Читайте также: |
|
Телефон затрезвонил рано. Сначала Романовой казалось, что это ей снится — уже давно ей и по ночам виделась почти без вариантов сыскная работа, — но затем она поняла, что это явь, и, на ходу набрасывая халат, подошла к телефону.
— Ну, говорите, — хриплым спросонья голосом сказала Романова.
— Шурочка, — раздался в трубке знакомый голос Меркулова, — прости, что разбудил, но дело очень срочное. У тебя есть труп?
—Что? — только и смогла вымолвить Романова.
— Это, конечно, не телефонный разговор. Жду тебя на Петровке, а ты пока сообрази, нет ли где неопознанного трупа.
В трубке раздались короткие гудки. Романова еще некоторое время стояла, слушая их, и только потом положила трубку. Она решительно ничего не понимала.
Однако милицейская хватка брала свое. Впопыхах жаря на кухне яичницу, Александра Ивановна уже соображала, были ли в самые последние дни неопознанные трупы. Были, конечно, теперь это стало обычным делом. Если так пойдет и дальше, то скоро расчлененных трупов в лесу будут находить больше, чем грибов.
«Был какой-то утопленник в Яузе, в парке Дубки, в Петровско-Разумовском — тело без головы; в Лефортове — голова в полиэтиленовом мешке, но не та. Что еще... И зачем Меркулову труп?» Это был самый интригующий из всех вопросов.
Он ждет ее на Петровке, а ведь надо бы заехать к Саше Турецкому в больницу, узнать, как он там... Она на миг задумалась, рассказывать ли ему о последних событиях, и решила — не стоит. Пусть отдыхает.
Через час, открыв дверь в палату, Романова столкнулась с уходившей Ириной, которая до работы заехала в больницу. Увидев ее, Александра Ивановна закричала прямо с порога:
— Смотри, Сашок, опять к тебе женщина! Ну, ты у нас Казанова!
— Приятно, когда о тебе говорят хорошее, — вздохнул Турецкий, — особенно незаслуженно.
— Ну-ну, — погрозила ему пальцем Романова.
Она деловито уселась на стул у кровати и вытащила из сумки пакет апельсинового сока, пачку печенья и гроздь винограда.
— Шура, да ты что! — возмутился Турецкий. — Забирай детям.
— Дети давно выросли, сами себе купят, — отрезала Романова, — а тебе надо поправляться. Тут такие дела завертелись, да ладно, сейчас не будем...
Что-то в тоне начальницы МУРа очень не понравилось Турецкому. Он знал Александру Ивановну далеко не первый год и хорошо понимал, что значат такая сухая речь и озабоченный вид.
По-видимому, случилось что-то беспрецедентное.
— Что-то с дядей, с Григорием Ивановичем? — встревоженно спросил Турецкий, — Его нашли? Слава успел мне сказать, Что он пропал.
— Ничего не знаю, — недовольно ответила Романова.— А Грязнов мог бы попридержать язык за зубами. Болтает направо и налево...
Турецкий вспомнил про Славу Грязнова. Как он не хотел впутывать дядю в это рискованное дело! А если бы это был близкий родственник самого Турецкого? Можно понять человека. Но раз-тело не найдено, значит, еще есть надежда.
— Я ему крикнул, чтобы он уходил к лесу. Может быть, он вышел на другую дорогу, да мало ли... А водитель? — спросил Турецкий.
— Водитель погиб, — ответила Шура, — прошили автоматной очередью. Несколько раненых, ты в том числе. Два милиционера из отряда Грязнова в очень тяжелом состоянии.
— Ну а что Президент собирается предпринимать? — спросил Турецкий, — Теперь надо основательно почистить спецохрану.
— Ну это вопрос не ко мне, — уклончиво сказала Романова. Она посмотрела на часы. — Пора. Я и так едва выкроила время. А тут еще вся эта свистопляска. Курс доллара чего- то прыгнул.
— Курс доллара? — по инерции переспросил Турецкий, которого это сейчас интересовало меньше всего. — Тебе-то что, Шура? У нас с тобой долларов нет и никогда не будет.
— Да, чего-то шумят все. Ну не буду пока распространяться, сама ничего не понимаю, а тут еще этот труп... — сказала Шура. — Ну ладно, поправляйся, ты нам всем нужен.
Турецкий проводил начальницу МУРа взглядом. За многие годы, которые он знал Александру Ивановну Романову, он так и не уставал поражаться ей.
Когда дверь за Романовой закрылась, Саша откинулся на подушках. Мысли в голове бешено крутились, наскакивая друг на друга. Григорий Иванович пропал, Купавин убит... Но зато Президент в Кремле — живой и невредимый, а самое главное — к нему, к Турецкому, приходила Татьяна... Таня... Вот что действительно главное, а не всякие глупости вроде курса доллара.
