Читайте также: |
|
Ребятам, выступающим за права животных, есть что сказать, но мне жаль, что они делают это подобным образом.
Жертва поджога, совершенного активистами ФОЖ
У меня и пары друзей вошло в привычку слоняться в районе ипподрома в Эйнтри, где проходили скачки, призванные собирать деньги на местную охоту. Поскольку это конное событие предназначалось для того, чтобы привлечь как можно больше средств и новых людей в охотничьи забавы, саботажников там не жаловали, но они непременно заявлялись, чтобы собирать разведданные и провоцировать тех, кто их ненавидел и зачастую прибегал к помощи агрессивной молодежи, лошадиных копыт, хлыстов и полиции, стремясь прервать съемку творящихся дикарств. У нас были странные отношения с этими охотниками. Годы усиленного давления со стороны саботажников урезали их свободу, а бесконечное наступление урбанизации поглотило очень большую часть территорий, некогда бывших охотничьими угодьями, в результате чего они оказались зажаты между пригородами Манчестера с юга, Ливерпуля -- с востока, и Престона -- с севера. У охотников был небольшой простор для маневра. А поскольку вокруг находилось множество университетов, от саботажников не было спасения: они являлись каждый день, приводя к тому, что одна из старейших организованных конных охот была стеснена в свободе и движениях и располагала лишь горстью земли.
Нам было известно, где каждый из них живет, и они это знали. Особенно это проявлялось, когда в ходе акций с кем-то из нас что-то случалось. Ответом на крупную добычу и хороший день можно было считать гарантированный "выезд на дом". Например, у кого-то оказывался поврежден трейлер для лошадей. Или на их субботнее сборище могли явиться сотни активистов, неся с собой хаос и разрушение. Все это привело тех охотников, кто был способен думать, к неодобрению идиотских попыток кого-нибудь избить, и ситуация менялась таким образом, что мы уже могли саботировать их действия поодиночке или открыто следить за тем, что они делают, не боясь получить по шее. Я частенько так поступал и уходил невредимым. Взаимоотношения развились до того, что один-два охотника даже начали общаться вежливо и могли купить мне выпить в пабе под конец дня. Один даже поделился со мной датами охотничьих встреч в обмен на обещание, что я его не выдам! Он был благодарен, учитывая, что мы знали его имя, телефонный номер и адрес. Он был единственным, кто относился к нам с уважением и никогда не поддерживал тех, кто применял насилие.
Другие, разумеется, не были столь обходительны, и мы никогда не могли исключить возможность драки; мы звонили этим людям (или отбросам, к которым их куда чаще причисляют) домой в любое время дня и ночи (чаще -- ночи) и регулярно повреждали их имущество, причем даже то, что было на работе.
Главным у этих охотников был противный тип, который ненавидел всех, кто был на нашей стороне, а меня чуть больше остальных. В результате возникало очень много конфронтаций. Саботировать эту охоту было все приятней, всякий раз видя гнусную гримасу этого создания, которая появлялась при нашем появлении; он притворялся, что ему наплевать, но быстро терял терпение. Ему не нравилось, когда ему кто-то мешал. Он не любил отрываться от преследования активистов.
В тот день в 1990 году я застрял в Эйнтри. В Ливерпуле играла какая-то панк-группа, а я больше слушал ABBA, и это было не мое. Но остальные захотели поехать, и я согласился вернуться в Манчестер своим ходом. Я решил попросить Алекса Шнеддона, охотника, меня подвезти. Он приехал охотиться на своем трейлере для лошадей, так что недостатка в свободном месте не наблюдалось, но я не знал, согласится ли он оказать мне услугу, учитывая, что я всегда старался максимально усложнить ему жизнь и заставить сменить род занятий? Я спросил его. Он сказал, что подвезет меня, но попросил, чтобы я пошлялся где-нибудь за пределами ипподрома, пока он не выедет, так как он не хотел, чтобы их главный увидел, как Шнеддон меня подвозит. Увидеть, как этот, самый ценный подручный, помогает врагу? Да его бы линчевали!
