Третья книга 2 страница

16. Согласно с этим планом сенат постановил обеспечить себя со стороны Иллирии, ибо предвидел войну трудную, продолжительную, вдали от родины. К тому времени случилось так, что Деметрий из Фара, забыв прежние услуги римлян и относясь к ним презрительно ввиду угрожавших им опасностей раньше от галатов, теперь от карфагенян, возлагал все свои надежды на царский дом в Македонии; ибо он участвовал в войне Антигона ⁴⁸ против Клеомена и делил с ним опасности. Деметрий начал опустошать и покорять города Иллирии, подчиненные римлянам, вопреки договору вышел в море дальше Лисса с пятьюдесятью судами и опустошил многие Кикладские острова. При виде этого и зная цветущее состояние македонского дома, римляне спешили упрочить свое положение в Восточной Италии и были убеждены, что успеют заблаговременно привести иллирян к покорности и наказать неблагодарного и наглого Деметрия. Однако римляне ошиблись в расчетах, ибо Ганнибал предупредил их и занял город заканфян, а потому приходилось вести войну не в Иберии, но вблизи самого Рима и всей Италии. Тем не менее римляне во исполнение первоначального плана к лету первого года сто сороковой олимпиады отправили на войну в Иллирию Луция Эмилия с войском.

17. Между тем Ганнибал двинулся с войском из Нового города к Заканфе. Город этот лежит ⁴⁹ на отрогах хребта, простирающегося до моря от границы Иберии и Кельтиберии, стадиях в семи от моря. Жители города имеют в своем владении область, изобилующую всякого рода произведениями и по плодородию превосходящую всю остальную Иберию. Здесь-то расположился лагерем Ганнибал и ревностно повел осаду в ожидании важных выгод, какие завоевание этого города сулило ему в будущем. Действительно, он, во-первых, рассчитывал сокрушить надежды римлян на ведение войны в Иберии; во-вторых, не сомневался, что запугает все тамошние народы и тем сделает иберов уже подчиненных более покорными, а совершенно независимых — более осторожными; всего же важнее было то, что в тылу не оставалось бы больше врагов и он мог безопасно идти вперед. Кроме того, Ганнибал надеялся приобрести этим способом обильные средства для осуществления своих замыслов, воодушевить войска ожиданием добычи, какая достанется на долю каждого, а отправкою добычи в Карфаген снискать себе благоволение остававшихся дома карфагенян. Побуждаемый такого рода соображениями. Ганнибал ревностно вел осаду, причем то подавал пример войску и сам принимал участие в тяжелых осадных работах, то ободрял солдат и смело шел в опасность. Ценою всевозможных лишений и трудов он взял наконец город приступом после восьмимесячной осады. Имея в своих руках множество денег, людей и домашней утвари, Ганнибал берег деньги для собственных предприятий согласно первоначальному расчету, пленных распределил между соратниками по мере значения каждого, а всю утварь немедленно отправил карфагенянам. Благодаря такому способу действия он не обманулся в расчетах и не потерпел неудачи в первоначальных замыслах; напротив, воины шли теперь смелее в битву, карфагеняне готовы были охотно выполнять его требования, а сам он при помощи сделанных запасов мог удовлетворить многим нуждам.

18. В это самое время Деметрий, постигая замыслы римлян, немедленно отправил в Дималу ⁵⁰ значительный гарнизон с соответствующими припасами; в прочих городах он лишил жизни своих противников и вручил власть друзьям. Сам Деметрий выбрал из своих подданных шесть тысяч храбрейших воинов и стянул их в Фар. Между тем римский военачальник прибыл с войском в Иллирию и заметил, что враги, полагаясь на укрепленность Дималы и средства вооружения, а равно на воображаемую неприступность города, воодушевлены отвагою; поэтому с целью устрашить врагов он решил прежде всего напасть на этот город. Ободрив начальников отдельных отрядов и придвинув осадные машины к городу, он начал осаду; через семь дней взял город приступом и тем быстро поверг неприятелей в уныние. Вследствие этого немедленно из всех городов являлись иллиряне с предложением принять их под покровительство римлян. Консул принимал каждый город на соответствующих условиях, а затем направился морем к Фару на самого Деметрия; однако получил сведение, что город укреплен самой природой, что в нем собралось множество превосходных бойцов, что сверх того Деметрий снабжен припасами и всем нужным для войны, поэтому опасался, что осада города будет трудна и затянется надолго. Принимая во внимание все эти обстоятельства, консул в ожидании благоприятного момента употребил следующую военную хитрость. Ночью со всем войском он подошел к острову, большую часть воинов высадил и поместил в закрытых лесом впадинах, а сам с двадцатью кораблями на следующее утро вошел на виду у всех в гавань, ближайшую к городу. Деметрий, завидев корабли и относясь с презрением к малочисленности врагов, устремился из города к гавани с целью воспрепятствовать высадке неприятеля.

