Последние решения

Хмельницкий вернулся из похода больной и разби­тый. С трудом дышалось, руки и ноги словно свинцом налились: ни поднять, ни повернуть. Гетман сначала не придавал охватившей его хвори значения. Не раз уже было с ним такое. Отдых, домашний уют да жаркая печь — и тело вскоре вновь становилось легким и по­слушным. Но сейчас это не помогало. Не облегчили бо­ли и знахарки, которых приводила Ганна.

Еще больше подкосила гетмана весть о том, что 7 октября 1655 года при осаде города Старого Быхова погиб его любимый полковник — брат Ганны Иван Золотаренко. Ганна ходила как снятая с креста: вокруг глаз черные круги, лицо суровое, без кровинки.

В июне 1656 года в Чигирин пришла весть, что из Москвы через Украину возвращается на родину патри­арх Макарий. Хмельницкий воспрянул духом. Он по­любил этого мудрого старца. Да и тот был расположен к нему, хорошо говорил о нем царю. И сейчас встретить­ся с патриархом и отвести с ним душу было для Хмель­ницкого большой радостью. Он послал гонцов к полков­никам, через города которых должен проезжать патри­арх, чтобы надлежащим образом встречали его и пригла­сили в Чигирин.

И вот в конце июля они вновь встретились. Разговор был долгий. Хмельницкому интересно было узнать впе­чатления патриарха о Москве. Вспоминали о виденном и пережитом. Успокоенный разговором, Хмельницкий попросил патриарха поехать в его родовое поместье Суб­ботов и освятить возводимую там церковь святого Ильи.

Из записок Павла Алеппского «Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века»: «В субботу 2 августа Хмель приехал посе­тить нашего владыку патриарха, после чего мы выехали из города. Сделав около мили,...мы прибыли в селение по имени Субботов, где обыкновенно жил покойный Ти­мофей, сын гетмана. Жители вышли нам навстречу кре­стным ходом и повели нас в большую новую церковь во имя св. Михаила; в этой церкви гробница Тимофея. Же­на его, дочь Василия, господаря Молдавии, несколько раз посетила нашего владыку патриарха...»

Напротив церкви святого Михаила, в которой была гробница Тимофея, строилась церковь святого Ильи. Хмельницкий хотел, чтобы его там похоронили. Освятив церковь и отстояв обедню, патриарх распрощался с гет­маном и поехал дальше. Пока он ехал по Украине, по приказу Хмельницкого навстречу патриаршему поезду выходили сотники со своими отрядами и знаменами и провожали его от города к городу.

После отъезда патриарха Хмельницкий снова погру­зился в ежедневные дела и заботы. Шведский король, всегда искавший в нем союзника, и сейчас, захватив по­чти всю Польшу, присылал к нему посла за послом, предлагая совместные действия. Но союз со шведским королем означал бы разрыв союза с Россией, с таким трудом осуществленного украинским народом. И он пи­сал королю Карлу X дружеские письма, в кото­рых выражал уважение и преданность, но конкретно ничего не обещал. К тому же Хмельницкого не могло не возмущать, что шведский король считал украинские зем­ли составной частью Польского государства.

Русскому правительству было невыгодно, чтобы шве­ды оккупировали Польшу, и оно начало с ней переговоры. Хмельницкий узнал об этом от гонца, которого царь послал к Яну-Казимиру с грамотой. Гетман дал гонцу проводников, а сам тут же написал царю письмо с прось­бой известить, когда и где начнутся переговоры. В письме он отнесся скептически к возможности заклю­чения с Польшей твердого мира. Он сообщал о новых по­сольствах, которые польский король отправлял Ракоци, в Молдавию, турецкому султану и крымскому хану, ища у них помощи в походе на Украину. И Хмельницкий да­лее обращается к царю с просьбой: «Видя их, неприяте­лей наших, таковые хитрости, просим тебя не подавать нас на поругание иноверными». Хмельницкого беспокои­ла позиция царя в отношении Украины. А тут же в на­роде поползли слухи, которые специально распускали польские лазутчики, что царь продал Украину и поляки снова вернутся на прежние земли. Послы Иван Скоробогатов и Остафий Федъкович должны были передать царю желание гетмана: если будет съезд для переговоров о ми­ре, направить на него своих представителей.

