|
Читайте также: |
«Тропки вымыты дождями,
Мхом оброс седой гранит.
Остров Кий среди моря камень
Кого хочешь покорит….»
На Руси Кий-остров стал широко известен лишь в первой половине ХУ11 века, с момента основания Крестного монастыря. История его возникновения неразделима с именем крупнейшего религиозного деятеля 17-го века, реформатора русской православной церкви – патриарха Никона. Начало его активной религиозной деятельности связано с Севером.
Житие Никона. Никон родился в селе Вельдеманово в 120 километрах от Нижнего Новгорода. (в миру Минов Никита 1605 – 17.08.1681). По сведениям Ивана Шушерина Никон родился 26 мая 1605 года, по другим сведениям - 24 мая (6 июня) или 22 мая 1605 года, а раскольники утверждают – 21 мая 1613 года. В святом крещении наречен Никитою. Родители его были простые поселяне. Отца звали Миною, а мать Мариною. Оба они были люди благочестивые. Когда Никита (Ника) стал сознавать окружающее, ему было хорошо и привольно. Мать нежно с ним обращалась, да и отец часто ездил в город и оттуда привозил подарки, а иногда и сапожки и ситцу на праздничную рубашонку. И выйдет Ника из избы на улицу и весело ему там щеголем поиграть с детьми, зимой в снежки да в салазки, а летом – в прятки в ближайшей лесной гуще.
Но слегла зимой мать, и более не вставала, даже Нику не узнавала, а к Рождеству и умерла. Никита лишился матери, когда ему исполнилось четыре года. Лишившись жены, отец Никиты вступил во второй брак. Мачеха оказалась крайне суровою, она возненавидела чужого ребенка. Побои, грубая брань каждый день сыпались на несчастного. Голод и холод были теперь спутниками детства Никиты. Однажды, когда Никита заснул возле печи, злая женщина тихо заложила отверстие топки дровами и подожгла их. К счастью находившаяся неподалеку бабушка сумела спасти внука. Был Никита травлен и мышьяком.
В отроческом возрасте Никита пожелал учиться грамоте, и отец сделал для этого все возможное. Добродетельная крестьянка Ксения из сострадания взяла Никиту жить к себе, обучила грамоте и Святому Писанию, при этом Никита проявил большие способности. Примечательно, что однажды маленькому Никите встретился колдун, который, гадая, в сильном волнении объявил мальчику: «Царь будешь или патриарх!».
В двенадцатилетнем возрасте, после смерти Ксении, Никита тайно ушел из родительского дома в Макариевский Желтоводский Нижегородский монастырь. В то время в монастыре славился своими добродетелями один благочестивый старец, именем Анания. Зная его по слухам, Никита явился к нему с просьбой о принятии его в монастырь, в число клириков. Старец Анания принял горячее участие в бедственном положении Никиты и устроил его в своем монастыре, и Никита так ревностно предался молитвенным подвигам, что не упускал ни одной церковной службы и всегда старался попасть первым к началу богослужения. Прозорливый духовный наставник его – старец Анания, видя благочестие Никиты и любовь его к чтению, также предрек, что быть ему Патриархом.
Пять лет Никита прожил безвыездно в монастыре. Наконец до отца дошла весть, где находится его сын. Чтобы достать его оттуда, отец послал одного из своих друзей. Никита не соглашался было выйти из своего монастыря, но когда посланец сказал ему, что отец и бабка находятся при смерти, то Никита прослезился и счел себя обязанным лично повидаться с ними и проститься. Прибыв в дом родительский, он понял, что его обманули. Пробыв несколько дней в доме отца, Никита хотел было возвратиться в монастырь, но отец удержал его силой, и он покорился его воле. Но когда отец и бабка его умерли, Никита снова устремился своими мыслями к монастырской жизни, но окружавшие его родственники помешали ему исполнить это намерение: они убедили его вступить в брак и продолжать хозяйство своего отца. Вскоре священник и прихожане ближайшего села предложили ему занять при их церкви место чтеца. Никита, пламенея любовью к церковным богослужениям, принял таковое предложение с великою радостью. Через год после того скончался священник, и прихожане решили, чтобы на месте умершего священника поступил чтец Никита Минич. Он не противился желанию прихожан, отправился в Новгород и там был рукоположен в сан священника (которым был с 1625 по 1627годы).
Вступив в должность приходского священника, Никита Минич столько явил в себе пастырских доблестей, что слава о них разошлась повсюду. Дошла она и до первопрестольного града Москвы. И вот оттуда являются купцы и делают Никите предложение переехать в Москву, и он не усомнился воспользоваться таковым предложением и переселился в столицу. (В 1627 году в возрасте 22 лет Никита вместе с женой переехал в Москву и служил в храмах до 1635 года.).
Столичная жизнь не смогла заглушить в душе отца Никиты стремлений к строгим иноческим подвигам. Семейные обстоятельства сложились так, что Никита остался бездетным: трое его детей умирали один за другим в младенческом возрасте. Решив, что Бог не благоволит их супружеству, Никита в 1635 году уговаривает жену на схиму в монастыре - в монахини святого Алексия в Москве (Алексеевский женский монастырь), а сам ушел на Север, появившись в том же году в Соловецкой обители. Поселился в Анзерский скит. Скитом в то время управлял преподобный старец Елеазар, замечательный подвижник своего времени.
Вскоре, после беседы с основателем Троицкого скита на Анзере, Елеазаром Анзерским, Никита становится иноком, учеником Елеазара. Строг был в то время иноческий устав в Анзерском ските. Но Никита в точности исполнял его. Мало того: к обычному правилу скита он прибавлял ещё чтение в каждые сутки всех 20 харизм псалтири, молитв от обуревания злых духов и 1000 поклонов. Преподобный Елеазар, видя подвиги Никиты, постриг его в иноческий чин в 1636 году и нарек Никоном.
В то время двенадцать подвижников жили по всему пространству острова на расстоянии двух верст друг от друга и от церкви, которая находилась в середине острова. Оградой служили море и благочестие. В неделю отшельники не видели друг друга, трудясь и молясь отдельно. Лишь субботним вечером или навечерие праздника они собирались в общий храм и проводили в нём целую ночь в богослужении, молитве, пении и чтении свящённых книг. С наступлением утра слушали они божественную литургию, причащались святых Христовых тайн и, подав друг другу взаимное прощение, расходились в свои кельи до следующей субботы или праздника. В кельях каждый прочитывал в сутки весь круг церковного нощеденственного богослужения и, кроме того, акафисты Божией Матери и Спасителю, каноны Иисусу Христу, Богородице и Ангелу Хранителю, молитвы утренние и вечерние. Борясь с сомнениями и соблазнами, подавляя свою волю во имя познания Бога, инок Никита, впоследствии иеромонах Никон, исполнял все в точности.
Годы жизни на Соловках с Елеазаром многое дали Никону, так как был грамотным человеком: переписывал книги, писал собственные сочинения. Любовь к книгам Никон пронес через всю последующую жизнь. Он не только «исправлял» книги, но и собирал их, жертвовал в больших количествах в монастырские библиотеки. Так он собрал самую богатую в Москве библиотеку – более тысячи томов. Кроме книг святого Писания и творений святых отцов Церкви, в библиотеке Никона были книги Гомера, Софокла, Демосфена, Аристотеля, Геродота, Фукидида и других древних писателей и философов, не говоря уже о современниках Никона, были там и различные научные сочинения.
