Философия истории Л. Н. Толстого

Однако многие трактовки событий, полнота их освещения станут нам понятными, если мы рассмотрим философию истории Л. Н. Толстого, которая особенно проявилась в страницах, посвященных Отечественной войны 1812 г. Постараемся рассмотреть те особенности философии, которые повлияли на изображении Бородинского сражения в романе «Война и мир». Основным моментом философских исканий Толстого была проблема смысла жизни и связанный с ней вопрос о роли личности в истории. Ее решения затрагивали самые разные вопросы, такие как фатальная предопределенность, великие люди и их роль, народные массы и их значения.

Что движет историей? Этим вопросом задается, наверное, каждый историк. Толстой предлагает читателю искать не причины, а законы, по которым развивается исторический процесс. Таким образом, он отвергает историческую причинность. Романист по-разному толкует проблему свободной воли, с одной стороны, он отрицает личную свободу волю, считает, что человек - слепое орудие «силы вещей или рока, которых он возводит в закон»^[294]. С другой стороны на уровне микроистории, каждый обладает свободой воли. Действия исторических лиц объявляются произвольными, на этих лицах лежит печать предназначения. Особенно ярко это демонстрирует образ наполеона, созданный Толстым. Эту мысль хорошо выразил Sampson: «But, insists Tolstoy a man is free in proportion to his nonpossesion of power»^[295]. Согласно философии Толстого в трактовки Н. И. Кареева, «фатализм истории и заключается в признании для воли исторического деятеля только одного мотива, с исключением возможности иных. Один закон и управляет будто бы волей людей с такой принудительной силой, что возможность всякого иного мотивирования этим устраняется»^[296].

«Односторонность ограничивает исторический кругозор гр. Толстого и делает его философию скептической, как только она соприкасается с общественной деятельностью, и фаталистической, как только он видит деятеля, стремящегося произвести то или другое во имя той или другой общественной идеи»^[297].

Понимание истории Толстым прекрасно выразил Н. И. Кареев в своей работе, определив ее как «процесс без внутреннего содержания, без цели, достижения коей мы могли бы от него добиваться, сами участвую в этом процессе, чисто фатальный ход непреодолимой силы вещей, устраняющий всякую возможность суда над ним, с нашей стороны, вне чисто моральной оценки поведения действующих в событии лиц, действие какого-то «закона», превращающего живых людей в части громадного механизма»^[298].

Сущность исторического процесса Толстой видел в совокупном действии масс, считая, что историческая личность не может на ход истории, т.к. «она бессильна перед стихийной силой масс и разум не может управлять ее»^[299]. М. Г. Кацахян считал, что взгляды Толстого на историю помешали писателю, несмотря на многочисленнее рассуждения, понять причину исторических событий, найти ответ на мучивший его «вопрос о силе и смысле народной воли»^[300].

И. А. Потапов подчеркивал, и мы с ним согласны, что толстовский фатализм был светским по содержанию^[301]. Это понимание особенно важно. Толстой не считал, что все предопределенно какой-нибудь высшей силой, в том числе и богом, по мнению великого писателя все происходит исходя из объективных законов, независимых от чьей-либо воли.

По Толстому, в то же время, в историческом процессе осуществляется скрытая целесообразность. Для каждого деятельность сознательна и свободна, но результат осуществляет волю «провидения», т. е. всякое действие является одновременно сознательным и бессознательным.

В. Ф. Асмус отмечает своеобразный исторический агностицизм Толстого.

Человека делает историческим деятелем не сознательное стремление, по толстовской теории, совершать действие, имеющее историческое значение, а более или менее близкое совпадение совершенного человеком действия с интегральным результатом события.

В. Ф. Асмус «смысл этого учения…в сглаживании различий между результатом действий, совершаемых великим деятелем истории, и результатом действия, совершаемого рядовыми участниками исторического процесса»^[302].

