Партизанское движение на подъеме

Мне принесли письмо от Дубова, и я его расшиф­ровал. Прошло больше трех месяцев, как я расстался с самым близким мне человеком из всего отряда, ду­шевным другом и советником. Я получал от него короткие сигналы, знал, что он жив, работает. Но у него еще было все «в заделе», и ему не о чем было докла­дывать. Да и человек он был из числа неговорливых. В присланной им записке коротко сообщалось, что он получил наши указания через почтовый ящик. «На­строение оккупантов нервозное в связи с задержкой войск под Сталинградом. Гитлеровцы собираются пере­вести часть рабочих в Брест, где у них организуются мастерские по ремонту вагонов, поврежденных в кру­шениях. Многие из рабочих переезжать не желают, собираются уйти в лес. У меня есть хорошая опора. Действую только через третье или четвертое лицо. Пя­терым выдан пропуск к вам. Люди надежные. В слу­чае перевода в Брест возможно временное нарушение связи».

Но эти немногие счастливцы, которым удавалось раздобыть к нам пропуск, приходили не одни. Они та­щили за собой родичей и знакомых. Одних рекомендо­вали нам принять, ручались в их верности, других под «величайшим секретом» снабжали пропусками, и таким образом снова создавалась возможность проникнове­ния в нашу среду вражеской агентуры. Но к этому вре­мени мы хорошо научились фильтровать новичков и создавать благоприятные условия для их проверки. Са­мое же главное состояло в том, что у нас пресекалась всякая болтливость и строю соблюдалась тайна.

Благодаря строгой дисциплине и конспирации, со­блюдавшимся в нашем соединении, гитлеровцы ничего не могли с нами поделать. Они представляли примерно район базирования нашего штаба, знали, конечно, что мы систематически принимаем самолеты с грузом где- то между Князь-озером и Белым, и даже засекали своими приборами нашу мощную радиоустановку. Но итти к нам в леса и болота сотнями они не решались, а тысячи не всегда бывали у них под рукой,

В сентябре в Житковичах была объявлена крупная награда тому, кто укажет место базирования нашего отряда. Одновременно мы получили сведения о том, что в Житковичи прибыл какой-то чин гестапо и за­нялся организацией готовившейся против нас облавы. На всякий случай мы заложили вокруг нашей базы обширные минные поля и были совсем не против того, чтобы гитлеровцы попытались пойти нас искать. По нашим минным полям можно было спокойно ходить и ездить, но провода от детонирующих зарядов были вы­ведены к специальным дзотам и наблюдательным пунк­там, и при появлении противника эти поля в любой момент могли быть взорваны. Но гитлеровцы не шли.

Стояла теплая затяжная осень с длинными, темны­ми ночами. Наши действия на железных дорогах ста­новились все более дерзкими: мы прекрасно понимали, чтов условиях черной тропы оккупанты бессильны с. намибороться. Но зима приближалась; мы уже ощу ­ щали ее в дыхании студеных ночей, и, хотя на цент­ральной базе и на вспомогательных точках были от ­ строены прекрасно оборудованные теплые землянки, бани, кухни, а на складах было достаточно запасов, каждый из нас невольно вспоминал прошлую зиму с ее нечеловеческими лишениями. Мысль о приближе ­ нии зимы давила меня тяжелым грузом, не давая по ­ коя. А что, если гитлеровцы, дождавшись, когда бо­лота замерзнут, предпримут серьезные карательные экспедиции? Командиры с периферийных точек тре ­ вожнозапрашивали о том же: что делать в случае появления большой карательной экспедиции? Как пе­резимовать? Куда в случае чего отступать? Я неиз ­ менно им отвечал: «Ваша задача — продержаться в районе ваших действий как можно дольше, а когда возникнетопасность, вы будете отозваны в район центральной базы». Так я и решил: на зиму стянуть людей к озеру Червонное и непосредственно руково­дить ими в течение всего тяжелого периода, до на ­ ступления весны.

