Четвертая книга 1 страница

Возвращение к истории ахеян и ко II книге, причины, по которым автор избрал за начало 140-ю олимпиаду (1—2). Причины Союзнической войны ахеян и Филиппа с этолянами и лакедемонянами, хищнические нравы этолян, надежды их справиться с одними ахеянами без Антигона, вторжение Доримаха в Пелопоннес и козни его в Этолии против мессенян (3—5). Вторжение этолян в Пелопоннес, решимость ахеян помочь мессенянам, стратегия Арата (6—7). Сочетание противоположных качеств в характере Арата (8). Обращение Арата к этолянам и жестокое поражение его при Кафиях (9—12). Возвращение этолян домой через Истм (13). Раздражение ахеян против Арата и примирение с ним, решения ахеян относительно этолян, безрассудное решение этолян (14—15). Тайный союз лакедемонян с этолянами, союз с ними иллирийца Скердилаида (16). Появление этолян с Доримахом во главе перед аркадским городом Кинефою, жестокости этолян в Кинефе, ограбление святилища Артемиды, возвращение домой (17—19). Грубость нравов кинефян в связи с пренебрежением их к музыке, образовательное значение музыки вообще (20—21). Появление Филиппа в Пелопоннесе, междоусобицы в Лакедемоне, переговоры и союз Филиппа с лакедемонянами (22—24). Собрание союзников в Коринфе с участием Филиппа, жалобы союзников на этолян, решение собрания (25). Начало Союзнической войны, возобновление дружбы между ахеянами и царями Македонии, избрание этолянами Скопаса в стратеги (26—27). Упоминание других событий того же времени, рассказанных раньше (28). Вооружения Филиппа, союз с Скердилаидом, поведение прочих союзников, особенно мессенян (29—33). Раздоры и междоусобицы в Лакедемоне, союз с этолянами (34—35). Вторжение лакедемонян в Аргос и начало войны их с ахеянами, решимость элейцев на войну с ахеянами, избрание Арата младшего в стратеги (36—37). Война родосцев с византийцами, выгоды и неудобства положения Византия, описание Понта, Фракийского Боспора (38—44). Трудное внешнее положение Византии, вынужденной уплатою дани галатам взимать провозные пошлины, жалобы на это родосцев, участие Прусия и Аттала в войне родосцев с византийцами (45—51). Посредничество царя галатов Кавара и примирение родосцев с византийцами (52). Войны на Крите (53—55). Война Митридата против Синопы (56). Неудачное нападение этолян на Эпиру, вторжение этолян с Еврипидом во главе из Элиды в земли ахеян, медлительность Арата и вынужденное тем отделение некоторых городов от Ахейского союза (57—60). Появление Филиппа в Эпире, осада и завоевание им Амбрака, вторжение Скопаса в Македонию и разорение Дия и святынь его, дальнейшее движение Филиппа в равнину Страта (61—63). Подвиги Филиппа в Акарнании, возвращение в Македонию, поход в Фессалию, перечисление одновременных событий, рассказанных в III книге (64—66). Стратег этолян Доримах опустошил Эпир, Филипп появился нежданно в Коринфе и созвал вооруженных ахеян (67). Решительная победа македонян над Еврипидом (68—69). В Кафиях Филипп соединился с ахеянами, пошел войною на аркадский город Псофид и по завоевании передал его ахеянам; передал им Ласион, а Страт телфусцам, отдохнул в Олимпии и двинулся на элейцев; беспечность элейцев (70—74). Занятие Фалам Филиппом (75). Козни Апеллы, одного из опекунов Филиппа, против ахеян; характер Филиппа; вторжение Филиппа из Элей в Трифилию и завоевание нескольких городов, добровольная передача других (76—80). Хилон и междоусобицы в Лакедемоне (81). Зимняя стоянка Филиппа в Аргосе; козни Апеллы против обоих Аратов и друзей их (82). Филипп отвоевал Тейхос и опустошил Элею (83). Апелла посрамлен в кознях своих против Аратов (84—86). Завещание Антигона; зимовка Филиппа в Аргосе (87).

