Падение во мрак

В семь часов вечера, когда толпу его сослуживцев, извергнутых из офисного здания, уже засасывало рождественская суматоха, Лу Сафферн все еще сидел в кабинете на своем рабочем месте, чувствуя себя не щеголеватым бизнесменом, а скорее Алоизиусом, школьником, оставленным после уроков, тем самым Алоизиусом, от которого все эти годы он так старался убежать. На папки с делами на его столе Алоизиус смотрел теперь с тем же замешательством, в какое повергала его некогда тарелка с вареным шпинатом: это зеленое месиво обретало над ним власть, парализуя волю. Поняв, что у Лу нет ни малейшей возможности отменить либо перенести беседу, Альфред пришел к нему с видом побитой собаки, изображая искреннее огорчение; он попытался загладить вину, мужественно и покорно глотая все упреки, и стал предлагать разнообразные способы исправить ситуацию. Как всегда, он был очень убедителен и совершенно обезоружил Лу, так что последний и думать забыл о том, как повел себя Альфред вначале, и лишь недоумевал, почему это ему взбрело в голову, будто во всем виноват именно Альфред. Альфред это умел – он в совершенстве овладел этим стилем бумеранга – извалявшись в грязи и бог знает в чем еще, опять вернуться в доверчиво раскрытые ему объятия.

Снаружи было темно и холодно. По набережным и мостам тянулись цепочки машин – люди возвращались домой, вычеркнув еще один день из предрождественской сумятицы. Прав был Гарри – все словно помешались, все бегут – не догнать, и чувства бегут, опережая друг друга, и нарастают так, что в следующую секунду они уже не те, что прежде. Вот и в голове у Лу боль пульсировала сильнее, чем это было утром, и левый глаз дергался – нарастала мигрень. Он притушил настольную лампу – свет резал глаза. Лу был не в состоянии думать, уже не говоря о том, чтобы думать связно, и потому, закутавшись в свое кашемировое пальто и шарф, отлучился из кабинета с намерением заглянуть в ближайшую аптеку и купить что-нибудь от головной боли. Он понимал, что страдает от похмелья, но также был уверен, что заболевает: в последние несколько дней он сам не свой и явно не в порядке. Вся эта рассеянность, расхлябанность, неуверенность в себе – несомненные признаки болезни.

В коридорах было темно, во всех кабинетах свет был погашен, и тускло горело лишь несколько пожарных лампочек, оставленных для охранников с их дежурными обходами. Он нажал кнопку, вызвав лифт и ожидая услышать в ответ гул машины и подергивание тросов, поднимающих вверх кабину. Но все было тихо. Он вновь нажал кнопку вызова и поглядел на панель с обозначением этажей. Лампочка первого этажа была зажжена, но никакого движения лифта не намечалось. Он еще раз нажал на кнопку. Тишина. Он все жал и жал на кнопку, потом, охваченный гневом, стал молотить по дверце кулаком. Не работает. Чего и следовало ожидать.

Он бросился прочь от лифта в поисках пожарной лестницы, а сердце его все еще гулко билось от гнева. До назначенного совещания оставалось еще полчаса – достаточно времени, чтобы спуститься и потом подняться к себе на этаж уже с пилюлями. Свернув с обычного своего пути по коридорам, он проходил через двери, которых раньше и не замечал, и очутился там, где коридоры были узки и не покрыты ковровыми дорожками. Толстые двери из ореха и деревянные панели исчезли, их сменили беленая штукатурка и фанера, а кабинеты превратились в клетушки. Вместо коллекционных картин, которыми он любовался каждый день, на стенах висели репродукции или машинные оттиски.

Завернув за угол, он остановился и удовлетворенно хмыкнул: вот и разгадка необыкновенного проворства этого Гейба! Перед ним был грузовой лифт, и это все разъяснило. Дверцы были широко раскрыты, а мрачную серую кабину освещал зловещий свет длинной флуоресцентной лампы. Он ступил в кабину, зажмурившись от неприятного света, и, прежде чем успел потянуться к кнопке, дверцы закрылись, и кабина быстро поехала вниз. Скорость этого лифта чуть ли не вдвое превышала скорость обычного, и Лу вновь порадовался своей догадке, почему Гейб так быстро перемещался по зданию.