Еще не успели послы переехать границу Украины, как в Миргород, где гетманша по указанию Хмельницко­го строила новый дворец и куда он поехал, чтобы по­смотреть, как идут дела, прибыл стольник Василий Пет­рович Кикин. Он привез грамоту государя, в которой со­общалось, что переговоры состоятся в Вильно и что возглавлять их будет князь Никита Иванович Одоев­ский. Царь спрашивал также, «межи какими б городами и местами черкасскими и польскими рубеж учинить».

Хмельницкий прочел грамоту, молча отложил ее и задумался. Как-то не так все идет, как хотелось и как должно было бы идти. Вместо того чтобы вести войну с Польшей до конца, царь ищет с ней мира, прельстив­шись обещаниями, что станет польским королем. Хмель­ницкий твердо знал, что в Вильно будет идти речь об Украине, а царь и не помышляет, чтобы на этих пере­говорах были представители Украины. Верит, что ста­нет польским королем, а спрашивает о границах. Зачем тогда они?

А он за волю Украины, за эти границы уже девять лет ведет непрестанную войну. И он ответит царю, что в этой войне «много православных христиан одни мечом побиены, другие в неволю поганскую пошли, третьи голодом и иною разною смертью померли. Он ответит, что границы эти установила сама жизнь, и «пусть так, как за искони вечных предков вашего царского величества... было, и ныне будет, чтоб рубеж княжества Рос­сийского по Вислу реку был, аж до венгерские границы». Он просит царя «усмотреть», что на этих землях «право­славные епископы львовскин, перемышльский, луцкий и перед тем под православием будучие хелмский, володимирский и весь народ православный, в тех епископиях обре­тающийся, великое гонение по вся времена терпели и ныне терпят». Он напишет и снова, и снова будет писать о том, чтоб не верили ляхам, что на съезде «польские пос­лы воли вашего царского величества не учинят», что тот съезд они нарочно затеяли, чтоб тянуть время и договор со шведом уложить против России, а потом возьмутся «о нас промышлять...». И он примет решение послать па съезд своего представителя, хотят этого русский царь или польский король или нет. Но беда в том, что на съезд он пошлет неплохого воина, но дипломата нику­дышнего — сотника Романа Гапоненко, да и товарищей ему тоже подобрать не сумели. Сказалось тут многое, но главное, что отошли с боями и годами старые товарищи, и остались в окружении гетмана не те, кто готов был отдать свою жизнь не за собственные привилегии, а за отчизну.

Открылся съезд 10 августа и закончился в октябре 1656 года. Приехавший на него украинский посол Ро­ман Гапоненко и его товарищи, не имея дипломатиче­ского опыта и такта, сразу же оказались в изоляции. На заседания их не пустили, информации никакой они не имели. Питались провокационными слухами, которы­ми их специально снабжала польская агентура. Так и вернулись послы ни с чем.

А меж тем уже на одном из первых заседаний съез­да российские делегаты передали польским комиссарам требование: «Королевское величество не может довечно вступаться в Малую Русь, Подолию и Волынь, в замки и в поветы, где теперь царского величества Войска Запо­рожского люди — Малая Русь, Волынь и Подолия при­надлежат Московскому государству царского величества по реку Буг навечно. К Короне польской за рекою Бу­гом тое Малой Руси, Волыни и Подолии — замки и по­веты ни жилых ни пустых не занимати, ани заседать, ани войсковых людей из своего государства, ни найма-ных, ни с чужих земель, ни явно, ни тайно за реку Буг не посылати. Гетману Богдану Хмельницкому, писарю, полковникам настоящим и будущим, которые будут за постановлением царского величества, ни всякого стана людям Войска Запорожского не мстити, ани никаких во­енных дел с ними не зачинати, никакого лиха им не хотети».

Съезд закончился 24 октября 1656 года и не решил, как и предполагал Хмельницкий, главных вопросов — об избрании царя Алексея Михайловича королем Поль­ши и установлении государственных границ. Было под­писано лишь соглашение о перемирии и прекращении переговоров со Швецией.