Это было поистине дико. Как бы то ни было, я ждал на обочине, как мы договорились, ощущая себя полным кретином всякий раз, как мимо проезжали нескончаемые любители охоты. Я не слишком ожидал, что Шнеддон действительно остановится и подбросит меня. Я представил, как они проедут мимо, смеясь надо мной, и я пойду искать железнодорожную станцию. Но тут подъехал Шнеддон, выпрыгнул и открыл мне боковую дверь лошадиного трейлера, запуская меня назад.
Я был немного ошарашен, когда понял, что ошибочно полагал, что если и поеду, то в кабине. Еще больше меня ошеломило то, что мне надлежало для начала вскарабкаться по огромной мертвой лошади, которая лежала в трейлере -- одной из жертв их развлечений -- а потом протиснуться между парочкой любителей охоты, дочерью охотника, бешеным охотником Найджелом (которому мы недавно посвятили и регулярно исполняли во всю глотку песню группы XTC "Making Plans For Nigel", чтобы его позлить) и сворой из сорока фоксхаундов.
Я внезапно осознал, что меня окружают враги, и никто из друзей и близких не знает, где я нахожусь! Как только мы тронулись, я уже и сам не знал. Я годами преследовал этот трейлер, не имея ни малейшего представления о том, куда он направляется. Теперь я был внутри. Я прикидывался бесстрашным перед этими людьми на протяжении стольких лет, поэтому просить, чтобы меня высадили, было уже слишком поздно, и я устроился поудобнее. А поездка выдалась лихая, потому что я находился в компании охотников с их соответствующими разговорами, нескольких десятков собак и мертвой лошади. В процессе я выяснил, что они собираются охотиться в следующую субботу (встречу, которая была нанесена на наш календарь, перенесли), а также что один из их старейших благодетелей умер, и его похороны состоятся во вторник; а еще что Найджел проведет вечер в конурах, расчленяя двухлетнюю мертвую лошадь, пристреленную из-за сломанной ноги, и скормит ее своре гончих. Это общение шло вразрез с моими представлениями о хорошей вечеринке, но, как ни странно, мне было легко в этой монструозной компании.
Спустя час меня высадили, как и обещали, недалеко от дома. Я уважительно попрощался с лошадью, карабкаясь через нее, и вежливо расстался с остальными. Я был искренне благодарен Шнеддону. Мы регулярно встречались на протяжении следующих двух лет, спорили, сражались и обменивались чем-то вроде любезностей. Ни один из нас не вспоминал о том вечере, но это был необычный опыт. Алекс Шнеддон умер от рака желудка в 2005 году...
Ипподром Эйнтри был выбран мишенью неспроста. Всякий раз, обсуждая протесты против скачек среди активистов, мы искали способы выступить более эффективно, чем просто расколотить окна пары букмекерских контор: где лучше всего повлиять на спорт, ежегодно уносящий жизни 250 лошадей, как не на ипподроме, который принимает не только охотников, но и бродячие цирки с животными? Мы точно не знали, что будем делать, но регион был заполонен нетерпеливыми зоозащитниками, а этот факт открывал определенные возможности.
Ипподром подвергался атаке зажигательными бомбами со стороны ФОЖ Мерсисайда на протяжении всех 1980-х. Однажды викторианской постройке был нанесен ущерб в размере ё100.000. В результате этих нападений и в преддверии ежегодных зрелищ, связанных с Большими национальными скачками, во время бегов безопасность ставилась превыше всего. Район патрулировали охранники с собаками.
Мы понимали, что это будет жесткое противостояние, но оно того стоило. Когда ты саботируешь лисью охоту, ты всегда можешь скрыться. На ипподроме Эйнтри собирались толпы людей и все жаждали зрелищ. Любой, кто отважился бы прервать мероприятие, оказался бы на стадионе в окружении любителей скачек и охоты, и деваться ему было бы некуда. Могла пролиться кровь, но мы решили, что это слишком публичное мероприятие, чтобы кто-то посмел превратить его в побоище. Это же не субботний вечер в темном лесу.