На наш взгляд, некоторый этический недостаток Толстого в том, что он снимает ответственность с Наполеона за его действия, поступки, принятые решения. В этом проявилась в очередной раз некоторая противоречивость концепции Толстого, с одной стороны, это ниспровержение Наполеона с пьедестала великих людей, но с другой стороны, это делается методом, как нам кажется, неоправданным при научном постижении истории. Нам бы не хотелось утверждать, что Наполеон – полная бездарность, управляемая неведомой силой, необходимостью. Безусловно, он великий полководец, много сделавший для Франции, и в какой-то мере для всей Европы, вспомним знаменитый кодекс Наполеона, однако не стоит его идеализировать, необходимо прекрасно понимать как его заслуги, достоинства, так и просчеты, недостатки. Толстой, в этом смысле, не совсем объективен, видя в Наполеоне лишь то, что он отрицает, презирает в государственном деятеле, полководце.

Не для кого не секрет, что Толстой придал огромное значение вкладу русского народа в исход Отечественной войны 1812 г. Исследователи, особенно это касается советских филологов и философов, подчеркивают, что Толстой осознал народный характер, первым отказался от казенного патриотизма. Однако М. Г. Кацахян писал, что фатализм ослабляет основную эпическую линию романа, связанную с народом^[303].

Ряд советских исследователей, к коим принадлежал и В. Ф. Асмус, слишком подчеркивали, абсолютизировали роль народа, как она показана у Толстого. В. Ф. Асмус утверждал, что «народ для Толстого и причина всех причин в историческом процессе, и великий деятель истории, и субъект исторической свободы»^[304]. Однако, на наш взгляд, такая абсолютизация народа немного не оправдана, т. к. противоречивость философии Толстого больше всего проявилась именно тогда, когда писатель пытается совместить огромное значение поведения народа для победы в Отечественной войне и свою концепцию, основанную на всеобщей предопределенности, фатализме событий. Нам кажется, что Толстой понимал фатализм, в данном случае, как нечто неизбежное в силу ряда вполне объективных причин.

Э. Г. Бабаев отмечал, что правота Толстого была верной «не только фактам военной истории 1812 года, но именно философии русской истории»^[305]. К нашему сожалению, Бабаев приводит доказательства только в подтверждение первого тезиса, верность философии, принимая, видимо, за аксиому.

А. Сабуров подчеркивал, что Толстому особенно важно было психологическое наполнение факта^[306], читатель это может заметить на всем протяжении романа-эпопеи.

Скафтыров обратил внимание на очень важную вещь, как нам кажется, на то, что очень часто Толстой-художник противоречит Толстому-мыслителю^[307]. «В образе Кутузова скрещиваются обе линии… - линия художественного повествования и линия философско-исторических отступлений. Естественно, что это внесло противоречия в образ великого полководца»^[308]. Для нас важен тот факт, что многие исследователи видят автора «Войны и мира» в нескольких ипостасях, а также то, что многие противоречивые моменты в романе объясняются столкновением этих ипостасей, их наложением.

По мнению Лурье, историко-философскую концепцию не приняли и ценители, и приверженцы романа. Толстому делалось 2 упрека:

· при сопоставлении с модными философскими взглядами, толстовские кажутся «то банальными и всем известными, то невежественными и доморощенными»^[309].

· мистический фатализм в макроистории.

Первое нам кажется неверным, второе мы достаточно подробно обсуждали.

Лурье утверждал, что «историческая концепция Толстого логична и глубоко продумана писателем»^[310].

Лурье подчеркивал, что историческая концепция Толстого не потеряла своего значения и для современной науки^[311]. Особенно важно для понимания философии Толстого такое понятие, как дифференциал истории, определяемого как бесконечно малая единица для наблюдения, «однородные влечения людей». По Толстому, мы сможем надеяться на постижение законов истории, если достигнем «искусства интегрировать».

Философия истории Толстого настолько многогранна и противоречива, что ее достаточно сложно изложить в систематизированном виде, особенно для человека. Не имеющего специального философского образования. Как нам кажется. Не нам судить о правильности философии Толстого, но мы согласны с Драгомировым, что объяснять некие событие тем, что так случилось, потому что должно было случиться^[312], неправильно, особенно с методологической точки зрения.

Дата добавления: 2015-08-21