Слава Елеазара сыграла в карьере Никона большую роль. Она была настолько велика, что когда царь Михаил Федорович печалился о «безроди сыновней», то есть об отсутствии у него наследника, ему в Троице – Сергиевом монастыре посоветовали обратиться к Елеазару на Соловки и просить Его молитв о даровании наследника. Елеазар молился и предсказал царю рождение сына. Сын Михаила - Алексей Романов очень почитал Елеазара, называл его «богодарованным отцом». Елеазар был «своим человеком» в доме Романовых. Естественно, что впоследствии Никон, скрыв от царя факт ссоры с Елеазаром и бегства от него, был обласкан Алексеем Михайловичем как сподвижником святого старца. В случае открытия тайны беглого монаха карьере Никона мог бы наступить конец. Но Елеазар, видимо, простил Никона и промолчал.
Бегству Никона с Соловков предшествовала поездка Елеазара с Никоном в Москву в 1637 году за милостыней на постройку каменного храма. В Москве они побывали у многих именитых и влиятельных людей, в том числе и у царя Михаила Романова. Не исключается, что именно тогда Никон впервые встретился с будущим своим другом – царем, в ту пору ребенком. Денег удалось собрать 500 рублей – сумму вполне достаточную для постройки каменного храма. На Соловки вернулись знакомым путем: через Белозерск, Каргополь и далее по реке Онеге, по Онежской губе Белого моря.
После возвращения на Соловки Елеазар вменил в обязанность Никону совершение литургий и заведование хозяйственной частью скита. И вот однажды, если верить легенде, во время совершения Никоном литургии, преподобному Елеазару привиделись на плечах Никона первосвятительские одежды. Так третий раз было предсказано, что Никон станет патриархом. Но вскоре произошел конфликт. Не имея ни гроша за душой, ведя аскетический образ жизни, Никон упрекал ту часть братии, которая благодаря своему богатству жила в роскоши, хорошо обставив свои кельи и т.п. Видя, что строительство каменного храма затягивается, а собранные в Москве деньги лежат без движения, раздраженный обличитель упрекнул в сребролюбии даже Елеазара, святость которого была вне сомнения. Результатом конфликта явилось видение: один монах уверил всех, что во время богослужения видел на шее Никона чёрную змею – признак Антихриста. Вероятно, появилась угроза свободе Никона и он, уговорив богомольца – помора доставить его к устью Онеги, вынужден был тайно, под покровом августовской ночи, бежать в поморском карбасе на материк. Было это в 1639 году.
Началу морского пути сопутствовала хорошая погода, но после прохождения мыса Вей – Наволок Никон и его спутники попали в жестокую бурю. Внезапно разгулявшиеся волны готовы были потопить лодку. Единственным спасательным средством в то время была молитва. Вот как Никон впоследствии описал это приключение: «В мимошедшем 1639 лете мы, будущее иеромонахом, творихом шествие по морю из скита Анзерского и во время от великаго волнения морского едва непотопихомся, но, уповающее на силу божественнаго и животворящего креста, спасение получихом пред Онежским устьем к пристанищу, к Кию острову, и славу воздахом распенщемуся кресте Господу нашему Иисусу Христу оном избавлении. Будучи же тогда на том острове, на воспоминание того своего спасения водрузихом на том месте святый и животворящий крест…» Благодаря искусству поморов, суденышко было заведено от волн «в рога» - бухту южной части острова между длинным узким южным мысом Рожком и островом Крестовым, находящимся вблизи от другого южного мыса основного острова. Остров этот носит название Кий и находится в 9 верстах от устья реки Онеги. Название острову дали ещё финно-угорские племена, но существует легенда, что название острову дал Никон, воскликнув: «Кий се остров?!». Кий в переводе со старорусского языка можно понять как чей, или как называется этот остров. От тех же древних финоязычных племен Кий означает – каменный остров. В топонимике онежского края слово камень вообще представлено широко: Каменка, Каменная гора и т.д. Об острове позднее Никон писал: «А тот де остров пуст и ничьих никаких угодий на нём нет, и быть тут жилецким людям нельзя, потому что на том месте всё камень голой».
Никон на Кий-острове.
Возблагодарив Бога за спасение своё, Никон по старой поморской традиции в память избавления своего от неминуем гибели соорудил на скалах южной стороны Кий – острова рядом со спасительной бухтой трехметровый восьмиконечный деревянный обетный крест на низком срубе (в этом месте сейчас стоит дом). Дикая пустынная местность острова, подобная любимому, но покинутому Анзеру внушила Никону мысль устроить на этом месте обитель. И перед этим крестом Никон дал обет, если Богу будет угодно, устроить на острове монастырь в честь животворящего креста Господня.
А вот как описывает бегство Никона из Соловков в Онегу писатель М.А.Филиппов в книге «Патриарх Никон».
….Летом ежегодно отправлялись из Соловков монахи и служки - рыболовы на остров у устья Онеги, чтобы наготовить соленой крупной рыбы про запас на целый год.
….Отец Пафнутий злобно на Никона покосился, пошептался со своими монахами и служками, которые должны были ему сопутствовать, и сказал: «Мы берем тебя, но гляди – слушаться и не шуметь. Рыба не любит шума, а потому без ссор».
В котомку же Никон наложил порядочный запас хлеба и соленой рыбы, топор, пилу и посох, а отцу Пафнутию сказал, что это он взял с собою священные книги для чтения, которые подарил ему отец игумен.
С рассветом другого дня большая ладья, приспособленная для морского плавания, подняла на мачте парус, и они тронулись в путь. Ладья была нагружена солью, сетями, провизиею и имела за собою две маленькие лодки для завозки сетей. На лодке были монах Пафнутий, ещё четыре чернеца, двое служек и Никон.
Рулем управляли попеременно. Провизии и питья монахи набрали вдоволь и угощались щедро, один Никон ничего не пил, кроме воды из бочонка. За день рыболовы набрались порядком, и когда к вечеру стали приближаться к одному из островов у устья Онеги, Никон бросил якорь, и убрал паруса.
Обетный крест на острове Крестовый (наше время).
По условию, рыболовы должны были съехать на лодках на берег, но монахи и служки были так пьяны, что остались на ладье. Все были погружены в глубокий сон, лишь один Никон бодрствовал.
Так проспали рыболовы почти до полудня, а когда проснулись, свезли на берег припасы, шатер, котлы и заварили пищу.
День прошел в работе, потом, поспав немного, они с восходом солнца выехали на лодках в море на работу. Никон действовал как искусный рыболов. Улов был велик, запас соли достаточен и работы было много на берегу после улова, соленую же рыбу тотчас клали в бочонки и отвозили на судно.
Так проработали они два дня и на третий Никон, видя, что погрузка на судно идет к концу, смекнул, что монахи захотят сняться в Архангельск и тогда они совершат над ним какое-нибудь злодеяние, а потому он твердо решился их предупредить.