А партизанское движение вокруг тем временем раз­расталось, принимая для оккупантов поистине угро­жающие размеры.

В тылу врага гитлеровской системе управления была противопоставлена другая система — крепкая, гибкая, сильная своими глубокими связями с населе­нием, спаянная единой целью: не давать фашистским оккупантам жизни на советской земле.

В октябрьские дни гитлеровцы пытались разбом­бить нас с воздуха. После хорошего праздничного обе­да мы сидели в своих землянках и слушали, как неви­данной силы ураган рвет и крушит вековые деревья в бору. Это фашистские самолеты в трех километрах от нас обрабатывали с воздуха предполагаемое место рас­положения нашего штаба.

Наши же праздничные подарки оккупантам — за­минированные красные флаги — были вывешены нами более чем в двадцати шести населенных пунктах. На этот раз алые стяги появлялись даже в городах: в Сарнах, Слуцке, Барановичах, Лунинце.

— Проснулись мы утром, — рассказывала потом нашим ребятам одна девушка из Слуцка, — а нам го­ворят, что неподалеку от нас вывешен красный флаг. Мы уж так обрадовались, так обрадовались, только понять никак не можем, что это за флаг, откуда он взялся, а смотреть-то опасаемся, ведь у нас в хате шесть человек карателей стоит, — и как бы не сняли они его, боимся. Я все-таки вышла во двор, да и смот­рю украдкой из-за угла: верно, горит на солнце боль­шой красный флаг, и ветром его колышет, точно как при советской власти. Но тут же, вижу, бежит офицер к флагу и несколько солдат за ним — сейчас снимут, проклятые! Я забыла про осторожность, выбежала из- за дома, а они уже у самого флага. Слезы у меня потекли с досады, но в это время раздался такой взрыв, что стекла зазвенели в доме. Солдаты в стороны кинулись, а офицер упал и больше уже не поднялся.

Вся округа говорила о забавном случае, который произошел при снятии флаг£ на Варшавском шоссе, в тридцати километрах от Слуцка. Мина была поло­жена так, что при снятии флага подрывался телеграф­ный столб. Полицейский рванул флаг, и в тот же миг телеграфный столб, взлетев на воздух, концом хва­тил его по лбу. В газетах писали, что ревност­ный охранитель «нового порядка» скончался, не приходя в сознание. А местные жители слагали анек­доты о том, как полицая стукнуло телеграфным стол­бом по черепу.

У наших флагов снова подрывались фашистские вояки, но политическое значение этого мероприятия выходило далеко за пределы тех людских потерь, ко­торые несли захватчики. Местное население, исполне н­ ноененависти к фашистам, снова слагало легенды о наших флагах. Снова читали люди будто бы напи­санную на флагах весть о близком освобождении и верили: Красная Армия недалеко, Красная Армия придет.

Наступила вторая военная зима в тылу противника, но наши дела складывались совершенно по-иному, чем мыпредполагали. Имея надежную радиосвязь со все­ми периферийными отрядами, мы были в курсе всей обстановки. Направляемые к нам из Москвы грузы мы продолжали получать только в районе нашей центральной базы. Поэтому радиосвязь не освобожда­ла нас от живой связи с периферией.

Люди, научившиеся совершать переходы в тылу противника, покрывали огромные расстояния пешком, с большим грузом на спине, считая зазорным пользо­ваться услугами проводников.

— Если нас будут водить, то мы никогда не на­учимся ходить самостоятельно,— говаривал Дубов на­шим бойцам и командирам.

А уметь ходить в тылу врага — это значило быть способным для выполнения задачи.

Мне вспоминается, как однажды я послал капита­на Остапенко с одним бойцом из «Красного Борка» в Ковалевичи.

Расстояние было около сорока километров, деревни по пути заняты врагом. Капитан получил снятую с карты кроку, компас, добрых лошадей и подробный инструктаж.

В темную ноябрьскую ночь им предстояло проехать мимо Островов, Оношек, Волотовки. Падал мягкий пушистым снег, лошади знали дорогу, задание спешное.