1. В предыдущей книге мы объяснили причины второй войны между римлянами и карфагенянами и рассказали о вторжении Ганнибала в Италию; кроме того, мы изложили битвы, происходящие между ними до сражения при реке Ауфиде и городе Канне. Теперь, начиная с той же сто сороковой олимпиады, мы расскажем события, совершившиеся за то же самое время в Элладе. Но предварительно в немногих словах припомним читателям нашего сочинения те вступительные замечания, какие сделаны были нами во второй книге о делах эллинов вообще и об ахейском народе в особенности, ибо это государство в наше время и раньше возросло необычайно.

Так, отправляясь от Тисамена, одного из сыновей Ореста, мы заметили, что ахеяне с этого времени находились под управлением царей из рода Орестова до Огига, за сим установили у себя прекраснейшее народное правление ¹, что впервые государство их было раздроблено на отдельные города и деревни царями Македонии. Вслед за этим мы рассказали о том, каким образом ахеяне начали соединяться снова, какие из городов их первые и в какое время соединились между собою. После этого мы показали, какими средствами и с какою целью ахеяне привлекали к себе другие государства и задумали объединить всех пелопоннесцев под одним именем, в одном государственном устройстве. После общих замечаний об этих начинаниях мы касались в последовательном порядке отдельных событий, пока не дошли до изгнания лакедемонского царя Клеомена. Потом, кратко повторив события, упомянутые во введении до смерти Антигона, Селевка и Птолемея, которые все скончались в это самое время, мы в заключение пообещали приступить к собственной истории нашей, начав с событий, которые примыкают к упомянутым выше.

2. Дать такую основу ² повествованию нам казалось наиболее удобным, во-первых, потому что на этом времени обрываются записки Арата, а мы решили продолжить его повествование и дать дальнейшую историю эллинов. Во-вторых, события дальнейшие, те, которые входят в нашу историю, совершались в такое время, что принадлежат или нашей собственной поре, или временам отцов наших; благодаря этому мы или сами были свидетелями их, или узнавали о них от очевидцев. Напротив, при восхождении к более древним временам и при записывании одного предания на основании другого мы находили, что невозможно ни достоверно узнать что-либо, ни правильно оценить. С этого именно момента мы начали свой рассказ больше всего потому, что тогда как бы сама судьба придала совершенно новый вид всей обитаемой земле. Так, родной сын Деметрия Филипп ³ только что получил власть над Македонией, будучи еще мальчиком; господствовавший в Азии по сю сторону Тавра Ахей ⁴ имел не только царское звание, но и власть. Немного раньше Антиох, прозванный Великим, по смерти брата своего Селевка наследовал царскую власть в Сирии, будучи еще совершенно юным. В одно время с ними Ариарат ⁵ получил власть над каппадокиянами; тогда же и Птолемей Филопатир сделался владыкою Египта. Немного спустя стал царем лакедемонян Ликург ⁶, а незадолго до того карфагеняне выбрали военачальником своим Ганнибала для рассказанных раньше предприятий. С повсеместными переменами такого рода в правителях должно было наступить и новое положение дел. Так обыкновенно бывает, так случилось и тогда, именно: римляне и карфагеняне начали описанную выше войну*, в одно время с ними оспаривали друг у друга Койлесирию Антиох и Птолемей; ахеяне и Филипп начали войну против этолян и лакедемонян, причины которой были приблизительно следующие.

