Большая иллюзия

Еще Клод Бернар использовал «непредсказуемость» живых организмов в качестве алиби для оправдания своих неудач. Со времени его смерти – он умер от болезни, которую не смогли диагностировать ни его коллеги, ни последователи – прошел век, и трудности созданные бернардизмом, многократно умножились. Опасное ухудшение здоровья людей объясняется тем, что врачи западного мира при решении ими же созданных проблем стали заблуждаться еще больше, а именно, прибегать к биохимическим теориям при лечении человеческих болезней. То есть, они пытались применить точную науку, вроде химии, к биологии – к органической жизни, к живому телу, которое всегда подвержено влиянию психики – и, кроме того, переносили неизбежно обманчивые результаты с животных на человека.

Медицинская наука с опорой на теоретическую биохимию, по той же причине, что и бернардизм, с самого начала была обречена на провал. Дело в том, что в биологии не существует унификации. В случае с органической жизнью индивидуальные реакции всегда разные – так обстоят дела у людей, животных и растений.

Постоянных штаммов бактерий тоже не бывает, потому что они подвержены беспрерывным мутациям. Если наука разрабатывает якобы эффективное химическое оружие от определенного штамма бактерий, некоторые оказываются устойчивы к нему – и, в соответствии с дарвиновским принципом естественного отбора, таковыми оказываются самые сильные. Выжившие бактерии мутируют таким же образом, как и их предки, и образуют новые штаммы, отличающиеся от предыдущих, и более устойчивые. Плюс это происходит с такой скоростью, за которой никакое исследование не поспеет.

Бактерии размножаются в геометрической прогрессии, и их количество увеличивается вдвое каждые полчаса. То есть, теоретически за несколько дней мог бы возникнуть новый штамм, и его было бы достаточно для заражения людей совсем новой болезнью. Для одной столько идентификации этой бактерии потребовались бы годы, потом еще годы для совершенствования так называемых лекарств от собственноручно сделанной болезни. Короче, излечение несет только природа. Человек же убежден, что главная роль значится за ним. Это факт, который философы всегда понимали. Но не современные ученые. Они слепо убеждены, что владеют планетой, приручают природы, и заставляют так думать других.

В 1871 году Р.Мали (R. Maly) стал издавать в Германии «Годовой доклад об исследованиях химии животных» (“Jahres-Bericht über die Fortschritte der Tier-Chemie”), который до 1919 года выходил в виде ежегодных номеров. Он включал в себя все статьи на тему биохимии из разных научных журналов. С тех пор область биохимии расширилась настолько, что ни один человек не может знать ее полностью, не говоря уже о том, чтобы идти в ногу с постоянными изменениями.

Сегодня он может исследовать только маленький участок этой огромной сферы. Но и маленький участок при более внимательном рассмотрении может оказаться таким сложным, что потребуется больше специализаций, и по этой причине целое упустят из вида или, по меньшей мере, будут им пренебрегать. Вполне вероятно, что специалист вообще не видит дерева, так как находится вблизи ветки, не видит ветки, так как находится вблизи листа, не видит листа, так как находится у стебля. А при ближайшем рассмотрении стебля обнаруживает совершенно новый мир, включающий в себя много новых миров, которые требуют специализаций.

Такое положение в будущем должно усугубиться, потому что объем знаний многократно увеличивается, появляются новые теории, становится больше фактов и цифр, совершенствуются методики исследования. Все это имеет главным образом теоретическую ценность и все больше отдаляет ученого от понимания биологии, жизни и здоровья. Число вещей, которые необходимо исследовать, увеличивается, и ученый становится все более близоруким. Это сродни использованию очков со все более толстыми линзами, чтобы можно было видеть все более мелких насекомых – насекомых внутри насекомых, которые тоже, в свою очередь, находятся внутри насекомых.

Такое происходит во всех естественнонаучных областях, но в наибольшей степени все-таки в медицине. Когда студент выбирает себе какую-то дисциплину, он учится у специалиста, чьи знания лишь количественно обширны, а на практике ограничиваются его сферой, и эта область в его глазах расширяется и искажается линзами специализации, а окружение стирается. Специалист может знать про определенный тип клеток все, но про другие типы гораздо меньше и еще меньше про целостный организм.

Профессор Ульрико де Айчелбург (Ulrico di Aichelburg), регулярно публикующий медицинские статьи во влиятельной итальянской еженедельной газете “Epoca”, заявляет с гордостью 11 ноября 1973: «Сегодня у врачей есть в распоряжении огромное количество диагностических тестов. Сейчас уже возможно распознать и описать не менее 8000 симптомов, так называемых симптомокомплексов, и каждый этот симптом требует соответствующего лечения… Необходимо использовать электронные компьютеры, чтобы разбирать огромные множества новых фактов, которые наступают, подобно ураганному огню, вместе с тысячами публикаций и сотнями медицинских конгрессов».

