|
В том, что предостережение Дальгерта Эстана имело под собой основания, они убедились на третий день. Из предместий по заказу Виля прибыла новая партия леса. Новый глава общины искренне пытался сделать все, чтобы «Воронье гнездо» поскорей было отстроено заново. Он даже договорился со схарматами – и за немалую мзду, – чтобы воспользоваться их техникой.
У Виля сохранились почти все сбережения – перед осадой он предусмотрительно зарыл все ценности на бывшем гостиничном дворе, так что подлинной нужды он не испытывал. Другое дело, что почти все ушло на закупки материалов и наем машины. Те, кто от корней Тарна, никогда не бросают своих в беде, так повелось с древности. Так что рабочей силы было вдосталь и за считаные дни удалось не только расчистить площадку до фундамента, но и положить несколько звеньев бревен.
Виль с утра до ночи пропадал на строительстве и немудрено, что он одним из первых узнал новость – на Втором Каменном Спуске дотла сгорел старенький доходный дом. Виль почему-то был уверен, что это именно тот самый дом, но все-таки послал одного из многочисленных помощников удостовериться.
А следующим утром на рыночной площади из уст в уста передавалась еще одна ошеломляющая новость: схарматы поймали и разоблачили предателя! Врагу не привыкать было – до того он так же легко предал белых братьев.
Имя Дальгерта Эстана трепали на каждом углу. Говорили, что он то ли убил кого-то важного, то ли украл что-то нужное. Люди говорили – поделом. Многие вспоминали расстрел на площади. Кто-то, особенно свои, презрительно говорил, что, если кто-то предал один раз, он будет продолжать предавать до бесконечности, и схарматы сами виноваты, что ему поверили.
Виль поймал себя на том, что хочет возразить им – и не находит слов. Тогда он на себя разозлился. Нужно было подробней расспросить мальчика Олега. Жаль, что у них не было времени на долгие разговоры.
Быстро позавтракав, Виль отправился к знакомому портному прикупить нормальной одежды для дочери и для Олега, который в плену у схарматов потерял и башмаки, и куртку, и рубашку. Остались только обтрепанные и порванные штаны. Когда он вернулся, они уже увязали в узлы все, чем Виль успел разжиться, и были готовы уходить. Короткое прощание в прихожей, и вот уже разошлись – каждый своим путем. И вряд ли еще хоть раз встретятся. А жаль.
Виль всегда хотел, чтобы у него родился сын. Но скупые Боги Тарна подарили ему лишь одного ребенка – Ильру. И все равно изредка со вздохом поглядывал на чужих мальчишек.
…Ильра восприняла новости вроде бы спокойно. Но Виль видел, что спокойствие это – кажущееся. Она весь день была рассеянна, ходила, запинаясь, а потом не спала полночи.
Эта квартира была просторней той, на Втором Каменном. Две комнаты и кухня, в которой можно даже встречать гостей, с большим столом и правильно сложенной печкой – все, что нужно для их маленькой семьи.
Еще она была далеко от центра, в районе, куда редко забредали осторожные схарматы. Конечно, до строительства добираться стало дольше, но зато можно не беспокоиться о дочери.
Ильра теперь могла сама ходить на здешний маленький рынок. Соседями их оказалась большая семья с тремя детьми. Вилю эти люди понравились, хотя к корням Тарна они не имели никакого отношения, а детишки, все трое, носили на шее деревянные знаки Спасителя. Ильра даже пару раз уже играла с ними, и Виль видел, как ей это нравится…
Смотрел и невольно думал, дождется ли когда-нибудь внуков. Со знакомыми парнями Ильра всегда была приветлива, но нельзя сказать, чтобы кого-то особо выделяла. Пока в ее поле зрения не появился Дальгерт Эстан.
Но он ушел к священникам, и Ильра его возненавидела. А с тех пор, кажется, не было никого, кто бы тронул ее сердце.
Когда Виль ушел, Ильра начала действовать, словно кто-то более мудрый стоял у нее за плечом и нашептывал. Спрятала волосы под темный платок, оделась так, чтобы ее трудно было узнать, и отправилась на рыночную площадь. Она уговаривала себя – я только поспрашиваю. Я только послушаю, что люди говорят.
