Глава девятая МСТЕРА

Князев, конечно, не деревня, но выяснить, есть ли родственники у престарелой учительницы русского языка, учившей чуть ли не полгорода, и где именно они проживают — задача не ахти какая трудная. Даже если спрашивает не местный, а какой-то никому не известный городской бородач, оказавшийся то ли дальним родственником, то ли представителем Института усовершенствования учителей, которое хочет наградить Валентину Андреевну как опытнейшего педагога.

Впоследствии многие соседи, жившие по улице Алексея Фатьянова, в один голос подтвердили, что ходил тут один такой, Лицисыну разыскивал. Ему посоветовали пойти в школу, и «Хемингуэй» появился даже там, видимо уже плюнув на всякую конспирацию.

В школе после уроков кроме нянечки (она же сторожиха и дворничиха) оставалась одна только завуч, незамужняя женщина средних лет, которая часто засиживалась в учительской допоздна — торопиться ей было некуда.

Бородач вежливо осведомился, не может ли она подсказать ему, как найти Валентину Андреевну Лисицыну? — подняла брови завуч. — Она, наверно,

дома. Взяла сегодня больничный. С самого первого урока ушла.

— Больничный? — эхом отозвался «Хемингуэй».

— Да, представьте себе. Значит, что-то серьезное. Мы знаем Валентину Андреевну как очень ответственного человека, она просто так брать бюллетень не станет. Не то что молодежь из педучилища, — завучиха вздохнула. — Старой закалки педагог.

— И что с ней? — Бородачу даже не пришлось разыгрывать беспокойство — эта болезнь учителки ему очень не нравилась.

— Не знаю, но я с ней разговаривала утром. На ней лица не было. — Завуч встала и повернулась к классным журналам, аккуратно расставленным на полке.— Сейчас я посмотрю ее расписание на неделю...

Она еще что-то говорила, но, когда повернулась к посетителю, того уже не было.

Младший сержант Прохорчук явно был доволен новой западной машиной и управлял ею с некоторым шиком. Слух, что у шефа «знаменитый Турецкий», уже полчаса будоражил дежурку. Поэтому просьбу «показать места» Прохорчук воспринял творчески, и «экскурсию» начал задолго до Плотины:

— Музей коневодства. Две лошадки бронзовые стояли при входе. В натуральную величину. Стибрили. Цветной металл — сами понимаете, дефицит.

— Нашли?

— Куда там! Зато вот здесь отыгрались: памятник Турскому спасли. Тоже бронза. Видите, — тормознул Прохорчук на повороте, — во-он, за деревьями. Статуй у нас полно — не уследишь. У нас здесь образовали Университет имени Белогорячкина.

— Кого-кого? — с изумлением переспросил Турецкий.

— Ученый такой был: Белогорячкин, цветовод, что ли. Здесь много ученых жило, каждому памятник. Тимирязев. Вильямс. Докучаев. Короче — один аспирант этого университета из Эстонии хотел Турского, э-э-э, подтибрить. И к себе на историческую родину. Спасли. Национальное достояние все-таки: цветной металл. А вот здесь, в манеже, Наполеон жил, то есть не сам, а маршал какой-то его. А вот Плотина, здесь Достоевский проживал. Что вам показать?

«Бред какой-то»,— подумал Турецкий и неприязненно оглядел патриота-экскурсовода.

— Да нет, спасибо, поедем в шестнадцатое отделение.

Впрочем, большой пруд слева под осенним дождем выглядел мрачновато, под стать романам Достоевского.

Турецкому повезло. Не прошло и десяти минут, как он выяснил, что бывший оперуполномоченный шестнадцатого отделения Бобрецов жив и здоров, прописан буквально на соседней улице.

— Только вы лучше ему сначала позвоните, — посоветовала Турецкому пожилая секретарша. — Он старик интересный, но со странностями. Если вы ему не понравитесь, ни за что разговаривать не станет. Тут к нему с телевидения как-то приезжали, хотели, чтобы он рассказал о старых временах, как тут было на Плотине и тому подобное, так чем-то они ему не угодили, и он работать с ними отказался наотрез. А ведь деньги ему обещали заплатить за консультацию.

— А от вас позвонить можно? — спросил Турецкий.

— Пожалуйста. Сейчас я номер его найду, — секретарша достала видавший виды объемистый блокнот. — Так, Бобрецов... Нет, тут какая-то ошибка — телефон на пятерку. Это же область, а он рядом здесь живет. Ага, вот: 154, это другое дело.

На всякий случай Турецкий записал оба номера. Начал с ближнего. На другом конце отозвался пожилой женский голос:

— Алё!

— Добрый день, — начал Турецкий как можно более ласково, — можно попросить к телефону Петра Поликарповича?

Что вы, он ещё не переехал, раньше праздников не будет.

Поднатужив сообразительность, Турецкий понял, что «праздники» — это «Октябрьская», 7 ноября то есть. А вот на счет переезда...

— Извините ради Бога, я не понял, куда он должен переехать?

— Не куда, а откуда, он же на даче безвылазно. А я, простите, с кем говорю?