3. Этоляне давно уже тяготились мирным положением, вынуждавшим их расходовать собственные средства, тогда как они привыкли жить на счет соседей, а потребности их при врожденной кичливости были велики; она-то побуждает их вести постоянно хищнический, дикий образ жизни; никого не считают они другом себе, напротив, во всех видят врагов ⁷. Тем не менее прежде, пока жил Антигон, этоляне из страха перед македонянами держались спокойно. Затем, когда Антигон умер и оставил царство юному Филиппу, они пренебрежительно относились к этому последнему и искали только случая и предлога вмешаться в дела Пелопоннеса. К этому побуждали их и старая привычка ⁸ к хищению, и уверенность в том, что одни ахеяне ⁹ не устоят против них в войне. Этоляне питали такие замыслы, а случайное обстоятельство не замедлило прийти им на помощь, и вот под каким предлогом они начали войну. Был некий Доримах трихониец ¹⁰, сын того Никострата, который предательски нарушил мир во время общебеотийского празднества ¹¹; в юношеском возрасте, преисполненный этолийской воинственности и алчности, этот Доримах отправился по поручению союза в город фигалян ¹². Город находится в Пелопоннесе и лежит на границе Мессенской земли; в то время он входил в состав Этолийского союза. Доримах отправился туда под предлогом охраны полей и города фигалян, на самом же деле для того, чтобы выведать положение дел в Пелопоннесе. Когда пираты ¹³ начали стекаться в Фигалию и являлись к нему, Доримах не мог доставить им добычи законным путем, так как общеэллинский мир, возобновленный Антигоном, в то время еще продолжался; наконец, не зная, как быть, он дозволил пиратам похитить скот у мессенян, друзей и союзников этолян. Сначала пираты нападали на стада в пограничных местах Мессении; потом, став смелее, они дерзали врываться и в дома, что были на полях, появляясь ночью, когда никто не ждал их. Когда мессеняне, негодуя на это, отправляли к Доримаху одно посольство за другим, он вначале не обращал никакого внимания на их жалобы, ибо ему хотелось дать добычу подначальным ему людям и в то же время попользоваться самому, как участнику в дележе добычи. Но так как обиды продолжались непрерывно и посольства являлись все чаще и чаще, то Доримах объявил, что сам придет в Мессену с целью оправдаться от обвинений, взводимых на этолян. Когда он прибыл в Мессену и к нему стали приходить потерпевшие, одним он отвечал шутками и насмешками, на других нападал, третьих запугивал ругательствами.

4. Доримах оставался еще в Мессене, когда однажды пираты приблизились ночью к городу и с помощью приставленных лестниц ворвались в так называемый двор Хирона ¹⁴, причем тех слуг, которые защищались, перебили, а остальных перевязали и увели вместе со скотом. Эфоры ¹⁵ мессенян, давно уже недовольные поведением пиратов и долговременным пребыванием Доримаха в их городе, этот последний случай сочли новою для себя обидою и потому призвали его в собрание должностных лиц ¹⁶. В собрании Скирон, бывший в то время эфором мессенян и за свой образ жизни вообще пользовавшийся большим уважением у граждан, советовал не выпускать Доримаха из города до тех пор, пока он не возместит всех причиненных мессенянам потерь и не представит на суд виновных в убийстве пиратов. Когда все находившиеся в собрании признали справедливость предложения Скирона, Доримах пришел в ярость и заявил, что они слишком наивны, если воображают, что оскорбляют только его, а не государство этолян, и прибавил, что считает все поведение их возмутительным, что вскоре все они понесут наказание, и по заслугам. В это время жил в Мессене гнусный человек, по имени Бабирт, один из тех людей, которые совершенно утратили человеческие свойства; его нельзя было отличить от Доримаха, раз он надевал на себя широкую шляпу ¹⁷ и плащ: до такой степени Бабирт походил на Доримаха голосом и всем сложением; это было известно и Доримаху. Когда он обращался к мессенянам с наглою и угрожающею речью, Скирон в гневе сказал: «Неужели, Бабирт, ты воображаешь, что мы боимся тебя или твоих угроз?» При этих словах Доримах, уступая на это время обстоятельствам, обещал, что мессеняне за все содеянные им обиды получат удовлетворение. Однако по возвращении в Этолию он почувствовал себя до такой степени обиженным словами Скирона, что, не имея сколько-нибудь достаточного повода, он из-за этого только возбудил войну против мессенян.