Ранним утром в день Больших национальных скачек в апреле 1991 года мы уже были на ногах, пакуя плакаты и делая последние приготовления для акции в преддверии бегов во второй половине дня. Вскоре мы мчались по трассе М62 в сторону Ливерпуля. Охрана ипподрома ночью -- одно дело, но проникнуть на территорию днем не составляло особой проблемы. Десять из нас пробрались на стадион, не заплатив ни пенни -- местные мальчишки показали простой и бесплатный проход. Все бы ничего, но это была сторона ипподрома, противоположная той, что требовалась нам. Нам нужно было подобраться ближе к стартовой линии. Мы надеялись, что начало отложат, и мы успеем выступить перед 500-миллионной аудиторией (если считать телезрителей). Фотографы из прессы буквально лазили друг у друга по головам в переплетении треног, готовясь запечатлеть очередную груду скрученных, сломанных тел, бьющихся о землю в этом загоне.
Во время этого отвратительного мероприятия годом ранее мой друг Пит и я с недоверием взирали на толпы азартных игроков, рыдавших, когда лошади падали и умирали на их глазах. Некоторые были слишком мачо, чтобы плакать, наблюдая, как величественные создания кубарем валятся на землю и корчатся в агонии. Ни один азартный игрок не был в состоянии понять, что именно благодаря их деньгам этот спорт продолжает существовать. В том году две лошади умерли на месте после падения. Еще пять скончались в различных местах на стадионе в течение трехдневного мероприятия. Двух лошадей, умиравших у нас на глазах, убили ветеринары за торопливо поднятыми ширмами, после чего погрузили в грузовик живодера.
Что запомнилось мне не меньше, так это сотрясающая землю мощь 40 лошадей, грохотавших мимо нас. Нужно было быть очень проворным, чтобы остановить их, и мало кто пожелал бы преградить им путь. Держа это в голове, мы разделились на пары, чтобы всеми правдами-неправдами подобраться так близко к линии старта, как только можно. Баннеры были распакованы, камера включена.
Примерно за 30 секунд до того, как гонка началась, лошади и наездники заняли позиции и нация приготовилась лицезреть большое шоу. И в этот момент в небо взметнулся фейерверк. Фейерверк запустил один из -- он подал сигнал к действию. Кроме того, это был хороший способ отвлечь внимание, и в моем случае это безусловно сработало: как видеооператор, я проследил камерой полет фейерверка и не мог оторваться от него. В какой-то момент я с ужасом увидел, что он летит прямо в полицейский вертолет. Они встретились только у меня в голове -- к счастью, ракета взорвалась до того, как добралась до воздушного судна. Если бы они пересеклись, это бы слишком отвлекло публику больше, чем мы планировали!
Прежде чем кто-то что-то понял, на поле уже высыпали девять человек с плакатами, которые призывали: "Остановите побоище!" и "Запретите скачки!". Как только зрители осознали, что происходит, с трибун понесся недовольный свист. "Уберите их отсюда!", -- орали зрители.
Одного офицера полиции настолько воодушевил рев толпы, что он провел хук с правой в лицо активисту. Один готов, сержант! Осталось восемь. Скачки отложили. Начальству ипподрома требовалось свести ущерб к минимуму. Они должны были убрать с поля препятствия в виде протестующих. Препятствие тем временем всячески желало затянуть вынужденную паузу мероприятия. Пара зрителей и стюардов включились в погоню за зоозащитниками, сфокусировавшись на том, что для них было важнее всего -- на вырывании плакатов! Люди очень часто не хотят встречаться лицом к лицу с правдой о своем соучастии в причиняемой животным жестокости и предпочитают атаковать того, кто констатирует эту правду. Жить впотьмах помогают истории, в которых СМИ описывают ужасающие бесчинства, якобы чинимые активистами. Конечно, всем просто хотелось поглазеть на скачки!
Толпа была в восторге от регбистского толчка, которым повалили на землю еще одного активиста. Наконец, все они приняли горизонтальное положение, но это было еще не все -- требовались дополнительные усилия, чтобы убрать их с поля, на котором они лениво и жизнерадостно разлеглись. К этому моменту на поле высыпали уже десятки людей, пытающихся очистить стадион для нетерпеливых наездников.