19. Лишь только враги встретились, завязался жестокий бой; из города прибывали все новые и новые подкрепления, пока не вышли на битву все воины. Тогда приблизились к городу незаметными путями те римляне, которые в ожидании этого момента высадились на остров; теперь они заняли сильный холм между городом и гаванью и тем отрезали от города вышедших на помощь воинов. Поняв, в чем дело, Деметрий не думал более о противодействии высадке, собрал своих воинов и после увещания устремился вперед с целью дать правильную битву неприятелям, занявшим холм. При виде решительного стройного наступления иллирян римляне выстроились манипулами и ударили на врага с ожесточением. В это же время те воины, которые высадились на сушу и видели происходящее, стали теснить иллирян с тыла и произвели в их рядах, подвергавшихся нападению со всех сторон, сильное замешательство и беспорядок. Так как одних теснили с фронта, других с тыла, то войско Деметрия обратилось наконец в бегство, причем часть иллирян бежала в город, а большинство рассеялось по острову в непроходимых местах. Деметрий, имевший на случай нужды готовые лодки в нескольких уединенных пунктах, отступил к ним, сел в лодку и с приближением ночи отплыл. Сверх всякого ожидания он благополучно прибыл к царю Филиппу, у которого и прожил остаток дней. Это был человек смелый и отважный, но действовавший необдуманно и наугад. Поэтому и конец Деметрия соответствовал всему поведению его при жизни, именно: по соглашению с Филиппом он попытался было овладеть городом мессенян и погиб во время нападения ⁵¹, которое сделано было легкомысленно и безрассудно. Подробнее мы скажем об этом, когда придет очередь*. Между тем римский консул Эмилий немедленно с первого набега взял Фар и разрушил его, овладел и остальной Иллирией и, все устроив здесь по собственному усмотрению, возвратился в Рим уже в конце лета; вступление его в город сопровождалось блестящим триумфом. Действительно, по мнению римлян, он обнаружил в ведении дела не только искусство, но в большей еще мере и храбрость.

20. По получении римлянами известия о падении города заканфян, наверное, не было совещания о том, начинать ли теперь войну, хотя некоторые историки и утверждают противное; впрочем, они приводят еще и речи обеих сторон, совершая тем самым величайшую нелепость. И в самом деле, возможно ли, чтобы римляне, за год перед тем угрожавшие карфагенянам войною в случае вступления их на землю заканфян, теперь, когда карфагеняне силою взяли этот самый город, стали бы совещаться в собрании, начинать ли войну или нет? И как могут эти историки в одно и то же время изображать и крайне удрученное состояние ⁵² сената, и рассказывать, что отцы приводили с собою в сенат двенадцатилетних мальчиков, которые участвовали в совещаниях и не должны были ни за что открывать своим родственникам что-либо запретное? Во всем этом нет ни слова правды или правдоподобия, или же судьба сверх прочих благ наделила римлян мудростью с самого рождения. Нет нужды распространяться дольше об исторических сочинениях такого рода, каковы сочинения Херея ⁵³ или Сосила. По моему мнению, они имеют значение и цену не истории, а болтовни брадобрея или простолюдина.

Итак, римляне по получении известия о несчастии заканфян выбрали немедленно послов и со всею поспешностью отправили их в Карфаген с двумя предложениями на выбор. Принятие одного из них должно было принести карфагенянам вместе с имущественным ущербом и позор, принятие другого — послужить началом больших затруднений и опасностей, именно: или карфагеняне должны выдать римлянам Ганнибала и находившихся при нем сенаторов, или римляне объявляли им войну. Когда послы явились в Карфаген, вошли в сенат и представили эти требования, карфагеняне с негодованием выслушивали предложение о выборе; однако выставили из своей среды способнейшего человека и в свою защиту повели такую речь.