5. Стратегом этолян был в то время Аристон. Но по слабости здоровья он был непригоден к военному делу, кроме того, состоял в родстве с Доримахом и Скопасом, а потому под некоторыми условиями передал всю власть этому последнему. Но Доримах не решался открыто поднимать этолян на войну с мессенянами, потому что для этого недоставало подобающего повода, и потому еще, что всем было известно, что причина его воинственности — его беззаконие ¹⁸ и упомянутая выше насмешка над ним. Поэтому Доримах и не думал об открытом возбуждении к войне, но тайком старался приобщить Скопаса к своим замыслам против мессенян; при этом указывал ему на то, что со стороны македонян опасаться им нечего благодаря возрасту владыки их: Филиппу было в то время не больше семнадцати лет от роду. Говорил он также о нерасположении лакедемонян ¹⁹ к мессенянам, а с другой стороны, напоминал ему о благоволении элейцев к этолянам и о союзе их, из чего заключал, что вторжение в Мессению может быть совершено ими безнаказанно. Но главным его доводом при увещании этолийца было напоминание о добыче, предстоящей им в Мессенской земле, беззащитной и во всем Пелопоннесе единственной, оставшейся нетронутою в Клеоменову войну. Ко всему этому Доримах добавил, что Скопас стяжает себе за это признательность этолийского народа. Что касается ахеян, сказал он, то, препятствуя проходу этолян, они не должны будут жаловаться ²⁰, если встретят отпор со стороны защищающихся; если же они останутся в покое, то замыслы этолян осуществятся беспрепятственно. Для нападения на мессенян у него нет недостатка в предлоге, говорил он; ибо давно уже они провинились тем, что обещали ахеянам и македонянам участие в союзе ²¹. Этими и подобными доводами в том же роде Доримаху удалось так настроить Скопаса и друзей его, что они не стали дожидаться союзного собрания ²² этолян, не совещались с апоклетами ²³, вообще не соблюли обычных способов действия и, следуя только голосу страсти и своим желаниям, объявили войну одновременно мессенянам, эпиротам, ахейцам, акарнанам и македонянам.

6. Тотчас они отправили на море пиратов, которые подле Кифер ²⁴ встретили царское македонское судно, доставили его с командою в Этолию и там продали начальников корабля ²⁵, солдат и самый корабль. Пираты опустошали побережье Эпира, для совершения этих насилий постоянно пользуясь еще кораблями кефалленян ²⁶; в Акарнании пытались завладеть Тирием ²⁷. В одно время с этим этоляне тайком отправили отряд через Пелопоннес и в середине Мегалопольской земли заняли укрепленное место, именуемое Кларием; там они устроили торговлю добычею и утвердились для совершения грабежей. Однако местность эта была в несколько дней отвоевана стратегом ахеян Тимоксеном при содействии Тавриона, которого Антигон оставил в Пелопоннесе в звании царского уполномоченного ²⁸. Дело в том, что на занятие Коринфа царем Антигоном ахейцы согласились в страхе перед Клеоменом; напротив, Орхомен он взял приступом и не возвращал ахейцам ²⁹, удерживая за собою как свою собственность. Мне кажется, ему хотелось не только владеть проходом в Пелопоннесе, но и господствовать над внутренними частями его при помощи поставленного в Орхомене гарнизона и собранных там военных сил. Между тем Доримах и Скопас выждали такое время ³⁰, когда Тимоксену оставалось немного до конца службы, а Арат, хотя был выбран ахейцами в стратеги на следующий год, но еще не вступал в должность, собрали все этолийское ополчение к Рию ³¹, запаслись перевозочными судами, поставили наготове корабли кефалленян, переправили людей в Пелопоннес и двинулись на Мессению. Проходя через поля патрян, фариян и тритеян, они показывали вид, что не желают чинить никакой обиды ахейцам. Однако толпа, неумеренно жадная к добыче, не могла удержаться от хищения, а потому этоляне на всем пути разоряли и грабили поля, пока не дошли до Фигалии. Отсюда они совершили внезапное и дерзкое вторжение в область мессенян, невзирая на дружественный союз, искони ³² существовавший между ними и мессенянами, нарушая общепризнанные права народов; все принося в жертву своей алчности, они опустошали безнаказанно страну, так как мессеняне не дерзали выходить против них.

