Исторические портреты. Федор Иванович 8 страница

Оставалось только убедить народ, что лучшей кандидатуры, чем князь Василий, нет: Рюрикович, царского рода, борец за православную веру, разоблачитель царя-еретика и самозванца и, значит, спаситель Отечества. Сделать это в полупьяной толпе клевретам Шуйского оказалось несложно. Очень скоро все дружно кричали, что желают видеть на троне только князя Василия Ивановича. Тот не стал дожидаться других доказательств своей законноизбранности и позволил толпе внести себя в царский дворец. После этого в спешном порядке по стране стали рассылаться различные грамоты с рассказом о происшедшем в столице: от имени бояр, Марфы Нагой, самого Василия. Все они убеждали население в том, что свергнутый и убитый царь был самозванцем, авантюристом и еретиком и планировал окончательно погубить православную Русь и ее народ.

Труп Лжедмитрия, до этого пролежавший три дня в обнаженном виде с карнавальной маской на лице и волынкой в руках на Красной площади, было решено захоронить за городом. Под улюлюканье толпы его протащили по многолюдным улицам и бросили в ров на съедение собакам, но потом присыпали землей. Однако тайные сторонники самозванца стали распространять слухи о том, что убитый был чародеем и способен воскреснуть вновь. Некоторые даже заявляли, что видели во рву какие-то странные огоньки. Тогда Василий повелел вновь выкопать труп и публично сжечь в потешной крепостице, прозванной "Адом". Пепел же зарядили в пушку и выстрелили на Запад, откуда Лжедмитрий пришел ²⁴. Этим актом новый царь хотел убедить всех сомневающихся в том, что со Лжедмитрием покончено раз и навсегда. Однако последующие события показали, что сделать это ему не удалось.

Не успел пепел от праха самозванца рассеяться, как по стране поползли слухи о новом чудесном спасении "царя Дмитрия". Их усиленно распространяли те его сторонники, которые не принадлежали к высшей знати и не вошли в сговор с Шуйским. С гибелью своего покровителя они теряли все, поэтому были готовы вновь его реанимировать. Несколько придворных во главе с М. А. Молчановым во время кремлевских погромов похитили государственную печать и бежали с ней к западным границам, надеясь найти там поддержку. По пути они рассказывали всем, что "истинный Дмитрий" спасся и направился за поддержкой к теще в Самбор. Там он вновь будет собирать войско, чтобы отомстить обидчику и узурпатору Шуйскому. Для подтверждения истинности своих слов они показывали украденную государственную печать. Новая самозванческая авантюра нашла горячую поддержку во многих северских городах, крайне недовольных московскими событиями. Особую помощь Молчанову стали оказывать путивльский воевода Г. Шаховской и родственники Марины Мнишек. Ее мать приютила Молчанова в своем замке и для несведущих людей представляла в качестве зятя Дмитрия. Даже в Москве некоторые поговаривали, что публично выставлявшийся труп не был "царем Дмитрием" и ему умышленно надели маску, чтобы никто не заметил сбритую черную бороду, которой никогда не было у лжецаря ²⁵.

Все это сильно обеспокоило царя Василия и заставило организовать активную деятельность по обоснованию своих прав на престол и необходимости свержения Лжедмитрия.

Одной из первых, уже 19 мая, была разослана по всей стране ограничительная запись. В ней Шуйский не только объяснял законность своего воцарения, но и пытался показать себя исключительно милостивым и справедливым правителем. О своих правах на престол он писал следующее: "Щедротами человеколюбивого славимого Бога и за моление всего освященного собора и по челобитию и прошению всего православного христианства, учинилися есьмя на отчине прародителей наших, Российском государстве, царем и великим князем, его ж дарова Бог прародителю нашему Рюрику, иже бе от Римского кесаря, и потом многими леты и до прародителя нашего великого князя Александра Ярославича Невского на сем Российском государстве быша прародители мои, и по сем на Суздальский удел разделишася... по родству" ²⁶.

Несомненно, что в этом обосновании было много темных мест и, мягко говоря, неточностей. Никакого "моления всего освященного собора и челобития, и прошения всего православного христианства", скорее всего, не было, поскольку их организовать за один день 18 мая было просто невозможно. Весьма сомнительными были права Шуйского как потомка Рюрика, так как от него вели свои роды все русские князья. Более убедительными казались его права как потомка Александра Невского. Но то государство, которым собирался править Василий, вовсе не было отчиной знаменитого князя: и столица, и границы его были иными.