— В такую ночь только охотиться за языками, — сказал Дубов, пожимая руку капитану.

Прошло часов пять-шесть, я только что заснул, меня разбудил часовой.

— Товарищ командир! В лесу появились какие-то конные и приближаются к нашим землянкам.

Пришлось поднять всех по тревоге. Заняли оборо­ну. Со стороны болота слышался негромкий разговор, конский топот.

— Стой! Кто? — окликнул часовой, подпустив вер­ховых вплотную.

Люди, бросив коней, кинулись в лес. Часовой дал очередь по направлению треска сучьев, другие успели схватить лошадей. Но лошади оказались нашими. «Что за история? Неужели полицаи?»

Мы знали случаи, когда противник использовал наших коней для обнаружения нашей базы. «Неужели капитан нарвался на засаду? Но если даже так, то как могли гитлеровцы или полицаи так быстро все организовать? — думали мы. — Нет, тут что-то другое...»

— Остапенко! — крикнул я.

В лесу послышался треск, затем разговор. А ми­нут через пять Дубов у костра разносил капитана за неумение владеть компасом и картой.

— Убейте, не могу понять, как мы сюда попали,— говорил Остапенко, беспомощно разводя руками.

Мы много проводили занятий — учили наших бой­цов и командиров, как надо обходить часовых, опас­ные места, деревни и заставы. И они научились ходить настолько искусно, что, несмотря на многочисленные засады врага, до конца года мы потеряли только одно­го связного, нарвавшегося на карателей.

В начале зимы 1942 года в ряде областей Белорус­сии — Полесской, Пинской, Вилейской, частично Мин­ской и Барановической — сложилась исключительно благоприятная обстановка.

Гитлеровцы, сосредоточив последние усилия под Сталинградом и на других участках восточного фрон­та, значительно ослабили свои тыловые гарнизоны. В течение октября, ноября и декабря фашистское командование не могло предпринять против партизан ни одной крупной карательной экспедиции.

Некоторые партизанские отряды в Белоруссии по­чувствовали себя настолько уверенно, что побросали свои лесные землянки и переселились в населенные пункту. В ряде сел и местечек были созданы даже партизанские комендатуры. Местное население почув­ствовало в партизанах силу, с которой гитлеровцы вы­нуждены были считаться. Предатели-полицейские ме­тались, не зная, куда им деваться. Те, которые поум ­ нее, начали искать спасения в связях с партизанами, создавали себе для этого необходимые условия и пе­реходили на сторону партизан.

Однако фронт находился еще у Волги. Ленинград был обложен кольцом блокады, в Гжатске и Ржеве все еще находились гитлеровцы. Поэтому большинство Партизанских формирований продолжало держать свои базы в лесах. Мы тоже оставались в гуще лес­ного массива, укрывшись за минные поля.

Ковпак

Зима 1942—1943 года наступила поздно. Только в половинедекабря начались легкие морозцы, а болота сковало и укрыло снегом лишь к концу декабря. Правда, с исчезновением черной тропы совершать пе­реходы — а это главное в партизанской практике — сталотруднее, и потому несколько сократилось коли­чество крушений на железных дорогах. У гитлеров­ского командования не было налицо достаточных вой­ с ковых резервов, чтобы повести решительную борьбу с партизанами. Зато мы к зиме окрепли настолько, что многие отряды вышли из болот, выбили мелкие гарнизоныиз некоторых деревень и поселились в них.

Мне было отведено три деревни, и я приказал ор­ганизовать в них комендатуру. Товарищи Комаров и Капуста были нашими соседями. Мы как бы подели­ли «сферы влияния», и наша связь еще более окрепла. В деревне Милевичи помещалась комендатура нашего отряда, через которую проходила вся связь с внешним миром.