Отвезши с одним из служек последний бочонок на судно, Никон обратился к отцу Пафнутию: «Святой отче, сегодня я наработался и по трудам хотел бы чарку пенного». «Можно, можно, да ведь ты, Никон, никогда не пьешь». «Не пью и не пил, а сегодня, как мы работу кончили, так и я выпью до положения риз, как братия баит…». «Позволь мне взять бочонок с пенным и обойти братию, и себя не обойду». Он взял ковш и бочонок и стал потчевать всех. Каждый получал один ковш, а сам пил по два и совершенно охмелел.
Монахи, видя его совершенно пьяным и лежащим без сознания, перешептывались о том, что нужно – де ждать попутку, а тем временем можно бы ещё выпить и соснуть. Они и служки вновь угостились, затем забрались в шатер и вскоре их носы возвестили, что они спят непробудно.
Как только это долетело до слуха Никона, он тихо приподнялся, без шума добрался до одной лодки, отвязал от колышка и, прицепив последнюю к корме первой, вскочил в первую лодку и веслами стал тихо грести к ладье.
Забрался он на ладью и стал поднимать якорь, бросив в море лодку. Якорь был невелик, но все же требовалось по крайней мере два человека, чтобы поднять его. Но богатырство Никона и желание спастись удвоили его силы, и с трудом, но все же якорь был поднят. Тогда Никон распустил паруса, взялся за руль, и ладья его стройно поплыла к устью Онеги, тем более, что ветер засвежел и сделался попутным. Зорко высматривал Никон приближающиеся к нему берега и по цвету воды искал глубину реки.
К счастью Никона, всю ночь вода в устье не волновалась и поэтому он шел безустанно не только всю ночь, но и следующие дни. На третий день, сидя на руле, так как он три ночи не спал, взял его сон. Сильный толчок и затем удары пробудили его. Проснувшись, он сразу не понял, что с ним такое: бочонки с селедкой лежали на нем, ладья была на боку. Он высвободился из-под бочонков и взглянул за борт. Оказалось, что он врезался судном в берег какого-то острова. Никон собрал свой скарб и провизию, бросился в море и переплыл на остров. Он не знал, где находится, но помолился Богу, чтоб тот не дал ему утонуть. Поевши немного, он стал обходить остров и в одном месте, глядя на противоположный берег пролива, он увидел деревушку и крестьян. Начал Никон делать им знаки, чтобы они перевезли его к себе, но они не хотели, боясь, не морской ли разбойник это. Тогда какая-то женщина отделилась от толпы, побежала в село и привела двух молодцев: это была вдова и два ее сына. Спустя некоторое время, лодка причалила к острову. Здесь они помогли Никону снять лодку с мели, бочонки с рыбой, выброшенные в воду, они тоже подобрали. Потом они пригласили Никона на свой берег. Никон тогда взял топор и пилу, срубил дерево, сделал большой крест и водрузил его на том месте, где его выбросило море.
- Пущай сие место будет свято и именуется крестовым, а коль буду я благословен и взыскан Богом, сооружу здесь святую обитель, - произнес Никон набожно, совершив молитвы…
После сооружения креста на Кий-острове Никон прибыл в село Усть - Янское (ныне город Онега). Ещё с моря открывался вид на величественные храмы, поставленные на горке сразу же за селом, дома которого в два ряда с улицей расположились вдоль берега. В то время в селе Устьянском был расположен ещё древний тройник: Успенская холодная деревянная церковь ХУ века, которая была заменена в 1695 году, и Никольская, тёплая, освященная в 1597 году, позднее заменена новой в 1683 году. Рядом с церквями, устремившись к небу, стояла колокольня. Туда и направился сразу Никон, чтобы воздать Богу должное за благополучное избавление от морской пучины…
Путь Никона в Кожеозерский монастырь проходил сначала вдоль берега вверх по реке Онеге. В первый день пути возле богатого села Подпорожье Никон почувствовал сильный голод и усталость. Чтобы найти подкрепление своим силам, надо было перебраться на противоположный берег, где находилось село, да храм святой Троицы на Жеребрцовой Горе привлекал душу странствующего иеромонаха. Однако никто из жителей Подпорожья не хотел подать ему лодки. Наконец над бедствующим странником сжалилась одна небогатая вдова и велела своему сыну перевезти путника в деревню. В доме этой вдовы Никон нашел пищу и приют, что не смог найти в богатых домах. У гостеприимных хозяев Никон прожил несколько дней и, расспросив дорогу в Кожеозерскую обитель, он направил туда свой путь.
Вдова с детьми со слезами проводила его несколько верст, но Никон, выйдя на большую дорогу, простился с ними и благословил их. Впоследствии, как сообщает первый биограф Никона – дьяк Иван Шушерин, Никон, став патриархом, освободил вдову и её детей навсегда от платежа податей.
На следующий день к вечеру Никон добрался до деревни Малое Карельское, откуда начиналась монастырская дорога в Кожеозерскую обитель. Онежский краевед Г.Б.Дерягин в своей книге «Никон на Севере» (стр 8-9) пишет, «что расстояние в 120 вест Никон преодолел пешком за четыре дня». А писатель М.А.Филиппов в книге «Патриарх Никон» пишет, «что три недели тащился Никон к Кожеозерской святой обители».
Кожеозерский монастырь славился своей строгостью правил и нередко московское правительство отправляло туда в ссылку опальных бояр. Так, Годунов отправил туда князя Ивана Васильевича Сицкого и с того времени знатнейшие княжеские и боярские роды навещали монастырь, делали богатые вклады. Многие, приходя в глубокую старость, удалялись сюда на покой, умирали и оставляли монастырю движимое имущество и вотчины. Многие же просто искали здесь убежище и защиту в смутные времена, и обитель не только процветала, но и прославилась по всей Руси.
Шел туда Никон по двум причинам: это была ближайшая уединенная обитель, притом Кожеозерский монастырь, если примет его, то не выдаст Соловкам.
Притом в этой обители родной брат его тестя, отца Василия, был протопопом.
Отец Василий и брат его Прокопий были киевляне. После учения оба приехали в Москву, младший Василий далее прихода в Вельманове не пошел, а старший попал в Новгород, где занимал небольшой приход. В смутное время, когда шведы овладели городом, жители оказали сильное сопротивление, и неприятель, ворвавшись в город, грабил и перерезал тогда много жителей…
Отец Прокопий спасся чудом: он служил в церкви, и когда шведы ворвались туда, он вышел к ним во всём облачении. Воины остановились, поговорили между собой и разошлись, приставив к церкви стражу, чтобы защитить храм от грабежа. Но когда иерей возвратился домой и увидел всю семью убитою и дом ограбленным, он обезумел и бежал из города.
Очнувшись, он узнал, что его нашли кожеозерские монахи по дороге из Новгорода и, положив его в телегу, привезли к себе. Начиная сознавать себя и окружающее его, отец Прокопий вспомнил новгородские события и не хотел более туда возвратиться. Братия оставила его у себя, и так как он был учёный, то вскоре сделали его своим иереем.
Вскоре Никон добрался до Кожеозерской обители, представ перед игуменом Иона и братией. Никон умолял их принять его в братство, но принять его без вклада не хотели. Никон с собой имел единственное богатство: две книги – полуустав церковный и каноник. Они и явились вкладом.
