Глава 18 1 страница

«А он в нее — c головою, как в омут.
Зацеловал на сердце все ее трещины.
Он никогда не отдаст никому другому,
Свою бесконечно любимую женщину.»

просторы интернета

Мегги лежала на кушетке, глядя затуманенным взглядом на невестку, склонившуюся к ней и что-то говорящую. Глаза фиксировали пустоту голубых глаз, воспаленные веки и дрожащие губы.
- Бедная моя девочка... - прошелестела женщина и, протянув руку, коснулась впалой щеки. Анна дернулась, глаза наполнились слезами, а надрывный всхлип взорвался в голове Мегги свербящей болью.
Она не знала сколько прошло времени с того момента, как увидела своего мальчика без сознания в окровавленной рубашке с командой реаниматоров вокруг. Это было шоком, таким потрясением, что в пору удавиться. Увидеть свое дитя на пороге смерти - это невыносимо, это... слов таких нет и не будет. Мегги не знала, что делать, чем помочь, и собственное бессилие убивало. Все эти бесконечные дни ожидания чуда она оббивала пороги церквей, постилась, а после не выпускала едва теплую руку. Она сама не осознавала своих действий, но надеялась всей душой на лучшее, хотя каждый день вытягивал последние силы, ибо Маркус не приходил в себя и не подавал никаких надежд к этому. Врачи были бессильны. Сочувственные взгляды, слова поддержки били наотмашь, высасывали дух, от людского участия ноги подкашивались, потому что оно гасило надежду, оно словно ставило крест и жирную точку на мысли, что все еще будет хорошо. Хотелось убежать от всего этого, спрятаться, остаться наедине с собой. Именно в эту минуту Мегги поняла Анну, прочувствовала на своей шкуре. Сердце сжалось от боли, на большее не было способно, оно трепыхалось едва слышно лишь для того, чтобы поддерживать остатки сил в изможденном теле и растрепанной душе. И кажется, сегодня Мегги окончательно сдалась, когда врач сообщил, что показатели ухудшились, и дал неутешительный прогноз, от которого она потеряла сознание. И лучше бы не приходила в себя, ибо сидеть сложа руки, дожидаясь, пока твой ребенок медленно отдает Богу душу - адская мука, медленная смерть. Сердце неслось вскачь и тут же замирало, пронзенное ужасом, женщина подрывалась и тут же останавливалась, понимая всю тщетность попыток что-то изменить. Мегги не двигалась, боясь даже дышать, стараясь этим замедлить ход времени, сейчас, как никогда, это ассоциативное понятие страшило. Она не знала, что будет делать, когда ей скажут, что ее сына больше нет. Это невозможно было представить. Ее мальчик, ради которого она жила, дышала все эти годы после смерти Габриэля, да простят ее дочери, но сын все же занимал особое место в ее сердце, он не мог умереть, просто не имел права!
Мысли лихорадочно метались от отчаянной мольбы до гневных криков. Она просила, умоляла кого-то лишь об одном, не переставая при этом спрашивать: "За что ему все это? За что столько страданий? Неужели такого цена успеха?" И сама же отвечала, вновь загораясь от ярости: "Да к чертям тогда это!"
Но казалось, Небеса были глухи к ее просьбам и от этого стыла кровь, руки опускались, а душа заполнялась холодом. Дочери же в эту минуту не могли утешить мать, они сами находились в растрепанных чувствах. Изабелла все эти дни провела в слезах, она всегда была близка с Маркусом, а в последнее время отношения у них не ладились, и теперь она винила себя, что не нашла в себе силы поговорить и решить проблемы. Пол успокаивал ее, как мог, даже отказался от турне, чтобы поддержать, чем привлек еще большее внимание. Теперь возле больницы дежурили не только журналисты и фанаты футбола, но еще и фанаты рок певца. Все это создавало беспорядки на улице, постоянно слышались крики, вой сирен полиции, казалось, что люди сошли с ума. Врачи нервничали, ругались. В такой обстановке им не просто было работать, да и пациентам очень тяжело приходить в себя, но никто ничего не мог сделать. Мегги поражало подобное бессердечие, она с отвращением смотрела из окна на то, как обезумевшие люди от какой-то непонятной любви к своим идолам или в погоне за наживой рвались внутрь больницы, придумывая невообразимые способы. Когда к ней пару часов назад подошел мужчина, переодетый в санитара и стал задавать вопросы, она сначала растерялась, а после так разозлилась, что чуть не кинулась на него с кулаками, благо охрана подоспела и выпроводила гаденыша. Но эта наглость настолько потрясла женщину, что у нее началась истерика. Она очень долго не могла успокоиться, Мари старалась утешить ее, но ничего не выходило. Мегги лишь раздражало спокойствие старшей дочери. Хотя Мари всегда была такой, и этим была невероятно похожа на Маркуса, он также все держал в себе. Вспомнив об этом, Мегги окончательно расклеилась, рыдания теснили грудь, а слезы жгли нестерпимым огнем, но щеки были сухи, ибо за эти дни она, по всей видимости, выплакала все запасы.
За эти дни... Сколько их прошло? Она не знала. Жизнь замкнулась на трех неизменных картинках – белые стены больницы, огонек свечи и серое, восковое лицо сына. Иного она не знала. Дочери просили ее подумать о себе и ждать в спокойной обстановке. Мегги хотелось их хорошенько встряхнуть и спросить - в своем ли они уме? Как она может оставить своего мальчика, какая спокойная обстановка? Нет ей покоя нигде, пока сын находится в таком состоянии. Что если это его последние часы?
Мегги содрогнулась, задохнулась. Нет, этого она не переживет! Эта мысль заставила задрожать. И все, что удерживало от отчаянья и истерики - это Анна. Мегги смотрела на невестку, и сердце сжималось за эту девочку, на долю которой выпало столько страданий. Болезненная худоба заострила милые черты, бледность кожи и тени под глазами старили, ну, а когда-то красивая фигура теперь представляла из себя жалкое зрелище. Угловатая, ссутулившаяся, с тоненькими ручками, под кожей которых проступала сетка вен, и с костлявыми ногами Анна походила на анорексичку. Платье висело на ней, как на вешалке. Мегги не видела ее порядка полугода и теперь с ужасом отмечала эти кошмарные перемены. И такое сожаление накатывало, безысходность душащая и не отпускающая. Как же жизнь калечит людей!