Констебль 7233 в своем последующем заявлении сказал: "Затем я схватил женщину и попросил ее очистить поле. Она не ответила. Она обмякла, она упала на землю. Я попытался взять ее и вывести с поля. Но метров через пять она опять расслабилась и упала".
Она сидела, улыбаясь и намереваясь продержаться максимально долго. Констебль 7233 не нашел ничего увлекательного в том, чтобы быть публично унижаемым и не жаждал вновь ронять девушку, поэтому он взял ее за волосы и поволок -- к откровенному удовольствию злобной толпы. Он делал это так, будто волок самку в пещеру. Скачки задержали всего на несколько минут, но урон явно был нанесен. Всех активистов вывели и арестовали, но всех же отпустили без предъявления каких-либо обвинений. Большая часть нашей акции попала в прямую телетрансляцию. Что касается новостных сводок, то редакторы бились в истерике, рассуждая об экстремизме, равносильном государственной измене; лишь некоторые вспоминали гибнущих лошадей.
Прошлогодние скачки прослыли такими кровавыми, что на сей раз планка была снижена. Тем не менее, на мероприятии погибли четыре лошади. Коричневая Трикс и Сиандем скончались в ходе гонки, Кингсмилл сломал тазовую кость и был "устранен" ветеринаром, а Действия Противника умер от сердечного приступа. Бэллихейн пережил разрыв кровеносного сосуда; его не стало вскоре после мероприятия.
В течение нескольких недель ФОЖ ответил на проведение этой бойни. Поздно ночью неподалеку от ипподрома высадился отряд -- двое мужчин и женщина. Они оставили водителю подробные инструкции относительно того, как ему их забрать. Провести здесь акцию было необходимо. Они собирались уничтожить Стенд Королевы-Матери стоимостью ё3 миллиона большим пожаром, но у них не было зажигательных устройств: только две канистры бензина, коктейль Молотова, ледоруб и зажигалка. Ох уж эта зажигалка! Чтобы пролезть к стенду, нужно было разбить окно, поэтому дальнейшее промедление было исключено. Все согласились, что лучше сделать дело как получится и скрыться.
Они пробрались на территорию через дыры, сделанные в ограде, и направились к выбранной мишени. Отягощенные канистрами и постоянно озирающиеся на случай патрулей охраны, они двигались неуклюже. Выбившись из сил и вспотев насквозь, они взяли минуту на то, чтобы прийти в себя и дождаться пока не пройдет следующий патруль охраны, прежде чем осуществить задуманное или сесть в тюрьму на несколько лет.
Это было чистым безумием, но отступать никто не хотел. Легким движением руки стекло было разбито, и первая канистра с бензином оказалась внутри. Следом они облили все вокруг из второй канистры. В ночном воздухе сильно пахло неприятностями. Два наиболее медленных активиста покинули место действия прежде, чем вспыхнул огонь. До появления третьего члена команды должны были пройти секунды, но время шло и шло, а его все не было. Наконец, неудачливый поджигатель прибежал к ним в панике:
-- Чертова зажигалка не работает!
-- ЧТО?
-- Зажигалка, -- он продемонстрировал.
Больше ни у кого зажигалки не нашлось. Вот так ситуация! Следующие 15 минут они провели, отчаянно пытаясь высечь искру, но безрезультатно. И когда все уже казалось безнадежным, появилась искра, которая превратилась в огонек, а он в свою очередь обернулся пламенем. Двое поджигателей быстро огляделись и ретировались, пока третий двигался в направлении стенда. Внезапно весь первый этаж озарился огромной шаровой молнией, на фоне которой, нервно смеясь, убегали три фигуры.
Выбравшись через дыры в ограде, они повернулись, чтобы посмотреть на пылающие итоги своего труда, но увидели мигалки пожарных машин, спешивших к месту событий. Пожарная станция находилась вниз по дороге: они оказались чертовски быстры и сумели погасить пожар, который все равно стоил стадиону десятков тысяч фунтов. С этого момента дела ипподрома в Эйнтри только ухудшались.
Дата добавления: 2015-09-03; просмотров: 81 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Аризонские рейды | | | Возвращение в Эйнтри |