21. Договор с Гасдрубалом карфагеняне обходили молчанием, как бы не существовавший вовсе; если даже он и был заключен, то не мог иметь для них никакого значения, как не утвержденный народом. При этом карфагеняне сослались на пример, поданный самими римлянами: в войне за Сицилию римский народ отказался утвердить договор, заключенный Лутацием, хотя Лутаций и принял его на том основании, что договор заключен был без согласия народа. Во всей защите карфагеняне настаивали и опирались на последний договор, состоявшийся в Сицилийскую войну, а в нем, по словам их, не сказано ни слова об Иберии, зато в определенных выражениях обеспечивается неприкосновенность союзников обеих сторон. При этом карфагеняне доказывали, что заканфяне в то время не были союзниками римлян, в подтверждение чего многократно перечитывали договор. Со своей стороны, римляне решительно отказались отвечать на оправдания карфагенян и заявили, что рассуждения о праве и спорных пунктах были возможны до тех пор, пока город заканфян оставался неприкосновенным; но раз он пал жертвою вероломства, карфагеняне обязаны или выдать римлянам виновных и тем ясно для всех доказать как свою непричастность к правонарушению, так и то, что деяние это совершено без их соизволения, или же в случае отказа признать себя соучастниками беззакония ⁵⁴. Дальше слишком общих выражений об этом случае предшественники наши не пошли. Однако мы считаем для себя обязательным не оставлять этого пункта без разъяснения, дабы люди, для которых важно и необходимо точное знание настоящего предмета, не впали в ошибку относительно важнейших совещаний, а равно дабы любознательные читатели не были введены в заблуждение невежественными и пристрастными историками и не составили себе ложного представления о деле; напротив, дабы они имели верное понятие о правовых отношениях ⁵⁵ римлян и карфагенян с самого начала и до наших дней.

22. Первый договор ⁵⁶ между римлянами и карфагенянами заключен при Луции Юнии Бруте и Марке Горации, первых консулах после упразднения царской власти, при тех самых, которыми освящен был и храм Зевса Капитолийского ⁵⁷, то есть за двадцать восемь лет до вторжения Ксеркса в Элладу. Мы сообщаем его в переводе, сделанном с возможною точностью, ибо и у римлян нынешний язык настолько отличается от древнего ⁵⁸, что некоторое выражения договора могут быть поняты с трудом лишь весьма сведущими и внимательными читателями. Содержание договора приблизительно следующее: «Быть дружбе между римлянами с союзниками и карфагенянами с союзниками на нижеследующих условиях: римлянам и союзникам римлян возбраняется плыть дальше Прекрасного мыса ⁵⁹, разве к тому они будут вынуждены бурею или неприятелями. Если кто-нибудь занесен будет против желания, ему не дозволяется ни покупать что-либо, ни брать сверх того, что требуется для починки судна или для жертвы. В пятидневный срок он обязан удалиться. Явившиеся по торговым делам не могут совершить никакой сделки иначе, как при посредстве глашатая или писца. За все то, что в присутствии этих свидетелей ни было бы продано в Ливии или в Сардинии, ручается перед продавцом государство. Если кто из римлян явится в подвластную карфагенянам Сицилию, то во всем римляне будут пользоваться одинаковыми правами с карфагенянами. С другой стороны, карфагенянам возбраняется обижать народ ардеатов, антиатов, ларентинов, киркеитов, тарракинитов ⁶⁰ и всякий иной латинский народ, подчиненный римлянам. Если какой народ и не подчинен римлянам, карфагенянам возбраняется тревожить города их; а если какой город они возьмут, то обязуются возвратить его в целости римлянам. Карфагенянам возбраняется сооружать укрепления в Лациуме, и если они вторгнутся в страну как неприятели, им возбраняется проводить там ночь».

23. Прекрасный мыс тот, что тянется перед самым Карфагеном по направлению к северу. Карфагеняне находили нужным воспретить римлянам плавание на длинных* кораблях дальше этого мыса с целью, как мне кажется, воспрепятствовать ознакомлению римлян с местностями Биссатиды ⁶¹ и Малого Сиртиса ⁶², которые называются у них Эмпориями** и отличаются высокими достоинствами. Если кто будучи занесен туда против желания бурею или неприятелем будет нуждаться в чем-либо необходимом для жертвы или для поправки судна, карфагеняне дозволяют взять это, но ничего больше, и притом требуют непременного удаления приставших сюда в пятидневный срок. По торговым делам римлянам дозволяется приходить в Карфаген и во всякий другой город Ливии по сю сторону Прекрасного мыса, а также в Сардинию и подчиненную карфагенянам часть Сицилии, причем карфагеняне обещают от имени государства обеспечить каждому право его. Из этого договора явствует, что карфагеняне ведут речь о Сардинии и Ливии, как о собственных владениях; напротив, относительно Сицилии они ясно отличают только ту часть ее, которая находится во власти карфагенян, и договариваются только о ней. Равным образом и римляне заключают договор только относительно Лациума, не упоминая об остальной Италии, так как она не была тогда в их власти.

