Бой на линии

Переход через линию железной дороги в то время представлял огромные трудности. Гитлеровцы выру­били лес по обеим сторонам полотна метров на сто пятьдесят, устроили завалы, а в некоторых местах да­же заминировали подходы к полотну. Вдоль всей ли­нии они понастроили дзоты на расстоянии метров пя­тисот друг от друга, и каждый метр от насыпи до опушки леса у них был хорошо пристрелян. Переход наш усложнялся еще тем, что нам необходимо было переправить около тонны боеприпасов и аппарату­ры, причем рация и запасные части к ней были так тяжелы, что их можно было везти только на ло­шадях.

Для перехода я решил отобрать группу в двести сорок лучших бойцов, имея в виду некоторых из них использовать потом, по ту сторону линии, на ответст­венных боевых операциях, под руководством командиров-десантников. Но это оказалось не так просто. За­сидевшиеся на одном месте люди отвыкли от больших переходов, а связь партизанских отрядов с главным штабом соединения оказалась слабой, и командиры отнюдь не спешили предоставить в мое распоряжение лучших своих людей. Когда подразделение все же было сформировано, весь груз мы распределили на сто пятьдесят узлов и два конных вьюка.

Линию железной дороги решили переходить между двумя дзотами в километре от полустанка Нихачево. Разработанный нами план операции предписывал: всем подразделениям занять исходные позиции на опушке леса за пятьдесят — семьдесят метров от вы­рубки. Огневую точку, расположенную справа, реше­но было атаковать группой в восемьдесят человек с десятью пулеметами, двадцатью автоматами и двумя ПТР. Для этого бойцы должны были как можно бли­же подойти к линии, не открывая огня, и под защи­той насыпи железной дороги закидать дзот гранатами. Другому отряду в составе шестидесяти бойцов с во­семью пулеметами и восемнадцатью автоматами пору­чалось занять полотно в двухстах метрах к северо-востоку от этого дзота, чтобы прикрыть центральную группу в момент перехода полотна слева, если бы гитлеровцы попытались подбросить с этой стороны подкрепления поездом. Взвод в составе тридцати пяти человек с пятью пулеметами и десятью автоматами должен был развернуться цепью и перейти через по­лотно между двумя флангами, открывая путь штабу и коноводам с вьючными лошадьми. А метрах в три­дцати за штабом должна была следовать группа при­крытия из двадцати человек.

Исходные позиции заняли благополучно. Здесь всем бойцам и командирам была вторично разъяснена задача и подана команда: «Вперед!»

Часть правофланговой группы побежала к насыпи, а часть оробела, залегла на опушке и преждевременно открыла огонь. Дзот ответил пулеметными очередями по опушке, где была сосредоточена основная масса лю­дей и стояли вьючные кони. Заговорил и левый дзот, и два потока трассирующих пуль скрестились у леса. Боевой порядок нарушился. Часть людей, уже ото­рвавшихся от опушки, побежала назад. Брошенные коноводами лошади заметались внутри образованного трассирующими пулями угла, еще более увеличивая беспорядок. Все же человек двадцать пять, достигших насып» справа, открыли огонь по дзоту. Слева к на­сыпи вырвалось и залегло около сорока бойцов.

Я со своим адъютантом, старший лейтенант Алек­сейчик и еще несколько человек стояли на опушке, наблюдая все происходящее. Основная масса пуль скрещивалась позади нас. Поправить дело было уже поздно. Я зашагал к линии. Меня обогнал старший лейтенант Алексейчик. Куда делась его медлитель­ность! Движения стали решительнее и жестче. Угол огня смыкался метрах в пятнадцати позади нас. Але­ксейчик понял, что самое безопасное — выводить лю­дей вперед, и решительно указывал путь бойцам, под­бадривая их. Я понял, что это был смелый и находчи­вый командир. Но тут товарищ хватил через край, закричав во всю силу легких: «Ура!» Людей позади нас уже не было,—те, кто не прошел вперед, откати­лись в глубь леса или уже шли около нас,— и некого было вдохновлять. Я бросился к Алексейчику и схва­тил его за руку, но было уже поздно,— гитлеровцы начали переносить огонь по крику, Тогда, скомандо­вав: «За мной!», я повел десятка полтора окружав­ших нас бойцов к полотну дороги. Раненые отползли назад, к опушке.