Однако мысль о том, что гитлеровцы могут явиться в наш район крупными соединениями с танками и пушками, все же меня тревожила. Ну, мы-то, парти­заны, думал я, снимемся и уйдем еще дальше в леса, на свои заранее подготовленные базы. А что будет с мирным населением? В самом деле: куда было девать­ся людям с женами, детишками, стариками? Либо все они скопом, со скотом и пожитками побежали бы за нашими людьми, — тогда гитлеровцы без труда при­шли бы к нам по их следам и начали массовое истреб­ление мирного населения, а попутно могли нанести тяжелые потери и партизанам. Либо мирное население кинулось бы в лее без пути, без дороги, наугад, а там люди пропали бы от мороза и голода. А могло слу­читься и так, что остались бы бабы и ребятишки в деревне и были бы поголовно истреблены карателями.

Обдумав все это, я отдал приказ строить в укром­ном месте в лесу семейные лагери. Это был тяжелый труд — долбить землянки в мерзлом грунте, но наши ребята, привычные ко всякой работе, подавали при­мер, и дело пошло на лад. В глухой трущобе выросла земляная деревня: с жилыми строениями, банями, складами, стойлами для скота. На склады были заве­зены продукты, в лес был выведен скот, специальные проводники в любое время готовы были препроводить всю деревню со всем скарбом в лесное убежище. Этот лагерь понадобился в феврале, когда фашистские ка­ратели явились в составе трех дивизий, вооруженных по последнему слову техники, и жители партизанских деревень переселились в леса.

Все наши подразделения под Ковелем, Барановичами, под Сарнами, в районе Столпцы и других местах чувствовали себя неплохо. Они хорошо изучили мест­ность, запаслись продуктами, установили добрые от­ношения с мирным населением, и их уже не пугало приближение зимы. Об отзыве людей с периферии и сосредоточении их в окрестностях центральной базы уже и речи не было. Восточнее города Сарны хорошо обосновались лейтенант Сазонов и инженер Седельни­ков. Под Ковелем лейтенант Картаухин, из-под озера Выгоновское не желал уходить Брынский, Садовский прижился в районе станции Столпцы, не прекращали свою работу рейдовые группы Цыганова и Каплуна. На периферийные коммуникации врага просились: Сурдев. Александров, Рыжик и другие. Наибольшие опасения вызывало у меня подразделение, находив­шееся юго-западнее города Сарны. Там не было ни одного местного партизанского отряда. Гитлеровцам, ищем не тревожимым, удалось там создать черносо­тенные националистические организации из всякого отребья: бывших уголовников, бандитов. Организован яырв небольшие отрядики, банды бендеровцев повели довольно искусную провокационную игру. Инсценируя Смычки с полицией, они пытались завязать связь с нашим подразделением и даже получить от него «по­мощь» оружием. В сарнском подразделении было Ифцало храбрых подрывников, но не было опытного руководителя. И я решил перевести туда из-под озера Едогоновское Брынского. Конечно, от этого много те- Р^/1.отряд, действовавший под Барановичами, но у нас оставались люди из молодых, накопивших достаточный Опыт и способных заменить Брынского на этой работе.

Нехотелось Брынскому нас покидать, но тут упомнили мы любимую поговорку Ермаковича: «Так щщ не так, а коли ж нужно, так нужно» — и Брынский,уехал. Прибыв на место, он быстро «акклимати­зировался».Мягкий, дружелюбный характер помогему установить добрососедские связи с местным насе­лением, а большой опыт политработника позволил быстро освоиться с обстановкой. Позже я послал в цомощь сарнскому подразделению специальный ба­тальон во главе с опытным, бывалым командиром капитаном Каплуном. Благодаря этим мерам наше одюжение в районе упрочилось.