Уже спускаясь, он нажал кнопку первого этажа, но лампочка этажа не загорелась. Он повторил нажатие несколько раз и посильнее, с тревогой наблюдая, как загораются попеременно цифры каждого из этажей. Двенадцатый, одиннадцатый, десятый… Минуя каждый из них, лифт набирал скорость. Девятый, восьмой, седьмой… Лифт и не думал замедлять ход. Теперь кабина дребезжала, канат трясся от бешеной скорости, и Лу с нарастающей тревогой, а вскоре и в полной панике стал жать на все кнопки, которые ему попадались, в том числе и на аварийную, но все было бесполезно. Кабина продолжала свое падение в шахту, мчась туда, куда ей вздумалось.

Возле первого этажа Лу отпрянул от дверцы и скорчился, забившись в угол кабины. Он втянул голову в плечи и, скрестив пальцы на счастье, приготовился к катастрофе.

Мгновение спустя лифт замедлил ход и внезапно остановился. Перед ним в проеме шахты на самом конце каната болтался противовес, подрагивавший от резкой остановки. Когда Лу приоткрыл крепко сомкнутые веки, то увидел, что находится на подвальном этаже. А лифт между тем как ни в чем не бывало, издав свой обычный веселый звоночек, отворил дверцы. Лу содрогнулся – открывшаяся перед ним картина вовсе не напоминала то дружелюбное помещение, что встречало его каждый день на четырнадцатом этаже, когда он выходил из лифта. В подвале было холодно и темно, цементный пол покрывала пыль. Не желая оставаться здесь ни секунды, он быстро нажал кнопку первого этажа, чтобы поскорее вернуться в царство ковровых дорожек и мрамора, хромированной стали и мягких гардин, но кнопка опять не сработала, лампочка этажа не зажглась, лифт не желал двигаться, и дверцы не закрылись. Лу ничего не оставалось, как, выбравшись из лифта, попробовать поискать пожарную лестницу и подняться по ней на первый этаж. Едва он ступил за пределы кабины, как дверцы закрылись, и лифт стал подниматься вверх.

Подвал был тускло освещен. В конце коридора мигала лампа дневного света, от которой у Лу разболелась голова, и он то и дело оступался. В воздухе стоял машинный гул, электропроводка на потолке не была утоплена, и повсюду висели провода. От пола несло холодом, а начищенные до блеска ботинки Лу тут же покрылись густой цементной пылью. Двигаясь по тесному коридору в поисках пожарной лестницы, он вдруг услышал музыку. Звуки неслись из-под двери в конце коридора, там, где коридор сворачивал вправо. «Домой на Рождество» Криса Ри. Там же напротив, в конце коридора, над металлической дверью, он заметил зеленый значок выхода: горевший зеленым светом человечек стремглав бежал куда-то. Но Лу перевел взгляд к той двери, откуда звучала музыка и где внизу виднелась полоска света. Он поглядел на часы. Еще не поздно сбегать в аптеку и не опоздать на совещание, конечно, при условии, что лифт будет работать. Но любопытство возобладало: он направился к манившей его двери и постучал в нее. Музыка была такой громкой, что он едва расслышал собственный стук, поэтому приоткрыл дверь и сунул туда голову.

От увиденного он потерял дар речи, дар этот выскользнул у него изо рта, сгреб под мышку слова и умчался прочь, злорадно хихикая.

За дверью была маленькая подсобка с металлическими полками по стенам, от пола до потолка уставленными всякой всячиной, начиная с запаса лампочек и кончая рулонами туалетной бумаги. Помещение разделяли два прохода, из которых внимание Лу привлек второй. Через щели между секциями с пола пробивался свет, а подойдя поближе, Лу увидел знакомый спальный мешок, брошенный на пол в проходе между стенкой и стеллажом. Лежа на этом мешке, Гейб читал книгу и был так поглощен этим занятием, что даже не поднял глаз, когда Лу подошел к нему. На нижних полках стояли в ряд зажженные свечи, ароматические, из тех, которые можно встретить в офисных туалетах, в углу горела тусклая лампочка без абажура. Гейб был прикрыт грязным одеялом, тем же, что и в день их знакомства. На полке виднелся чайник, а возле Гейба стояла полупустая пластиковая упаковка сандвичей. С полки свешивался и его новый костюм, ненадеванный, в полиэтиленовом чехле. Вид этого чистенького костюма на металлической полке подсобки напомнил Лу бабушкину гостиную, которую она холила и берегла для каких-то торжеств, которые так и не наступали, а если и наступали, то незаметно для окружающих.