— Моя фамилия Турецкий, я работаю в прокуратуре, старший следователь...

— Ну так позвоните ему на дачу.

Турецкий снова набрал номер — на этот раз областной.

На другом конце трубку долго не брали, а затем раздался мужской голос, совершенно не старческий:

— Бобрецов у телефона.

— Здравствуйте, Петр Поликарпович, вас беспокоят из Мосгорпрокуратуры, старший следователь Турецкий, — отчеканил Саша. — Нам нужна ваша помощь.

— Чем же я могу вам помочь? — раздался в ответ насмешливый голос. — Я уже давно на пенсии.

— Нас интересуют дела давно минувших дней, — ответил Турецкий, найдя, как ему казалось, верный тон. — Вы помните фестиваль пятьдесят седьмого года?

— Что значит помню? — спросил его Бобрецов. — Если вы считаете, что я впал в маразм, тогда нечего ко мне обращаться.

— Нет, простите, это был не вопрос, а утверждение, — нашелся Турецкий. — Вы хорошо помните то лето, а у нас вопросы как раз касаются этого периода.

— Лето пятьдесят седьмого, — задумчиво, даже мечтательно ответил пенсионер, а потом вдруг резко сказал: — Приезжайте. Станция Жаворонки, Кооперативная, шесть. По Белорусской дороге.

— Ну что? — подняла на Турецкого глаза секретарша.

— Сказал «приезжайте».

— Значит, будет с вами говорить. До чего же взбалмошный старик! Я тоже его прекрасно помню, я же в молодости там жила, на Плотине.

Турецкий едва дослушал ее и поспешил к ожидавшему его оперу на пенсии.

Известно, что Москва — это не Нью-Йорк, где полиция оснащена по последнему слову техники. В российской столице хоть и появились новые милицейские «мерсы», но их катастрофически не хватает, и случается, на задержание опасного преступника милиционеры едут на трамвае.

Но Владимирская область — это даже не Москва. Тут и «мерседесов»-то по пальцам перечтешь — и все в областном управлении, а местные отделения довольствуются, как и раньше, старенькими «Москвичами» и «Волгами», многие из которых давно уже отжили свой век.

Поэтому появившихся в области бандитов остановить оказалось очень трудно.

Пока князевская милиция поставила в известность Владимир, а оттуда передавали сообщение всем районным постам милиции и ГАИ, прошло некоторое время. Пусть не такое большое, но достаточное, чтобы убийцы оставили позади себя заметный след.

Собственно, сообщались два различных факта, которые сами милиционеры между собой не связывали. Главный — поиски темно-синего «Москвича» за номером «И56—29ВЛ», в котором находились люди, подозревавшиеся в убийстве Афонина. Второй, который рассматривали как задачу второстепенной важности, — поиски подозрительного лица с документами на имя Дмитрия Николаевича Белова, о чем просила Москва. Узнав, что его особой приметой является борода, владимирские милиционеры только руками разводили — нашли что искать. Бороду-то сбрил — и нету. В общем, «Хемингуэя» искали спустя рукава. Но зато неизвестные, убившие ни за что ни про что своего же князевского, вызывали праведный гнев.

Однако еще затемно, раньше, чем супруги Тихомировы обнаружили труп Афонина, и уж тем более задолго до того, как все посты милиции и ГАИ получили сведения о темносинем «Москвиче», он на максимальной скорости ворвался и еще спавший поселок Мстера.

Старшая сестра Валентины Андреевны Наталья Андреевна, как и многие жители этого поселка, работала мастером на местном художественном комбинате. Она еще спала, когда в дверь настойчиво постучали.

Наталья Андреевна спросонья не сразу разобрала, что происходит, ткнула в бок мужа, который спал куда крепче и ничего не слышал.

— Толя, — тревожно зашептала она, — проснись. Слышишь — стучат чего-то.

— Что такое... — открыв глаза, пробормотал муж.

— Слышь, стучат. Поди спроси, чего надо...

Анатолий Иванович неохотно слез с кровати и, пройдя холодные сени, подошел к входной двери, запертой на один накидной крючок.

— Иду, иду! Кого там принесло? — сердито ворчал он и, подойдя к двери, спросил: — Кто там?

— Мы к Наталье Андреевне, — ответил незнакомый мужской голос. — Нам нужна Валентина.

— Это еще зачем? — недовольно спросил Анатолий Иванович.

— Открывай, говорят, — ответили снаружи.

Этот тон так не понравился Анатолию Ивановичу, что он в двух словах высказал все, что думает о незваных пришельцах, и повернулся, чтобы снова лечь. Он не сделал и двух шагов, как дверь сзади распахнулась — крючок, закрывавший ее, вырвался «с мясом». В сенях с грохотом попадали ведра, и старик вдруг почувствовал, что его сзади сдавили чьи-то сильные руки.

Он захрипел, стараясь вырваться, но хватка была железной.

Двое других обошли Анатолия Ивановича и, бесцеремонно топая тяжелыми ботинками, прошли в избу.

— Это что такое! — строго сказала Наталья Андреевна, поспешно застегивая халат. — Хулиганье!