Шли дни большого торга: хозяева собрали урожай и готовились обменять его на рынке на другие нужные припасы.
От века в городе ходили металлические деньги самого разного достоинства. Больше ценились те, что из серебра. Золотых монет никто никогда не видел – знали только, что и такие бывают. А мелочь была самой разной. С портретами людей и изображениями гербов. С непонятными надписями, коронами, листьями…
Цены определялись торговым эквивалентом – чаще стоимостью скотины или шерсти, так что они в основном удерживались на одном уровне.
Однако гораздо чаще на рынке шла меновая торговля. Все знали, что хитрые дельцы могут и обмануть. Сказать про ценную монету, что она ничего не стоит, или обменять ее на мелочь.
Ильра, всю жизнь прожившая при отцовой гостинице, прекрасно разбиралась во всех тонкостях торговли, так что на рынке чувствовала себя уверенно.
Она подходила к лоткам, делая вид, что заинтересована в товаре, даже спрашивала цену – чтобы завести разговор. Как правило, словоохотливые торговцы с радостью делились последними сплетнями, и за десять минут она получила сразу несколько противоречивых версий истории ареста Дальгерта Эстана.
Она уже собиралась так же тихонько вернуться домой, как вдруг на площадь на высокой самоходной машине, блестящей новыми деталями, въехал глашатай в сопровождении солдат. Схармат носил белую налобную повязку со странным глазом на лбу.
Сплетники уже придумали, что через этот глаз на мир может взглянуть их проклятый бог.
Мех медленно въехал в самый центр торгового ряда, но надо отдать должное тому мастеру Слова, который им управлял. Он не задел ни единого лотка, не уронил ни одной лавки. Остановился.
– Горожане! Все, кто слышит меня! Узнайте сами и передайте другим!
Толпа затихала, оборачиваясь на звук. Глашатай выкрикивал слова в большой синий рупор.
– Воля Схарма превыше всего. Никакая ложь не пройдет незамеченной под его взглядом. От имени генерала Акима сообщаю вам, что лжец и предатель, именуемый Дальгерт Эстан, был разоблачен нами и полностью признал свою вину. Во имя справедливости, а также для того, чтобы ни у кого более не возникло желания лгать пред взглядом Великого Схарма, генерал Аким приказал выставлять пленного на всеобщий позор в Малом монастырском дворе каждый день от полудня и до захода солнца. Малый двор монастыря открыт. Любой может прийти и увидеть! Узнайте сами и передайте знакомым! Да здравствует генерал!
Машина покинула застывший в оцепенении рынок.
Торговец, рядом с которым в тот момент стояла Ильра, сказал с сожалением:
– Эх, я бы сходил глянуть…
Она увидела, что желающих «глянуть» нашлось немало. Они вроде бы неторопливо, а целенаправленно шли туда, куда уехал мех.
– Эй, красавица, а ты что, плачешь? Не надо. Говорят, дрянь-человек этот Эстан. Говорят, была у него девка тут в городе. Так он ее сам схарматам отдал на поругание. Так что и нечего его жалеть.
Ильра поспешно кивнула.
Конечно, нечего. «Ильра Зэран! Я вам не друг. И пускай это так и останется». «Ты знаком с ним дольше. Какой он?» – «Дальгерт? Он лучший!»
– Ненавижу, – прошептала она, отступая от лотка. – Дальгерт Эстан, если бы ты только знал, как я тебя ненавижу!
Она медленно пошла вместе с другими. Вверх по старой широкой улице к обрушенным, да так и не отремонтированным монастырским воротам.
Ради такого случая ворота Малого двора были распахнуты настежь. Там уже собралась немалая толпа, но от столба, на котором подвесили за руки «лжеца и предателя», людей отделяло оцепление, вооруженное арбалетами, а кое-кто – и ружьями.
Ильре не составило труда подобраться ближе. Ее словно вели за руку, чтобы показать что-то важное. И она не сопротивлялась. Хотя больше всего на свете ей хотелось закричать: «Я передумала! Я не хочу смотреть!» – и немедленно оказаться дома.
Она остановилась во втором ряду. Побоялась показаться на глаза солдатам оцепления. А ну как кто-нибудь узнает?
