Хантингдонский центр. Как тайное стало явным

Пока мы не найдем в себе силы признать, что жестокость к человеку или животному -- это одно и то же, нам не стоит ожидать, что мир намного изменится к лучшему... Мы не вправе ожидать мира в сердцах людей, преисполненных наслаждения от убийства живых существ. Даже только лишь прославляя и допуская существование этого маразматического удовольствия, мы двигаем развитие человечества вспять.

Рэйчел Карсон

В начале 1989 года Сара Кайт устроилась на работу в Хантингдонский исследовательский центр неподалеку от Кембриджа. В ее обязанности входило присматривать за множеством животных, которые жили в центре. Она работала под прикрытием, поставляя BUAV сведения о каждодневных страданиях в лаборатории, разрешенных Законом о научных процедурах от 1986 года. Целью Кайт было доказать, что если уж даже крупнейшая в Европе вивисекционная лаборатория, позиционирующая себя как "Центр Совершенства", с такой готовностью игнорирует строгие правила, значит, мошенничают все участники этого богатого рынка. Было ли кому-то дело до подобного? Как выяснилось, было.

Проработав восемь месяцев в подразделениях с мышами, крысами и биглями, Кайт убедилась в том, что ее подозрения не беспочвенны, и уволилась. Как нового человека в сфере вивисекции, ее начальники посчитали ее недостаточно подготовленной, чтобы справляться с происходящим в отделении приматов, поэтому в доступе туда ей было отказано. В этом крупнейшем в мире токсикологическом комплексе могут содержаться любые обезьяны общим числом до 700: яванские макаки, макаки-резусы, а также бабуины. По данным МВД, в центре ежегодно проводятся опыты на около 12.8000 животных. Проводят эти эксперименты 900 человек. Вся информация о жизни и смерти приматов в центре была засекречена до того дня, когда другой активист, работавший под прикрытием, не поведал о них миру несколько лет спустя. Но в 1990 году простые смертные узнали о безрезультативности закона из статьи на передовице национальной газеты. Прочие отрывки из леденящего кровь дневника Сары Кайт были опубликованы в ее книге "Тайные страдания", изданной на деньги BUAV.

Параграф 3.2 основного Кодекса отраслевой практики для тех, кто участвует в опытах на животных, гласит: "Цель заключается в том, чтобы поддерживать хорошее здоровье и физическую форму; а также поведение, нормальное для этого вида". Мыши в Хантингдонском центре обычно выглядели тоскующими и подавленными. Они бешено носились по клеткам. Один зоотехник из лаборатории признал, что они нередко проводят последние дни жизни, жуя самих себя.

Параграф 3.28: "Материал для подстилки должен быть предоставлен, если только это не идет вразрез с целями исследованиями. Подстилка должна быть удобной для этого конкретного вида". Крысы в Блоке GO8 спали на металлическом решетчатом полу. Им не дали никакого материала для подстилки. Бигли жили на голом бетонном полу, посыпанном опилками для того, чтобы в них впитывалась моча. Когда опилки становились влажными, сверху подсыпали еще.

Параграф 3.38: "У всех животных должна быть возможность выполнять физические упражнения. Маленьким животным должны быть предоставленные клетки, адекватные их размерам, а также иногда объекты для игры". В Хантингдонском центре крыс с лишним весом часто запихивали по пять в одну клетку. Они не могли даже пошевелиться, не то что выполнять упражнения. В некоторых клетках им настолько не хватало пространства, что они лежали одна на другой! Ни крыс, ни мышей никогда не доставали из клеток, чтобы дать возможность размяться. Их только взвешивали и использовали в опытах. Биглей выводили на прогулку на 20 минут по рабочим дням, а на выходных и в праздники они безвылазно сидели взаперти.

Отчет Сары Кайт переполнен примерами индифферентного отношения к животным. Их воспринимали не как живых существ, а только как объекты собственности. Ей говорили не обращать внимания на муки животных, называть их кровотечения "красными пятнами", а смерти -- "жертвоприношениями". Кодекс отраслевой этики, равно как и язык, старательно прячет правду о жестокости. Крысы считались отвратительными и глупыми существами, на них кричали за то, что они извивались, когда их насильно кормили или кололи химикатами, а потом грубо бросали обратно в клетки, высмеивали и даже передразнивали, когда тех сотрясали судороги. Клетки больных животных грубо брали и с шумом пинали куда придется. Все эти акты бессердечия Министерство внутренних дел тщательно игнорировало.