24. После этого договора они заключили другой ⁶³, в который карфагеняне включили тирийцев ⁶⁴ и народ Утики. К Прекрасному мысу прибавляются теперь Мастия и Тарсеий, и они требуют, чтобы дальше этих пунктов римляне не ходили за добычей и не основывали города. Вот каково приблизительно содержание договора: «Быть дружбе между римлянами с союзниками и карфагенянами, тирийцами, народом Утики с союзниками на следующих условиях: римлянам возбраняется ходить по ту сторону Прекрасного мыса, Мастии и Тарсеия ⁶⁵ как за добычей, так и для торговли и для основания города. Если карфагеняне овладеют в Лациуме каким-либо городом, независимым от римлян, то они могут взять деньги и пленных, а самый город обязаны возвратить. Если какие-либо карфагеняне возьмут в плен сколько-нибудь человек из народа, соединенного с римлянами писаным договором, но не находящегося под властью римлян, карфагенянам возбраняется привозить пленных в римские гавани; если же таковой будет доставлен туда и римлянин наложит на него руку ⁶⁶, то пленный отпускается на свободу. То же самое возбраняется и римлянам. Если римлянин в какой-либо стране, подвластной карфагенянам, возьмет воды или съестных припасов, ему возбраняется с этим съестными припасами обижать какой-либо народ, связанный с карфагенянами договором и дружбою. То же самое возбраняется и карфагенянам. Если же случится что-нибудь подобное, обиженному возбраняется мстить за себя; если кто-нибудь учинит это, то деяние его будет почитаться государственным преступлением. В Сардинии и Ливии никому из римлян не дозволяется ни торговать, ни основывать город, ни приставать где-либо, разве для того только, чтобы запастись продовольствием или починить судно. Если римлянин будет занесен бурею, то обязан удалиться в пятидневный срок. В той части Сицилии, которая подвластна карфагенянам, а также в Карфагене римлянину наравне с гражданином предоставляется совершать продажу и всякие сделки. То же самое предоставляется и карфагенянину в Риме».

И в этом договоре карфагеняне опять и с большею еще определенностью заявляют право собственности на Ливию и Сардинию и возбраняют римлянам всякий доступ к ним, напротив, относительно Сицилии они выразительно называют только подвластную им часть ее. Точно так же выражаются римляне о Лациуме, обязывая карфагенян не причинять обид ардеатам, антиатам, киркеитам и тарракинитам. Это — те города, которые лежат при море на границе Латинской земли, в отношении которой и заключается договор.

25. Последний договор до войны карфагенян за Сицилию римляне заключают во время переправы Пирра в Италию. В нем подтверждается все то, что было в прежних договорах, и прибавляются следующие условия: «Если римляне или карфагеняне пожелают заключить письменный договор с Пирром, то оба народа обязаны выговорить себе дозволение помогать друг другу в случае вторжения неприятеля, какая бы из двух стран ни подверглась нападению. Если тот или другой народ будет нуждаться в помощи, карфагеняне обязаны доставить суда ластовые и военные, но жалованье своим воинам каждая сторона обязана уплачивать сама. Карфагеняне обязуются помогать римлянам и на море в случае нужды; но никто не вправе понуждать команду к высадке на сушу, раз она того не желает.

Что касается клятвы, то она должна была быть такого рода: первые договоры карфагеняне утвердили клятвою во имя отеческих богов, а римляне согласно древнему обычаю во имя Юпитера Камня, последний же договор именами Марса и Эниалия ⁶⁷. Клятва Юпитером Камнем ⁶⁸ состоит приблизительно в следующем: утверждающий договор клятвою берет в руку камень и, поклявшись от имени государства, произносит такие слова: «Да будут милостивы ко мне боги, если я соблюду клятву; если же помыслю или учиню что-либо противное клятве, пускай все люди невредимо пребывают на собственной родине, при собственных законах, при собственных достатках, святынях, гробницах, один я да буду повергнут, как этот камень». При этих словах произносящий клятву кидает камень.