Достоверные известия о съезде гетман получил от посланного царем Абрама Лопухина, который прибыл в начале января 1657 года. В марте из Москвы прибыл но­вый посол, старый знакомый Хмельницкого Василий Петрович Кикин, которого он искренне уважал и кото­рому верил. Он привез подлинные статьи соглашения с поляками и грамоту царя, в которой тот жаловался, что польские паны не придерживаются Виленского договора и не созвали сейма для избрания царя своим королем. 13 марта 1657 года Хмельницкий ответил царю письмом. В нем он воздавал благодарность государю, что «мило­стивое слово прислати изволил». Что же до того, что по­ляки не выполнили договора, то как писал гетман далее, «мы вам... и в прошлых грамотах о тех хитростях ляцких объявляли, что они с вами, великим государем, с вашим царским величеством, поступают хитро и не по правде и что они того договору в совершенье никогда не приведут, о чем вашему царскому величеству ныне уж самым делом явно есть, а того они не мыслили, чтоб ва­ше царское величество на корону Польскую и Великое княжество Литовское обирать и короновать».

Виленский съезд и все с ним связанное не внесли ни­чего нового в отношения между воюющими государства­ми и между Украиной и Россией, но породили у Хмель­ницкого опасение за будущее начатого им дела, за буду­щее Украины. Немощь, которая с каждым днем все боль­ше сковывала его тело, доходившие до него слухи о на­мерениях Виговского после его смерти взять гетманство и разорвать союз с Россией — все это толкало на приня­тие какого-то решения. И он принимает его.

В середине апреля 1657 года полковники по городам и все старшины получили приказ прибыть в Чигирин на старшинскую раду. Собирались и ехали спешно и в тревоге, зная о гетмановой болезни. Рада собралась на Чигиринском майдане против дома Хмельниц­кого.

Гетман вышел, поддерживаемый близкими. Выглядел он истощенным, гетманская булава обвисала па поясе. Он стоял опершись на плечо сына Юрия, и было видно, что это стоило ему большого труда. Полковники стояли угрюмые и притихшие. Чуяли, что не для веселого дела собрал их гетман. А он поднял поникшую голову, обвел всех усталым взглядом и приглушенным болезнью го­лосом проговорил:

— Братья! Так же, как и мне, вам известно, какие страшные гонения и поругания, ежедневные мучения терпел под игом поляков наш народ и как страдала мать наша православная восточная церковь. Известно вам и то, с какими трудами и потерями свершилось избавление православной церкви и отечества нашего. Богу было угодно, чтоб это свершилось мужеством вашим, казаки-рыцари, и под моим предводительством. Десять лет я посвящал себя отечеству, не щадя ни здоровья, ни жиз­ни. Но старость и болезни одолели меня. Недолго мне быть с вами. Благодарю вас, возлюбленные братья, за ту честь, которую вы оказали мне, избрав гетманом. Благодарю за доверие ко мне, за непоколебимую вер­ность и искреннее послушание. Благодарю за храбрость, проявленную вами в тридцати четырех сражениях с по­ляками, венграми, валахами, татарами, и более всего благодарю вас за то согласие и единодушие, которое вы проявили в трудах, перенося бедствия. Возвращаю вам теперь булаву, бунчук, знамена, все клейноды, означа­ющие власть мою. Изберите себе нового гетмана, братья, пока я жив. Если я буду знать судьбу вашу, то спокой­но сойду в могилу. Меня же, милые братья, простите по-христиански, если я, по немощи человеческой, кого-нибудь огорчил или против кого-нибудь из вас погрешил.

После этих слов гетман низко поклонился собранию, стараясь унять душившие его слезы.

Никто не отвечал на слова гетмана, безмолвно стояли вокруг него старые боевые товарищи. У многих на гла­зах блестели слезы.

Подождав немного и набравшись сил, гетман сам прервал молчание:

— Есть между вами люди опытные и достойные: и полковник киевский Антон Жданович, и полковник пе­реяславский Тетеря, и полковник полтавский Мартын Пушкаренко...