Возмущение современников вызвало и то, что Шуйский добровольно ограничил свою власть в пользу бояр, чего ни один русский монарх не делал. Ограничительная запись сообщала об этом следующее: "Аз, царь и великий князь Василий Иванович всея Русии целовати крест на том, что мне, великому государю, всякого человека, не осудя истинным судом с бояры своими, смерти не предати, и вотчин, и дворов, и животов у братьи их и у жен, и у детей не отъимати,.. также у гостей и у торговых людей,.. буде с ними они в той вине невинны. Да и доводов ложных мне, великому государю, не слушати, а сыскивати всякими сыски накрепко и ставити со очей на очи,.. а кто на кого солжет, и сыскав того, казнити, смотря по вине его". В итоге вместо того, чтобы укрепить положение нового царя, ограничительная запись с самого начала подорвала доверие к нему подданных.

Шуйский прекрасно знал, что на умы простых людей большое влияние оказывают художественные сочинения: сказания, истории, жития. Поэтому он сразу же поручил своему приятелю и помощнику М. И. Татищеву

стр. 83

написать произведение, в котором обстоятельно рассказывалась бы история появления самозванца, его воцарение и свержение, с прославлением деятельности самого Василия. Образцом для него должна была стать "Повесть о честном житии царя Федора", написанная патриархом Иовым в период борьбы за престол Бориса Годунова и очень помогшая тому. Основными источниками сведений о превращении чудовского монаха Григория Отрепьева в царевича Дмитрия стали грамоты царя Бориса и патриарха Иова, распросные речи Ю. Мнишека и братьев Бучинских и всевозможная документация, хранящаяся в приказах.

М. Татищев, обладавший определенным опытом составления всевозможных грамот и наказов послам, быстро справился с заданием, тем более, что под его началом трудился большой штат подьячих. "Сказание о Гришке Отрепьеве" появилось до коронации Василия (1 июня) и было разослано по городам. В нем описывалась не только самозванческая авантюра беглого монаха, но и прославлялся Шуйский. Сначала он был представлен невинным страдальцем от злобных происков Годунова, потом - любимцем воинства, "славным и премудрым боярином и воеводой". Очень образно была описана несостоявшаяся казнь Василия, его мужество и "крепкостоятельство" за правду. Лжедмитрий был обвинен в "Сказании" не только в том, что присвоил себе чужое имя, но и в том, что попирал православие, угнетал освященный собор, разрешал полякам осквернять русские храмы, женился на еретичке и даже планировал ввести католическую веру. Поэтому главной заслугой Шуйского автор назвал борьбу за веру, поскольку тот "наипаче всех бояр радел и промышлял за православие" ²⁸.

Исключительно образно представлено в "Сказании" свержение самозванца. В нем и намека нет на то, что все было совершено кучкой заговорщиков (как в сообщениях иностранцев). Напротив, в "Сказании" описано настоящее народное восстание против царя-еретика, начавшееся с моления братьев Шуйских в Успенском соборе о даровании им Божьей помощи в борьбе "с Ростригой". После моления Шуйский якобы вскочил на коня, "вопиюще гласом велиим: "Отцы и братья, православные християне! Постражите за православную веру, побеждайте врагов християнских!" Во главе толпы москвичей он бросился в царский дворец и расправился с Лжедмитрием ²⁹.

Могло ли такое быть на самом деле? Вряд ли, поскольку шумное сборище около Успенского собора не могло не быть замеченным из дворца, и было бы разогнано до начала восстания.

Несомненно, что в "Сказании" роль Василия как народного вождя была сильно приукрашена. Сделано это было для того, чтобы повлиять на умы тех, кто находился далеко от Москвы и не знал правды.