Пожив в монастыре до весны 1640 года, после схода снега, Никон удалился от монастырской суеты для милого его сердцу отшельничества на пустынный озерный островок возле речки Виленьги, что расположена в семи верстах от монастыря. На том острове отшельник основал келью, установив рядом с ней деревянный крест, возле которого и проводил в молитвах большую часть времени. Так и жил он там около трёх лет, охотился, ловил рыбу, собирал грибы, ягоды, травы, добывал тем самым себе пропитание. Каждый день Никон прочитывал весь псалтырь и отбивал тысячу поклонов, как некогда на Соловках. В монастыре он появлялся лишь по воскресеньям и в праздничные дни для участия в богослужениях. Своим благочестивейшим поведением, воздержанием, смирением Никон сыскал себе авторитет среди братии.
15 июня 1642 году умер игумен Иона Кожеозерского монастыря и братия, сознавая, что Никон превосходит всех их умом и добродетельностью, желала иметь его своим игуменом. В начале Никон отказывался от игуменства, но уговоренный братией, отправился в Новгород, где и принял посвящение в игумены от митрополита Афония. Вернувшись в Кожозеро, Никон в звании настоятеля не стыдился выполнить любую, даже самую чёрную работу по благоустройству монастыря.
Преподобный Никодим в книге «Судьбы Кожеозерской Богоявленской пустыни» 1894 года пишет: «Ещё ныне указывается в обители место его кельи при устье реки Виленьги, впадающей в озеро Кожское, там поставлен крест и существуют ещё остатки пещеры, в которой подвизался Никон»
Когда братия избрала Никона преемником, то он пожертвовал обители: изображения херувимов и серафимов, купняныя ризы, лимонный киндяк и денег 20 рублей. Игумен Никон управлял Кожеозерским монастырем с августа 1643 года, и за его трёхлетнее игуменство монастырь окреп и вырос, число монашествующих достигло ста. На равных с братией Никон участвовал во всех монастырских делах: ремонтировал и строил здания, ловил рыбу, сам разделывал её, вместе со всеми молился и делил трапезу. Слава о нём шла как об умном, строгом к себе и к братии подвижнике. Эта слава достигла Москвы.
При Никоне были построены начатые игуменом Ионою Первые храмы.
Соборная церковь Богоявления Господня, воздвигнутая Никоном, была на каменном фундаменте, с пяти маковицами, крытая чешуею, кресты на ней были обиты железом, около церкви подзоры с летописными словами; окна были большия и малыя, в них окольницы слудяные с белым железом (рукопись Ф.Г.Громова; стр 12).
При нем одних царских грамот было шесть, именно:
на беспошлинную продажу в Каргополь и Вологду двух тысяч пудов соли;
Получено также много богатых пожертвований от разных лиц. Царь Михаил Феодорович пожертвовал следованную псалтирь и 10 рублей денег.
Алексей Михайлович – колокол в 100 пудов и 50 рублей денег. Царевна Татьяна Михайловна – 6 рублей, 60 полотенец своего шитья и для Евангелия бархату и застежки серебряные. Царевна Марфа Алексеевна – ризы и стихарь камки белой и 15 рублей деньгами. Бояре: Никита Романов в 1643 году -120 рублей, князь Семен Прозоровский в 1644 году по князе Иван Шуйском (в других источниках по царе Василий Шуйском) – 25 руб. 50 коп, сосуды служебные серебряные, оловянник, стопу и 15 блюд оловянных. Затем, в правление же Никона в 1642 году был пожертвован Кожеозерскому монастырю княгине старицею Еленою Куракиною серебряный крест с частицами животворящего Креста и риз Господних и мощами святых. Наконец, и
окрестные крестьяне при Никоне немало делали вкладов в монастырь. Об этом свидетельствуют сохранившиеся до нас в копиях вкладные грамоты: одна от 1644 года и две от 1545 года (Рукопись сборника под № 96, 94, 97).
При обильных пожертвованиях со стороны одних лиц, приходилось иеромонаху Никону защищать владения своего монастыря от других. Так, ещё при игумене Серапионе в 1605 году был отписан одною крестьянкою Каргопольского уезда в пользу Кожеозерской обители «двор в Каргополе, на посаде у Троицы» (у церкви во имя святой Троицы) «на край поля», по нынешнему – на сполье, или в конце Троицкой площади «со всеми хоромы с огородом и хмельниеком». Этим двором насильственно завладел ко времени Никона «Каргополец Фокин». Поэтому игумен Никон обратился с челобитною к царю о возвращении насильственно отнятого в монастырь. Царь Михаил Феодорович грамотою своей от 10 марта 1646 года разрешил эту тяжбу в пользу Кожеозерского монастыря.
В отношении к братии Никон был строг и высоко поднял нравственный уровень её жизни, сам подавая пример другим. А прекрасное состояние обители дало возможность игумену проявить широкую благотворительность для окрестных жителей. Об этом можно судить по такому факту: в одну Кяндскую церковь Никоном были пожертвованы: полотняные ризы с бархатным оплечьем лимонного цвета, напрестольное печатное Евангелие с позолоченными серебряными евангелистами, чеканной работы и общая печатная минея.
Благодаря всем вышеуказанным пожертвованиям с одной стороны, а с другой –заботами и трудами Никона (при Никоне – по акту от 17 сентября 1646 года) было отведено в пользу монастыря в Кяндской волости два поля лучшей земли на Богоявленской стороне и одно поле за Воею рекою.
На территории Кожеозерского монастыря находилось много озер и рек, богатых рыбой. В лесу водилось много непуганого зверя и птиц. Несметные богатства ягод, грибов и других даров леса. Монастырю принадлежал соляной путь по реке Онеге до Турчасова, откуда соль в бочках отправлялась вьючным или гужевым путем в город Каргополь. Наивысшего расцвета монастырь достиг при игумене Никоне. За три года своего игуменства Никон удвоил привилегии монастыря. За семужнюю икру, свежемороженую рыбу к столу и дорогую пушнину царь Алексей Михайлович щедрой рукой, не задумываясь, рассчитывался с Никоном целыми деревнями. Никон построил несколько соляных заводов, добился от царя права на беспошлинную продажу соли в Каргополе, и брать оброк с крестьян левобережной Онеги. Никон даже просил царя, чтобы монастырю отдали все семужьи тони от деревни Чижиково до села Порог. Никон шлет подарки думным боярам, а те, замаливая грехи, отправляют дорогие вклады в монастырь на помин души более чем на 200 рублей.
Популярности Никона в царской семье послужил весьма интересный случай. Желая знать наперёд, кто же будет наследником царского престола – мальчик или девочка, обратились к Никону. Настоятель заверил, что будет мальчик. Все это обернулось тем, что он приглашается в Москву, «духовного ради совета», и становится доверенным лицом царя.
В конце 1646 году игумен Никон уехал в Москву и обратно в Кожеозерскую обитель уже не возвратился и вскоре он был назначен Архимандритом Ново-Спасского монастыря в Москве.
Сделавшись патриархом, он прислал в дар 50 рублей и благодарная обитель никогда не забывала великого святителя и когда он стал строить Крестный монастырь, оказывал полное содействие и поддерживала его в материальном отношении.