У Кайт не было пленки в доказательство добытых сведений, но вскоре были обнародованы видеокадры, сделанные другими активистами. Как бы то ни было, дневник Кайт вызвал бурю национального значения. Центр получил поддержку лишь на местном уровне, потому что он предоставлял рабочие места аборигенам с небольшим количеством других возможностей. Многие отказывались публично говорить о том, что делают и знают. При этом все завсегдатаи Хантингдона осведомлены о скрытой солидарности сотрудников центра. Конечно, далеко не всех можно было назвать сторонниками вивисекции, и многие не стеснялись об этом говорить, но опрос общественного мнения среди местного населения все равно показал бы более положительные для центра результаты, чем в любим другом среднестатистическом городе.

Через несколько дней после публикации правды о лаборатории толпы протестующих вышли на улицы и выступили все вместе против новой для мира Проблемы Хантингдонского Центра. Это было лишь началом. Угнетатели животных попробовали будущее на вкус и испытали нехорошее ощущение. Они почувствовали, что миру, раскрывающемуся за отвесными стенами их фабрик смерти, очень не хочется, чтобы подобные места продолжали существовать.

Операция "Ответный укус"

Знаете, мы добываем их мех, но нам они тоже нравятся, и это разбивает сердце.

Американский разводчик норок после рейда ФОЖ

В Соединенном Королевстве медовый месяц для бойцов ФОЖ закончился, зато по другую сторону Атлантики активисты были окрылены достижениями британских коллег. И никакие тюремные сроки, полученные многими налетчиками, не могли этому помешать. В Великобритании росли антимеховые настроения, и они начинали преобладать за ее пределами. В США, где торговля, разумеется, была куда более масштабной и мощной, постоянно росло число рейдов на фермах, но активисты планировали нанести сравнительно безмятежной индустрии более серьезный урон. Так родилась идея операции "Ответный укус".

Первый залп свежей кампании был дан в конце 1990 года, когда офисы Министерства сельского хозяйства США, причастные к исследованиям, проводившимся на хищниках в Государственном университете Юты, были подожжены. Ущерб составил $200.000. Активисты спасли и впоследствии выпустили на волю дюжину койотов.

Вслед за этим рейдом последовала вереница крайне разрушительных атак. В начале 1991 году подвергся нападению исследовательский институт Мичиганского государственного университета, проводивший эксперименты на норках. Поджог принес убытки в размере $125.000 и утрату документов, накопленных за тридцать лет. В результате другой акции огонь уничтожил склады компании North West Fur Foods -- поставщика меховых ферм в Вашингтоне. Ущерб исчислялся $400.000. С меховой фермы при кампусе Государственного университета Орегона активистам удалось спасти нескольких норок. При этом были уничтожены документы и нанесен ущерб в размере $62.000. На исследовательской базе Вашингтонского государственного университета неизвестные устроили погром, облив офисы и две лаборатории кислотой. Предварительно они освободили шесть норок и десять мышей. Урон от акции составил $100.000. Подобные рейды проводились бесконечно.

До следующей атаки оставалось не больше двух месяцев. Пламя охватило офис известного вивисектора из Государственного университета Мичигана, выполнявшего несколько государственных контрактов. Ущерб оценили в $125.000. Кроме того, активисты уничтожили документы за 32 года опытов. ФБР заявило, что берет это дело под свой личный контроль.

Всего за два года кампании "Ответный укус" по меньшей мере два десятка меховых ферм в Северной Америке пострадали от нападений. С предприятий удалось спасти и выпустить на волю 38.000 норок, 410 лис и десятки койотов.