7. Между тем наступило время очередного собрания ахейцев, и они сошлись в Эгий. Когда собрание было открыто, патряне и фарейцы стали перечислять обиды, причиненные этолянами при переходе через их земли, а от мессенян явилось посольство с просьбою о помощи против вероломства и насилия этолян. Слушая эти жалобы, остальные ахеяне разделяли негодование патрян и фарейцев и сочувствовали бедствию мессенян. Возмутительнее всего казалось ахеянам то, что этоляне в противность договорам осмелились вторгнуться с войском в Ахаю, не получив ни от кого разрешения на проход и не сделав даже попытки попросить о том. Раздраженные всем этим ахеяне постановили, что мессенянам должна быть оказана помощь, а стратег должен созвать ахеян в собрание вооруженными ³³, и какое бы решение после совещания ни было постановлено, оно должно войти в силу. Тимоксен, который в то время был еще стратегом, так как не истек срок службы его, уклонялся от похода и от самого созыва войск, ибо не полагался на ахеян, которые в это время нерадиво упражнялись в военном деле. Вообще по изгнании спартанского царя Клеомена все пелопоннесцы, будучи утомлены прежними войнами и рассчитывая на прочность установившегося положения дел, пренебрегали военным делом. Однако Арат, раздраженный и подстрекаемый наглостью этолян, брался за дело весьма горячо, тем более что уже с давнего времени питал к этолянам враждебные чувства. Поэтому он торопился созвать вооруженных ахеян в собрание и горел желанием сразиться с этолянами. Наконец за пять дней до установленного срока он принял государственную печать от Тимоксена, написал городам и созвал в Мегалополь способных к военной службе ахеян в вооружении. Мне кажется, уместно будет предпослать несколько замечаний об Арате, ибо характер его своеобразен.

8. Арат во всех отношениях был совершенный государственный муж. Он умел держать речь, составить план и хранить в тайне принятое решение. Никто спокойнее его не умел переносить гражданские распри, привязывать к себе друзей, приобретать союзников; к тому же он был замечательно способен изобретать против неприятеля коварные способы действия ³⁴, хитрости и козни и осуществлять их при помощи настойчивости и отваги. Очевидных доказательств этого очень много; из них наиболее убедительные известны каждому, кто знает в подробностях взятие Сикиона и Мантинеи ³⁵, изгнание этолян из города пелленян ³⁶, а в особенности образ действий Арата относительно Акрокоринфа. Зато этот самый человек всякий раз, когда решался овладеть открытым полем сражения, оказывался неизобретательным в планах, робким в нападении и неспособным глядеть прямо в лицо опасности. Поэтому он наполнил Пелопоннес трофеями, обращенными против него, и в этих случаях неприятелю всегда легко было превзойти его. Так неравномерны природные свойства людей не только телесные, но еще больше душевные: не говоря уже о том, что один и тот же человек в различных делах оказывается очень способным к одним и совершенно негодным к другим, но даже в делах однородных бывает и весьма проницательным, и столь же тупым, весьма отважным и величайшим трусом. Необычайного здесь нет ничего, и люди наблюдательные хорошо это знают. Так, иные смелы на охоте в борьбе со зверями и в то же время падают духом перед оружием и неприятелем, да и в ратном деле одни и те же люди ловки и храбры в единоборстве и ни к чему негодны в массе с другими и в строю. Например, конные воины фессалийцев несокрушимы в эскадроне и фаланге ³⁷; напротив, когда по обстоятельствам времени и места приходится сражаться вне строя, один на один, они становятся неловкими и негодными; этоляне наоборот. Критяне неодолимы на суше и на море в засадах, разбоях, в обкрадывании неприятеля, в ночных нападениях и вообще во всех делах мелких, сопряженных с хитростью; напротив, им недостает мужества и стойкости, когда неприятель наступает массою с фронта, выстроенный в фалангу; ахейцы и македоняне наоборот. Я сообщил это для того, чтобы рассеять недоверие читателей, если нам придется высказывать противоположные суждения об одних и тех же людях в положениях сходных.