Кожеозерский монастырь в начале своего существования сыграл положительную роль. Он способствовал освоению природных богатств Онежского края, развитию ремесел, сам вел обширную торговлю. Монастырю принадлежало четыре соляных завода, кожевенная мастерская и мастерская по оформлению уже готовых иконописных досок в киоты под стекло.
В 1646 году Никон отбыл в Москву ходатайствовать о новых льготах монастырю. Юный 17-летний царь Алексей Михайлович повелел представить ему знаменитого Кожеозерского игумена, ученика Елеазара. Суровый игумен покоил царя своим сильным характером, жизненным опытом, начитанностью, умением вести беседу, глубиной ума, точностью суждений. Вероятно, царь усмотрел в Никоне опору для своей борьбы против самовластия бояр, возможно, он имел в отношении Никона далеко идущие замыслы. Как бы там ни было, но царь не отпустил Никона назад на Кожозеро, по воле царя патриарх Иосиф посвятил Никона в сан Архимандрита Московского Новоспасского монастыря, в котором находились могилы семьи Романовых. Каждую пятницу Никон имел счастье служить заутреню в часовне о государе, с которым долго потом разговаривал. Так Никон стал «собинным» - особым другом царя. Алексей Михайлович поручил своему особому другу прием всех прошений на государево имя, что сделало личность Никона популярной в народе.
9 марта 1649 года Никон был торжественно рукоположен в сан митрополита Новгородского и Великолуцкого при служении двух патриархов – иерусалимского Паисия и Всероссийского Иосифа, вместо митрополита Афония, посвящавшего когда-то Никона в игумены Кожеозерской пустыни. В то время русский Север находился под управлением Новгородской епархии, таким образом Новгородский митрополит имел большую церковную власть.
Едва став митрополитом, Никон занялся нововведениями: создал богадельни, улучшил режим в тюрьмах, открыл библиотеки, поддержал зарождающееся просвещение, во время голода бесплатно раздавал народу пищу и деньги, кормил свыше трёхсот голодающих ежедневно в своём доме, стал восстанавливать заглохшую в ХУ1 веке церковную проповедь, вводить в церковный ритуал греческое одноголосое пение и различные видоизменения, указанные в 1649 году иерусалимским патриархом Паисием. Он проводил в жизнь идеи кружка «ревнителей древлего благочестия». В работе, которого принимали участие царь, его духовник Стефан Вонифатьев, боярин Федор Ртищев, его сестра Анна, протопопы Иван Неронов, Аввакум Петров, Даниил Логин и, конечно, вдохновителя этого дела – украинские монахи во главе с Епифанием Славеницким, были вызваны в Москву Ртищевым для исправления книг. В течение 1653-1656 годов Никон провел ряд церковных реформ (исправление богослужебных книг, унификация обрядов, введение проповеди и т.д.), имевших целью укрепление церковной организации. Реформы Никоном были окончательно утверждены церковным собором в 1656 году и поддержаны светской властью. Однако часть духовенства и населения не хотела признавать произведенных нововведений и горячо отстаивала «Старую веру» (т.н. старообрядцы), что послужило одной из причин возникновения раскола.
Со времен митрополита Алексия русская церковь никогда ещё не была в таком выгодном положении касательно значения своего верховного пастыря, как во времена Никона. Молодой, мягкий по природе, благочестивейший не по одному титулу царь вполне подчиняется энергическому патриарху. Но это самое положение, это обилие материальных мирских благ и заключает в себе одну из причин падения Никона, который, как человек плоти и крови, не выдержал искушения - Никон позволил себе принять роковой титул «великого государя», главного правителя страны. Титул, прямо указывавший на двоевластие, на то, что два хозяина в доме приведут к столкновению между ними, тем более что Никон по природе своей не мог быть только титулярным великим государем. Патриаршество, высокое духовное звание стало для Никона на втором плане, он бросился на мирскую власть, захотел быть настоящим великим государем, столкнулся с другим великим государем, настоящим, законным, и проиграл своё дело, потому что занял в обществе незаконное положение.
Поведение Никона с минуты отречения представило ряд скандалов, ронявших все более и более бывшего патриарха, который совершенно потерял из виду церковь, патриаршество и хлопотал только о том, чтоб ему, Никону, если нельзя возвратить всё прежнее, то по крайней мере удержать как можно больше из своего прежнего значения, из прежних материальных выгод; но в каком бы состоянии ни находилось общество, все же оно не могло не оттолкнуться от человека, который великое общественное дело совершенно превратил в личное. Никон проиграл своё дело тем, что вел борьбу с Алексеем Михайловичем, которого благочестие и благоговейное уважение к церковным властям было хорошо всем известно, и тем сильнее бросалось в глаза печальная противоположность между мягкостию представителя светской власти и жестокостью представителя власти духовной, архиерея, монаха, который скорее всякого воеводы готов был давать чувствовать свою власть и силы. Таким образом, вторая половина ХУ11 века представляла явление совершенно обратное тому явлению, какое мы видим во второй половине ХУ1 века. Тогда произошло также столкновение между представителями светской и духовной власти, и, по – видимому, победа осталась на стороне первого. Никон по своей природе не умел понять этого великого явления, смотрел на него не духовными глазами; его поражало и раздражало видимое низложение представителя духовной власти представителем светской, он не понимал, что победил здесь тот, кто спас свою душу, погубивши её. При таком непонимании сущности дела Никону хотелось, как он думал, поправить его и заставить царя Алексея Михайловича послать к гробу св.Филиппа умилостивительную грамоту, просить прощение за Иоанна Грозного. Поведение св Филиппа, его мученичество за самое святое право пастыря церкви, право сдерживать силу, не допускать её до насилий были великим торжеством для русской церкви и её верховного пастыря.
Зная страсть царя к собиранию религиозных раритетов, неугомонный Никон предложил Алексею Михайловичу перенести в Кремль мощи трёх русских святителей: Первых патриархов: Иова из Старицкого монастыря и Гермогена из Чудова монастыря, а также митрополита Филиппа Колычева с Соловков, чем привел царя в совершеннейший восторг.
20 марта 1652 года Никон в сопровождении именитых бояр и во главе представительного посольства отправился на Соловки. На Север вел его знакомый путь через Каргополь по реке Онеге к Онежскому заливу Белого моря. Сразу после освобождения моря ото льда посольство на нескольких кораблях вверило себя морской пучине. Начало морского пути едва не стало его завершением: стоило кораблям выйти из устья реки Онеги, как налетел шквал, разметавший корабли. Благодаря шквалу, Никон вновь обрел пристанище на Кий - острове, где перед своим крестом подтвердил обет воздвигнуть здесь монастырь. В шквале Никон усмотрел волю Божию. Вскоре все корабли собрались на Кий - острове, откуда помолившись, посольство продолжило опасный путь в святую обитель.
Однако есть ещё одна версия, более правдоподобная, она описана в книге В.Булатова «Русский Север». «Дело в том, что в те времена морские суда из Онеги на Соловки ходили только один раз в месяц, и вполне возможно Никон решил отправиться на Соловки через Архангельск».