Даль висел, низко опустив голову, лица не разглядеть. Почему-то первым делом она увидела руки – кисти в крови, вырванные ногти. Синяки, ожоги и следы ударов – по всему телу. Из одежды – только нижние штаны, заляпанные грязью. И еще одна вещь бросилась в глаза: на шее его болтался на шнурке мешочек из серой холстины. На первый взгляд ничего особенного, но стоило Ильре присмотреться, как она почувствовала неощутимый могильный ветер, идущий от него.
Вышел палач с небольшим ведерком в руках. Плеснул воды в лицо жертве.
Тот очнулся. Ильра видела – он шевельнулся, тверже вставая на ноги. Поднял взгляд. Если бы она не знала точно, что это Дальгерт, никогда не узнала бы его под этой черной чудовищной маской из засохшей крови, синяков и ссадин. Он глядел на толпу и словно ее не видел…
Тот незримый, кто привел ее сюда за руку, заставил ее отвести зачарованный взор от Дальгерта и перевести его на тех, кто пришел сюда посмотреть на пытки. И тут же увидела.
Лек тоже был тут.
Стоял у стены, за оцеплением, там, куда не сунулся ни один горожанин. Руки скрещены на груди, взгляд прикован к пленнику. Губы чуть приоткрыты, на щеках – румянец. Она стала потихоньку перемещаться в ту сторону. Ее охотно пропускали – ну как же! Освободилось место в первых рядах.
Выбралась из толпы, обогнула ряд оцепления. Да, с этой стороны тоже все прекрасно видно…
Увидела, как из толпы в жертву полетел камень. Метатель промахнулся, но толпа одобрительно загудела. Так, что солдатам Схарма пришлось даже приподнять оружие – для острастки.
Больше никто кидать камни не рискнул.
Ильра подобралась ближе и тихонько окликнула:
– Лек!
Он тут же оторвался от созерцания. Взгляд заметался по толпе.
– Лек! Это я! Я тут.
Увидел.
Подошел, взял за руки, заглянул в лицо:
– Ты вернулась! Я знал, знал, что ты ко мне вернешься!.. Мне столько нужно тебе сказать! Идем!
Он чуть не силой потащил ее к калитке, ведущей в здание.
«Что же я делаю!» – подумала Ильра, но отступать было поздно.
Наконец они оказались на галерее над воротами в Малый двор.
– Ильра! Я так рад…
– Лек… я пришла, чтобы просить тебя. Я никогда ничего у тебя не просила.
– Для тебя – все, что угодно.
– Пожалуйста… не убивайте его. Не убивайте Дальгерта Эстана.
– Ты его любишь? – с горечью спросил Лек.
– Нет. Я… не знаю, что я чувствую. К тебе… к нему. Я сейчас стараюсь быть честной, извини, если скажу что-то неприятное. Он когда-то оказал мне… услугу, которую трудно переоценить. Я не хочу оставаться должницей, понимаешь?
– Понимаю… – медленно сказал Лек.
– Ты мне поможешь?
– С одним условием. Ты останешься здесь, со мной.
– Лек, ты же понимаешь, что если даже я останусь… я не смогу любить тебя. Да и ты сам. Неужели ты хочешь, чтобы забылось все то хорошее, что у нас было в детстве и в юности? Ты же тогда был благородным человеком, тебе хотелось сделать мир лучше, неужели ты и это забыл?
Она говорила горячим быстрым шепотом, не отрывая взгляда от лица Лека. И он, в конце концов, не выдержал, отвел глаза.
– Я не прошу ничего такого, – мягко, словно уговаривая, сказал он. – Но Ильра. Мне без тебя плохо, я даже работать не могу, думаю только о тебе. Останься. Останься со мной, как друг, как помощница. Как… сестра. Никто не заходил в твою комнату, там все по-прежнему. Ильра…
Он несмело взял ее за руку. Она едва сдержалась, чтобы не выдернуть из его холодных влажных пальцев свои.
– Хорошо, – сказала она. – Я останусь. Но мне нужно предупредить отца. Он чуть с ума не сошел, когда думал, что я умерла. А ты… выполнишь мою просьбу.
– Решено. К отцу пойдешь сейчас?