И она придет еще, в этом Турецкий был уверен.
Некоторое время он лежал неподвижно. Затем услышал, как дверь тихо скрипнула и раздались легкие шаги, явно принадлежавшие женщине. В надежде, что это вернулась Таня, Турецкий повернулся и посмотрел на вошедшую. Это оказалась медсестра, которую он еще не видел, — тоненькая девочка с большими черными глазами.
— Вам еще передачу принесли, — сказала она. — Но скоро обед.
В ее голосе чувствовалась какая-то сдержанность, даже робость, — по-видимому, по больнице уже распространился слух, что здесь лежит отважный следователь, раненный при задержании особо опасного преступника.
— А что у вас на обед? — весело спросил Турецкий, всем своим видом желая показать, что все в порядке и бояться его не следует.
— Суп вегетарианский по-крестьянски, биточки с макаронами, кисель; ну и хлеб, конечно, масло, — робко отчиталась сестра и с надеждой спросила: — Будете?
— Вегетарья-анский да еще и по-крестья-ански — отменное блюдо, — глубокомысленно-издевательски протянул Турецкий, — Нет, знаете ли, лист капустный порционный отварной — это не в моем вкусе. Да и хлеб я предпочитаю куском, а не через мясорубку, так что и биточков не надо. В общем, несите ваш кисель растворимый с хлебом, — резюмировал он.
— Напрасно вы так, кисель малиновый. А биточки вкусные, честное слово, — обиделась девушка. — Я вам двойную порцию принесу и без гарнира — вот увидите, вам понравятся.
Она было повернулась, чтобы отправиться за биточками, но Саша остановил ее:
— У меня вот какая просьба: газет сегодняшних нет ли каких? Или хоть радио. Совершенно не могу быть оторванным от мира. Там все время что-то происходит, а тут с утра каша манная на молоке, в обед — капуста на воде, биточки с соусом по-больничному; короче — застой, ничего нового.
— Вам не новости нужны, а покой, — ответила медсестра, покачав головой. — Вам нужен покой, тогда и выздоровление пойдет быстрее.
— Какой к черту покой! — взорвался Турецкий. — Если я не буду знать, что там происходит, я с ума сойду.
— В палате радио не предусмотрено, — сказала медсестра, — но я что-нибудь придумаю.
«Вот Шура, — подумал Турецкий, — не могла газет привезти. Все ей некогда. А Ирина? Знает же, что я без газет дня не проживу. Соки они почему-то принести не забыли, а нужны мне эти соки... А эта фефёла, наверно, и сама-то газет никогда не читает. Фефёла, впрочем, вполне симпатичная».
Однако медсестра недолго занимала мысли Турецкого. Он тосковал по новостям и, чертыхаясь про себя, продолжал клясть жену, а заодно и Шуру Романову. Тут неожиданно он сообразил, что ноги-то у него не ранены. Осторожно откинув одеяло, он встал с кровати и, придерживая раненую руку здоровой, вышел в коридор.
Ходячие больные смотрели телевизор.
На экране появилось лицо Президента, который держал в руках предмет, похожий на небольшой чемоданчик.
— Сегодня Президент России ознакомился с работой новейшего военного оборудования, позволяющего в считанные секунды улавливать появление в воздушном пространстве России чужих ракет и других летательных аппаратов. На экране при этом появляются все параметры — направление, высота полета, скорость движения и прочее
— А говорят, у нас армия слабая, — сказал российский глава, — вот смотрите, какие у нас на вооружении приборы. Я сразу все увидел: откуда, куда летит, с какой скоростью.
При этом на лице Президента появилась безмерно счастливая улыбка, как у мальчишки, которому в первый раз дали поводить грузовик.
«Черт знает что, — с раздражением подумал Турецкий. — Как дурачок какой-то. Это после вчерашнего-то».
Он хотел было повернуться и уйти в палату, но вдруг будто прирос к полу. Что-то в выражении лица Президента показалось ему очень знакомым. Было в этом глуповатом энтузиазме нечто такое, что никак не вязалось с образом того Президента, которого представлял себе Турецкий.
«Это же дядюшка!» — мелькнула мысль.
Так вот почему Романова была так озабочена и ничего не хотела толком говорить! Значит, они послали-таки в Кремль дядю Грязнова... Сердце Турецкого заколотилось. Но где же тогда сам Президент?
Он вернулся в палату, продолжая про себя на чем свет клясть медсестру, Романову и собственную жену.
Однако «фефёла» оказалась куда более расторопной, чем предполагал Турецкий. Когда минут через десять она вернулась, на подносе была тарелка с пресловутыми биточками, блюдце с двумя ломтиками белого хлеба и маслом, кисель, а также небольшой приемник «Звездочка».