В частности в лаборатории Государственного университета Вашингтона в Пуллмане активисты обнаружили в заточении двенадцать койотов, которые выжили после правительственных программ, в рамках которых их обстреливали и травили газом с воздуха. Обнаружить их удалось благодаря неестественно громкому, болезненному вою. Их использовали в изучении саркоцистоза. Это заболевание, хоть и не смертельное для койотов и овец, но на воле первые могут заражать им последних, тем самым нанося экономический вред людям, которые разводят овец на шерсть и мясо.

Встревоженные ночным вторжением людей в масках, которые обрезали ограду и снимали замки, койоты лихорадочно заметались по конурам. Они чувствовали, что скоро выйдут на свободу. Одна за другой двери клеток распахивались, и гордые животные без колебаний устремлялись на волю и неслись прочь, вдалеке переговариваясь со своими сородичами, вторившими из темноты. Очевидно, они звали друг друга и праздновали освобождение. Природа моментально воскресла, как только в нее вернулась жизнь.

Начиная со второго освобожденного животного бояться им было нечего -- первый же койот проверил обстановку. Вместо того чтобы удрать, он двинулся по зданию прямиком на активиста в маске, который открывал двери клеток. На человека шла большая, дикая собака, но он не испытывал страха. Убедившись в том, что незваный гость не представляет опасности, койот ретировался, и это послужило добрым знаком для остальных. В конце оставалась только пара койотов, проведших в этих конурах всю жизнь. Они жили в соседних клетках и не желали уходить друг без друга. Как только они смогли коснуться друг друга носами, будучи свободными, они дуэтом рванули в ночь. Это был волшебный момент для опасного "террориста", разглядывавшего небо, в котором пылали полчища звезд, встречавших вернувшихся домой койотов. Наказание, предусмотренное за освобождение животных, предусматривалось в виде тюремного срока до 10 лет и $100.000-ного штрафа.

После скромного начала в виде освобождения 25 лис с одной фермы подобная практика переросла в повальное увлечение. СМИ отзывались об этих акциях холодно, обращая внимания на "буйства тысяч мародерствующих хищников". Реальность, скрывающаяся за истериками, такова, что далеко не все выпущенные животные остаются на воле и в живых, за что нужно сказать спасибо нашей культуре, поощряющей идею "загнать, застрелить, изловить, прикончить". Эта жажда крови велика и распространяется человеком на всю живую природу, в связи с чем подобные массовые освобождения служат скорее противодействием неестественному уничтожению мира фауны, которое несут с собой человеческие хищники.

Конечно, я -- экстремист (экс-тре-мист -- тот, кто не приемлет никаких оправданий угнетателей животных), но я понимаю, что не все видят ситуацию так, как вижу ее я. Меховщики или "фермеры", как они сами себя называют -- это часть мира, в котором мы живем. По их собственным утверждениям, они переживают за благополучие пропавших животных, которых в случае их дальнейшего пребывания в конурах они бы в конечном счете непременно загнали в газовую камеру или убили электроком через анальное отверстие. Они заявляют, что волнуются о том, смогут ли бедные создания выжить без регулярных кормлений и искусственной социальной структуры. Что их действительно волнует, так это цена рейдов и внимание общества, которое они ненароком привлекают к фермам, ставящее бизнесменов в невыгодное положение, когда они вынуждены защищаться от обвинений в жестокости. Многие предприниматели никогда не признают свою деятельность жестокой.

Зоозащитники произвели такой фурор, что сообщения об акциях прямого действия начали попадать в международные новости. ФБР взялось за несколько дел и пыталось сопоставить рейды и причастность к ним подозрительных активистов; большинство из них были студентами колледжей или даже подростками, которые неожиданно стали угрозой национальной безопасности! Вообще, если верить пропаганде, то охота за освободителями диких животных -- это не профильная работа ФБР, но ведь Бюро призвано защищать статус-кво. А атаки все больше угрожали его нарушить: позволив им продолжаться и учащаться, можно было довести меховую промышленность до полного увядания. Участие спецслужб в расследованиях подтвердило тезис, который золотой нитью проходит через всю ткань повествования в этой книге: забота о благосостоянии угнетателей животных для властей куда приоритетней, чем защита жизней.