Для поднятия авторитета Архангельска большое значение имела поездка Новгородского митрополита Никона, впоследствии патриарха всея Руси. В феврале 1652 года царь Алексей Михайлович совместно с духовенством принял решение о перенесении мощей святителя Филиппа Колычева – игумена Соловецкой обители, митрополита Московского и всея Руси – в Московский Успенский собор. Исполнение этого решения было поручено новгородскому митрополиту. С путешествием Никона были связаны многочисленные распоряжения правительства, а в его громадную свиту входили многие духовные и светские лица. Нас сейчас интересует прежде всего посещения Никоном Архангельска, в котором он побывал дважды.
О первом – кратковременном визите, состоявшемся 12 -14 мая, почти не сохранились сведений. 14 мая 1652 года Никон и его свита на судах вышли в море, взяв курс на Соловецкий архипелаг. Во время сильной бури много его спутников погибло, а он вынужден был вернуться в Архангельск.
В первом порту России митрополит Никон находился с 22 по 29 мая. Будущий патриарх посетил местные церкви, дал разрешение на освещение церкви Рождества Пресвятой Богородицы, выдал благословенную грамоту по челобитью крестьян Кехотской волости на постройку церкви во имя их земляка «преподобного Антония, игумена Сийского монастыря», разрешил спорные дела между Архангельским и Спасским монастырем о земле.
Обратный путь митрополита Никона с Соловецкого монастыря лежал через Онегу, минуя Архангельск. Далее, в книге «Каргополь» М.В.Дмитренко мы узнаём, что в июне 1652 года в Каргополе на два дня останавливался, будучи здесь проездом из Соловков в Москву, новгородский митрополит Никон, ставший позднее патриархом Всея Руси.
… Соловков достигли благополучно. В ночь на 7 июня в соборном храме обители, где находились святые мощи Филиппа, Никон совершил всенощное бдение со всей торжественностью. После утренней литургии, которую также совершал сам Никон, началось чтение молебного послания царя к мощам святого митрополита. Стоны и рыдания братии и собравшегося народа заглушали голос Никона, читавшего послание. Все плакали о лишении своей заветной святыни. Торжественно вложил Никон в руку покойного Филиппа царское послание. «Молю тя и приити те желаю семо, еже разрешити согрешение прадеда нашего, царя и великаго князя Иоанна, нанесенное на тя неразсудно завистию и неудержанием ярости…И нашего ради прошения приити к нам, святой владыко… молим тя, не презри нашего грешнаго моления, приити к нам с миром…» писал, обращаясь через годы к удавленному Малютой Скуратовым Филиппу, царь Алексей Михайлович. Действовал царь по наущению Никона, по примеру императора Феодосия, собравшего таким образом с извинительным письмом останки Иоанна Златоуста, оскорбленного его матерью. Правда, русскому эпигону пришлось сделать натяжку: первая жена Грозного, Анастасия Романова, приходилась Алексею Михайловичу двоюродной бабкой. Никон же этим актом достиг своего: приниженный при Грозном авторитет церкви был поднят на должную высоту.
Но вернемся на Соловки: начался молебен. После молебна, под непрекращающиеся рыдания, священнослужители приступили к раке, покоившей святые мощи Филиппа, чтобы препроводить ее на приготовленный корабль. Над гробом святителя воспели специально сочиненный гимн. Вопли и рыдания усилились во время шествия из храма к кораблю. Посольство с ценным грузом отправилось обратно. Своей огромной властью Никон освободил сосланного на Соловки за «еретичество» профессора риторики, философа, врача Арсения Грека, получившего образование в Риме, Венеции, в Падуе, необходимого Никону для перевода и исправления богослужебных книг, и повез его с собой в Москву.
На обратном пути Никон с И.Хованским побывали на Кий -острове, на котором некогда спасся от шторма и здесь он дал снова обет основать монастырь.
Царской грамотой было предписано посольству возвращаться к устью Онеги, затем рекой Онегой до Каргополя, а далее Никон направил свой путь через Белозерск, Рыбинск, Ярославль, Троице – Сергиеву лавру, куда прибыл 4 июля 1652 года, а 9 июля мощи священномученика были перенесены в Москву, в первопрестольный храм.
Ещё на пути в Москву, в низовьях реки Онеги, Никона встретило послание Алексея Михайловича с извещением о смерти патриарха Иосифа, отправленное в мае 1652 года: «Пишу сие светло сияющему в архиереях, аки солнцу, светящему по всей вселенной, тако и тебе, сияющему по всему нашему государству благими нравы и делы добрыми … собинному нашему другу душевному и телесному … А я тебе, великому господину, челом бью, и паки возвращайся господа ради поскорее к нам обирать на патриаршество… А без тебя отнюдь ни за что не примемся». В этом письме царь доходит до крайней степени умаления своей личности перед Никоном –пишет про себя, что он «по своим злым мерзским делам не достоин и во псы, не токмо в цари». А между тем историк К.Валишевский называет Алексея Михайловича наиболее высоконравственным монархом всех времен и народов. Никон плыл по реке Онеге и не ведал, что «ревнители» прочили в патриархи Стефана Вонифатьева, но тот указал на Никона. Царю такой поворот дела был на руку и он торопил друга с возвращением.
В Успенском соборе Кремля архипастыри, бояре, народ и сам царь на коленях трижды упрашивали Никона стать патриархом, так как он отказывался им быть. Когда вместе с народом на колени встал царь, Никон, до глубины души тронутый этой сценой, согласился на патриаршество с условием полного послушания ему со стороны царя и бояр. Так 25 июля 1652 года в соборном первопрестольном московском храме Успения Пресвятой Богородицы было совершено посвящение Никона в патриархи Московского и Всея Руси.
Перенося мощи св. Филиппа из Соловков в Москву, Никон хотел их сделать щитом для себя, но в какой борьбе и с кем? Он не понимал, что по характеру своему был более похож на Иоанна Грозного, чем на Филиппа, был более похож на мучителя, чем на жертву, и что тишайший Алексей Михайлович не был вовсе похож на Грозного.
Недуховные стремления Никона были особенно вредны в то время, когда ввиду страшного переворота нужно было собрать нравственные силы духовенства и дать ему достойное вооружение для разного рода опасных встреч. Чтобы поддержать значение духовенства, нужно было начать преобразования в церкви. Но эти преобразования нельзя было ограничить требованиями большего порядка во внешнем богослужении, рассылкою нескольких благонамеренных указов, причем посылались указы и о том, чтобы перекрещивать православных белорусов: церковь требовала преобразований другого рода.
Нужно было соединять духовенство, разделявшееся на властвующее и подчиненное, соединять любовными, благодушными отношениями властвующего к подчиненному; нужно было всеми силами противодействовать утверждению в духовном управлении системы кормления, чтобы на подчиненное духовенство не смотрели как на тягло, обязанное кормить начальствующих, чтоб эти начальствующие заражались властелинским, воеводским духом и чтоб подьячие их не были похожи на воеводских подьячих. К несчастью, не только мелочный Иосиф, но и приемник его Никон по характеру своему не был способен мягко и благодушно относиться к подчиненным, уважать в них высокость пастырского сана и поднимать их этим самым уважением. Послышались сильные жалобы на Иосифа и Никона, что они переменили прежнее благодушное обращение патриархов с священниками, перестали обращать внимание на их положение, отдали их на жертву своему ненасытному дьяку, этому Кокошилову, приобретшему печальную известность в Москве: священник должен был одарить не только Кокошилова и жену его, но и его слуг, иначе просителя и на двор не пускали. В областях то же самое - в большие праздники подчиненным нужно было обдарить более сорока лиц; приближенных к архиерею, казначея, приказного, двух дьяков, шестерых подьячих, стряпчего, дворецкого, житника, ключника, ризничего, чашника, гвоздаря, придельного попа и дьякона, архиерейских келейников, казначейского келейника, пономарей и звонарей, приказного сторожа, воротного сторожа, протопопа с братиею, подъяконов, иеромонахов, иеродьяконов.