Из «Истории Русов», «Чины и казаки, возрыдав горь­ко от изречений гетманских, так трогательных и их поразивших, а паче о приближающейся кончине его и сво­ем сиротстве, начали вопить: «Кого изберем па место твое? И кто достоин наградить отеческие к нам заслуги твои и нашу к тебе потерю? Сын твой Георгий да насле­дует место и достоинство твое! Он один пущая над нами начальствует, и мы, забыв и презрев великие твои к нам благодеяния, бесстыдны были б мы, если бы предпочли ему кого другого, забыв и презрев великие твои и бес­примерные для отечества подвиги».

Все, кого назвал Хмельницкий как кандидатов в гет­маны, отказались в пользу Юрия.

Хмельницкий, слыша это, согласился. Это было и его тайной мечтой. Он поднял просиявшие глаза на сына, потом вгляделся в стоящих перед ним соратников: от сердца ли они чинят сейчас. Уверившись в их искренно­сти, он словно сразу набрался сил и прежней решитель­ности, твердым голосом проговорил, указав рукою на сына:

— Вручается он в покровительство божье и в вашу опеку, и анафеме предаю того, кто совратит его с пути истинного! Предаю и самого его, если он удалится от че­сти и христианских добродетелей. Завещаю ему на всю жизнь его служить отечеству верно и усердно, блюсти его, яко зеницу ока, и пролить за него всю кровь свою, ежели это будет ему полезно и спасительно! Более сей жертвы я ничего другого от него не требую. А вас про­шу и заклинаю укреплять его благими советами и по­стоянным мужеством, которое всему племени нашему славянскому искони присуще.

Он снова повернулся к сыну и добавил:

— Да будет в сердце твоем страх божий, чтобы не дерзнул нарушить верность его царскому величеству. Если же поступишь противно нашей дружбе с Россией, то пусть все зло отвратится от других и обратится на твою голову.

Гетман молча взял поданные ему войсковые клейноды, войсковую печать и передал сыну. Согласно обычаю, все, кто был здесь, поздравили его и покрыли знамена­ми и шапками. И в это время били в литавры, стреля­ли из пушек и ружей.

После гетман попрощался и удалился в дом. 23 ап­реля 1657 года он сообщил русскому царю: «И то тебе, великому государю, извещаю, что... за изволением всех полковников вручил есмя гетманство сыну моему Юрью Хмельницкому, за которым низко челом бьючи, молю, чтоб ваше царское величество милостив к нему был и в неотменной милости своей сохранял».

И несмотря на все ухудшающееся здоровье, он про­должал работать. Принимал послов других государств и отсылал своих, отправил письма российскому царю Алексею Михайловичу, польскому королю Яну-Казими­ру, германскому императору Фердинанду III, курфюр­сту Фридриху-Вильгельму, шведскому королю Карлу-Густаву, турецкому султану, давая универсалы на под­тверждения прав и привилегий своим соратникам, горо­дам, монастырям, церквям. Он словно не верил, что те, кто останется после него, сделают все как следует, и спешил решить наиболее важные вопросы.

Много сил и здоровья отнимало у гетмана осуще­ствление его давней мечты — создание антипольской коалиции в составе Швеции, Украины, Дунайских кня­жеств _ Молдавии, Валахии, Трансильвании. Он по­сылает к ним послов, старается объединить их стремле­ния. Исходя из этого он заключает 7 сентября 1656 го­да союзный договор с Ракоци и в феврале 1657 года по­сылает ему на помощь шестнадцатитысячный отряд под командой киевского полковника Антона Ждановича. В марте объединенные силы Ракоци и Ждановича пробились к Кракову и сошлись с армией Карла Х.

Совместными действиями они продолжали развивать успех. Но в мае в войну против Швеции вступает Да­ния, а в поддержку Яна-Казимира в поход выступил Махмет-Гирей.

Предвидя действия татар, Хмельницкий еще раньше сформировал русские и украинские отряды, которыми номинально командовал сын Богдана Хмельницкого Юрий, но по малолетству советником ему поставили опытного в боях наказного гетмана Григория Лесницкого. Они встретили татар на Днепровских переправах. В результате многодневных боев, хан отступил на Пере­коп. Вскоре он появился на Днестре и, преодолев его, вышел с армией к Каменец-Подольску, где стоял поль­ский гарнизон.