Обилие грамот, разосланных в первые дни после наречения Василия царем, поражает. Все они с некоторыми видоизменениями должны были убеждать народ в обоснованности свержения Лжедмитрия и законности воцарения Шуйского. Так, в окружной грамоте бояр от 19 мая писалось, что лжецарь был не только еретиком, но и чернокнижником и лишь с помощью колдовства смог всех обмануть и сесть на престол. При этом утверждалось, что Марфа Нагая и ее брат Михаил, бояре и родственники Гришки Отрепьева постоянно говорили всем, что на престоле самозванец, а подлинный царевич Дмитрий похоронен в Угличе. Но никто им не верил из-за чар Колдуна. Рассеять их по воле Бога должен был Василий Шуйский. Поэтому на престоле он оказался не случайно, а как божий избранник. Сам же он "государь благочестивый и по божьей церкви и по православной христианской вере поборитель, от корени великого государя Александра Ярославича Невского и многое смертное изгнание за православную веру с братьею своею во многие лета претерпели, а наипаче всех от того вора и богоотступника смертью пострадали" ³⁰.

В окружной грамоте Василия от 20 мая в Чернигов, не желавший целовать ему крест, перечислялось существенно больше преступлений самозванца: не только хотел ввести "латынство", но и сам был давно католиком, вел переписку с Римским папой, хотел истребить русских дворян и заменить их поляками, своему тестю Ю. Мнишеку обещал отдать Смоленск и Северские земли, жене - Новгород, что полностью разорило бы Русское государство. Себя Шуйский представлял гарантом сохранения православной веры и прежних порядков: "Вас всех хотим жаловать и любить свыше прежнего, смотря по вашей службе". В грамоте царицы Марфы в сибирские города содержится попытка не только оправдаться за ложь, но и представить именно себя тайной разоблачительницей самозванца. Марфа утверждала, что Лжедмитрий "устрашил ее смертью", изолировал от всех, но она все же пыталась сказать боярам правду о том, что ее настоящий сын был убит в Угличе "от Бориса Годунова" ³¹.

Фактически Марфа лишь повторила ту версию смерти сына, которую выдвинула еще в 1591 г., но тогда она была отвергнута расследованием Шуйского. В 1606 г. все тот же Шуйский, но уже царь, превратил эту версию в официально признанный факт. Возможно, что таковой была его плата за то, что царица стала его самой верной союзницей.

Как уже отмечалось, в грамоте Марфы все заслуги по разоблачению самозванца приписаны ей самой, а не Василию Шуйскому, как в его собственных грамотах. Естественно, что жители провинциальных городов могли придти в недоумение от чтения столь различных писаний и заподозрить во лжи обоих авторов.

Царь Василий, возможно, понимал неубедительность посланных грамот, поэтому в некоторые неблагонадежные города были отправлены гонцы с особыми указаниями. Например, в Путивль, всегда благоволивший самозванцу, был послан Гаврила Шипов с таким наказом: приехать в город и сразу же войти в соборную церковь, в ней потребовать созыва воевод с товарищами и всех служилых людей. Когда все соберутся, зачитать царскую грамоту о московских событиях. В ней события 17 мая были представлены следующим образом: претерпев массу невзгод и притеснений от еретика и самозванца Лжедмитрия, москвичи пришли в Успенский собор и стали молить Бога об избавлении их от злой напасти. Затем царица Марфа и ее братья публично объявили, что на престоле не истинный царевич Дмитрий, а злой еретик и расстрига Гришка Отрепьев. Воодушевившись, москвичи бросились в царские покои и поймали самозванца, принявшего от Бога смерть ³².

К грамоте в Пермь от 20 мая были приложены отрывки из писем Лжедмитрия к Римскому папе, кардиналам, Ю. Мнишеку, которые должны были убедить пермичей в том, что для защиты веры и отечества свержение лжецаря было необходимо ³³.

Однако все усилия Василия Шуйского оказались не особенно эффективными. Мало кто верил его грамотам, большинство же возмущалось тем, что поддержанный всем народом и венчанный "царь Дмитрий" свергнут, а "без воли всей земли" незаконный узурпатор, "шубник", стал царем. В народе Шуйского даже прозвали самоизбранным царем. Против Шуйского были особенно настроены Северские области, имевшие по указу Лжедмитрия большие послабления в налогах, которые новый царь отменил. Кроме того, зорко следящий за ситуацией в России польский король Сигизмунд их умело подогревал. Видя, с какой легкостью взошел на московский престол самозванец Лжедмитрий, он понял, что нрав русских людей весьма переменчив, а авторитет выборных царей весьма низок. При таком положении дел возникал шанс и для него, потомка Ягайло, сына русской княжны и женатого на русской княжне, предъявить свои права на царскую корону. Но прежде следовало окончательно подорвать авторитет Василия Шуйского и расшатать его трон. Новая авантюра с Лжедмитрием была для этого исключительно удобным оружием. Поэтому король не стал препятствовать тому, что происходило в Самборском замке, и не стал официально заявлять, что никакого "царя Дмитрия" там нет.