— Вот, — сказала она, — у одного из больных нашелся. Турецкий подождал, пока медсестра уйдет, и немедленно включил приемник. Ему хотелось удостовериться, что увиденное на экране ему только показалось, а жизнь в стране идет нормально, и вчерашняя попытка государственного переворота (Турецкий был уверен, что планировался именно переворот) оказалась безуспешной.
Он покрутил ручку настройки, стараясь выйти на волну «Эха Москвы». Наконец, ему удалось поймать новости.
«Сегодня утром Президент Российской Федерации имел телефонную беседу с Президентом Украины», — сказал диктор; Турецкий машинально ткнул вилкой в биточки.
«Ну слава Богу, просто показалось», — вздохнул Турецкий.
«В ходе беседы обсуждались проблемы, касающиеся дальнейшей судьбы Черноморского флота. Главы Украины и России выразили уверенность в том, что этот вопрос можно будет уладить за столом переговоров».
— Опять ни до чего не договорились, — проворчал Турецкий. — Да Украина этот флот и содержать-то не сможет. На фига козе баян?
«Паника, начавшаяся вчера в деловом мире Москвы, распространилась по всей стране, — продолжал диктор. — За два дня курс доллара к рублю повысился на тысячу пунктов и составил три тысячи девятьсот два рубля за один доллар. Эксперты не в состоянии объяснить такой резкий скачок в курсе. Представитель Государственного банка России Кирилл Борковский прокомментировал это так: «В течение последнего года Центробанк России...»
Турецкий неторопливо крутил ручку, чтобы найти что-нибудь поинтереснее, и рассеянно жевал ненавистные «биточки по-больничному». «Опять этот доллар. Можно подумать, у каждого под матрасом сотни долларов», — мрачно подумал он.
«По просьбе слушательницы из Воркуты Ксении Васильевны Потаповой передаем...»
Турецкий выключил приемник. По крайней мере, он услышал достаточно. Президент в Кремле, все идет, как и должно идти. Все-таки удалось вчера прорваться. Жалко, конечно, Григория Ивановича, да и Славу Грязнова тоже. «Слава прав, — подумал Турецкий. — Почему простой человек должен гибнуть ради спасения другого только потому, что тот занимает более высокое положение? Пусть даже ради Президента. Нет, — пришла в голову следующая мысль, — дело не в спасении Президента лично. Дело в будущем страны. Погибни он сейчас, окажись он заложником этих людей, кем бы они ни были, в стране начнется черт знает что».
Мысли были прерваны с очередным появлением медсестры.
— Я же говорила, что вкусные, — искренне обрадовалась она пустой тарелке. — Теперь вот вам термометр. А что вы загрустили? Это все погода, сейчас свет включу, чтоб веселей было.
За окном на самом деле, несмотря на середину дня, было довольно скверно: по-вечернему сумеречно и неуютно. С неба сыпалась какая-то каша.
Турецкий взглянул на осеннее небо, казавшееся еще более хмурым из-за давно не мытого стекла, и почему-то обрадовался. Многим это может показаться странным, но он иногда был не против поваляться на больничной койке. В сущности, это были единственные в его жизни дни, когда удавалось просто подумать о жизни вообще, а не о том, кто именно похищал стройматериалы в особо крупных размерах. Только в больнице можно было немного отдохнуть. Конечно, отдых это был беспокойный, ведь мысли о работе все равно не отпускали Турецкого ни на минуту, но все же минуты покоя здесь были.
И вот теперь, глядя в потолок, на котором чередовались темные и светлые концентрические полосы от лампы, Турецкий стал думать, кем же могли быть эти до сих пор неизвестные люди, подготовившие уже несколько покушений на Президента. Полковник спецохраны Руденко? Это всего лишь исполнитель, он не может стоять во главе заговора, цель которого — изменение политического строя в России.
Полковник Руденко, разумеется, действовал не по своей инициативе, но кто стоял за его спиной — это было совершенно непонятно. «Неужели ФСК? — размышлял Турецкий. — Похоже на их почерк — устроить автомобильную катастрофу, внезапную сердечную недостаточность... Мерзавцы!» — подумал Саша.
Если бы не проклятое плечо, Турецкий, разумеется, не стал бы торчать в больнице, но он по опыту знал, что ему нужно пробыть хотя бы дня три, иначе он может отключиться в самый неподходящий момент — он и сам чувствовал, что еще слишком слаб.
Постепенно Турецкий задремал. Он не знал, сколько времени прошло, но внезапно почувствовал чье-то присутствие. Это было удивительно, но Саша уже давно заметил, что с какого-то момента он во сне не отключается от реальности полностью, его мозг все время начеку. Вот и сейчас он во сне почувствовал, что в палате кто-то находится, хотя спал не просыпаясь.
Дата добавления: 2015-08-13; просмотров: 98 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава восьмая НОЧЬ ПОСЛЕ БОЯ | | | Глава десятая В КРЕМЛЕ |