Фермеры делали все возможное, чтобы защититься, но для тех из них, кто содержал по 450 норок, сто с лишним лис и сто с чем-то шиншилл, расходы были очень велики. Больше оград, больше охранников, больше камер наблюдения, больше прожекторов -- меньше прибыли. Либо потрать то, что имеешь, либо рискуешь потерять суммы куда крупнее. Но далеко не все воспринимали усиление мер безопасности как эффективную защиту в долгосрочной перспективе, и некоторые игроки индустрии закрывались. Аресты были редким явлением, а, кроме того, оставалось непонятным, кто отвечает за эти рейды, почему их нельзя остановить, чей сарай вспыхнет следующим и не вернутся ли активисты туда, где, по их мнению, они что-то не доделали.

Меховщики объявили награду в $50.000 за информацию о тех, кто нападает на фермы. Это позволило бизнесменам ощутить, что они делают нечто продуктивное, но вскоре они поняли, что ничего не изменилось (разве что животные продолжали пропадать) и подняли сумму вознаграждения до $100.000: более чем в пять раз больше цены за сведения о насильниках и педофилах!

Но было уже слишком поздно и сложно остановить распространение нового мышления и спасти репутацию устаревшей индустрии. Антимеховая кампания в США в середине 1990-х набрала такую силу, что в один из дней скоординированных акций протеста были арестованы 99 активистов в 16 точках по всей стране. Активисты пристегивались к производственному и офисному оборудованию меховых магазинов, оккупировали их крыши и приковывали себя к объектам на улицах, чтобы блокировать подъездные пути. Взбешенные ненасильственными протестами, полиция и охрана применяли физическое насилие, все больше склоняя недовольных к идее проведения разрушительных рейдов и поддержке тех, кто их проводит. В Филадельфии трое активистов приковали себя за шеи друг к другу и легли, загородив вход в меховой магазин; приехавшая полиция швырнули всех троих на заднее сиденье машины, как мешок угля. В результате их пришлось везти в больницу. У одного было сломано запястье, и вообще ребятам повезло, что они не получили куда более серьезные травмы.

Тем временем другие активисты изрезали 100 шуб на передвижной меховой ярмарке, а Пантеры-художники (Paint Panthers) сделали то, что они обычно делают, с помощью красной краски, разделавшись с 75 лисьими, рысьими, бобровыми, кроличьими, норковыми и соболиными шубами прямо на нью-йоркских улицах. И в разгар всего этого одна видная фигура в меховой промышленности заявила, что "ситуация налаживается"!

Осужденные на сроки от одного до семи месяцев на пике антимеховой кампании, пятеро активистов сделали доброе дело, объявив голодовку в тюрьме. Они требовали от правительства запретить капканы и пойти по пути Евросоюза в отказе от импорта меха. Тони Уонг, Стейси Ширгольц, Джефф Уоткинс, Николь Роджерс и Фриман Уикланд поклялись обходиться без пищи до тех пор, пока их требования не будут выполнены. Шестнадцатилетний Тони Уонг продержался 30 дней. К этому моменту общественность уже была не на шутку заинтересована протестами и проблематикой. Умопомрачительно, но агенты правительства взяли ситуацию под контроль и на протяжении следующего 31 дня трижды в сутки насильно кормили активиста через нос смесью, содержавшей молочные продукты, чем приносили еще больший вред его здоровью. Это было насилие над беззащитным юношей, но его подобное отношение только закалило, одновременно став стимулом сражаться для других активистов. Уонг сопротивлялся 61 день и незамедлительно после освобождения вернулся протестовать к тому самому меховому магазину, возле которого был арестован.

В Мичигане полиция задержала пятеро активистов, ранним утром проникших на ферму Эбертс в юго-западной части провинции Онтарио и устроивших беспорядок. Двое обвиняемых признали свою вину сразу, и таким образом Чатемская пятерка превратилась в Чатемскую тройку. Одной из выбывших была 25-летняя Робин Уайнер, сознавшаяся в проникновении и хранении украденной собственности, а именно племенных карточек. Ее приговорили к 400 часам общественных работ, которые ей надлежало выполнять по выходным, а также к выплате $10-тысячного штрафа фермеру и принесению ему извинений. Ее дело было закрыто, потому что она согласилась свидетельствовать против остальных налетчиков, которым, по заверениям судьи, не могло быть никакой пощады, поскольку они не выражали раскаяния. Пэт Добсон и Хильма Руби получили по 90 дней тюрьмы и обязаны были выплатить по $24.000. Гэри Юровски, школьный учитель из Детройта, был осужден на шесть месяцев, 40 дней из которых он провел, голодая в знак протеста против меховой промышленности.

