Семь смыслов

Понять, как из множества событий в мозгу склады­вается единое — психика...

Идеал мозговедения — полное соответствие двух картин работы мозга: картины «сверху», со стороны по­ведения и субъективных переживаний, и картины «сни­зу», со стороны анатомии и физиологии. Такое же ис­черпывающее знание, каким обладает механик, доско­нально изучивший анатомию, физиологию и патологию автомобиля. Автомобиль едет, набирает скорость, тор­мозит, поворачивает, а механик в это время прекрасно себе представляет, что делается в коробке передач, в карбюраторе, как поживает карданный вал. Послышал­ся подозрительный стук, что-то скрежещет, машина пло­хо берет подъемы, и механик уже знает, что случилось и где надо подмазать, подвинтить, заменить...

А врач, разве он не хотел бы стать искусным на­стройщиком, моментально определять, какая струна лопнула в тончайшем инструменте природы, научить­ся осторожно подтягивать струны, вычищать молоточ­ки, добиваясь идеальных звучаний?

Перед нами полуторакилограммовая живая машина, устроенная, в общем, совершенно одинаково у всех трех миллиардов людей на земле, повторяющаяся снова и снова. Конструкция конечна и однотипна. Неужели же мы не разберемся когда-нибудь окончательно, что в ней происходит?

...Чувствительные приемники, волокна-проводники, тела нервных клеток, снова бесчисленные волокна, умо­помрачительное количество переключений с одного ней­рона на другой, наконец, окончания на органах-испол­нителях, мышцах и железах — вот, пожалуй, и все глав­ные звенья этого аппарата. Тресты, главки и министер­ства сосредоточены в костном футляре черепа и позво­ночника, а периферические инстанции разбросаны по всему телу, проникают повсюду тончайшей сетью нерв­ных стволов, узлов, сплетений, сеточек, веточек...

Сейчас уже мало осталось таких кусочков в мозгу, последствия удаления, разрушения или изоляции кото­рых не были бы досконально изучены в самых разно­образных сочетаниях. Результаты оказались полезными, но вместе с тем обнаружили изрядную грубость ме­тодов.

Выяснилось лишь самое общее распределение моз­говых функций. Тонкое различение, точное управление осуществляет кора. Грубые автоматические реакции — подкорка. Мозжечок занят тонкой отделкой движений. В глубине ствола мозга сосредоточены механизмы, от которых зависят дыхание и кровообращение. Здесь же, в стволе и в областях, лежащих над ним, таламусе и ги­поталамусе (бугре и подбугорье), обнаружили особое сетчатое образование, состоящее из массы мелких ней­ронов. Это тоиусный мотор мозга. Он особенно мощ­но влияет на все другие отделы. От сетчатого образо­вания зависит, будет ли мозг бодрствовать или спать, вызовут ли приходящие сигналы активную деятельность или будут игнорироваться, гаситься. Этот активирую-ще-тормозящий мотор, как выяснилось в последнее вре­мя, интимно связан с системами Ада и Рая.

Долго мешало явно или молчаливо принимавшееся представление (отчасти сказывающееся и сейчас), что те отделы мозга, которые определяются на глаз и по­лучили причудливые анатомические названия («морской конь», «скорлупа», «подушка» и прочее), — что все эти бросающиеся в глаза узлы, бугры, извилины и есть ра­бочие блоки машины мозга.

Теперь все яснее становится: что не сами блоки, а лишь их пространственйые совмещения, что-то вроде секторов. В одном таком секторе могут быть сосредоточены разные нейронные блоки. Множественные, мно­гоэтажные системы нейронов захватывают и кору, и под­корку и, взаимодействуя, составляют единый мозговой аппарат.

У физиологов, изучающих нервную клетку, на прице­ле элементарная единица, 15 миллиардов раз умножен­ная в мозгу. Крохотное острие микроэлектрода проник­ло под оболочку. Это микрофон, через который нейрон дает показания языком электрических импульсов. Обо­лочка нейрона неодинаково заряжена ионами снаружи и изнутри. Когда нейрон «молчит», ионный конденсатор оболочки находится в равновесии. Но вот происходит быстрая, волнообразно бегущая по нейрону перезаряд­ка ионного конденсатора — это и есть импульс. Импуль­сы могут быть одиночными, залповыми или следовать друг за другом очередями. Любопытно и стран­но сознавать, что в головах у нас переливается подвиж­ное микроэлектричество. Именно поэтому и можно управлять поведением с помощью электрических раз­дражений. Но то, как будет работать нейрон, с какой частотой и силой будут идти его импульсы, зависит от работы миллионов и миллионов других.

Обычная электроэнцефалограмма кажется чем-то вроде корана, где на одно понятное место приходится десять непонятных, а у понятных нужно еще искать семь смыслов, один из которых неведом самому Маго­мету, но лишь Аллаху, вещавшему через него.

Здесь и старый знакомый нейрофизиологов — альфа-ритм спокойного бодрствования при закрытых глазах, по частоте приближающийся к частоте колебаний электромагнитного поля Земли и в точности совпадаю­щий с частотой дрожи пальцев при волнении, устало­сти или алкоголизме. Альфа лучше всего просматри­вается в затылочных отведениях, исчезает, как только испытуемый открывает глаза, и это заставляет думать, что он как-то связан со зрением. (Впрочем, у некото­рых людей альфа-ритма вообще нет. и это связывают с особой живостью зрительного воображения.) Здесь и величавый, медленный дельта-ритм спокойного сна, во время сновидений снова сменяющийся быстрыми рит­мами. Здесь острый, стремительный бета-ритм внима­ния и напряженной активности. Он появляется в ответ на неожиданные раздражения. Временами в височных отведениях появляется неуравновешенный тэта-ритм «заботы». (Он возник у Эйнштейна на фоне безмятеж­ного альфа в момент, когда он,- лежа на кушетке в шлеме из электродов, внезапно понял, что сделал ошиб­ку в расчетах.) Этот же ритм часто обнаруживают у детей.

У больных, страдающих судорожными припадками, можно увидеть мелкие острые волны над очагом пора­жения мозга и громадные электрические вспышки во время припадков. Над зонами опухоли биотоки стано­вятся траурно-медленными или зловеще молчат... Ка­кие-то тонкие, едва уловимые отличия замечаются у больных с психозами и неврозами, но как раз у этих больных все ритмы мозга часто оказываются особен­но нормальными, слишком нормальными...

Каждая точка мозга по-своему откликается на по­ступление сигнала извне, иногда сама, без видимого толчка, начинает взволнованно обращаться к своим со­седям, побуждая их к деятельности. Стоит дать любой незначительный раздражитель, какой-нибудь щелчок метронома, как это событие начинают шумно обсуждать сверху донизу все этажи мозга — либо разом, либо в порядке очереди, либо по кругу. И долго не затиха­ет этот странный, как будто бы совсем беспорядочный обмен мнениями...

Кто-то очень верно сравнил электроэнцефалограмму с бурлением стадиона во время футбольных матчей: со­вокупный «рев» добрых 15 миллиардов нейронов, поме­щающихся под черепной крышкой. Когда забит гол или стукнули мимо ворот, ясно, но поди разберись, что кри­чит каждый болельщик и кто за кого болеет!

А ведь «болельщики», находящиеся в мозгу, заня­ты самыми разными делами и связаны между собой са­мыми тесными узами!

Дата добавления: 2015-10-13