Она кивнула.
– Он сейчас на строительстве. Но я не хочу с ним встречаться. Ты же знаешь Добряка Виля. Может и запереть, и не выпустить. Я напишу ему записку и оставлю дома.
Она бросила короткий взгляд на площадь: показалось, что от мешочка на шее Дальгерта до нее вновь долетел леденящий душу ветер.
Оказалось, палач вновь окатил его водой. Хотя Даль вроде бы был в полном сознании.
– В воде соль, – пояснил Лек. – Это больно, когда соль попадает в открытые раны. Пойдем, я провожу тебя, чтобы стражу не волновать. Возвращайся. Буду ждать тебя вечером у больших ворот.
Когда она вернулась, на Малом дворе уже никого не было. Лек, как и обещал, встретил ее у ворот. Во время ожидания он развлекал беседой дежурного. Настроение у мастера Слова было прекрасным.
Он сказал:
– Я поговорил с Акимом.
– И что?
– Он обещал, что убивать его не будут. Через какое-то время его наверняка отдадут мне. И ты решишь, что с ним делать дальше. Ну как? Хорошо я придумал?
Она кивнула.
– Но генерал сказал, что несколько дней все равно будет его выставлять туда. Знаешь, Ильра, оказывается, этот узор на каменной кладке монастырского двора не просто украшение! Это линии древнего магического знака, лабиринт! Представляешь! Там, где стоит столб, – самое средоточие магии.
Ильра кивнула. Она только сейчас сообразила, что столб поставили ровно там, где стояла она сама, когда давным-давно, целую жизнь назад, старейшины и монахи объединили силы, чтобы защитить город от врага. Не защитили…
– А этот ублюдок, как ни крути, маг. Аким нашел способ использовать его магические способности для наших целей. Боль заставляет его сознание открыться, и магические каналы начинают течь через него. Пусть тоненькой струйкой, но сила находит дорогу к нашим амулетам. И если так будет продолжаться, скоро не будет войска, способного противостоять Правой армии Схарма.
– И тебе это нравится?
Лек удивился:
– Конечно! Мы создаем новый мир там, где другие только разрушают. Мы создаем новую магию. То, что вы называете мастерством Слова, на самом деле ведь тоже магия. Но полуразрушенная, несовершенная. А я меняю ее. Я соединяю ее с другими школами и получаю невероятные результаты. И всякий раз нахожу возможность увеличить свои знания. Когда-нибудь они мне пригодятся. Знаешь, это же я придумал пустить во двор зрителей. Может, их эмоции не так сильны, как у жертвы, но их много, и все их внимание направлено именно туда, куда нужно. И канал становится стабильней! Это, кстати, на пользу… – Лек кивнул на столб. – Амулеты быстрей зарядятся. Пойдем. Я принес ужин. И вино. Помнишь, какое здесь вкусное вино?
– Помню.
* * *
Четвертый день, пятый. Неделя.
Клим бешено хромал по комнате, злясь, что Геда забрала сигареты. Их и так осталось три пачки. А кончатся – и как дальше жить? Запас он пополнял раз в несколько месяцев, как правило, в Мегаполисе или на флаговых рынках. Барахольщики, конечно, задирали цену, но Климу всегда было что им предложить.
А тут – и не сдохнуть, и не покурить. А в голове тикают часы, ведя неумолимый отсчет.
Следопыт из нового Убежища поделился новостями. Оказывается, монахи и другие беженцы из города вышли к развалинам небольшого поселка в одной из долин. Ручьев и мелких речушек там было несколько, и монахи устроили в поселке большой лагерь. Однако часть горожан попыталась вернуться. Их схарматы убили.
Еще он сказал, что Нерин просил Клима никуда не срываться, а быть на месте. Защита Мертвого кольца – штука сильная, схарматы, если не будут знать точной дороги, добраться до корпусов школы не смогут. С этим Клим, пожалуй, был согласен. Мертвое кольцо – зона вокруг Узла, узкая полоса, в которой, естественно, конфликтуют магия, проникающая через Узел из других миров Упорядоченного, и вырожденная магия мастеров Слова. В этом круге слаба и дает сбои и та, и другая сила. Зато и магические создания, будь то твари Лека или простые ме́хи, самовольно в эту зону стараются не соваться. Ну к этому комплекту на границах круга мастера еще в древние времена добавили свои фирменные защиты. И отвод глаз, и миражи, и пугающие звуки…
Клим и так не собирался никуда срываться. Да и не смог бы. Теперь их, малоподвижных инвалидов, стало трое. Так что нечего и думать идти к тоннелю.