Тревожные вести с окраин заставили Василия поскорее узаконить свое воцарение и стать не только избранным, но и венчанным монархом. Церемония была назначена на 1 июня. При этом Василия не смутило отсутствие патриарха, которому по правилам полагалось осуществлять само венчание (после свергнутого Игнатия нового избрания еще не было). Из сохранившегося текста Чина венчания известно, что обряд венчания Шуйского осуществлял новгородский митрополит Исидор, помогали ему ростовский митрополит Филарет и Крутицкий Пафнутий. В речи Исидора права Василия на трон объяснялись его происхождением не от Рюрика, а от Владимира Святого, крестившего Русь. Для православных людей это должно было выглядеть более убедительным аргументом. Эпитеты же в адрес нового царя митрополит почерпнул из Чина венчания Бориса Годунова: "Богом возлюбленный, Богом избранный, Богом почтенный и Богом нареченный" ³⁴.

Затем Василий решил окончательно разоблачить самозванство "царя Дмитрия" тем, что показать народу останки истинного царевича. Для этого в Углич была отправлена представительная делегация во главе с митрополитом Филаретом и боярином П. Н. Шереметевым. Там при вскрытии гробницы обнаружилось, что мощи Дмитрия не истлели, а напротив, хорошо сохранились, даже одежда и сапожки. Все это, по убеждению православного духовенства, свидетельствовало о святости последнего сына Ивана Грозного. Уже 3 июня в Москве гроб с нетленными мощами торжественно встретили царь Василий, все духовенство и горожане. Его установили для всеобщего обозрения в Архангельском соборе, где сразу же начались чудесные исцеления болящих. Это позволило церкви объявить царевича Дмитрия новым святым мучеником, написать его житие и разослать по церковным приходам для прочтения верующим. В нем Борис Годунов официально объявлялся цареубийцей. Это навсегда закрывало путь к престолу всех его родственников и полностью оправдывало тех, кто предал и его, и его сына Федора. Кроме того, в житии была выдвинута версия о том, что появление самозванца стало божьим наказанием царю Борису за смерть истинного Дмитрия ³⁵. В написанных вскоре "Повести како отмети" и "Повести како восхити" эта мысль была со всей обстоятельностью развита. Данные сочинения в списках также активно распространялись по стране.

Оценивая грамоты первого месяца правления Василия Шуйского, С. М. Соловьев писал: "Их содержание было настолько темным, что у многих могли возникнуть вопросы: Как погиб самозванец? Кем и как был избран новый царь? Странность, темнота события извещаемого необходимо порождала недоумения, сомнения, недоверчивость, тем более, то новый царь сел на престол тайком от земли, с нарушением формы уже освященной, уже сделавшейся стариной. У многих возникал вопрос: если чародей прельстил москвичей омрачением бесовским, то не омрачены ли они теперь Шуйским?" ³⁶.

У современников вызывали сомнения не только обстоятельства воцарения Василия, но и его способность управлять государством и основать династию. Шуйский был стар по тогдашним меркам, неказист и не мог внушить подданным ни любви к себе, ни симпатий. Кроме того, он был хитер, коварен, скуп, поощрял шептунов и доносчиков. Облику настоящего монарха это никак не соответствовало. К моменту своего восхождения на трон он не имел детей, могущих стать наследниками, и даже не был женат (его первая жена Елена уже умерла).

Свои качества Василий, видимо, оценивал достаточно объективно, поэтому не стал торопиться с назначением патриарха. Игнатий был свергнут и заточен в Чудовском монастыре. Иов вызывал подозрения, поскольку всегда был ярым сторонником Годунова, которого Шуйский втаптывал в грязь. Ростовский митрополит Филарет, представлявшийся поначалу подходящей кандидатурой, оказался слишком энергичным, слишком авторитетным и слишком знатным. Из известных иерархов оставался казанский митрополит Гермоген, когда-то прославившийся резким осуждением Лжедмитрия за женитьбу на католичке. Он был провинциал и в столице неминуемо оказался бы в полной зависимости от воли царя. Поэтому именно на него и пал выбор Василия. Вскоре после перенесения мощей Дмитрия Гермоген был приглашен в Москву и возведен в патриархи "всея Русии". С этого момента новый иерарх стал верным союзником в борьбе Шуйского с многочисленными врагами и своим авторитетом постоянно подпирал шатающийся царский трон.