В начале декабря под Сарны прибыл крупный пар ­ тизанскийотряд Сабурова и знаменитый рейдовый Отряд Героя Советского Союза Ковпака — трехтысяч ­ ная, с артиллерией и обозами, боевая воинская часть. Теперь гитлеровским комендантам со своими черносо­тенцамивпору было бежать в леса от партизан. В се­редине декабря мне один за другим радировали командиры с периферии, что отряд Ковпака движется к нам. Я уже представлял численность и боевую зна­чимость этих отрядов. В двадцатых числах декабря ко мне на базу явил­ся связной от коменданта Перевышко с сообщением, что в комендатуру прибыл человек от Ковпака с по­ручением лично ко мне. Я выехал с адъютантом в легких санках, запряженных горячим, ходким конем. В комендатуре меня ждал небольшого роста корена­стый человек с окладистой темнорусой бородой, слов­но приклеенной на молодом румяном лице. Он отре­комендовался подполковником Вершигорой, крепко пожал руку и внимательно глянул мне в лицо спокой­ными глазами. Я пригласил подполковника к себе на базу. В уютной обстановке штабной землянки мы го­ворили о многом.

Вершигора сообщил мне, как он попал в тыл, как оказался в этом отряде. Сидор Артемович прибыл с целью организовать крупные совместные действия пар­тизан и просит меня подъехать к нему в деревню Юркевичи для решения некоторых оперативных вопросов. Я захватил с собой Черного, и мы поехали. Ковпака застали в жилой избе. Хотя в чисто прибранной гор­нице было жарко натоплено, но ему нездоровилось, и он сидел, кутаясь в овчинный тулупчик. У дверей стояла нестарая дородная женщина со спокойным, словно бы ленивым лицом. «Нянька» — так звали здесь кухарку и домоправительницу Сидора Артемо­вича, неизменно следовавшую за ним в обозе вместе со своим мужем

— А ну-ну, - сказал Сидор Артемович, вставая нам навстречу, и, крепко пожимая руку, добавил: — Вот он какой, Батя!

— Да что ж, Сидор Артемович,— сказал я,— ба­тей много, да толку мало.

— Э, нет, мы знаем, который Батя настоящий, а который так себе, — он посмотрел на меня колючими черными глазами, а я подумал: «Может, я и есть этот самый «так себе»?»

Мы прошли в штаб, и тут я познакомился с по­мощником Сидора Артемовича — сдержанным, немно­гословным комиссаром отряда Рудневым и представи­телем ЦК КП(б)У Сыромолотным. Вынули карту. Народ у Ковпака был серьезный, разговор пошел го­рячий, интересный.

Стройный, подтянутый и аккуратный Семен Ва­сильевич Руднев интересовался тактикой наших групп и отрядов, вооружением, техникой. Иван Константино­вич Сыромолотный — подбором людей, моральной под­готовкой, дисциплиной. Ковпак — взаимоотношением между отрядами, и все они, казалось мне, брались за главное, стержневое. Нравилась мне эта тройка.

В штабе Базыма, как неугомонный крот, проделы­вал ходы сообщения на карте, и Петр Петрович Вершигора носился на горячей лошаденке, в поисках «по­следних данных» о близрасположенных гарнизонах.

«Вся что делает возможным горсточке людей наносить короткие, но ощутимые удары по врагу и выводить людей из-под огня моторизованных дивизий»,— думал я.

«Нянька» пригласила к обеду. Обед оказался обиль- и вкусно приготовленным. Ковпак сидел во главе «цчуш, и тут он напоминал патриарха, восседавшего за трапезой среди своей многочисленной семьи. За столом Сидор Артемович сказал, что основная цель, с какой он прибыл в наши места, заключается в том, чтобы пользуясь непроходимостью Пинских болот, найти подходящее место для аэродрома, на который могли садиться грузовые самолеты из Москвы. Я предло­жил выбрать одно из двух озер: Белое ила Червон«ое. Остановились на втором. Меня попросили в ближайшие дни созвать у себя в Милевичах совещание Представителей партизанских отрядов, чтобы догово­риться о совместных действиях.

После обеда мы с Черным поехали к себе. Дорогой мы молчали, но мне казалось, что мой помощник думает то же, что и я: вот оно, значит, что такое Ковпак!