До линии оставалось метров семьдесят, когда со стороны Нихачева подкатил и остановился прямо перед нами пассажирский состав, набитый солдатами. Гитлеровцы видели, что с опушки поблескивали вы­стрелы, но в темноте не рассмотрели цепь бойцов с пу­леметами и автоматами, лежавшую на откосе. Наши бойцы в первую минуту растерялись: гитлеровцы ви­сели над ними и вели огонь через их головы. Но че­рез минуту с насыпи в упор по окнам, по дверям, по стенам вагонов застрочили наши пулеметы и автома­ты. Фашисты оказались мишенью, поставленной к стенке для стрельбы в упор. С подножек вагонов на полотно повалились убитые и раненые. Стрельба из окон прекратилась, как по команде, а с насыпи про­должали решетить битком набитые людьми вагоны. С правого фланга по поезду сделали несколько выстре­лов из ПТР. Один вагон, неподалеку от паровоза, за­горелся. Гитлеровцы попробовали отвести состав из - под обстрела, но на ходу пламя разгорелось и нача­ло захватывать соседние вагоны. Состав со скрипом остановился. Уцелевшие соскакивали с подножек, под ливнем пуль бежали вдоль эшелона и скрывались во тьме. Состав с пылающими вагонами снова тронулся и потянулся в сторону Ивацевичей.

Надо было подниматься на насыпь. Но где же вьючные лошади? Я крикнул в темноту:

— Кони, где кони?

— Одна здесь, я ее веду,— ответил из темноты го­лос бойца. На звук наших голосов из правого дзота усилили огонь вдоль полотна.

Рассыпавшись поодиночке, мы перебежали через насыпь. Со мной остался только адъютант, ординарец куда-то отбился. Голоса бойцов перекликались у леса, за восточной колеей, значит они перешли линию же­лезной дороги. Но сколько нас? И которая из лоша­дей с нами? На одной была рация, на другой вьюки с запасными частями. Я послал адъютанта разыскивать лошадей. Теперь нужно было дать сигнал — две зеле­ные ракеты, чтобы группы прикрытия переходили к нам, на восточную сторону. Но моя ракетница давала осечки, не действовала. В канаве, возле опушки, я за­метил бойца. Он лежал, плотно прижавшись к земле, хотя обстрел здесь был сравнительно слабый. Я ре­шил пристыдить бойца за трусость и послать его на линию с приказом всем переходить к нам. Но не успел я сказать и пяти теплых слов, как хлынул та­кой ливень огня, что мне самому пришлось растянуть­ся рядом с бойцом в канавке. Когда огонь немного ослабел, я увидел в темноте человека, бежавшего of линии мимо нас, к лесу. Я остановил его, поднял бой­ца, лежавшего в канаве, и послал одного на правый, другого — на левый фланг. Бойцы переминались с но­ги на ногу, им страшно было итти на линию, где еще попрежнему гитлеровцы вели интенсивный огонь. Я скомандовал: «Вперед!». Оба рванулись и исчезли в темноте.

В лесу, перекликались люди, перешедшие линию. Их оказалось в этом месте двадцать один человек. Гитлеровцы продолжали обстрел леса. Пули пели кругом, сбивали ветки и листья, но никого из нас не задевали. Лошадей с вьюками не было. Начало све­тать. Я достал карту, сориентировался и повел людей по избранному заранее маршруту. Через некоторое время мы дали сигналы выстрелами из винтовки. Нам ответили издалека.

В пятнадцать часов все перешедшие линию собра­лись в деревне Житлин. Всего в наличии оказалось восемьдесят три человека и одна вьючная лошадь, к счастью, именно та, на которой были движок и рация.

Позже, подводя итоги операции, мы установили, что все наши потери — шесть раненых бойцов. Гитле­ровцы в пассажирском поезде потеряли только убиты­ми около сотни человек. Раненых же было у них, ко­нечно, во много раз больше.

Сто тридцать два партизана, отставшие при пере­ходе полотна, возвратились обратно, в лагери Ружанской пущи. Туда же была уведена лошадь с запасны­ми частями к рации, которые мы переправили позд­нее, а большая часть боеприпасов партизанами попря­тана, и получить их нам не удалось. И опять при­шлось вспомнить: недисциплинированность и тру­сость — родные сестры.

Одни из партизан взяли пачку детонаторов, другие тол без капсюлей, гранаты без взрывателей. Все это пропадает без дела, как ненужный хлам.

Дата добавления: 2015-10-13