Гейб поднял глаза, и книга, выпав из его рук, чуть не загасила свечу. Гейб настороженно привстал, выпрямился.

– Лу, – с опаской произнес он.

– Гейб, – отозвался Лу, но торжества, на которое он имел право, он не почувствовал. Представшая перед ним картина навевала грусть. Неудивительно, что Гейб был на работе первым, а уходил последним. Тесная каморка подсобки, где громоздились захламленные полки, стала его домом.

– А по какому случаю это? – спросил Лу, не сводя глаз с костюма. Костюм казался здесь удивительно не к месту. Среди запустения, замусоренности, заброшенности с деревянных плечиков свисал чистенький дорогой костюм. Несообразность.

– О, хороший костюм всегда может пригодиться, – отвечал Гейб, настороженно поглядывая на Лу. – Донесете? – спросил он затем, но без всякой тревоги, скорее с любопытством.

Прежде чем ответить, Лу оглядел его и вдруг почувствовал жалость.

– Гарри знает, что вы здесь?

Гейб мотнул головой. Немного подумав, Лу сказал:

– Я буду молчать.

– Спасибо.

– Вы всю неделю здесь ночевали?

Гейб кивнул.

– Холодно здесь, однако.

– Угу. Когда все расходятся, отопление отключают.

– Могу принести вам теплые одеяла или гм… что-нибудь вроде электрообогревателя, если пожелаете, – сказал Лу, с каждым словом чувствуя себя все глупее.

– Да, спасибо, было бы неплохо. Садитесь. – И Гейб указал на стоявший на нижней полке ящик.

Прежде чем полезть за ящиком, Лу засучил рукава: ему не хотелось испачкать и запылить костюм. Достав ящик, он осторожно сел на него.

– Кофе хотите? Черный. Боюсь, что автомат кофе с молоком опять вышел из строя.

– Нет, спасибо. Я лишь на минутку – выскочил купить таблеток от головной боли, – рассеянно отвечал Лу, никак не реагируя на шутку и озираясь вокруг. – Спасибо, что вчера привезли меня домой.

– Не стоит благодарности.

– Вы хорошо управлялись с «порше». – Лу внимательно поглядел на него: – Приходилось водить такую машину?

– Ну, конечно. У меня и сейчас стоит такая у задней двери. – И Гейб возвел глаза к потолку.

– Ну да, простите… А как вы узнали, где я живу?

– Догадался, – с издевкой проговорил Гейб, наливая себе кофе. Но, поймав взгляд Лу, добавил: – Из всех домов на вашей улице у вашего дома самые безвкусные ворота, очень дурного стиля. С какой-то птицей наверху. Птица? – И посмотрев на Лу, он поморщился, как будто само упоминание о металлической птице на воротах скверно пахло и могло бы испортить воздух в комнате, не будь в ней зажженных ароматических свечей.

– Это орел, – попытался защититься Лу. – Знаете, вчера вечером я был… – Он хотел было извиниться или, по крайней мере, объяснить свое вчерашнее поведение, но передумал – не в том он был настроении, чтобы объяснять свои действия кому бы то ни было, а в особенности Гейбу, человеку, спящему на полу подсобки в подвале и еще имеющему наглость считать себя выше его, Лу. – Почему вы посоветовали Рут дать мне поспать до десяти часов?

Гейб устремил на Лу взгляд своих синих глаз, и несмотря на то, что жалованье Лу выражалось шестизначным числом, а дом его в одном из богатейших районов Дублина стоил не один миллион евро, в то время как все имущество Гейба было сейчас перед глазами, Лу почувствовал себя бедняком, представшим пред очи судьи.

– Посчитал, что вы нуждаетесь в отдыхе.

– Да кто вы такой, чтоб так решить!

Гейб лишь улыбнулся в ответ.