Для священника двери патриаршего дома были заперты, не смел он прийти к патриарху, поговорить о важных делах, касавшихся его служения, испросить разрешения недоумений, а для мирян, для женщин двери были отворены. Мы не можем отвергать этих жалоб на том основании, что они шли от защитников Иосифовского исправления книг, ибо жалобщики соединяют Никона с Иосифом, упрекают Никона за то, что он подражал Иосифу. После ухода Никона наступило в церкви продолжительное междупатриаршие, которое также имело вредные последствия для духовенства в такое важное для него время. Знаменитый Кокошилов остался прежним, и жалобы на него не прекратились до самой его смерти.
Наконец, соблазн Никонова дела был вреден православной церкви в борьбе ее с расколом; раскольники получили возможность говорить: «Аще Никон, наставник ваш, правый путь вам обреете, то почто его изгнасте? Когда ученицы на учителя своего ратуют? Аще ли Никон враг Богу и богородице и святым его и вам, то почто его пестрые законы держите?»
Став патриархом, Никон решительно занялся внешней и внутренней политикой государства, церковной реформой. Суть церковной реформы состояла в исправлении богослужебных книг, церковных обрядов, дабы привести службу в соответствие с греческой. Внешнеполитические замыслы царя играли в этом не последнюю роль. Мудрый и ревностный первосвятитель Никон был также мудрым советником и соратником царя в управлении государством. Ни одно государственное дело не решалось без участия в нём Никона. Так, даже Украина соединилась с Россией 8 января 1654 году во многом благодаря Никону. А когда царь был на войне с Польшей, Россией управлял Никон, и без личного совета с ним бояре ничего не могли принять. Да и церковная реформа была делом не только церкви, но и государства, направлена она была на благо государства, так как степень этого блага зависит от степени духовного здоровья народа. Царь и его особый друг Никон понимали сию истину.
Крестный Кийский монастырь был основан в 1656 году. Это был третий, основанный Никоном, монастырь после Новоиерусалимского Воскресенского (1655) и Иверского близ Валдая (1652). В своей епархии Никон стал проводить идеи ревнителей благочестия, ввел новшества в церковной жизни (произнесение проповедей, запрещение «многогласия» в богослужении, пение на греческом языке наряду со славянским, устроение богослужения по киевскому и греческим образцам). Царь ввел эти новшества в Москве. Никон принял непосредственное участие в подавлении народного волнения в Новгороде (1650). Как мы знаем, в 1652 году Никон был избран Патриархом Московским и Всея Руси, обусловив своё восшествие на патриаршую кафедру требованием обустройства Русской православной церкви. Церковная реформа началась с исправления богослужебных книг. Это привело к расколу, ярким проявлением которого стало Соловецкое восстание (1668 -1676).
После мора 1654 -1655 годов Никон из рук царя получил ещё и титул «Великий Государь», доставшийся ему, по сути дела, наследство от патриарха Филарета благодаря сыновьим чувствам царя к Никону. Интересно, что уже после, во время суда над Никоном, царь обвинил его в самовольном присвоении данного титула, «забыв», что даже в своих письмах семье аккуратно выводил: «Брат ваш, царь Алексей, челом бьет. А об нас бы вам не печаловатца, а мы на Божией службе его милостию и отца нашего, великаго государя, святейшего Никона, патриарха московского, всея Великия и Малыя России, молитвами…»
С возвращением Никона из Крестного монастыря в декабре 1660 года сразу же начались тяжбы, одна за другой, сначала с одним своим врагом, затем с другим. Жизнь его в столице завершилась патриаршим судом, рассмотревшим несколько обвинений. Самое главное обвинение – самовольное оставление епархии. Невежество одних и религиозное вольномыслие других восстали против своего гонителя. В Москву в надежде на богатые подношения, для участия во Вселенском соборе прибыли два патриарха: Макарий Антиохийский и Паисий Александрийский. Они были готовы помочь боярам задушить главу русской национальной церкви.
Надо сказать, что суд этот был незаконным и решение его неправомочным. Никон и Аввакум не признавали данное судилище, так как у Паисия и Макария не было письменных полномочий от главных патриархов – константинопольского и иерусалимского. К сожалению, не знали они, что их приехали судить уже отставные патриархи, осужденные собором восточных архиереев во главе с константинопольским патриархом Парфением. Оставки Паисию и Макарию вышли за то, что они бросили свои епархии против воли других патриархов и отправились в далекую Россию судить Никона, много сделавшего для сближения русской и греческой церкви. Тем не менее, 12 декабря 1666 года Никон был лишен сана и отправлен в ссылку в Ферапонтов монастырь. Царь поздно узнал правду о Паисии и Макарии, но отступать уже не мог, опасаясь попасть в смешное положение и сознавая опасность двоевластия для своего верховного абсолютизма. Однако в душе он сильно переживал разрыв с Никоном.
. Тезис «священство выше царства» вызвал разрыв Никона с царем. К моменту ссылки личные доходы Никона от церквей, монастырей, поместий и 25 тысяч крепостных в них доходили до 20 тысяч рублей в год – сумма по тем временам астрономическая. И вот он всего лишен…
В Ферапонтовом монастыре Никон прожил с 1667 по 1676 год, пребывая в уверенности своей правоты, тем более, что тем же собором уже в январе 1667 года дело Никона по реформе церкви было оправдано.
Монастырские власти, следуя предписанию, строго изолировали ссыльного от окружающего мира. На окнах его сырой кельи были решетки, даже ходить на общую братскую трапезу ему не всегда позволялось. Именно тогда, чтобы занять себя, в 1668 году Никон обставил свою келью мебелью, сделанной собственноручно. Из его поделок сохранилось прекрасное точеное и резное кресло, перевезенное вслед за Никоном в Кирило – Белозерский монастырь. На подлокотнике кресла снизу вырезана надпись: «7176 года 29 дня, сей стул сделан смиренным Никоном, патриархом в заточении за слово Божие и святую Церковь в Ферапонтовом монастыре, в тюрьме».
Вскоре пришло позволение царя дать послабление заточению патриарха. Решетки на окнах кельи были убраны. Было разрешено построить для него новую келью и иметь Никону отдельную церковь. Опальный патриарх избрал для себя церковь Богоявления Господня на святых вратах. Новую келью выстроили у Водяных ворот, и оттуда в церковь вел крытый переход по монастырской стене.