Диана завела манеру охотиться на птиц. В связи с этим в убежище успели попробовать весьма разнообразную пернатую дичь, которая, к большому сожалению, почти вся была слишком мелкой.
Пока можно было собирать по территории грибы, подмастерья их собирали. Ягоды, в основном черника и брусника, тоже шли в дело. Два несчастных кедра, росших сразу за главным корпусом, весьма удивились такому вниманию к своим персонам – ученики собирали шишки. И все-таки это была капля в море. Над Убежищем висела угроза большого голода.
Сейчас еще ничего, а вот зарядят дожди…
Клим выздоравливал. Сдержанно бранился, выговаривал Геде за попяченные сигареты, волновался за Олега и выздоравливал.
Жадно ловил все новости, которые рассказывали дежурные, пытаясь в однотипных описаниях скучных вахт уловить хоть какой-то намек. Знал, что это бессмысленно, злился теперь уже на себя… и все-таки ему было лучше.
Через неделю после ухода Олега – был туманный вечер – из города пришли новости.
Пришли сначала в лице бледной Геды. Мастер врачевания ворвалась в его комнату без стука. Спросила:
– Идти можешь?
– Что случилось?
– Пошли вниз. Из города пришел твой агент, Кузнец. С трудом вырвался. Надо, чтобы ты тоже его послушал.
Клим, большую часть времени честно соблюдавший требования врача, резко сел. Потянулся за одеждой. Геда помогла.
Он хотел спросить, знает ли она уже что-нибудь. Но промолчал. Еще немного, и сам все узнает.
– И как Кузнец? Здоров?
– Принес немного провианта. Крупа, хлеб, молоко. Да, сам здоров. Страху только натерпелся. Он не один. С семьей.
Клим выругался. У Кузнеца жена и четверо детей. Один – совсем кроха. Что его подвигло бросить дом и, смертельно рискуя, пробираться в горы? Да еще с семьей. Что-то, что выходит из ряда вон. И грозит ему немедленной расправой со стороны схарматов. Такая угроза реальна, если…
Он выпрямился, оставив попытку зашнуровать ботинок. Посмотрел на Геду. Спросил коротко:
– Даль?
Геда кивнула. Отвела взгляд. Когда Клим тяжело поднялся, пошла рядом, чтобы в случае чего не дать упасть. Он не оставил ей такой возможности – шел медленно, но ровно.
В пустом зале собрались уже все, кто не был в тот час на дежурстве. Клим подошел к Кузнецу, пожал его широкую ладонь.
– Рад видеть живым.
– Я сам рад, – хмыкнул тот. – Не знаю, как удалось уйти…
– Рассказывай. Медленно и подробно.
– Эстан был осторожен.
– Знаю.
– У меня о нем только сплетни. Ну и то, что сам видел. Я был на рынке, когда они позвали полюбоваться пленником. Многие пошли. В общем, я думаю, на этот раз он не уйдет живым.
– Я тебя прошу, медленно. Четко. Дамир, бери бумагу, записывай.
– Хорошо. Два дня назад пошел слух, что Дальгерт арестован. Причины назывались очень разные, но мой знакомый поговорил с одним из схарматов и узнал – все случилось из-за мальчика. Они с окраины притащили мальчишку. Заподозрили, что он не из города. Допрашивали. А Эстан его каким-то образом вывел.
Клим переглянулся с Гедой. Оба вспомнили Олега.
– Может, еще что-то совпало. Мой знакомый, чтобы не показаться навязчивым, не стал расспрашивать.
– Ладно. Дальше.
– А дальше я понял, что если они возьмутся за Эстана всерьез, то нам жизни в городе не будет. Велел жене готовиться. Пошел на рынок, закупить в дорогу еды. А там глашатай… Я не удержался, сходил посмотреть…
Геда обнаружила, что вцепилась в ладонь Клима.