В суде по административным делам владелец фермы потребовал взыскать с активистов в $3,5 миллиона: $2 миллиона -- за общий ущерб, $1 миллион -- за конкретный ущерб, $0,5 миллиона -- в качестве штрафа плюс расходы на адвоката. Он заявлял, что из-за взломщиков утеряна информация, посвященная 25 годам разведения животных, кроме того, 1542 норки были выпущены на волю -- 42 самца и 1500 самок, 95% которых были беременны. На основании этих данных владелец подсчитал, что потерял доход от 7,125 шкур по $70 за самца и по $50 -- за самку. Вдобавок налетчики проделали дыру в ограде и нанесли ущерб 100 конурам, 400 батареям гнезд для отходов и двум воротам.

Представитель ФОЖ Род Коронадо, американский индеец и ключевой человек в операции "Ответный укус" и кампаний организации Earth First!, тоже оказался в опасности и подался в бега, всерьез и не без причины опасаясь за свою жизнь. За ним охотились вооруженные до зубов федералы, не говоря уже о том, что он регулярно получал угрозы от отморозков, нанятых меховщиками. После 14 месяцев, в течении которых Коронадо удавалось скрываться, его все-таки настигли в резервации его племени благодаря данным, предоставленным информатором, который получил $22.000 -- награду от фермеров, охотников и вивисекторов. Коронадо заставили поверить, что раненому ястребу нужна помощь, и когда он прибыл в означенное место, его схватили агенты ФБР. Позднее Коронадо признался, что пособничал в поджоге норковой фермы в Мичигане и сообщил от лица ФОЖ о совершенной атаке. Его приговорили к 4 годам и 9 месяцам, а также к выплате штрафа в размере $2,5 миллионов. Интересно, это по сколько долларов в неделю? В качестве почти милосердного жеста ему дали 30 дней на то, чтобы закончить все дела, прежде чем сесть в тюрьму.

Передав Большому жюри расследование атак ФОЖ в Вашингтоне, Орегоне, Мичигане, Луизиане и Юте, ФБР принялось допекать известных активистов, а также их родственников и даже друзей родственников и других притянутых за уши людей.

Повестки Большого жюри десятками разлетались по стране, ставя людей перед выбором -- говорить или отправляться за решетку. У большинства вызванных спрашивали о том, что они знают и думают; от многих других требовали предоставить узкоспециализированную информацию и неизвестные факты. Кому-то обещали финансовые перспективы за наводку на ФОЖ; другим попросту угрожали тюрьмой за неподчинение или отсутствие правильных ответов, пусть даже нерелевантных, относительно любых событий или людей, которыми заинтересовались федералы. За десять лет радикальной деятельности во имя животных лишь несколько активистов предстали перед судом, и все они обвинялись в незначительных правонарушениях, никого из них не заключили под стражу ни в США, ни в Канаде, но власти и потревоженные бизнесмены изо всех сил стремились изменить такое положение вещей.

В ходе этих расследований Джонатан Пол, Рик Скерс, Ким Тримвью и Дебора Стаут оказались на нарах за принципиальный отказ сплетничать про друзей и коллег для комиссии. Каждый отсидел по несколько месяцев, прежде чем Большое жюри разбежалось либо судья заключил, что деваться некуда, и никакое заточение не поможет получить от людей необходимые ответы. Даррен Терстон был главным фигурантом по делу о рейде в лаборатории Эллерсли Канадского университета Альберты в 1991 году, в результате которого 29 кошек обрели свободу, и был нанесен ущерб в размере $100.000. Терстона также обвиняли в поджоге трех грузовиков, принадлежавших компании Billingsgate Fish Co.