– И что тут смешного?

– Я неприятен вам, Лу?

Что ж, вопрос был прямой и вполне уместный, задан без обиняков, и Лу это оценил.

– Я не сказал бы, что вы мне неприятны, – ответил Лу.

– Мое присутствие в здании нервирует вас? – продолжал Гейб.

– Нервирует? Нет. Вы можете спать, где вам вздумается. Меня это не волнует.

– Я не про то. Я представляю для вас угрозу? Закинув голову, Лу расхохотался. Смех его мог показаться нарочитым, и он сам это понимал, но ему было на это наплевать. Важно, что он достиг желаемого эффекта – смех наполнил комнату, эхом отразился от бетонных стен и голого, в проводах, потолка, и место, занимаемое Лу в пространстве, увеличилось, заслонив пространство Гейба.

– Вы хотите сказать, что я вас боюсь? Что ж, смотрите сами. – И он обвел рукой каморку Гейба. – Разве нужны другие доказательства?

– О, ясно, ясно! – Гейб широко улыбнулся улыбкой победителя в телевикторине. – У меня меньше вещей, чем у вас! Я забыл, что вы придаете этому значение. – Он тихонько рассмеялся и щелкнул пальцами, отчего Лу почувствовал, что остался в дураках.

– В моей жизни вещи вовсе не играют большой роли, – слабо запротестовал Лу. – Я участвую во многих благотворительных акциях. Я постоянно раздаю вещи.

– Да. – Гейб с важностью кивнул. – И обещания в том числе.

– Что вы имеете в виду?

– Что обещания раздаете так же щедро. И слово свое не держите. – Быстро встав, он порылся в стоявшей на второй полке коробке из-под ботинок. – Голова все еще болит?

Лу кивнул и устало потер себе глаза.

– Вот. – Перестав рыться в коробке, Гейб извлек оттуда маленький пузырек с таблетками. – Вы всё удивляетесь, как быстро я передвигаюсь с места на место. Примите одну таблетку. – И он небрежно перебросил Лу пузырек.

Лу повертел пузырек. Этикетки не было.

– Что это?

– Волшебное средство. – Он засмеялся. – Примешь – все прояснится.

– Я не употребляю наркотиков. – Лу вернул ему пузырек, положив его на краешек спального мешка.

– Но это не наркотик! – вытаращил глаза Гейб.

– Так что же это за таблетки?

– Я не аптекарь. Возьмите таблетку. Единственное, что я знаю, это то, что средство это действенное.

– Нет, спасибо. – Лу встал, чтобы уйти.

– Знаете, Лу, эти таблетки очень бы вам помогли.

– С чего вы взяли, что я нуждаюсь в помощи? – Лу резко обернулся. – Видите ли, Гейб, вот вы заподозрили, что не нравитесь мне. Это вовсе не так.

Я не имею ничего против вас. Я занятой человек, и вы меня не очень заботите, но вот что мне в вас действительно неприятно, так это ваш снисходительный тон в некоторых случаях. Например, сейчас. Я в полном порядке, большое спасибо. Живу прекрасно. И омрачает мою жизнь в данный момент только лишь головная боль. Только она одна! Понятно?

Гейб лишь молча кивнул, и Лу, повернувшись к нему спиной, пошел к двери вторично.

– Такие, как вы, люди… – начал было Гейб.

– Такие, как я, это кто? – опять развернувшись к нему лицом, бросил Лу, и, с каждой фразой все больше повышая голос, он продолжал: – Это те, кто работает как черт? Кто старается обеспечить семью? Кто не просиживает штаны на тротуаре в ожидании милостыни? Такие, как я, кто помогает таким, как вы? Кто из кожи вон лезет, добывая вам работу, чтоб вам жилось получше?

Выслушай Лу до конца то, что собирался сказать Гейб, он бы понял, что тот не это имел в виду. Гейб говорил о людях, рвущихся вперед. О честолюбцах, думающих не столько о работе, сколько о награде, причитающейся за успешное выполнение этой работы. О тех, кто желает быть в числе первых по причинам не слишком высокого свойства и пользуется любыми средствами, чтобы добиться своего. Но быть в числе первых не лучше, чем в числе средних или же в числе последних. Ведь это всего лишь то или иное положение. Важнее то, что чувствует человек, в каком бы положении он ни был, а также то, почему он в нем оказался.

