Глава 44. Куин проснулся со стояком.

Куин проснулся со стояком.

Он лежал на спине, а бедра двигались сами по себе, они извивались, потираясь эрекцией о тяжесть покрывал и простыней. На мгновение, все еще в состоянии полусна, перед истинным пробуждением сознания, он представил, что это Блэй был причиной трения, что это ладони мужчины скользят вверх-вниз… перед тем как подключить рот.

Именно тогда он протянул руку, чтобы запустить пальцы в рыжие волосы, и осознал, что был один: его руки нащупали лишь простыни.

Под девизом «Надежда умирает последней», он выбросил руку, похлопав по месту рядом с собой, готовый ощутить теплое, мужское тело.

Опять простыни. Холодные.

– Черт, – выдохнул он.

Он открыл глаза, и реальность больно ударила, опуская его стояк. Несмотря на их секс, две умопомрачительные сессии, сейчас, в эту самую минуту Блэй просыпался с Сэкстоном.

Может даже занимался сексом с парнем.

О, Боже, его сейчас вырвет.

Мысль, что Блэй прикасался к другому, объезжал другого, лизал и ласкал другого… и не просто кого-то, а его гребаного кузена… была почти такой же невыносимой, как и проблемы с Лейлой. И, что самое главное, благодаря произошедшему между ними, влечение к парню не ослабло, а только усилилось.

Чудно. Еще «хорошие» новости.

Без толики энтузиазма Куин вытащил себя из кровати и двинулся в ванную. Он не хотел включать свет, не хотел видеть, что выглядит как собачье дерьмо, но бриться в кромешной тьме – бестолковая идея.

Щелкнув по выключателю, он заморгал, головная боль застучала прямо за глазницами. Ему определенно нужно снова поесть, но, ради всего святого, неуемные желания его тела приводили его в уныние.

Включив воду в раковине, он взял крем для бритья «Эдж» и наполнил руку. Потирая ладони и взбивая пену, он думал о своем кузене. Хоть он и не знал наверняка, ему казалось, что Сэкстон пользуется старомодной бритвой для своего подбородка и щек. Никакого «Жиллетта»[95]. Может, даже бритвой цирюльника с перламутровой рукояткой.

У отца Куина была такая. И его брату сразу после превращения подарили такую же, с инициалами.

Вместе с фамильным перстнем.

Ну, порадуемся за них. К тому же, учитывая, что оба парня мертвы, едва ли они все еще бреются.

Когда его лицо стало белым, как ландшафт за окном, он взял обычную, «для-простых-смертных» бритву «Мак 3» с одноразовой головкой…

Внезапно в голову пришла мысль, что пора бы заменить ее.

Да, на новую, мега-острую, чистую.

Куин закатил глаза от своих мыслей. Ничто не вернет самоуважение, так как это сделает бритва с тремя лезвиями и увлажняющей полоской. Охренеть как логично.

В сторону само-пинки под зад, он начал рыться по ящикам под раковиной, открывая их, осматривая всевозможные ванные принадлежности для красоты, которые никогда не использовал, ни разу даже не взглянул на них.

Выдвигая последний ящик, самый ближний к полу, он замер. Нахмурился. Наклонился.

Там лежала черная бархатная коробочка, в каких обычно хранят украшения. Но у него не было оных, и определенно не из «Рейнхарда»[96], элитного магазина в центре. Никто больше не оставался в этой комнате, и Куин задумался, а не лежит ли она тут с того самого момента, как он заехал, и он просто не замечал ее?

Достав коробку, он скинул крышку и…

– Сукин сын.

Внутри, будто они чего-то стоили, лежали стальные сережки, а также кольцо, которое он всегда носил в нижней губе.

Фритц, должно быть, собрал их, убираясь той ночью, и сложил в коробку. Единственно возможное объяснение… потому что Куин сто процентов не озаботился их судьбой после того, как одно за другим вытащил из себя. Он просто закинул их на задворки шкафчиков.

Куин дотронулся пальцами до стальных звеньев, вспоминая, как купил их и вставил. Его отец был в ужасе, мать тоже… в таком, что покинула Последнюю трапезу и просидела в своей спальне целый день с того момента, как он прошествовал в столовую, увешанный пирсингами.

В салоне ему сказали не вставлять кольца, пока ранки вокруг гвоздей, которыми делали пирсинги, не заживут. Но этот совет для людей. Через пару часов все было уже тип-топ, и он все заменил.

Собственно говоря, произошло это в туалете Блэя.

Куин нахмурился, вспоминая, как вышел в комнату парня. Блэй сидел на кровати, с «Короной»[97] в руке и смотрел ТВ. Его голова повернулась, выражение лица было открытым и расслабленным… пока он не взглянул на Куина.

Его лицо еле заметно напряглось. Такое не заметишь, только если очень, очень хорошо знаешь человека. Но Куин заметил.

В то время он решил, что дело в очевидно-готических атрибутах, которые оказались чересчур для Мистера Консерватора. Но сейчас, думая о том мгновении, Куин кое-что вспомнил. Блэй снова перевел взгляд на плазму… мимоходом взял подушку и положил на свои колени.

Должно быть, он возбудился.

Когда Куин в мыслях проиграл всю сцену, его член снова затвердел.

Но ведь это – пустая трата времени, не так ли?