Многое предпринимал Василий для укрепления своей власти, но все было напрасным. Жители северских городов расправились с царскими гонцами, а посланные с ними грамоты сожгли, не читая. Василия же объявили бесчестным предателем, покусившимся на истинного царя. Не хотело признавать нового царя и все Поволжье до Астрахани, где большим авторитетом пользовался "царевич Петруша", молодой казак, назвавший себя незаконнорожденным сыном царя Федора.

Первое время царь Василий пытался взять обстановку в государстве под свое наблюдение. Так, против взбунтовавшейся Астрахани был отправлен большой отряд под руководством боярина Ф. И. Шереметева. Под Кромы двинулось войско под началом воеводы Ю. Н. Трубецкого. В Елец, где по приказу Лжедмитрия было собрано много вооружения и боеприпасов для войны за Азов с турками и крымцами, направили сначала делегацию с увещевательной грамотой царицы Марфы, а потом и войско под началом боярина И. М. Воротынского. Однако эти меры ничего не дали. Шереметев не смог взять Астрахань и был вынужден зазимовать на волжском острове Балчик. Отряд Трубецкого был разгромлен. Воротынский после безуспешной осады Кром отошел к Туле, где его войско буквально растаяло, поскольку многие дворяне не захотели проливать кровь за "боярского царя" Василия.

Положение Шуйского становилось все отчаяннее. Уже в августе стало известно, что к столице движется армия якобы спасшегося "царя Дмитрия" под руководством опытного и отважного полководца бывшего холопа И. И. Болотникова. По пути к нему присоединились городовые отряды многих западных и южных городов. Последней попыткой остановить это все увеличивающееся войско стал бой у впадения Угры в Оку, состоявшийся 23 сентября. На этот раз Болотникову противостоял царский брат И. И. Шуйский. Но и он ничего не смог сделать и отступил.

В середине октября около Коломны к Болотникову подошли рязанские полки во главе с П. Ляпуновым и Г. Сунбуловым, веневские - во главе с И. Пашковым и др. Началась подготовка решающего штурма Москвы. 25 октября неподалеку от столицу у с. Троицкого состоялся бой с царскими воеводами Ф. И. Мстиславским и Д. И. Шуйским, но и он закончился поражением для Василия. 28 октября болотниковцы подошли к Коломенскому и начали пятинедельную осаду столицы.

Все историки, изучавшие это время, отмечали, что положение В. И. Шуйского было катастрофическим. Запертый в Москве среди бунтующей страны, без войска, без надежных союзников и помощников, он неминуемо должен был погибнуть. Даже москвичи не желали ему служить. Толпами собирались они на улицах и площадях и требовали от властей объяснить, что происходит. Один раз такая толпа окружила самого царя, выходившего из храма, и с криками стала требовать правды. Вырвавшись, царь бросился к боярам, считая их подстрекателями народа. Сорвав с головы шапку и протягивая им посох, Василий заявил, что готов добровольно оставить престол и отдать атрибуты царской власти любому. Но никто ничего не взял, и царь успокоился ³⁷. Несомненно, что этот поступок был дешевым актерством для устрашения бояр, не готовых к замене его кем-либо иным в столь трудное время.

Не доверяя знати, царь Василий решил опереться на церковь в лице патриарха Гермогена - и не ошибся. Вряд ли прямому и открытому Гермогену нравился хитрый и коварный старец Шуйский, не раз запускавший руку в церковную казну, но из двух зол приходилось выбирать меньшее:

православный царь из древних боярско-княжеских родов мог обеспечить безопасность русской церкви, неизвестно же откуда взявшийся самозванец с толпой всевозможного сброда представлял для нее большую угрозу. По совету Гермогена было организовано несколько акций всеобщего покаяния и массовых молебнов, которые должны были сплотить москвичей вокруг церкви и царя Василия.