Через два дня в Милевичах открылось совещание ДОиоводителей партизанского движения. Комаров и Капуста сами не приехали, а прислали своих полно ­ мочных представителей. Кроме них, набралось еще человек тридцать. Обширная изба была полна. Ковпак поднялся и обвел нас колючим своим взглядом, и я невольно подтянулся, чтобы не быть «так себе».

— Разрешите мне, товарищи, — заговорил Сидор

Артемович, открывая совещание, — прежде всего пе­редать горячий отцовский привет от нашего великого Сталина. Я был у него в Кремле, и он просил меня передать этот его привет вам, руководителям парти­занского движения в глубоком тылу противника.

Сильное волнение охватило нас. Мы знали, что Сталин помнит и заботится о нас, но тут он как бы обращался к каждому из нас непосредственно. И мне казалось, что все в эту минуту испытывали то же, что испытывал и я: радость от сознания того, что Сталин не только заботится о нас, но и верит нам, как бы передает нам частицу своей силы и своего труда. И я еще раз мысленно поклялся отдать всего себя, до последнего дыхания, делу защиты социали­стического отечества. А Сидор Артемович продолжал свою речь. Он рассказал нам о своей встрече со Сталиным и Ворошиловым в Москве, и мы, мыслен­но переносясь в Кремль, жадно ловили драгоценные слова вождя о задачах партизанского движения в ты­лу врага. Затем Ковпак перешел к повседневным на­шим вопросам. Он предложил всем местным отрядам объединиться для постройки и охраны аэродрома, который будет принимать грузы из Москвы. Эти гру­зы должны были обеспечивать впоследствии его зна­менитый рейд в Прикарпатскую Украину.

Поначалу некоторые товарищи испугались, как бы не случилось при этом ущемления их партизанского «суверенитета».

— Это как же выходит, товарищ Герой Советского Союза? — заволновался представитель одного из мест­ных партизанских отрядов. — Выходит, мы должны вам подчиняться, а мы никому, кроме Центрального штаба, не подчиняемся. Мы не можем...

— Не можете? — Ковпак с неожиданной быстро­той повернулся к говорившему всем своим крепко сколоченным туловищем. — А в лесу отсиживаться вы можете? Это не у вас ли такая поговорка ходит: наша, мол, задача — свою жизнь спасти, а осталь­ное — дело Красной Армии. Так вот, дорогие товари­щи, таким способом вы свою драгоценную жизнь не спасете. Нет. Товарищ, ваш командир, хорошее дело делает, выводя население в лес, от угона в Германию людей спасает...

Я с удовольствием отметил в уме, что Ковпак уже знает наши «домашние дела», как свои. Откуда? Я ждал, что он скажет дальше и что еще ему из ­ вестно.

— Так вот, это еще не все. Нельзя только отсижи ­ ваться в лесу. Ведь у противника и танки есть, и ар ­ тиллерия, и самолеты, да и людей он всегда найдет достаточно, чтобы преодолеть любую вашу оборону. Не я первый вам это говорю, вам тут свои товарищи об этом, слышаля, письма пишут... — и он покосил на меня горячим глазом.

Откуда он узнал о письме к товарищу, где мы сгоряча, после неудавшейся по вине его людей опера ­ ций, упрекали его в «оборончестве»?

— Видно, надо, чтобы дядя пришел со стороны и вш об этом сказал, своим-то не верите? Так вот, нельзя ограничиться действиями местного характера, нельзясидеть неподвижно в лесах, надо, товарищи, выходить к основным коммуникациям врага. Конеч­но, немаловажное дело представлять советскую власть здесь, в глубоком тылу врага,но главное-то заклю­чается не в этом, главное — всеми мерами, во что бы то ни стало тормозить продвижение фашистских пол­чищк фронту. Ведь там, на фронте, Красная Армия под руководством нашего вождя решает вопрос о победе. Действовать надо активно, сообща, организо­ванно.Гитлеровцы еще сильны, и мы должны бить их сплоченностью и дисциплиной. Местничество — это надо долой!