Настоящие болезни – задуманные природой, а не созданные в лабораториях вследствие некомпетентности – можно пересчитать на пальцах одной руки. Лечение этих болезней в самой природе – иначе его найти нельзя. Тем не менее, согласно Айчелбургу, современная наука открыла и описала не менее 8000 синдромов – 8000 синдромокомплексов, чтобы врач, желающий найти свой путь в этом лабиринте, использовал электронный компьютер. Кто в состоянии выявить и вообще запомнить 8000 симптомов?

Статья Айчелбурга вышла в свет в 1973 году. С тех пор число 8000, должно быть, удвоилось, как грибы после дождя, а причина тому – биохимические капризы моды, которые распространяются, подобно раковым клеткам, и побуждают индустрию к производству все большего количества препаратов, все большего количества ядов, которые неизвестным образом вредят здоровью человека и создают новую болезнь – повод для представления еще одного нового препарата.

В 1975 году существовало 67 специальностей, признанных Американской медицинской ассоциацией (American Medical Association), и для каждой имелись свои техники, обслуживающий персонал, теоретики, журналы, конгрессы и т.д. Крупный интернациональный конгресс можно сравнить с тяжелым случаем элефантиазиса – неизлечимой болезни, при которой отдельные части тела раздуваются и становятся бесформенными. Часто заявления подают 5000 участников, приезжают же 8000 человек, а программа такая же толстая, как телефонный справочник крупного города. На 6-32 одновременных заседаниях делается около 2000 докладов, авторы читают свои труды, напечатанные месяцем ранее, и говорят так тихо, словно не хотят потревожить своих спящих коллег.

Тем не менее, если сегодня больной человек выздоравливает, это происходит вопреки лекарствам, прописанным врачом или рекламой, а не благодаря им.

Архитектор не боится построить дом для своих детей, так как знает, что это точная наука, не имеющая в основе предположений и суеверий. Врач же в случае серьезной болезни своего ребенка привлекает других врачей, потому что не доверяет своей собственной науке. И он прав. Он все чаще слышит о болезнях, которые считались ликвидированными, но самым коварным образом возвращаются, часто в результате современных исследований.

Пример тому – малярия. В течение какого-то времени считалось, что она побеждена в южной Азии. Но в 1975 году ВОЗ признала, что заявления о победе преждевременны. В Индии в 1965 году наблюдалось всего 125000 случаев заболевания малярией, а в 1975 году этот показатель достиг рекордного значения – 4 миллионов. В Пакистане (в те времена ему принадлежал еще и Бангладеш) общая заболеваемость снизилась с 10 миллионов до 9500 в 1961 году, но в 1975 ее оценили в 10 миллионов. В тот же год на тогдашнем Цейлоне насчитали не менее 500000 случаев, хотя в 1963 году было всего 13 жертв болезни (1 января 1975 года журнал “Time” посвятил медицинскую рубрику этой проблеме).

Здравый смысл и мудрость Гиппократа не совместимы с разрастающимся арсеналом, с помощью которого кормится нынешняя традиционная медицина. Если раздается умный и смелый голос, органы здравоохранения и общественность его намеренно пропускают мимо ушей. Профессор Роже Мучиелли (Roger Mucchielli) из Университета Парижа пишет в своей книге “Caractériologie â l’âge scientifique” (издательство de Griffon, Невшатель, 1960): «Официальная медицина упорно не замечает знаков, предвещающих ее собственный конец, но она уже пронизана веяниями, вновь черпающими глубокое вдохновение в трудах Гиппократа».

Другой французский медик, профессор Морис Делор (Maurice Delort), заявил откровенно на торжественном заседании Академии Бурже (Academy de Bourges, 16 декабря 1962):

«Современная медицина находится в конце своего пути. Ее больше нельзя трансформировать, модифицировать, реорганизовывать. Это пытались сделать слишком часто. Современная медицина должна умереть, чтобы родиться заново. Мы должны подготовить ее полное обновление».

.

Клетка

Человек по своей природе конформист и стадное животное, склонное к подражанию, и поэтому он склонен следовать за большинством в своем внешнем и внутреннем поведении. Это понятно: так он чувствует уверенность. Гораздо сложнее объяснить, почему он так часто наотрез отказывается осознать аргументированную ошибку, ведь он свято убежден в своем здравомыслии. И почему после признания ошибки на смену ей приходит еще более серьезное заблуждение? Все это заставило Роскоммона (Roscommon) сказать: «Большинство всегда неправо». Таким образом большинство просто заменило галенизм бернардизмом. И большинство ошибок человечества, если не все, имеют в своей основе скорее мышление, чем интуицию или инстинкт.