Во-первых, прах Бориса Годунова, его жены и сына был перенесен, из убогого Варсонофиевского монастыря в Троице- Сергиев. Отказав Борису в праве на захоронение в царской усыпальнице, Василий все же отдал должное страдальцам от происков самозванца и повелел устроить им пышную могилу в самом крупном и почитаемом монастыре. В перезахоронении участвовал и сам царь, и бояре, и дворяне, и патриарх с освященным собором. Возле тел Годуновых в закрытых санях ехала царевна Ксения (в монашестве Ольга), которая рыдала и причитала: "Горе мне бедной, горькой, покинутой сироте! Наглый вор, плут и изменник, назвавшийся Дмитрием, истинный обманщик и соблазнитель, погубил моего отца, мать, брата и всех друзей!" ³⁸. Эта процессия должна была напомнить всем о злодеяниях самозванца и побудить на борьбу с тем, кто вновь назвался именем Дмитрия.

Во-вторых, во время осады Москвы болотниковцами, состоялось публичное прочтение в Успенском соборе и в других московских церквях "Повести о видении некоему мужу духовну", написанной царским духовником благовещенским протопопом Терентием. В ней описывалось чудесное видение в Успенском соборе Христа и Богородицы. Из беседы между ними некий муж узнал, что нашествие войск Болотникова, "кровоядцев и немилостивых разбойников", было божьим наказанием за всеобщие грехи, в том числе и патриарха, и царя. Поэтому всем было необходимо покаяться и перестать грешить. После прочтения повести царь Василий первым начал каяться в своих грехах и просить у москвичей прощения. Зрелище плачущего царя было столь умилительным, что и остальные присутствующие упали на колени и стали просить прощения у Бога и друг у друга.

Всеобщее покаяние, как и задумывалось, сплотило москвичей вокруг царя Василия, и те, кто намеревался перейти на сторону нового самозванца, одумались. Не последнюю роль в этом сыграло и духовенство, которое представляло болотниковцев сбродом босяков и головорезов, желавших ограбить зажиточных москвичей.

Хитроумный Шуйский не ограничился воздействием лишь на умы москвичей. По его приказу в стан болотниковцев отправились лазутчики, которые стали уговаривать городовых воевод перестать сражаться за несуществующего "царя Дмитрия" и перейти на сторону законного государя. Даже самому Болотникову предлагали знатный чин, лишь бы он "отстал от воровства". Но тот гордо ответил: "Я дал душу свою Дмитрию и сдержу клятву. Буду в Москве не изменником, а победителем" ³⁹.

Но не все думали так, как Болотников. Рязанские воеводы П. Ляпунов и Г. Сунбулов, а позднее и веневский воевода И. Пашков, поняли, что "царя Дмитрия", действительно нет, то есть нет того, за кого бы им стоило сражаться. Поэтому с легкой душой они перешли на сторону Василия Шуйского и приняли от него награды.

Радостным известием для царя стало и то, что тверичи и смоляне не покорились болотниковцам и даже прислали свои дружины в помощь осажденной Москве. По дороге они очистили Дорогобуж, Вязьму, Можайск. Получив подкрепление, Василий решил дать бой своим врагам. 1 декабря из Москвы выступило войско под началом молодого и храброго воеводы М. В. Скопина-Шуйского. Состоявшийся у деревни Котлы бой принес ему победу. Болотниковцы были вынуждены покинуть свой подмосковный стан и уйти в Калугу. Вслед за ним двинул полки и царский брат И. И. Шуйский и осадил город. Однако взять его так и не удалось, несмотря на прибывшую подмогу в лице Ф. И. Мстиславского.

Интересно отметить, что в боях с И. Болотниковым, считавшимся эмиссаром "царя Дмитрия", участвовали сторонники первого лжецаря:

Б. П. Татев, сдавший в 1605 г. самозванцу Царев-Борисов и получивший за это боярство, известный смутьян Борисова войска И. В. Голицын и его брат Андрей, мнимые родственники первого самозванца М. А. Нагой и И. Н. Романов. Сдавший зимой 1605 г. Белгород Лжедмитрию Б. М. Лыков, зимой 1606/07 г. мужественно оборонял Рязань от сторонников Болотникова. Братья "ближнего человека лжецаря" А. В. Измайлова Тимофей и Иван были назначены рындами царя Василия в Тульском походе. В то же время А. А. Телятевский, зять С. Н. Годунова, считавшегося правой рукой царя Бориса, оказался в стане И. Болотникова. Все это свидетельствует о том, что в воскрешение "царя Дмитрия" никто не верил. Каждый представитель знати сражался на той стороне, на какой предполагал получить наибольшие для себя выгоды. Это и стало главной причиной образовавшегося вскоре двоевластия.