9. Тем временем согласно решению ахеян в Мегалополе собрались все способные носить оружие; на этом месте мы сделали отступление. Мессеняне явились снова в собрание с просьбою не оставлять без наказания столь явное нарушение договора, при этом изъявляли желание принять участие в общем союзе и спешили приписаться к прочим союзникам. В принятии в союз правители ³⁸ ахеян отказали мессенянам, так как никто не мог быть принят в союз без соизволения Филиппа и прочих союзников. Дело в том, что оставался пока в силе клятвенный договор, заключенный при посредстве Антигона между ахейцами, эпиротами, фокиянами, македонянами, беотянами, акарнанами ³⁹, фессалийцами. Но они соглашались выйти на помощь мессенянам, если явившиеся послы отдадут своих сыновей в Лакедемон в качестве заложников в обеспечение того, что мессеняне без согласия ахеян не заключат мира с этолянами. Согласно условиям союза, лакедемоняне также выступили в поле и расположились лагерем на границах мегалопольцев, но не столько по долгу союзников, сколько ради наблюдения и выжидания событий. Что касается Арата, то, устроив таким образом отношения с мессенянами, он отправил посольство к этолянам, дабы известить их о принятом решении и побудить удалиться из Мессенской области и не касаться земли ахеян; в противном случае угрожал поступить как с неприятелем с каждым из них, вступившим на Ахейскую землю. Скопас и Доримах выслушали сообщение и, узнав, что ахеяне собрались, нашли полезным для себя подчиниться требованиям Арата. Тотчас они отправили вестников в Киллену ⁴⁰ и к Аристону, стратегу этолян, с письменною просьбою о скорейшей доставке им перевозочных судов к элейскому острову Феяде ⁴¹. Два дня спустя они снялись со стоянки вместе с добычею и направились к Элее; ибо с элейцами этоляне жили всегда в дружбе, через них получая возможность вмешиваться в деле Пелопоннеса и пользоваться этим вмешательством для грабежей и разбоев.

10. Арат подождал еще два дня и в простодушной уверенности, что этоляне возвратились домой, как они и хотели показать, распустил ахеян и лакедемонян по домам; а сам с тремя тысячами человек пехоты и с тремястами конницы, а также с войском Тавриона двинулся к Патрам с намерением следовать за этолянами стороною ⁴². Когда Доримах и Скопас узнали, что войско Арата наблюдает за ними и следует стороною, то частью из страха нападения ахеян во время посадки на корабли, частью из желания возбудить войну они отправили к судам добычу, причем отрядили достаточное количество испытанных людей для обеспечения переправы и отряжаемым воинам отдали приказ ⁴³ выйти им навстречу у Рия, ибо, говорили Доримах и Скопас, там они сядут на судно. Сами они первое время следовали за отправленной добычей с целью прикрытия, а потом переменили направление и пошли к Олимпии ⁴⁴. Услышав, что Арат и Таврион с упомянутым выше войском находятся в окрестностях Клитора, и полагая, что при таких обстоятельствах им невозможно будет совершить переправу от Рия без опасностей и битвы, они решили, что для них выгодно будет сразиться возможно скорее с войсками Арата, пока весьма малочисленными и совершенно не ожидающими нападения. При этом Доримах и Скопас исходили из того соображения, что, принудив неприятеля к отступлению, они ограбят страну и беспрепятственно переправятся от Рия, а тем временем Арат будет занят размышлениями о новом созыве ахеян; напуганное войско Арата убежит и не пожелает сразиться, а они получат возможность безопасно вернуться домой, когда им заблагорассудится. Руководствуясь расчетами такого рода, этоляне двинулись вперед ⁴⁵ и расположились лагерем в Мегалополитиде подле Мефидрия ⁴⁶.