Согласно Аристотелю, чья философия в течение долгого времени считалась высшей ступенью человеческого разума, тяжелый камень должен падать быстрее, чем легкий. Сегодня нас удивляет даже в большей степени, чем сама ошибка, тот факт, что ни Аристотелю, ни кому другому в течение веков не пришло в голову проверить это утверждение. Вот почему пределы человеческого мышления всегда ограничены клеткой, которая соответствует тому или иному периоду. С течением времени клетка медленно движется – не обязательно вперед, но все-таки движется – и при этом отдельные индивидуалисты, находящиеся внутри, толкают его, в результате, она несколько расширяется; но образ мышления за решеткой остается ограниченным, ибо не может выйти за ее рамки.

Во времена Аристотеля и на протяжении почти 2000 лет после него клетка не давала человеческому сознанию придумать экспериментальный метод. Человечество вынуждено было ждать Декарта, который выдвинул этот метод, а некоторые его предприимчивые современники делали иллюстрации. Одним из таковых стал Галилео Галилей, который решил проверить теорию Аристотеля о двух камнях и сразил мир выводом, что легкий камень падает с той же скоростью, что и тяжелый. Человечество должно было ждать этого простого вывода миллионы лет.

Во время быстрого расширения границ человеческих знаний на место прежних неправильных взглядов картезианские образ мышления, интуиция и философия, старые заблуждения сменились гигантской новой ошибкой, ошибкой, которая с самого начала заложила основу для будущих провалов, потому что она увела ничего не подозревающих ученых от жизненной правды и, следовательно, от научных идеалов.

Их отдаление от действительности выразилось в том, что они отрицали смысл и даже существование всего того, что нельзя сфотографировать, привести в движение или измерить.

Идея сжигать живых животных в печи, «чтобы разгадать тайны температуры», могла родиться только в таком мозгу, который находится в плену механистических представлений о жизни и здоровье, как, например, у Клода Бернара. Основатель сегодняшнего вивисекционного метода – большинство учебников до сих пор называют его «гением» – доказал, что он не понимает разницы между причиной и следствием и не осознает простого факта: повышенная температура – последствие болезни, а не ее причина. И современная медицина таким же образом «лечит» болезни, подавляя симптомы, хотя они очень часто – например, в случае с температурой – выступают в роли природных средств излечения болезни.

*

В публичной дискуссии, организованной журналом “Epoca” осенью 1973 года, один ученый уверял, что «в лаборатории можно получить эстроген, идентичный натуральному». Это высказывание принадлежит профессору Сильвио Гараттини (Silvio Garattini), руководителю фармакологического исследовательского института Марио Негри (Mario Negri) в Милане. “Epoca” пишет про него: «Один из важнейших европейских исследовательских центров среди занимающихся раком, нервной системой, артериосклерозом. Более 400 опубликованных и разошедшихся по всему миру трудов свидетельствуют о результатах его работы в течение десятилетия».

Вопрос не только в том, каковы «результаты» этих так называемых исследований – во всех трех областях, названных “Epoca”, за 10 лет работы института все изменилось только в худшую сторону – профессор Гараттини воплощает тип ученых, способных мыслить в узких рамках клетки под названием бернардизм, его ограничивают догмы Клода Бернара.

На самом деле, заверения о природном эстрогене, получаемом в лабораторных условиях, находятся на том же уровне, что и утверждения Бернара о применимости результатов опытов на животных к людям (а между тем выяснилось, что синтетический эстроген вызывает рак).

Итак, работник лаборатории исследует природный эстроген, то есть, половой гормон, производимый живым организмом, и устанавливает его химическую формулу. На основании этого анализа лаборант потом производит продукт, который теоретически имеет те же химические составляющие, что и оригинал – то есть, химическая версия имеет с ним теоретическое сходство. Но в действительности эти два продукта ни в коем случае не идентичны, потому что анализ определяет лишь неактивные или безжизненные составляющие оригинала, его сырье, которое, по мнению Клода Бернара, всегда находится на первом плане, а не важнейшие элементы, образующие живую, а не неактивную часть организма и потому недоступные для какого-либо химического анализа. Они происходят от самой жизни и обусловлены витализмом, который неподвластен идентификации и классификации; именно он в конце концов свел Клода Бернара с ума.

Более того, в синтетических заменителях натуральных продуктов не только отсутствуют важные составляющие оригинала, но также в большинстве случаев присутствуют вредные вещества, не встречающиеся в природной субстанции.

Еще несколько десятилетий назад руководитель отделения химиотерапии Британского Национального Института медицинских исследований (British National Institute for Chemical Research) опубликовал в “Medical World” (март 1956, с. 437) статью про современную химиотерапию. Он пишет: «Токсическое воздействие сегодня бесспорно, и в медицинских журналах множество сообщений о случаях, когда пациент получал больше вреда от лечения, чем от изначальной болезни».

То есть, эксперты уже давно указывают на то, что постоянное производство новых препаратов приносит людям не благо, а вред. А ситуация с тех пор ухудшилась. Но органы здравоохранения не вмешиваются.

Очень уж многим людям нынешняя система приносит доход.

Дата добавления: 2015-08-21