Успеху хана в выходе за Днестр немало способство­вал Виговский. Прикованный к постели Хмельницкий уже не мог, как раньше, вникать в дела, и генеральный писарь забирал все большую власть в свои руки. Вына­шивая долгие годы свою мечту — возвратить Украину под руку короля, он сейчас делает все от него зависящее, чтобы пропустить татар на соединение с шляхет­ским войском.

По указанию Выговского и Жданович бросает Ракоци в самую критическую для него минуту, когда его отря­ды окружают войска Махмет-Гирея, Потоцкого, Сапеги к Чернецкого. Это было невиданное для казаков пре­дательство.

Не зная об этом, гетман по-прежнему стремится к укреплению Украины. 16 июля 1657 года он пишет письмо белгородскому воеводе Г. Г. Ромодановскому с просьбой ускорить вступление новых отрядов русских войск на Украину. Обращает внимание на ту большую опасность, которую таит в себе для России и Украины объединение крупных татарских сил с войсками Речи Посполитой.

Уже лежа в кровати, не имея сил подняться на но­ги, он вел долгие разговоры с прибывшим в Чигирин Федором Бутурлиным о проблемах внешней и внутрен­ней политики и заверил посла, что никогда не отступит от России. Эти же слова он повторил и польскому послу Станиславу Беневскому, который снова приехал в июне 1657 года, теперь уже с каштеляном Людвиком Евлашевским. Они должны были склонить Хмельницкого на союз с Полыней и составить об этом акт.

— Что мешает вам, — обращался к Хмельницкому волынский каштелян Станислав Беневский, — сбросить покровительство московское? Царь никогда не будет польским королем! Соединитесь с нами как равные с равными, вольные с вольными неразрывным дружеским союзом.

Хмельницкий с усилием поднял тяжелые веки, и польского посла пронзил все еще острый, все охватывающий и понимающий взгляд гетмана, от которого послу стало как-то не по себе.

— Я одной ногой стою в могиле, — ответил глухим, еле слышным голосом гетман, — а на закате дней не прогневаю небо, нарушив обет московскому государству. Раз поклялся ему на верность, сохраню ее до послед­ней минуты.

С каждым днем гетману становилось все хуже. К то­му же 21 17юля он получает ужасающую весть о том, что в решительные часы совместных действий Жданович оставил союзника один на один с неприятелем и татары при поддержке шляхетских войск учинили страшный разгром Ракоци. Это было таким ударом для больного гетмана, что в гневе он отдает приказ схватить и каз­нить Ждановича. Рушилась давняя его мечта о создании коалиции против Речи Посполитой, которая стоила ему стольких сил и трудов. А вскоре гетман почувствовал себя совсем плохо. Последовало кровоизлияние в мозг. Богдан Хмельницкий потерял речь. И когда 27 июля 1657 года утром, почувствовав некоторое облегчение, он призвал к себе близких, то те скорее разгадали по гу­бам, нежели услышали его желание.

— Я умираю, — прошептал он им, напрягая послед­ние силы. — Похороните меня в Субботове, который я приобрел кровавыми трудами и который близок моему сердцу.

Гетман скончался тихо, ровно в полдень, в тот же самый день. По его желанию тело его перевезли в Суб­ботов и 25 августа 1657 года, когда собрались все стар­шины и «многий казацкий простой люд», схоронили в построенной им Ильинской церкви.

Из летописи Григория Грабянки: «Умершего Хмель­ницкого в день Успения пресвятыя девы, вси на погреб его зошедшиеся генералы и полковники, старшина их и чернь з превеликим плачем и жалостию, купно же и войсковыми обрядами попроводиша з Чигирина в Суб­ботов и тамо в церкви каменной, от самого ж иногда со­зданной, в недельный день пред Семеном погребоша и плакавше немало над гробом вождя своего...»

По своему великому сыну скорбела вся Украина. И эта скорбь, эта печаль по нем отразилась в народных песнях и думах.

То не чорні хмари ясне сонце заступали,

Не буйні вітри в темнім лузі бушували;

Козаки Хмельніцького ховали,

Батька свого оплакали!

Дата добавления: 2015-08-21