— Нам нужна ваша сестра, — не обращая внимания на ее высказывание, процедил один из вошедших.

— Валентина? — шепотом переспросила женщина одновременно удивленно и испуганно.

Парень кивнул.

— Ну так она ж дома, наверно. Ее здесь нет и давно не навеща...

Наталья Андреевна не договорила, потому что один из боевиков подошел к ней, грубо схватил за руку и заломил ее за спину. Женщина застонала от боли.

— Быстро говори, где сеструха, а то хуже будет, — спокойно сказал тот, который был у них, видимо, главным.

— Не знаю я, — чуть не плакала женщина.

Державший ее поднял руку еще выше — боль стала нестерпимой.

— Ну что ж, начнем с хозяина, где он там?

Старика ввели. Зрелище было довольно жалким. Круглолицый, плотный детина держал его за шкирку. Напуганный старик был в одном нижнем белье и переминался босыми ногами в грязной луже, постепенно растекавшейся с ботинок его «опекуна».

— Ну что, старый, и ты ничего не знаешь? — спросил главный. Тот же, что держал старика, неожиданно ударил его свободной рукой под ребра справа, не утратив при этом простодушно-глуповатой ухмылки.

Старик только ойкнул, а жена заголосила:

— Батюшки мои! Да что ж вы, изверги, делаете! Ведь не знаем мы ничего! Не была здесь Валентина, с самого лета не была!

Главный, которому, видимо, надоели ее причитания, толкнул пожилую женщину в грудь, и она упала, свалив по дороге этажерку. Муж дернулся было, чтобы помочь ей, — боевик выпустил старика, и тот поспешно наклонился к жене, но в этот миг получил сзади такой удар по ребрам, что сам растянулся рядом с супругой.

— Кеша, присмотри за старьем, — приказал старший «добродушному», — а мы пойдем поглядим.

Двое вышли, погремели в сенях ведрами, потом с улицы послышались их голоса, а в оконном стекле отразились отсветы карманного фонарика.

Зарычал Полкан, здоровый серый дворняга, которого на ночь спускали с цепи. Кто-то из боевиков грязно выругался, послышался удар, и пес жалобно заскулил, а потом замолк.

Так ничего и не найдя ни в сарае, ни в бане, боевики, злобно матерясь, вернулись к избу и потребовали у Анатолия Ивановича, чтобы он объяснил им, как короче всего попасть в Удолы. Эта деревня шла в их списке номером вторым. Старик, охая и не поднимаясь на ноги, объяснил:

— Ну дак вам, чтобы покороче, на шоссе-то не надо ехать. Вы вот сейчас как до колокольни доедете — и направо.

Как из Мстеры-то выедете, скоро развилка, так вправо опять примите и все прямо, прямо. Чулково проедете, потом сразу Глинищи, на выезде налево повернете, а там уже и Удолы недалеко. Дорога-то, правда, не ахти, но километров, чай, на десять короче, чем по шоссе.

В этот момент на занимавшей полкомнаты русской печи послышался какой-то шорох.

— Ага! — победно вскрикнул старший, кинулся к печи и рванул занавеску.

Прямо перед его лицом оказался большущий, грозно шипевший кот Тришка: спина выгнулась, шерсть стояла дыбом, хвост бешено колотился из стороны в сторону, глаза горели.

Боевик опешил и, несколько растерявшись, сделал полшага назад. Кот же, напротив, занес правую лапу с растопыренными когтями, шипение его перешло в настоящий рык, после чего он смело бросился на обидчика. Тот не успел сообразить, что произошло, как резкая боль вынудила его обеими руками схватиться за лицо. Кот же, не теряя собственного достоинства, неторопливо протрусил к входной двери и исчез. Боевик отнял руки от лица: от левой скулы до подбородка тянулись три глубокие кровоточащие полосы, три другие, менее глубокие шли от правого уха вниз по шее.

— Пошли! — резко скомандовал старший, опять выругался, выместил злобу на все еще сидевшем посреди комнаты старике очередным ударом ботинка и выбежал, хлопнув дверью. Двое других молча проследовали за ним.

— Толенька, ты чего ж... — прошептала Наталья Андреевна, когда три пары тяжелых ботинок протопали с крыльца и раздался шум мотора. — Они ведь Удолов не найдут, так сюда ж снова вернутся, убьют нас с тобой.

— Ничего, старуха, пусть поплутают маленько, глядишь, в болото заедут. А мы у соседей отсидимся. Вставай! А славно его Трифон-то наш уделал! — немного повеселел старик.

Поддерживая друг друга, муж с женой, едва волоча ноги, прошли огородами к соседке. Там Анатолий Иванович оставил плачущую жену, а сам пошел будить почтальоншу, чтобы шла открывать почту. Надо было срочно звонить в милицию.

Предусмотрительность Анатолия Ивановича оказалась тщетной — парни хоть и не нашли Удолов, хоть и кляли старика последними словами, возвращаться не стали — уже рассвело, и дорога была каждая минута.

Дата добавления: 2015-08-13