26. Договоры такого рода были заключены и по настоящее время сохраняются на медных досках подле храма Капитолийского Юпитера в казнохранилище эдилов ⁶⁹. Поэтому не вправе ли каждый подивиться не тому, что историк Филин не знает их, — в этом нет ничего удивительного, ибо и в наше время даже старейшие из римлян и карфагенян, слывущие за людей наиболее пекущихся о государственных делах, даже они не знали их, — но тому, что он каким-то образом и по какой-то неведомой причине решается утверждать противоположное, именно, что по заключенному между римлянами и карфагенянами договору для римлян закрыта была вся Сицилия, а для карфагенян Италия и что римляне нарушили договор и клятву когда впервые переправились в Сицилию; договора такого не было, и никаких письменных следов чего-либо подобного не существует, хотя Филин определенно высказывает это во второй книге. Об этом же самом мы упоминали во введении к собственной истории, отложив подробности до настоящего случая, ибо весьма многие, доверяясь сочинению Филина, уклоняются в этом вопросе от истины. Как бы то ни было, если кто будет укорять римлян по поводу перехода их в Сицилию за то, что без всяких оговорок они приняли дружбу мамертинов и потом по просьбе их оказали им помощь, невзирая на то, что мамертины поступили вероломно в отношении не только мессенян, но и региян, то упреки его будут основательны, но совершенно ошибочно утверждать, будто римляне самым вступлением в Сицилию нарушили клятву и договор.

27. По окончании войны в Сицилии стороны заключили новый договор на следующих главных условиях: «Карфагеняне обязуются очистить Сицилию и все острова, лежащие между Италией и Сицилией. Союзники той и другой стороны должны быть обоюдно неприкосновенны. Ни одна сторона не вправе во владениях другой приказывать что-либо, возводить какое-либо общественное здание, набирать наемников, вступать в дружбу с союзниками другой стороны. В десятилетний срок карфагеняне обязуются уплатить две тысячи двести талантов и теперь же внести двести. Всех пленников карфагеняне обязуются возвратить римлянам без выкупа». Впоследствии по окончании Ливийской войны римляне, постановив было объявить войну карфагенянам, внесли в договор дополнительные условия такого рода: «Карфагеняне обязуются очистить Сардинию и уплатить сверх условленных прежде тысячу двести талантов», как сказано мною выше. Кроме поименованных раньше договоров, заключен был новый с Гасдрубалом; по смыслу его карфагеняне не вправе переходить реку Ибер для военных целей. Таковы договоры, состоявшиеся между римлянами и карфагенянами с самого начала до времен Ганнибала.

28. Если в переходе римлян в Сицилию мы не находим нарушения клятвы, то нельзя, пожалуй, указать основательного повода или уважительной причины другой войны ⁷⁰, которая привела к договору о Сардинии. Несомненно, карфагеняне вынуждены были временным положением в противность всякому праву очистить Сардинию и уплатить названную выше сумму денег. Ибо жалоба римлян на карфагенян за то, что во время Ливийской войны они обижали на море торговых людей их, была удовлетворена тем, что римляне получили от карфагенян всех людей, отведенных в карфагенские гавани, и в благодарность за то возвратили без выкупа всех находившихся у них пленных. Подробнее мы говорили об этом в прежней книге ⁷¹.

После этого нам остается по тщательном рассмотрении решить, на которую из сторон падает вина за Ганнибалову войну.