В целом к весне 1607 г. ситуация для царя Василия стала складываться довольно благоприятно. Радостные вести приходили из Поволжья. Понизовая рать Ф. И. Шереметева освободила Арзамас, Нижний Новгород, принудила свияжан вновь присягнуть Шуйскому.

Чтобы закрепить успех у москвичей, царь Василий задумал с Гермогеном еще одно дело: из Старицы в Москву был привезен престарелый и слепой патриарх Иов, лишенный престола Лжедмитрием. Вместе патриархи написали разрешительную грамоту, в которой описывали преступления Лжедмитрия и прощали москвичей за измену во время его правления. Характерно, что в этой грамоте Годунов уже не был назван убийцей царевича Дмитрия (тот принял "заклание от рук изменников своих"). В то же время Шуйский уже наречен "воистину святым и праведным царем", сокрушившим самозванца "по промыслу божию" ⁴⁰. 19 февраля эта грамота была разослана по посадским сотням, а 20 февраля "всенародное множество" москвичей было собрано в Успенском соборе. Там состоялась церемония прощения: с великим воплем и плачем представители посада просили у Иова прощение за то, что когда-то помогли "злобному еретику" воцариться и крестное целование нарушили. От их лица была подана Иову челобитная, в которой они каялись во всех грехах. После прочтения разрешительной грамоты все пали к ногам Иова и говорили: "Во всем виноваты, честный отец. Прости, прости нас!". По замыслу царя Василия, это действо должно было отвратить москвичей от нового предательства и побудить верно ему служить. Однако все многочисленные религиозно- нравственные церемонии, на которых одни и те же события представлялись по-разному, скорее всего, лишь утомили народ и заставили усомниться в правдивости своего государя.

С началом весны 1607 г. в стане сторонников новой самозванческой авантюры началось оживление. Хотя реального "царя Дмитрия" все еще не было, путивльскому воеводе Г. Шаховскому удалось убедить "царевича Петрушу" взять на себя роль главы государства и отправиться на помощь осажденному в Калуге Болотникову. Эта акция кончилась тем, что обеим армиям удалось соединиться в Туле и начать подготовку нового штурма Москвы.

В ответ Шуйский предпринял решительные действуя по искоренению крамолы. Важным актом, который, по замыслу царя, должен был вновь сплотить вокруг него дворян, стало Соборное уложение о крестьянах, принятое в качестве закона 9 марта 1607 года. Согласно ему, срок сыска беглых крестьян увеличивался с 5 лет до 15, и возврату владельцам подлежали все крестьяне, записанные в 1592 г. в писцовые книги. В то же время указом о "добровольных холопах" запрещалось кабалить людей, добровольно поступавших на службу к боярам и дворянам. Его можно расценить как уступку обедневшему дворянству, вынужденному служить богатым господам. Пришлось Василию принимать и непопулярные меры: увеличивать налоги, повышать таможенные платежи, изымать ценности богатых монастырей, просить материальной помощи у зажиточных купцов, в частности у Строгановых, которые в благодарность получили право писаться с "вичем".

Все это позволило Шуйскому собрать большое войско - более 100 тыс. человек, которое он решил возглавить лично, не надеясь на нерадивых воевод. 21 мая, помолившись во многих церквах, около Успенского собора царь Василий сел на коня и со всем двором во главе огромного войска двинулся к Туле. За правителя в столице остался его брат Дмитрий, который при бездетном царе считался его наследником.

Несомненно, что участие самого царя в большом военном походе способствовало росту его авторитета в стране. Подняло оно и боевой дух воинов. К 30 июня, когда к Туле подошел полк царя, город был уже окончательно окружен войском М. В. Скопина-Шуйского. Однако взять его долго не удавалось: дубовый острог и каменная крепость хорошо защищали осажденных. Тогда, как обычно, Шуйский пошел на хитрость - велел перекрыть мешками с землей и сваями р. Упу и затопить город (этот совет дал царю боярский сын из Сум Фома Кравков по прозвищу Мешок). Одновременно он начал переговоры с Болотниковым и Петрушей об условиях сдачи города, обещая всем личную свободу.

Дата добавления: 2015-08-21