Так начиналась война

22 июня 1941 года рано утром немецкая авиация стала бомбить наши города и аэродромы, вермахт вторгся на советскую территорию. В тот день, выступая от имени Советского правительства, В. Молотов (речь готовилась вместе с И. Сталиным) напомнил о походе Наполеона в Россию, на который «наш народ ответил Отечественной войной, и Наполеон потерпел поражение». Он предсказал: «Красная Армия и весь наш народ вновь поведут победоносную Отечественную войну за Родину, за честь, за свободу», враг будет разбит, победа будет за нами.

Маршал К. Мерецков размышлял: «Вероятно, многие задумывались над вопросом: а что будет, если Германия нападет на Советский Союз? Большинство полагало так: если завтра война, то она принесет все беды только противнику. Мы будем воевать на его территории и малой кровью разгромим врага могучим ударом. Правда, это мнение, владевшее умами широких масс советских граждан и усиленно пропагандировавшееся, не казалось столь безусловным всему руководству РККА. Успехи германской армии в Западной Европе поневоле заставляли настораживаться».

Кинорежиссер Г. Чухрай вспоминал: «Сегодня, глядя на фильмы о начале войны, я вижу: узнают о нападении немцев — и сразу горькие слёзы. В жизни было не так. И на гражданке, и в армии никакого уныния. У всех приподнятое настроение, все были возбуждены, всем хотелось скорее наказать немцев за вероломство, все были уверены, что от немцев «через две недели ничего не останется». Допускаю, что кто-то был настроен именно так. Но у большинства советских людей был иной настрой.

Вечером 21 июня 1941 года я ехал домой в плохо освещённом плацкартном вагоне из города Кимры, где учился в педучилище, и услышал, как о чем-то задумавшийся престарелый дед, мой сосед, вдруг, словно спохватившись, бросил тревожную фразу: «Гарью пахнет. Как бы война не началась». Моя деревня и все люди, каких я тогда знал, восприняли войну как огромнейшее бедствие. 22 июня, в жаркий солнечный полдень, прискакал на взмокшей лошади нарочный, который привез повестки мужикам, призывавшимся в армию. Вскоре все жители деревни Красненькое — стар и млад — безо всяких объявлений и призывов собрались под окнами правления.

Страшная тяжесть всеобщей беды наложила резкий отпечаток на их посуровевшие скорбные лица: не слышно ни одного веселого голоса, ни обычных подковырок, шуток и прибауток. Даже дети присмирели, притихли, стояли неподвижно в толпе, испуганно хлопая глазёнками, невидимые токи от горестных переживаний и мрачных дум взрослых людей потянулись и к ним. Председатель колхоза П. Голубев плотнее прижал к боку перебитую на недавней финской войне левую руку, а правую со сжатым кулаком поднял кверху и с нервной горячностью выкрикнул: «Что вы, бабы, плачете? Может, наши войска уже на Берлин идут!» Худой, высокий дед Самсон, побывавший в прошлую мировую войну в немецком плену, немедленно охладил его пыл: «Он, германец, покажет нам Берлин! Не раз мы своей кровью умоемся!» Никто ему не возразил.

Я, только сутки назад приехавший домой на каникулы из Кимрского педучилища, стоял около отца, уже познавшего войну при прорыве линии Маннергейма на Карельском перешейке, погрузившегося в неведомые мне думы, и пытался найти ответы на тягостные вопросы. Как же так: у нас с Германией заключен договор о ненападении, более того, даже о дружбе — и она внезапно, очень подло напала на нашу страну. И как понять: немцы не закончили войну с Англией и напали на нас? Сумасшедшие, что ли, они? 28 июня 1941 года я вместе с другими подростками и девушками своей деревни отправился на берег Волги недалеко от Селижарова рыть противотанковый ров.

Начало войны было далеким от предвоенных представлений о том, что «мы будем бить врага на той территории, откуда он пришел».

П. Павленко в романе «На востоке» (1936—1937) легковесно изобразил будущую войну с Японией. Н. Шпанов в книге «Первый удар. Повесть о будущей войне» (1939) за один день разгромил германскую авиацию и уничтожил многие немецкие заводы. В первые месяцы после фашистского нападения «по инерции» появлялись отдельные произведения, в которых говорилось о легком походе до столицы Германии. Например, А Безыменский писал: «В нашем сердце нет тревоги. Весь народ у нас един. Нам знакомы все дороги, в том числе и на Берлин». Трагический ход войны быстро развеял подобные иллюзии. У большинства наших людей было понимание неотвратимой неизбежности очень тяжких испытаний.

Одна из причин тяжелейших неудач начального периода войны — это грубейший просчет политического и военного руководства СССР в отношении сроков агрессии, которая оказалась для Красной Армии и советского народа внезапной. Профессор А. Мерцалов назвал ее «той неожиданностью, которую ожидали». Главную опасность вероломного нападения немцев Г. Жуков усматривал в том, что «для нас оказалось внезапностью их шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на решающих направлениях, для нас оказались внезапностью и масштабы сосредоточения их войск, и сила их удара».

Дочь С.М. Будённого в передаче РТР «Маршал Будённый. Конец легенды» от 26 апреля 2005 года обнародовала записи из дневника отца. В них говорилось о событиях вечером 21 июня в кабинете Сталина: «21 июня. Сталин сообщил нам, что немцы, не объявляя нам войны, могут напасть на нас завтра, то есть 22 июня, а поэтому [спросил] что мы должны и можем предпринять до рассвета. Тимошенко и Жуков заявили, что если немцы нападут, то мы разобьем их на границе, а затем и на их территории. Сталин подумал и сказал, это несерьезно». Да, есть правда в утверждении генерала Гареева: «Идея непременного перенесения войны с самого ее начала на территорию противника… настолько увлекла некоторых руководящих военных работников, что возможность ведения военных действий на своей территории практически не рассматривалась».

22 июня в 7 часов 15 минут в войска была послана директива № 2. В ней приказывалось «всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземным войскам границу не переходить». Штабы округов и армий не смогли быстро передать свои распоряжения корпусам и дивизиям. Вражеские диверсанты рвали телефонные провода, вывели из строя большое количество радиостанций, узлов и линий, убивали командиров и связистов, связь между войсками и штабами была нарушена.

Не сумев должным образом выяснить обстановку, в какой оказались соединения нашей армии, нарком обороны в конце первого дня войны — в 9 часов 15 минут вечера — отдал одобренную Сталиным директиву № 3. Она предписывала нашим войскам перейти в наступление на главных направлениях, разгромить ударные группировки врага и перенести действия на его территорию. Директива совершенно не учитывала создавшейся крайне неблагополучной обстановки.

Дата добавления: 2015-10-13