Мы обстоятельно обсудили задачу и договорились о:том, кто и сколько людей может выделить на рас­чисткуаэродрома, на валку леса для сигнальных костров, распределили районы охраны, разработали системусвязи и координации действий.И вопрос отом, кому «вместно» и кому «не вместно» под кем стоять, отпал совершенно. Я вспомнил свои поспешные впечатленияо Ковпаке-патриархе,и мне стало смешно, стыдно. Передо мной был настоящий партийный и боевой руководитель с зорким глазом и твердой рукой.

А Сидор Артемович все говорил и говорил о наших больных вопросах.

— У вас тут некоторые товарищи, слышь, все больше за счет местного населения продовольствуют­ся? Правда это?

— А как же? — удивился командир одного ма­ленького отряда. — Есть-то нам нужно.

— Ну, а население как, согласно? — и озорная искорка блеснула в глазах Ковпака и пропала.

— Чего — согласно? — недоумевал командир. — Согласно не согласно, а приходится брать. Где ж его еще возьмешь, продовольствие-то?

— Где? Вооруженные люди должны у врага от­воевывать, — сказал Сидор Артемович уже сердито.— Понимаете? У противника. И берут, и не только сами кормятся, а еще и местному населению, ограбленному гитлеровцами, помогают. Вот так-то. Мы своим людям категорически запретили брать фураж и продоволь­ствие у колхозников — и ничего, живы: сами едят и другим дают.

Совещание длилось долго, и мы услышали от Ков­пака немало хлестких замечаний, немало полезного и поучительного. Вышли потом на морозец красные, разгоряченные, как из бани. Хотелось о многом поду­мать и многое переделать заново. Усталость томила тело, а мысль работала ясно и четко. Гитлеровцы как бы смирились с наличием партизанских зон, и в нашем районе на глазах возрождались советские порядки. При­ток партизан в наши отряды значительно усилился.

— Утомительно получилось, — сказал Сидор Арте­мович, разминая на крыльце затекшие от долгого си­дения ноги. — А ехать еще вон куда!

— А вы у меня на базе ночуйте. Сидор Артемо­вич, здесь недалеко, — предложил я, — Вместе с Ива­ном Константиновичем Сыромолотным.

Ковпак посмотрел на меня внимательно, перебро­сился парой слов с Сыромолотным.

— Ладно, Батя, вези. Первый раз за время своей партизанской жизни на чужой базе ночевать буду, вдали от своего боевого ядра. Да уж ладно, так и быть

Поздно ночыо в теплой, удобно оборудованной, хорошо замаскированной с земли и с воздуха нашей штабной землянке мы говорили с Сидором Артемови­чем по многим насущным нашим вопросам, а потом селииграть в «дураки». Сидор Артемович — игрок азартный. Он крепко хлопал картами об стол, выиг­рывая, весело смеялся и потирал руки, а если видел, это я зазевался, совал валета вместо дамы или сбрасывал лишнюю карту в сторону. При этом глаза его плутовато блестели. И тут же как бы вскользь, он за­давал «ехидные» вопросы.

— У тебя люди как: если гитлеровцев где накроют, трофеями пользуются? — как бы невзначай отра­щивал он, с невинным видом кроя туза простой семеркой.

Что вы, Сидор Артемович! — возражал я, сни­мая семерку и водворяя туза на место. — У меня это Категорически воспрещено.

Опять я, значит, ошибся? — Ковпак, вздыхая, тащил к себе «воз». —А ты это напрасно. Он, парнишка-то, может, отчаянную храбрость проявил, ну и пусть ему пистолетик или часы на память останутся.

Мародерства только не допускай, спекуляции всякой, а так — напрасно.

Рано утром, после хорошего завтрака, я усадил Сидора Артемовича и представителя ЦК КП(б)Ув ' санки и повез такими трущобами среди лесных зава­лов, что они уже не на шутку начали сомневаться в том, что я сумею вывезти их к условленному месту встречи с эскортом у «горелой сосны».