Неутомимость натуры Никона выразилась в бурной деятельности по благоустройству своего жилья, в организации культурного огородничества, строительства, врачевания. Из окон Святых ворот виден рукотворный остров на озере, который сложил из камней Никон со своими иноками для уединенных молений. Для этого острова было избрано место на расстоянии двух верст от берега, глубиной более двух сажен. Никон сам со своими иноками возил сюда на плотах камни. Остров получился длиной более 12 сажен, шириной 5 сажен. На острове Никон поставил крест – подобие поморских обетных – с надписью: «Никон, Божиею милостию патриарх, постави сий крест Господен, будучи в заточении за слово Божие и за святую Церковь на Беле – озере в Ферапонтове монастыре, в тюрьме». Подобные кресты он расставил на всех дорогах, ведущих в монастырь. Такую же надпись вырезали и на всех келейных сосудах.
В книге «Никон на Севере» Г.Б.Дерягин пишет: «терзавшийся укорами совести, царь писал Никону трогательные письма, просил благословения и посылал ссыльному богатые дары, по началу отвергаемые Никоном. Лишь после вступления царя в повторный брак с Натальей Кирилловной Нарышкиной (22 января 1671 года), сердце Никона смягчилось, и он в первый раз принял царские дары, и даже лично усердно угостил царского посланника». Перед своей смертью Алексей Михайлович завещал сыну и преемнику Федору Алексеевичу (царствовал с 1676 по 1682 год) добиться у патриархов пересмотра дела Никона, а сам просил у Никона прощения и благословения, как у патриарха.
После смерти Алексея Михайловича давний враг Никона патриарх Иоаким посредством нелепых обвинений Никона в разврате и в сношениях с посланцами Степана Разина добился ужесточения режима ссыльному. Никон в мае 1676 года был переведен в тюрьму Кирилло – Белозерский монастыря, где два монаха – соглядатая постоянно жили с ним в келье, решительно пресекая любые попытки Никона хоть немного добыть себе свободы. Царь Федор Алексеевич был слишком слаб характером, чтобы обуздать Иоакима, тем не менее, именно он испросил у восточных патриархов отмены приговора в отношении Никона, но умер, не дождавшись положительного решения. Патриаршие грамоты с радостной вестью были вручены осенью 1682 года царям Ивану и Петру Алексеевичам. Восточные патриархи единогласно возвратили Никону патриарший сан. Никон тоже не дожил до этого события. Получив разрешения вернуться в созданный им ставропигиальный Ново-Иерусалимский Воскресенский монастырь, он по дороге туда, после посещения Спасского монастыря в Ярославле, умер 17 августа 1681 года в струге, немного не доплыв до Туговой горы. В Ярославле же он успел увидеть народное ликование по случаю его возвращения: даже струг с умирающим патриархом был извлечен из воды и внесен в монастырь на руках восторженной толпы. Прожил Никон 76 лет, 2 месяца и 24 дня.
Похоронили его соответственно высокому первосвятительскому сану, весьма торжественно. Сам государь в сопровождении вельмож шел за гробом и с умилением пел вместе со всеми. Всенародная скорбь была велика, лишь раскольники могли торжествовать. Гроб в могилу собственными руками опускали царь Федор Алексеевич и митрополит Корнилий
В своей жизни Никон познал унижение и гордость, аскетизм и роскошь, абсолютное подчинение и абсолютную власть, стремительный взлет и столь же стремительное падение, любовь одной части народа и ненависть другой. До конца жизни он сохранил сознание своей правоты и правоты своего дела. Новшества его не сразу были приняты лишь благодаря инерции мышления, психологии противодействия всему новому, но они были необходимы и привились практически бескровно. Никон никого не убивал, никого не жег. Раскол распространился благодаря усилиям его противников – консервативно настроенных фанатиков, реакционеров по сути, уже после удаления Никона из политической и религиозной жизни. Кровь раскольников на Аввакуме, тем более что церковные диссиденты, призывавшие к самоубийствам, были и до Никона.
В житии Никона следует отметить строительную деятельность. Л.Д.Попова в книге: «Кий-остров..История и современность» пишет: «Строительная деятельность патриарха Никона занимает совершенно особое место в развитии архитектурной истории ХУ11 века. Никон обладал недюжинными способностями крупного церковного деятеля. Вступая на патриарший престол, он начал решительную борьбу за приоритет церковной культуры. Пытался воспрепятствовать проникновению в нее светских элементов и неканонических форм, к которым относились прежде всего шатровые завершения, выдвинув в качестве образца одноглавие, трехглавие и пятиглавие. И в противовес живописному «узорочью», характерному для архитектуры первой половины ХУ11 века, он настойчиво пытался возродить стиль строгого монументализма, во многом опираясь на традиции древнерусского зодчества рубежа ХУ и ХУ1 веков. В этом стиле по его инициативе были перестроены старые Патриаршие палаты в Московском Кремле, а также в Москве возводит более величественную церковь Святого Филиппа, и украшает ее двумя поясами.
Деятельность патриарха Никона не ограничилась лишь перестройкой Патриарших палат. Страсть к строительству у Никона проявилась ещё раньше. Будучи архимандритом Новоспасского монастыря, он перестроил пятиглавый собор с круговой галереей и тремя большими порталами. В Новгороде Никон построил себе новую крестовую палату и кельи, а в селе Королево Одигитриевскую церковь и митрополичий двор. По его инициативе и под его непосредственным наблюдением возводились три крупных монастыря: Иверский (1653) на Валдайском озере, Крестный (1656) на Кий - острове в Онежском заливе Белого моря и Воскресенский (1656) на Истре (под Москвой). С каждым из этих монастырей связывались идейно – художественные цели. По мнению многих исследователей, они были задуманы Никоном как главные обители Русской Православной церкви и возведены по образу и подобию древних христианских святынь. Так, Валдайский монастырь символически соотносился с Афонским монастырем Ивери, считавшейся главной грузинской обителью на Святой Горе, создавая одноименный монастырь в России, Никон демонстрировал связь Русской и Грузинской Церквей. Возводя Крестный и Воскресенский монастыри, он показывал преемственную связь со святынями Палестины. Наиболее дерзновенной была идея патриарха воссоздать под Москвой единый центр православного мира - Святую Землю – Новый Иерусалим с точным подобием храма Воскресения (Гроба Господня), со всей его топографией и реликвиями. Ново- Иерусалимский монастырь как подобие палестинской святыни был задуман для того, чтобы превратить его в святыню Московского государства и показать особое положение ее духовного пастыря. Поставленная цель патриархом Никоном не воплотилась в церковную жизнь, потому как отношения его с царем разладились и Никон оказался в ссылке в Ферапонтовом монастыре. Однако в истории церковной культуры Ново – Иерусалимский монастырь, который должен был завершить строительную программу Никона в русле его церковной реформы, стал редким по убедительности примером идеологической роли архитектуры, ее использования в идейно – художественных целях.
Жизнь Никона была строгой и подвижнической. Деятельность и неумолимая его правдивость возбудили зависть и ненависть его недругов. Он пал в результате их интриг. Они же и распространили про него массу нелепых слухов. Эти слухи вошли в литературу и донеслись до нас. Верить же им нет особых оснований…
Дата добавления: 2015-08-21; просмотров: 147 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Гранитный монолит, одетый в замшу | | | По воле патриарха. |