29. Что говорили в то время карфагеняне, мы уже изложили; теперь скажем о том, что говорили римляне. Хотя римляне, раздраженные падением города заканфян, не представили тогда своих оснований, однако о них говорится в среде римлян часто, многими лицами. Первое основание то, что нельзя отвергать договора, заключенного с Гасдрубалом, хотя карфагеняне и осмеливались утверждать противное; ибо при заключении его не было добавлено, как в договоре Лутация: «входит в силу, если угодно будет римскому народу»; но Гасдрубал полномочно заключил договор, в коем значилось, что карфагеняне не вправе переступать Ибер с военными целями. Кроме того, договор относительно Сицилии, как утверждают и карфагеняне, гласил, что «союзники той и другой стороны должны быть обоюдно неприкосновенными», и не только тогдашние союзники, как толкуют карфагеняне, потому что в таком случае, наверное, было бы прибавлено, «что кроме существующих нельзя приобретать новых союзников» или что «вновь приобретенные союзники не включаются в этот договор». Так как ничего этого в договоре вписано не было, то ясно, что оба народа обязывались навсегда оставлять неприкосновенными всех союзников другой стороны, как тогдашних, так и вновь приобретенных. Да это и совершенно понятно. Ибо, наверное, не стали бы народы заключать такого рода договор, который отнимал бы у них самих право приобретать выгодных по обстоятельствам времени друзей или союзников, а по принятии таковых обязывал бы сносить терпеливо причиняемые им обиды. Напротив, главная цель договора для обеих сторон состояла в том, чтобы тогдашних союзников одной стороны не тревожила другая и чтобы одна сторона ни под каким видом не принимала к себе союзников другой. Относительно будущих союзников условлено было то же самое, что «одна сторона не вправе набирать наемников или что-либо приказывать другой в ее владениях или в среде ее союзников; неприкосновенны должны быть все союзники для обеих сторон».

30. Если так, то неоспоримо было и то, что заканфяне за много лет уже до времен Ганнибала отдали себя под покровительство римлян. Важнейшим свидетельством этого, признаваемым и самими карфагенянами ⁷², служит то, что по случаю возникших у них междоусобных распрей они возложили замирение их не на карфагенян, хотя эти последние были соседи их и располагали уже делами Иберии, но на римлян, при посредстве которых и восстановили у себя государственный порядок. Таким образом, если причиною войны признавать падение Заканфы, то необходимо согласиться, что начали ее несправедливо карфагеняне вопреки договору Лутация, по силе которого обе стороны обязаны оставлять неприкосновенными союзников друг друга, и вопреки договору Гасдрубала, по которому карфагенянам возбранялось ходить войною за реку Ибер. Наоборот, если причиною войны считать отнятие Сардинии и одновременную с ним денежную дань, то необходимо допустить, что карфагеняне имели достаточное основание объявить Ганнибалову войну, ибо, будучи вынуждены обстоятельствами сделать уступки, они и воспользовались обстоятельствами для того, чтобы отмстить обидчикам.

31. Быть может, некоторые читатели, относящиеся без разбора к подобным предметам, скажут, что мы без нужды входим в подробное рассмотрение этих вопросов. По моему мнению, если бы нашелся такой человек, который является самодостаточным во всяком положении, то для него знание прошлого может быть, пожалуй, хотя и приятным, но не необходимым делом. Однако нет никого, кто бы при слабости человеческой решился утверждать это в отношении ли своих собственных или общественных дел; ибо, каковы бы ни были удачи в настоящем, никто из людей здравомыслящих не может ручаться с уверенностью за будущее. По этой причине, утверждаю я, ознакомление с прошлым не только приятно, но еще более необходимо. Действительно, каким образом найти защитников и союзников тому, кто сам обижен, или родина коего терпит обиду, или побудить других участвовать в осуществлении замыслов тому, кто помышляет о завоеваниях и о наступлении? Далее, каким образом человек, довольный своим настоящим, сумеет побудить других к упрочению его положения и к охранению имеющихся у него благ, если ему совершенно неизвестно прошлое этих людей? Все люди, постоянно применяясь к данным обстоятельствам и принимая на себя личину, говорят и поступают так, что трудно постигнуть настроение каждого, и истина часто бывает слишком затемнена. Напротив, деяния прошлого, проверяемые самим ходом событий, указуют подлинные чувства и мысли каждого народа и научают нас, откуда мы можем ожидать благодарности, услуг, помощи и откуда противоположного этому отношения. Часто во множестве случаев мы можем с помощью прошлого открыть того, кто пожалеет о нас, разделит наше негодование и отмстит за нас, а все это представляет величайшие выгоды для частного человека и для государства. Вот почему и историкам, и читателям истории следует обращать внимание не столько на изложение самых событий, сколько на обстоятельства, предшествующие им, сопровождающие их или следующие за ними. Ибо, если изъять из истории объяснение того, почему, каким образом, ради чего совершено что-либо, достигнута ли была предположенная цель, то от нее останется одна забава ⁷³, лишенная поучительности; такая история доставит скоропреходящее удовольствие, но для будущего окажется совершенно бесполезною.