11. Узнав о приближении этолян, ахейские вожди повели дело так неискусно и обнаружили такую несообразительность, больше которой и быть не может. Повернув от Клиторской области, они разбили свой лагерь подле Кафий, а когда этоляне направились от Мефидрия мимо города орхоменян, они вывели ахеян на равнину Кафий и стали строиться там в боевой порядок, причем протекающая через равнину река служила им прикрытием. Так как отделяющее их от ахеян пространство было неудобопроходимо, ибо перед рекою были еще рвы, большею частью трудные для переправы, так как ахеяне обнаруживали готовность к битве, то этоляне вопреки первоначальному решению не отважились сразиться с врагом и двинулись в полном порядке к горным перевалам в направлении к Олигирту ⁴⁷; они рады были бы, если бы никто не нападал на них и не принуждал к битве. Передовой отряд этолян подходил уже к перевалам, а замыкавшая движение конница проходила еще по равнине и приближалась к так называемому Проподу ⁴⁸ горного склона, когда Арат и Таврион выслали вперед под начальством акарнана Эпистрата конницу и легких воинов с приказанием подойти к неприятельскому тылу и тревожить его. В том случае, если бы настала необходимость вступить в битву, ахеяне не должны были нападать на задние ряды, когда неприятель оставил уже за собою ровные места, но напасть на передовой отряд немедленно по вступлении его на равнину. Таким образом, решительное сражение должно было произойти на ровной, гладкой местности, очень неудобной для ахеян с их вооружением и всем вообще военным строем и, напротив, очень благоприятной и выгодной для этолян, так как их вооружение и порядки были противоположны ахейским. Итак, вместо того, чтобы воспользоваться удобствами времени и места, ахеяне к выгоде неприятеля спустились в равнину; соответствующий тому получился и исход сражения.

12. Когда легкий ахейский отряд начал битву, этолийская конница в порядке отступила к горному склону, поспешая на соединение со своей пехотой. Не различая хорошо, что делается, и не взвесив надлежаще последствий, Арат и Таврион, лишь только завидели, что конница отступает, вообразили, что она бежит, а потому с обоих флангов послали вперед одетых в панцири воинов ⁴⁹ и приказали им идти на помощь легковооруженным и соединиться с ними; сами поспешным беглым маршем повели свое войско с фланга ⁵⁰. Между тем этолийская конница, как скоро прошла равнину и соединилась с пехотой, остановилась под прикрытием горных склонов. Пехоту этоляне стягивали на фланги и звали к себе; пешие воины с готовностью бежали на зов, и все находившиеся уже в пути возвращались к своим на помощь. Находя войско достаточно многочисленным для битвы, этоляне сомкнулись и ударили на передние ряды ахейской конницы и легковооруженных; благодаря численному перевесу, а также тому, что нападение сделано было с высоты, они, хотя и после продолжительной битвы, обратили неприятеля в бегство. Когда ахеяне оборотили тыл и бежали, на помощь им подходили панцирные воины в беспорядке и врассыпную, как были в пути. Одни из них не понимали, что делается, другие встречались с бегущими, а потому и сами вынуждены были повернуть назад и также бежать. Вследствие этого побежденных в стычке с неприятелем было не больше пятисот человек, а бежавших более двух тысяч. Самое положение дела давало знать этолянам, как действовать, и они теснили врагов с тыла с неистовыми, громкими криками. Пока ахейские войска рассчитывали отступить к тяжеловооруженным в уверенности, что те остаются на прежних местах в безопасности, до тех пор бегство их совершалось правильно и не без успеха; но как скоро бегущие, заметили, что и тяжеловооруженное войско покинуло свои безопасные позиции и ушло далеко вперед врассыпную, часть их отделилась и в беспорядке бросилась по соседним городам; другие, наталкиваясь на фалангитов, шедших им навстречу, наводили ужас на своих же без всякого вмешательства неприятеля и увлекали друг друга в беспорядочное бегство. Как мы сказали выше, ахеяне при отступлении бежали в города; и в самом деле, близость Орхомена и Кафий спасла многих; не будь этого, вероятно, все ахеяне нашли бы здесь безвременную гибель. Так кончилась битва при Кафиях.

