Последствие и причина душевной болезни

«Физиолог – человек не от мира сего, это человек науки, полностью занятый научными мыслями, за которыми он следует; он больше не слышит криков животных, не видит текущей крови; перед глазами у него только его идея, организмы со спрятанными проблемами, которые он хочет открыть. Он не чувствует, что присутствует на ужасном кровопролитии; находясь под обаянием научной идеи, он с восторгом добирается до нервного волокна в зловонном, синевато-багровом мясе, которое у других людей вызвало бы отвращение и ужас».

Так пишет Клод Бернар в своем классическом “Introduction” (с. 154). Как считает по этому поводу английский писатель Джон Вивиан (John Vyvyan), если бы первосвященник современной вивисекции жил в наше фрейдистское время, он бы никогда не опубликовал эти строки; они свидетельствуют о типичном примере серьезнейшей душевной болезни, известной психиатрии – параноидной шизофрении. У Клода Бернара наблюдается типичный случай, и, вероятно, нет ни одного вивисектора, который был бы полностью свободен от нее.

У Клода Бернара как душевнобольного было много «товарищей по несчастью» среди коллег; один из таковых – его знаменитый русский ученик Илья фон Цион, который говорит в «Методике…», что вивисектор при работе должен испытывать не отвращение, а «чувство радостного волнения».

Нетрудно объяснить «чувство радостного волнения, с которым русский физиолог подносил нож к своим трясущимся жертвам, пристегнутых к доске Чермака (Czermak Table).

Е.Е.Слоссон (E.E. Slosson), профессор химии в Университете Вайоминга (University of Wyoming), пишет в статье под названием «Относительная ценность жизни и знаний» (“The Relative Value of Life and Knowledge”) в журнале “The Independent” (Нью-Йорк, 12 декабря 1895): «Человеческая жизнь – ничто по сравнению с новым фактом. Целью науки является прогресс человеческих знаний при каких угодно человеческих жертвах. Мы не знаем, для более высоким целей годились бы кошки и морские свинки, чем для служения науке. Мы не знаем более высокой цели для использования человека». В очередной раз мы здесь имеем дело с вивисектором, для которого человеческая жизнь – разумеется, кроме своей, ничего не значит, по сравнению с новыми фактами и числами.

14 октября 1952 лорд Даудинг (Dowding) из верхней палаты парламента процитировал доктора Лудимара Германна (Ludimar Hermann), в прошлом профессора физиологии университета Цюриха: «Непосредственная цель вивисекции – это прогресс науки, а не польза медицины. Ни один настоящий исследователь не думает о практическом использовании своей работы. Наука может уже не прибегать к этому оправданию, хотя в Англии все еще обязана прикрываться им». (Тот же самый профессор Германн противоречил сам себе, когда заявил в другой раз: «Каждая неиспользованная для вивисекции собака обходится в потерянную человеческую жизнь»).

В 1953 году другой преподаватель университета заявляет: «Причинение самой острой агонии бесчисленным животным оправданно, если, по мнению самого небольшого числа профессоров медицинского факультета, это дает малейшую возможность расширить человеческие знания, и вопрос о какой-либо практической пользе увеличившегося объема знаний не имеет значения».

Бред сумасшедшего? Несомненно. Но этим сумасшедшим был доктор Вальтер Мик (Walther Meek), тогда профессор физиологии в Университете Висконсина (University of Wisconsin), и он заявил вышеприведенные слова перед сенатским комитетом по законодательству штата Висконсин; в Мадисон тогда обсуждался вопрос, отдавать ли бесхозных собак в лаборатории или нет.

Большинство людей, которых я видел за чтением списка экспериментов, ничего не знали о Фрейде, но рано или поздно невольно восклицали: «Это сумасшедшие!» Один из них сказал: «Главное впечатление, которое создается, – глупость».

В речи психиатра нет слов «сумасшествие» и «глупость»; они принадлежат лексикону простых смертных. Какое бы выражение ни использовалось, ясно, что большинство вивисекторов больны душевно. По словам австрийского философа Иоганна Уде (Johannes Ude), вивисектор – «морально недоразвитый человек с патологическим любопытством». На языке человека с улицы это называется: «Вивисектор сумасшедший».

Задолго до профессора Уде, а именно 27 августа 1928, медицинский колумнист газеты “New York Daily Mirror”, который выступал под псевдонимом Medicus, пишет: «Не создается ли впечатления, что жестокие к животным люди больны? Не следовало бы запереть их в сумасшедшем доме?»