Гейб хотел объяснить Лу, что такие, как он, вечно косятся на того, кто рядом, глядят, что тот делает, сравнивают себя с ним, желая его превзойти, вырваться вперед. И самое главное, что Гейб хотел сказать Лу, это предостеречь его, потому что людям, подобным ему, вечно косящимся на тех, кто рядом, грозит опасность с треском налететь на что-нибудь крайне опасное, натолкнуться на нечто неожиданное. Насколько же чище и проще станет идти по жизни, если все мы перестанем глядеть по сторонам, а сосредоточимся на себе самом! Но подобное столкновение Лу пока что не грозит, об этом говорить рано, ибо в противном случае был бы испорчен сюжет и нарушена последовательность событий, которые еще только начали разворачиваться. Действительно, Лу еще многое предстоит.

Но выслушать все до конца Лу не пожелал. Он выскочил из подсобки, то есть из спальни Гейба, и, спеша назад по коридору, освещенному неверным светом флуоресцентной лампы, то ослепительным, то сумрачным, недоверчиво покачивал головой, вспоминая невероятное нахальство этого Гейба.

Тепло и полумрак первого этажа сразу же вернули Лу в обычный мир спокойного уюта. Дежурный за столом поднял на него глаза и, видя, что Лу поднялся по лестнице черного хода, нахмурился.

– Лифты что-то барахлят, – бросил Лу, проходя мимо него. Идти в аптеку, если не опаздывать к началу совещания, было уже поздно, придется подниматься к себе на этаж так, как есть, – с дурным самочувствием, жаром и мутной головой, в которой все еще раздавались странные слова Гейба.

– Впервые слышу. – Дежурный шагнул к Лу, после чего нажал моментально загоревшуюся кнопку вызова лифта. Дверца открылась.

Дежурный с подозрением взглянул на Лу.

– Ладно. Не важно. Спасибо. – Лу вошел в лифт и стал подниматься к себе на четырнадцатый этаж. Голову он прислонил к зеркалу и закрыл глаза, мечтая о том, чтобы очутиться в постели с Рут, которая пристроится к нему, обхватит его рукой и положит на него ногу, как всегда делала раньше, засыпая.

Когда звоночек возвестил прибытие на четырнадцатый этаж и дверцы отворились, Лу открыл глаза и, подскочив, вскрикнул от ужаса. В холле прямо перед ним с видом серьезным и важным стоял Гейб, стоял так близко, что нос его почти касался раскрытой дверцы лифта. Он потряс в воздухе пузырьком с таблетками.

– Черт возьми! Гейб!

– Вы забыли это.

– Нет, не забыл.

– Они снимут головную боль.

Лу выхватил у него из рук пузырек и засунул его поглубже в брючный карман.

– Приятного аппетита. – И Гейб улыбнулся довольный.

– Я уже сказал вам, что не употребляю наркотиков. – Говоря это, Лу понизил голос, хотя и знал, что на этаже никого нет.

– А я уже сказал вам, что никакой это не наркотик. Назовем это лекарством на основе трав.

– Лекарством от чего?

– От проблем, которых у вас так много. По-моему, я вам их перечислил.

– И это говорит мне обитатель вонючего подвала, ночующий на полу в подсобке! – прошипел Лу. – Почему бы вам самому не принять таблетку и не наладить свою жизнь? А может, именно из-за этих таблеток вы очутились в столь жалком положении? Знаете, Гейб, мне что-то надоели ваши назидания. Прекратите меня судить и поучать, раз вы находитесь внизу, а я наверху!

Странное выражение лица Гейба, когда он слушал эту тираду, заставило Лу почувствовать себя виноватым.

– Простите, – вздохнул он. В ответ Гейб только кивнул.

Лу ощупывал в кармане пузырек, в то время как голова его, раскалываясь от боли, клонилась к земле.

– С какой стати я должен вам верить?

– Считайте это подарком.

Гейб в точности повторил слова Лу, сказанные несколько дней назад.

От этих слов да еще от странного подарка Гейба у Лу побежали мурашки по спине.

Дата добавления: 2015-08-21