13. По получении известия о том, что этоляне расположились станом подле Мефидрия, мегалопольцы созваны были звуками трубы и явились всей массою на помощь своим на другой же день после битвы, и вот тех самых людей, коим они рассчитывали помочь при жизни в борьбе с врагом, мегалопольцы должны были теперь хоронить, как павших от руки неприятеля. Они вырыли могилу на Кафийской равнине, собрали убитых и похоронили их со всеми почестями. Тем временем этоляне, столь неожиданно выигравшие сражение только силами конницы и легковооруженных, беспрепятственно ⁵¹ проходили теперь дальше внутрь Пелопоннеса. При этом случае они покушались было взять город пелленян, опустошили поля сикионян и наконец ушли домой через перешеек.

Таковы были причины и поводы Союзнической войны; началом ее послужило состоявшееся вслед за сим решение всех союзников, которое они приняли на собрании в городе коринфян под председательством царя Филиппа.

14. Когда через несколько дней после сражения ахеяне сошлись в очередное собрание, то все вместе и каждый порознь жестоко роптали на Арата, так как, по общему убеждению, он был виновником рассказанного выше несчастия. Противники Арата выступили против него с обвинениями и с обличениями явных ошибок, чем еще больше раздражали и подстрекали толпу. Первая неоспоримая вина его состояла, казалось, в том, что он еще до наступления срока своей службы воспользовался преждевременно властью другого лица для того, чтобы возложить на себя одно из таких дел, в каких он многократно терпел неудачу, что было известно и ему самому. Другая более важная ошибка состояла в том, что он распустил ахеян как раз в то время, когда этоляне находились внутри Пелопоннеса, тем более что он заранее знал об усилиях Скопаса и Доримаха ниспровергать существующее положение и возбудить войну. Третья ошибка была та, что со столь малочисленным войском он вступил в битву с неприятелем без всякой нужды, имея к тому же возможность отступить спокойно в соседние города, собрать ахеян и тогда только дать битву неприятелю, если уж он находил это выгодным. Но последняя и самая важная вина его состояла в том, что, раз решившись на битву, он действовал с такою оплошностью и неосмотрительностью, что не воспользовался равниною и не употребил в дело тяжеловооруженных и только с легкими войсками напал на этолян на горном склоне, что для противника было наиболее выгодно и желательно. Однако лишь только выступил Арат и напомнил о своих прежних делах и заслугах перед государством, лишь только в ответ на обвинения стал доказывать, что вина за случившееся падает не на него, а в то же время просил о помиловании, если он действительно упустил что-либо в этой битве, и прибавил, что вообще следует судить о делах не с раздражением, но со снисхождением к человеческой слабости, тотчас после этого настроение народа изменилось, и великодушие ахеян дошло до того, что они долгое время гневались на противников Арата за нападки их и во всех дальнейших действиях поступали согласно указаниям Арата. События эти относятся к предшествующей олимпиаде, а последующие к сто сороковой ⁵².

Дата добавления: 2015-08-13