Длинное описание сложного пути семейства Кузнеца по горам они слушали уже в полном молчании. Только Дамир скрипел ручкой по листам бумаги.
Когда Кузнец замолчал, взял слово Клим.
– Сюда схарматы добраться не должны. Какое-то время мы будем тут в безопасности. Ника, покажите нашим гостям комнаты. Пусть выберут, где им будет удобней жить.
– А что дальше? – упрямо спросил Дамир.
– А дальше мы будем ждать. Нерин тоже понимает, что мы тут без продовольствия долго не продержимся. Он пошлет помощь, как только подвернется случай. И как только станет ясно, что эта помощь действительно доберется до цели.
– А Даль? А Олег?
Клим не ответил. Нечего ему было ответить.
Будь тут хотя бы пара боевых магов. Хотя бы один боевой маг…
Мастерство Слова – дело хорошее. Достойное. Но против вражеской армии малоэффективное. Особенно здесь, в Мертвом кольце. Хотя… Даль упоминал какой-то тайный подземный ход, который он якобы не показал схарматам…
Будь Клим здоров, он, пожалуй, рискнул бы. А так, и думать нечего. И никого из тех, кто сейчас собрался в Убежище, нельзя туда отпускать. Иначе придется оплакивать и его тоже…
– Знаете что, – очень громко сказала Геда. – У меня на попечении три человека, которым нужен постоянный медицинский уход. Если вы желаете прибавить мне работы, можете продолжать геройствовать. Но запомните одно. Я не мастер Лек. Мертвецов поднимать не умею. И если вам нечем заняться прямо сейчас… отдыхайте, Губитель вам ежа в анус!.. Потом не до отдыха будет. Дамир. Сунешься с территории один – и я сама тебя порву. И обратно сшивать не стану!
Она поискала глазами, на кого бы еще наорать, но оказалось, что остальные уже толкутся у выхода. Дамир тоже поспешил исправить свою оплошность.
Когда за ним закрылась дверь, Геда впервые посмотрела в глаза своему пациенту.
– Проводишь? – грустно спросил он. – Если буду падать, так хоть в твои объятия.
– Язва ты.
Но он говорил совершенно серьезно. Другое дело, что никому не оставлял шанса догадаться об этом.
Геда со вздохом помогла ему подняться. Пробудившаяся вдруг нежность к этому не слишком приятному в общении человеку пугала ее саму.
* * *
Дня через два Ильра остановила Лека.
– Что у него спрашивают?
Дело было после долгого дня, за который она успела просмотреть несколько страниц старинного анатомического альбома и попробовать собрать что-то посложней проволочного жука.
Получился очень крупный механический жук. Он послушно бегал по столу, повинуясь приказам. Он был умный, различал право и лево, умел приседать на всех четырех ножках и вставать на две задние. От альбома ее немного мутило. Но она все же прилежно прочитала все статьи и комментарии, что были изложены на первых двух страницах. Слова, что любое новое знание ей когда-нибудь может пригодиться, запали девушке в душу. Кроме того, все это отвлекало ее от навязчивых мыслей о Дальгерте.
Лек наблюдал за ней с улыбкой. Она словно снова стала прежней. Будто и не было размолвки. Он даже подумал – а что если действительно? Дать этому Эстану шанс… пусть живет. Благодарность Ильры стоит большего. Или?
Все его подопытные в особой лаборатории были обычными людьми. Не магами. А у Эстана – способности. И не маленькие. Что если попробовать с ним… вдруг получится? Тем паче что после пыток в подвале он может и не выжить. А так он получает уникальный рабочий материал, Эстан – шанс прожить еще несколько лет, а Ильра избавляется от своего долга. Знать бы, что она задолжала Эстану?
– Лек, ты задумался?
– А?
– Я спросила, зачем его пытают? Что хотят узнать?
– Ну, есть некие записи… язык, по его словам, одного из корней Тарна, а вот буквы – полностью вымышленные. Генерал хочет знать, что в этих записях. А он отказывается переводить.
– Это так важно?
– Есть еще доказательства его вины. Так что он получил по заслугам. Тебе его жалко?
– Живой же человек…
– Понимаю. Ты всех жалеешь.