32. Должно полагать поэтому, что ошибаются люди, находящие нашу историю неудобною для приобретения и чтения по той причине, что она состоит из многих больших книг. На самом деле несравненно легче приобрести и перечитать сорок книг, как бы сотканных на одной основе, и проследить по ним с достоверностью события Италии, Сицилии, Ливии от времен Пирра до падения Карфагена ⁷⁴, а равно непрерывный ряд событий в остальной части земного мира от бегства спартанца Клеомена до битвы ахеян с римлянами на Истме, нежели читать или приобретать сочинения писателей, излагающих эти события по частям ⁷⁵. Не говоря уже о том, что сочинения эти по объему гораздо больше наших записок, читатель не может извлечь из них ничего определенного: во-первых, большинство писателей рассказывают об одних и тех же событиях неодинаково; потом, они оставляют в стороне события единовременные с описываемыми, между тем из сравнительного обозрения и обсуждения сопоставленных событий получается иное представление о событиях отдельных, чем из разрозненной оценки; наконец, писатели эти вовсе не могут касаться самого важного в событиях. По нашему мнению, необходимейшие части истории те, в которых излагаются последствия событий, сопутствующие им обстоятельства и особенно причины их. Так мы находим, что Антиохова война зарождается из Филипповой, Филиппова из Ганнибаловой, Ганнибалова из Сицилийской, что промежуточные события при всей многочисленности их и разнообразии, все в совокупности ведут к одной и той же цели. Все это можно понять и изучить только при помощи общей истории, но не из описаний одних войн, каковы Персеева или Филиппова, разве кто-нибудь из читателей вообразит, что предлагаемые этими историками описания одних только сражений дают ему верное понятие о последовательном ходе целой войны. Это совершенно невозможно: насколько изучение отличается от простого чтения, настолько, по моему мнению, наша история превосходит частные повествования.

33. По выслушании защитительной речи карфагенян — здесь мы уклонились в сторону — римские послы ничего не отвечали. Старейший из них указал сенаторам на свою пазуху и прибавил, что здесь он принес войну и мир, вытряхнет и оставит им то или другое, как они прикажут ⁷⁶. Царь карфагенян ⁷⁷ предложил послу вытряхнуть, что им угодно. Лишь только римлянин объявил, что вытряхивает войну, тут же большинство сенаторов воскликнуло, что они принимают войну. Засим сенат и послы разошлись.

Между тем Ганнибал, зимовавший в Новом городе, прежде всего распустил иберов по родным городам их с целью внушить им охоту и ревность к предстоящим предприятиям. Потом, на тот случай, если бы ему самому пришлось отлучиться куда-либо, брату своему Гасдрубалу он дал указания относительно того, как он должен управлять и командовать иберами, как готовиться к войне с римлянами; в-третьих, позаботился о мерах безопасности для Ливии. Далее, руководствуясь верным, мудрым расчетом, он переместил ливийские войска в Иберию, а иберийские в Ливию и тем соединил обе части войск узами взаимной верности. В Ливию перешли терситы, мастианы, кроме того, ореты и олкады ⁷⁸. Из этих племен набрано было всего тысяча двести человек конницы и тринадцать тысяч восемьсот пятьдесят пехоты. Сверх этого числа было восемьсот семьдесят человек балиарян ⁷⁹. Настоящее имя их пращники; употребление пращи дало одинаковое название как народу, так и занимаемому им острову. Большую часть поименованных выше войск Ганнибал послал в ливийские Метагонии ⁸⁰, а некоторых назначил в самый Карфаген. Из так называемых метагонитских городов он отрядил в Карфаген другие четыре тысячи пехоты, которые должны были служить заложниками и вместе подкреплением ему. В Иберии Ганнибал оставил брату Гасдрубалу пятьдесят пятипалубных кораблей, два четырехпалубных и пять трирем; из них вооружены были командою тридцать два корабля пятипалубных и все пять трирем. Конницы оставил он четыреста пятьдесят человек ливио-финикиян ⁸¹ и ливиян, триста лергетов ⁸², тысячу восемьсот нумидян, именно: массолиев, массайсилиев, маккоев ⁸³ и живущих при океане мавров ⁸⁴; пехоты оставил одиннадцать тысяч восемьсот пятьдесят человек ливиян, триста лигистян, пятьсот балиарян и двадцать одного слона.

Дата добавления: 2015-08-13