Завезешь ты меня. Батя, к чорту в зубы,— го­вори л Сидор Артемович, — и пошто я только с тобой связался1

— Ничего, ничего! Ничего не случится, — говорил я — Вот как раз во-время и прибудем.

Точно к назначенному времени мы подкатили к «горелой сосне». Тут были выставлены наши посты, а высланная помощниками Ковпака боевая рота в ожи­дании своего командира заняла оборону по всем пра ­ вилам военной тактики. Вместе с Ковпаком мы побы ­ вали на озере, где уже полным ходом шла работа по очистке льда для приема самолетов. Размах работы был большой, но никаких средств современной техни­ки не было, и, глядя, как бойцы и колхозники в гру­бых рукавицах, армяках и кацавейках сгребали снег вручную и как, надрываясь, тащили пузатые, взъеро­шенные лошаденки короба снега прочь со льда, я по­думал, что так-то вот, наверное, проводились работы при Иване Грозном и Петре Великом и так же вы­стаивал тогда народ от набегов неприятелей, пото­му что не боялся никаких трудностей: все мог осилить и все поднять. Но этот советский народ был во много крат сильнее: он был вооружен непобедимым оружием — силой коммунистического сознания, силой хозяйской гордости своей землей, силой любви и до­верия к своим народным вождям.

Я поселился в Ляховичах вблизи аэродрома. Сюда должен был прилететь самолет, предназначенный центром для моего вылета в Москву с докладом о дей­ствиях за весь прошедший период.

Сюда мы вывезли раненых, которые прибыли к нам из Брестской области и ждали отправки в Москву. Это была группа бойцов десантного отряда капитана Топкина. Сам Топкин, еще совсем молодой человек, поте­рявший зрение при взрыве, был тут же.

Еще в конце ноября в Малевичи въехал обоз, на первой подводе которого лежал весь обвязанный бин­тами человек. Я не мог пожать ему руку — руки бы­ли забинтованы, я не мог взглянуть ему в лицо — лицо скрывала повязка, и я спросил только:

— Ну, как добрались, капитан?

И он ответил слабым голосом:

— Да что, заплутали, как Ваня и Маша, в лесу, думали, и не доползем до вас, а вот все-таки до­ползли.

Страдал Топкин ужасно, но за два месяца, что раненые гостили у нас в ожидании самолетов, никто не слышал от него ни одного слова жалобы.

— Не беспокойтесь, мне хорошо, — говорил он бо­родатым нашим сиделкам.

Капитан Топкин часто шутил и веселил раздра­женных долгим ожиданием людей. Мы слышали его слабый голос, покрываемый смехом бойцов.

Время шло, а ожидаемых самолетов не было. Тол­щина льда на озере достигала сорока сантиметров. Сидор Артемович запросил самолеты. Но из Москвы через два дня ответили, что для посадки самолетов нужен лед не тоньше семидесяти сантиметров. Нача­лась радиопереписка.

Мы все были уверены, что прочность льда доста­точна. Но доказать штабистам не могли. Тогда Сидор Артемович стал радировать в Москву, что «в Пинской области установились трескучие морозы и толщина льда каждые сутки увеличивается на пятнадцать сан­тиметров». А спустя трое суток он радировал, что толщина льда на озере уж достигает девяноста сан­тиметров».

Поверили в Москве или не поверили, но два само ­ лета выслали. Машины приземлились на сорокасантиметровом льду, разгрузились, приняли раненых и взлетели.

* * *

22 января прискакал связной с центральной базы с извещением о том, что в штабе на мое имя получе­на важная радиограмма. Я немедленно выехал в Штаб. Здесь мне торжественно преподнесли уже рас­шифрованную радиограмму о том, что мне присвоено звание Героя Советского Союза, а пятьдесят парти­ з ан нашего отряда награждены орденами. Мои по­мощники капитан Черный и Брынский были награж­дены орденами Ленина.

Дата добавления: 2015-10-13