Смотря на эти богом проклятые сережки, он думал о своем бунтарстве, гневе, долбанутом представлении о том, что ему нужно для счастливой жизни.

Женщина. Если он сможет найти ту, которая примет его.

Какая… же… ложь.

Забавно, трусость встречается в разных обличиях, не правда ли? Не обязательно забиваться в угол, дрожа словно девчонка и распуская слюни. Черт, нет. Можно быть здоровенным ублюдком с жесткими взглядами, предъявлять миру утыканное пирсингами лицо и оскал… и быть при этом первостатейным трусом. В конце концов, Сэкстон мог носить костюмы-тройки, шейные платки и лоферы, но мужчина знал, кто он есть и не боялся взять желаемое.

И, вот так сюрприз, Блэй сейчас просыпался в постели парня.

Куин опустил крышку и вернул пирсинги туда, где нашел их. Потом посмотрел в зеркало.

Что он делает, снова? – подумал он, посмотрев на свое лицо.

А, точно. Бреется.

Вот что.

***

Куин вышел из своей комнаты примерно двадцать минут спустя. Минуя коридор со статуями, он сделал паузу у закрытых дверей в кабинет Рофа, а потом продолжил свой путь.

Пока он шел, было трудно не смотреть на гостевую комнату второго этажа, сложно сохранять невозмутимый вид, видя тот диван.

Он больше никогда не сможет смотреть на этот предмет мебели, как раньше. Черт, может, все диваны мира теперь для него под запретом.

Возле комнаты Лейлы, он прислонился к двери и прислушался. Ничего не услышав, Куин задумался, что таким образом он, собственно, может узнать?

Он тихо постучал, а когда ответа не последовало, иррациональный страх схватил Куина за горло, и он не думая распахнул дверь.

Свет полился в темноту комнаты.

Сначала он подумал, что Лейла умерла, что Хэйверс, сукин сын, солгал, и процесс выкидыша вышел из под контроля и убил ее: она неподвижно лежала на подушках, ее рот был слегка приоткрыт, руки сжались поверх груди, будто тело укладывал сотрудник похоронной службы, проявлявший к мертвым должное уважение.

Но… что-то было иначе, и ему потребовалась минута, чтобы сообразить, в чем дело.

Не чувствовался ошеломляющий запах крови. На самом деле, он ощущал только деликатный запах Лейлы, аромат корицы в воздухе, в какой-то степени освежающий всю комнату.

Все кончилось?

– Лейла? – позвал он, хотя сам говорил, что если она будет спать, то он не станет ее тревожить.

Ее брови дернулись, когда свое имя дошло до ее мозга, даже под вуалью сна, и Куина наконец отпустило.

У него возникло ощущение, что если он позовет ее снова, то Лейла проснется.

Казалось жестоким возвращать ее к сознанию. Что ждет ее после пробуждения? Боль, которую она испытывала? Чувство потери?

Ну уж нет.

Куин тихо вынырнул из комнаты, закрыл дверь и просто стоял там. Он не знал, чем занять себя. Роф велел ему оставаться дома, хотя Джон Мэтью был на поле… он счел это своеобразным «отпуском из жалости» от его работы в должности аструкс нотрама. И он ценил это. Он мало чем мог помочь Лейле… но, по крайней мере, он мог быть по близости, на тот случай, если ей что-нибудь понадобится. Сладкие напитки. Аспирин. Плечо, чтобы выплакаться.

«Ты сделал с ней это».

Судя по бою часов, доносившемуся из той проклятой богом гостевой комнаты, он пропустил Первую Трапезу. Девять вечера. Да, он проспал ее, но так даже лучше. Он бы вконец свихнулся от необходимости просидеть сорок пять минут за столом, с почти дюжиной человек, которые бы старательно пытались не смотреть в его сторону.

Он поднял голову, услышав, как кто-то пересекает фойе.

Без определенной мысли и цели Куин подошел к балкону и посмотрел вниз.

Пэйн, крутая сестра Ви, выходила из столовой.

Он не так хорошо знал эту женщину, но чертовски сильно уважал ее. Иначе никак, учитывая ее манеру ведения боя… жесткая, очень жесткая. Но сейчас шеллан Доктора Манелло выглядела так, будто побывала в барной потасовке: Пэйн шла медленно, ее ноги шаркали по мозаичному полу, спина сутулилась, а хватка на руке ее мужчины казалось, единственным, что держало ее на ногах.

Ее ранили в какой-то рукопашке?

Он не чувствовал крови.

Доктор Манелло сказал ей что-то неслышно, а потом кивнул в сторону бильярдной… будто спрашивал, не хочет ли она войти туда.

Они черепашьим темпом двинулись в сторону комнаты.

Куин сам не любил, когда люди пялились, поэтому он отошел от перил и дождался, пока территория не расчистится. Потом сбежал по парадной лестнице.

Еда. Тренировка. Перепроверка состояния Лейлы.

Вот его распорядок на эту ночь.

Направляясь на кухню, он гадал, где сейчас Блэй. Чем он занимается. Сражался ли он этим вечером или…

Судя по тому, что он не знал местонахождения Сэкстона, он прекратил поток вопросов.

Если бы Куин был вне графика дежурств и мог провести немного личного времени с парнем, он бы знал, чем заняться.

А Сэкстон, его гребаный кузен, дураком не был.

Дата добавления: 2015-09-03