– Это плохо?
– Нет. Конечно, нет.
– Можно мне его увидеть? Не на площади, а так.
– Да зачем?
– Лек… это трудно объяснить. Мне нужно знать, что он выживет.
– Я же обещал.
– Почему ты мне не разрешаешь?
– Там грязно. Воняет. Палач не уносит инструменты… там тебе не место.
– Каким бы он ни был, он от корней Тарна.
– Ваши старейшины, помнится, объявили его человеком без рода.
– Безродных много, Лек. Но кровь-то остается кровью. Он один из нас.
– Хорошо. Пойдем.
– Сейчас?
– Днем его опять выставят на Малый двор.
Лек знал, что в камере наверняка до сих пор работает палач. Работает на публику: зритель в последние дни всегда один, брат Евхарт. Он уже открыл все свои тайны, даже секрет подземного хода к реке, о котором почему-то умолчал Дальгерт.
Может потому, что сам планировал покинуть монастырь этой дорогой?
Ну, теперь уж точно не удастся.
Однако священника продолжали исправно таскать на экзекуции. Страх бывшего слуги Спасителя был столь велик, что позволял понемногу подзаряжать предметы, наделенные магией Хаоса, даже здесь, в стороне от сердца лабиринта.
– Что, решил развлечь подружку? – игриво спросил встретившийся в нижнем коридоре помощник палача.
– Вы закончили? – удивился Лек.
– Да монах в обморок грохнулся. Через час еще поработаем.
Ильра облизнула пересохшие губы.
– У нас нынче такой клиент, что приказано, чтобы осторожно, без увечий. И чтоб его надольше хватило. Я и то удивляюсь…
– А он что? – спросил Лек.
– А он, в последнее время, только и знает, что твердит «Ильра, Ильра». Видать увидел знакомую, когда висел на дворе.
Лек в удивлении посмотрел на свою спутницу.
– Я Ильра, – сказала та. – Почему он меня зовет?
– Да, может, не зовет. Просто твердит. Он редко сейчас в твердой памяти бывает.
Лек нахмурился:
– Мне он нужен в твердой памяти, и вы это знаете. Так что поосторожней. И вот еще что. На сегодня завязывайте. Попугайте этого идиота чем-нибудь другим. Что, у вас в подвалах ни одного смертника нет? Только выберите из тех, кто для мастерской не подходит. Я проверю.
Помощник палача пожал плечами.
– Другого так другого. А мне знаешь что нравится? Как клиент дергается, когда видит этого монашка. Прямо его перекашивает всего…
– Ладно, мы пойдем.
Помощник палача кивнул и удалился.
– Вот так, – почему-то смутился Лек. – Нам противно, а для него это ежедневная работа. Идем.
В камере было светло. Даль лежал на ворохе подгнившего сена, не шевелился. Рядом на табурете стояли какие-то тюбики, баночки, флаконы.
– Это средство для заживления ран, – сказал Лек. – Если бы его время от времени не подлечивали, он бы умер раньше, чем ты ко мне пришла. Аким очень злой был. А Демиан просто в бешенстве. Пожалуй, я действительно буду настаивать, чтобы его перевели ко мне. Пусть думают, что я готовлю тело к работе.
Ильра не слушала. Подошла, присела так, чтобы видеть лицо Дальгерта. Глаза его были закрыты, а губы шевелились, беззвучно повторяя одно и то же слово.
Она скорей догадалась, чем прочитала по губам свое имя.
Мир перед глазами начал расплываться. Она мигнула, чтобы вновь вернуть утраченную четкость предметов, и почувствовала, как на руку упала капля. Быстро провела по лицу. Под пальцами была влага. Лек увидит, будет злиться. Да и пусть злится.
Она так и не решилась дотронуться до Дальгерта – испугалась нечаянно причинить боль. Поднялась, отряхнула колени. Сказала:
– Пойдем.
– Насмотрелась?
– Да. Да. Пойдем отсюда скорей. Больше не могу.
– Не плачь. Было бы о ком плакать.
– Лек, ты обещал. Он должен жить.
– Я помню.
Дата добавления: 2015-08-13; просмотров: 68 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Глава 12 | | | Глава 14 |