Во многих психиатрических больницах, например, в “Manicomio Criminale” в Аверсе близ Неаполя, регистрационная форма включает в себя вопрос, проявлял ли пациент жестокость к животным.

Очень часто экспериментатор, который в обычных производит совершенно нормальное впечатление, узнав о том, что перед ним находится пытливый противник вивисекции, сразу меняет выражение лица; он приходит в неуправляемую ярость или же начинает трястись и заикаться, всегда нервничает, прямо как шизофреник, чье «Я» внезапно обнажилось, или душевнобольной, которого уличили в безумии. Я сам это неоднократно видел.

Недавно я столкнулся с таким явлением в очередной раз, при общении с цюрихским неврологом профессором Конрадом Акертом (Konrad Akert). Моя вежливая просьба об интервью про результаты, полученные при экспериментах с мозгом обезьян, вызвала у него яростную тираду о противниках вивисекции, и он швырнул телефонную трубку. Мои письма, где я повторял просьбу, остались без ответа. Не дождался я ответа на мой вопрос и от ректора университета, биолога. Университет Цюриха существует на государственные деньги, но в том, что касается вивисекции, он считает правильным вводить цензуру для швейцарских граждан, как в случае со мной. В Швейцарии, как и в других странах, медицинская «наука» подчиняется гегемонии всемогущей клики, не обращающей внимания на общественное мнение, правительство, законы, ограничения, распоряжения для достижения диктатуры их гильдий, где нет места для аутсайдеров.

Мои неоднократные попытки поближе познакомиться с членами так называемой «Наблюдательной комиссии по опытам на животных в кантоне Цюрих» оказались безуспешными. Каждый, кого я спрашивал, отсылал меня к председателю ветеринарной службы кантона Цюрих, доктору ветеринарии Гансу Келлеру (Hans Keller), должностному лицу, члену комиссии и ее эксперту. Но это вновь и вновь означало, что он в отпуске. Когда мне, наконец, удалось застать его на месте, он прикрывался служебной тайной и с усмешкой отказывался давать какую-либо информацию.

От другого члена я узнал по крайней мере то, что «следственная комиссия» не делает внезапных посещений лабораторий, ведь «мы не можем относиться к профессорам как к обычным преступникам». Если комиссия сочтет необходимым, в лаборатории пройдет еще одна проверка, при этом члены комиссии предварительно позвонят и вежливо согласуют день и час. Так образцово-показательная Швейцария защищает подопытных животных от глупостей в ходе экспериментов. В конце концов, ученые звания получают не подопытные животные, а работники факультета. Между тем, доктор ветеринарии Ганс Келлер сам стал профессором Университета Цюриха, а заодно и коллегой Конрада Акерта.

Вскоре после неплодотворного разговора с доктором Гансом Келлером, а именно 22 октября 1973 года, я все же узнал кое-что о профессоре Акерте. “Neue Zürcher Zeitung”, рупор швейцарского истеблишмента, сообщила о симпозиуме, который проводился неким «Фондом в поддержку фундаментальных исследований человека» (Foundation for Fundamental Research of Human Sciences) и собрал «естествоиспытателей разных направлений». Кстати, мы встречаем там упомянутого в третьей главе английского физиолога Блейкмора, который продолжал проводить свои опыты на глазах котят, используя для этого разные хитрости.

Нейробиологов представлял вышеупомянутый профессор Конрад Акерт, и газета напечатала выдержку из его выступления, в том числе:

«Важно лучше изучить человека, так же как и распространение и ограничение подмостков, на которых происходит человеческая драма, прежде чем мы выработаем новую идеологию, философию и этику».

Значит, этот профессор, который по утрам готовит врачей и ученых в Университете Цюриха, придерживается мнения, что нам не следует отвлекаться на какую-либо идеологию, философию или этику. Для него гораздо важнее в первую очередь покопаться в головном мозгу животного. Но, очевидно, не очень-то он много узнал таким способом о человеке, потому что в газете говорится следующее:

«В современных исследованиях мозга акцент делается на изучение его структуры и функционирования. Поскольку работать надо с живым мозгом – мертвый мозг мы знаем уже давно, и он нам ничего не дал – современные исследователи вынуждены прибегать к опытам на животных. Поэтому они постоянно сталкиваются с затруднением, заключающимся в том, что результаты опытов на животных нельзя переносить на человека».

Было бы скучно читать один и тот же вывод, к которому вивисекторы приходят уже 150 лет, и который констатирует, что результаты опытов на животных нельзя переносить на человека. Но совершенно очевидно, что читатель не испытывает от этого таких неприятностей, как подопытные животные.

Дата добавления: 2015-08-21