею и закончит то, что начал.

— Кто должен прийти? Кого я здесь жду? — реву я, но дверь камеры закрывается с громким щелчком. — Проклятье, кто скоро будет здесь?

Беа

Я чувствую, как меня поднимают вверх и несут по переулку.

— Не переживай, девочка. Ты в хороших руках, — голос похож на Ватсона, но я не могу себе представить, что он смог бы так высоко меня поднять.

Я открываю глаза и смотрю прямо в лицо мужчине. Лицо начинает улыбаться. — Она в сознании.

— Ватсон, она в сознании, — повторяет второй голос. Женский голос. Я пытаюсь освободиться из хватки мужчины, и наконец у меня получается стоять на своих ногах.

— Как ты себя чувствуешь? — говорит Олд Ватсон у меня за спиной.

Я не знаю, что должна на это ответить. Вопрос мне кажется совершенно абсурдным. — Куда мы идем?

— Как я уже сказал. Я помогаю тебе выбраться. Ты можешь бежать? — спрашивает Ватсон.

— Я попробую, — отвечаю я и колеблясь делаю несколько шагов вперед, но мне приходится держаться за него.

— Будет быстрее, если ты ее понесешь, Гид, — замечает женщина.

— Ты согласна? — спрашивает мужчина, но я только киваю головой и пытаюсь двигаться быстрее.

Мы проходим через десяток переулков и каждый раз, если наталкиваемся на разъяренную толпу, мы меняем направление. И кажется, они все движутся в одном направлении, так как нам встречается все меньше и меньше людей.

Наконец мужчина и женщина, которые ведут нас останавливаются. Мы стоим непосредственно перед прочной стеклянной стенкой Купола, рядом с огромным мусоропроводом. Обычно сюда приходят, если хотят выкинуть старый мусор, который слишком большой для контейнеров возле дома. И обычно это место охраняется. Но сегодня здесь никого нет.

— Мы были бы там, — говорит Ватсон и прислоняется к изогнутой стеклянной стене, покрытой водой от дыхания.

— Они уже сократили подачу кислорода? — спрашиваю я.

— Я просто стар.

Мужчина и женщина улыбаются, и женщина проводит рукой по спине Ватсона. — Ты должен пойти с ней. Ты должен исчезнуть отсюда, пока ты еще можешь, — говорит она.

— Но здесь внутри для меня еще есть работа. Вы не справитесь со всем одни, — возражает Ватсон. Затем он поворачивается ко мне.

— Беа, это Херрит. А это ее муж Гидеон, — супружеская пара улыбается мне. — Если ты доберешься до Рощи Мятежников, скажи Сайласу, что ты встретила этих двоих и что они живы.

— Так вы его родители, — говорю я и они кивают.

Я пытаюсь улыбнуться, так как есть родители, которые еще живы, и это что-то радостное. Но ничего не меняется. Они не мои родители, и на какое-то мгновения я даже пожелала, чтобы мои родители были живы, а эти мертвы.

— Вот, — Херрит протягивает мне супер большой баллон с кислородом. — Если ты экономно обойдешься с ним, тогда тебе его хватит на четыре дня. Я выставила его на восемнадцать процентов, но если ты будешь бежать, тогда стоит еще немного закрутить вентиль. Просто иди медленно

Дата добавления: 2015-10-13