Его задержали благодаря информации, полученной от Джессики Сэндем, еще одной арестованной подозреваемой. Терстон провел в тюрьме 15 месяцев, прежде чем признал себя виновным в 1993 году и условный и реальный сроки. Ему надлежало выплатить $26.725 университету и $47.000 рыбной компании. Стороне обвинения такой приговор не понравился. Прокурор подал апелляцию и спустя восемь месяцев выиграл, что позволило бросить Терстона в тюрьму еще на два года.

Других арестовывали в Канаде, США и Англии. В общей сложности было порядка десятка активистов, скрывавшихся от правосудия. Дэвид Барбараш провел много месяцев в предварительном заключении за акцию в Альберте и был приговорен к 20.000 часов общественных работ после того, как его признали виновным в косвенном соучастии. Разве избавление мира от ужасной жестокости -- это не общественные работы? Они должны бы считаться таковыми.

Американская машина репрессий неуклонно принимала все более зловещие меры, на фоне которых общение с Большим жюри представлялось романтической прогулкой в парке. Лиза Олсен, страдавшая от синдрома хронической усталости, была арестована за то, что разместила 21 изготовленный в домашних условиях фонарь по периметру антимехового баннера, который нависал над железнодорожной эстакадой, чтобы его было лучше видно пассажирам проезжающих поездов. Она хотела сделать пару снимков для дальнейшего пиара, но ничего не получилось -- загорелся лишь один фонарь, да и тот продержался всего пять минут, а потом погас. Олсен отказалась от идеи и пошла домой, оставив фонари висеть. Но это было ее огромной ошибкой! Не имея возможности добраться до бывалых налетчиков на фермы, полиция что есть мочи отыгралась на Олсен.

Обвинитель благополучно доказал, что фонари представляли собой зажигательные устройства, невзирая на то, что военный эксперт по взрывчатке проверил их и заключил, что зажигательными устройствами они не являются. То обстоятельство, что зоозащитница едва ли стала бы поджигать антимеховой баннер, тоже не сыграло никакой роли. Олсен обвинили в хранении зажигательных устройств и незаконном использовании "оружия". Наличие трех чайных ложек бензина позволило упрятать активистку в тюрьму на четыре года!

Психологическую травму этой нежной женщине, которая никогда, даже в самых страшных кошмарах не могла себя представить по ту сторону ограды с колючей проволокой, каратели наносили на протяжении 14 месяцев. Потом обвинения были сняты решением апелляционного суда, и Олсен смогла начать жизнь заново.

Олсен была далеко не первой подобной жертвой системы. Несколькими годами ранее агенты-провокаторы, работавшие на USSC, и ее консультанты по безопасности протянули свои щупальца к активистке Фрэн Тратт и убедили ее разместить бомбу под зданием, принадлежавшим компании. Они стремились дискредитировать и ее саму, и все движение. Заговор был настолько продуманным, что агенты USSC и полицейские даже провели репетицию ареста Тратт. По поводу использования собак для демонстрации техники наложения швов прошло множество протестных акций, и начальство компании желало положить конец негативным отзывам в прессе.

Агенты, которым USSC платила по $500 в неделю, не считая накладных расходов, в течение всех 14 месяцев приготовлений к "операции" не только обеспечили Тратт советами, деньгами и взрывным устройством, они даже доставили ее на место! По дороге она передумала, но один из агентов -- ее "друг" -- уговорил ее довести до конца. Глава компании сказал, что он нанимал агентов для внедрения в зоозащитные группы "на протяжении многих лет". После того, как Фрэн Тратт оставила бомбу рядом с парковочным местом президента USSC, она покинула здание и немедленно была арестована. При ней нашли пульт дистанционного управления.

Тратт обвинили в попытке убийства, изготовлении и хранении бомбы, что изначально грозило ей 10 годами тюрьмы, но ввиду поданной апелляции и того факта, что всплыли факты грязной игры и подстрекательств, активистка отделалась испытательным сроком. Ее адвокат сказал: "Это скандальное дело -- комбинация незаконных действий как до, так и после ареста Фрэн Тратт.

Все это привело к созданию прецедента: это один из самых экстраординарных случаев неправомерных действий в том, что касается фабрикации дела и обвинений, из всех, какие мне когда-либо встречались".

Дата добавления: 2015-09-03