Но несмотря ни на что избитая проклятой судьбой, разорванная на части, изможденная девочка держалась из последних сил, не отходя ни на секунду от мужа. Потрескавшимися губами скользила по холодной руке и что-то нашептывала, глотая слезы. Эта картина была такой жуткой, настолько рвущей душу, что Мегги готова была выть, как собака. Смотрела на нее и будто возвращалась в прошлое, где она также стоит у постели мужа. И вот именно сейчас поразило то, как схожа судьба невестки с ее собственной.
Анна продолжала что-то ей говорить, а Мегги смотреть и вспоминать, как увидела ее впервые. Как ангел нежная, скромная девочка со смущенной улыбкой на практически детском личике с ямочками на щечках. Тогда казалось чем-то невообразимым видеть это неземное создание рядом с Маркусом. Слишком ярок был контраст, теперь же женщина, сидящая рядом с ее сыном, была его собственным отражением. Такое же бледное лицо, бескровные губы, впалые щеки... Плохо ему - плохо ей. А впрочем, так и должно быть, ибо муж и жена есть единое целое. И Мегги понимала это, как никто другой, а потому вновь повторила:
- Бедная моя...
Аня отошла, сглотнула тяжело, облизала пересохшие губы и прохрипела, оглянувшись:
- Не смей опускать руки, слышишь?! Он выкарабкается! Всегда выкарабкивался, всегда поднимался и сейчас сможет! Он должен, он... Боже, Мегги... - голос сорвался, и Анна зарыдала. Мегги поднялась с кушетки, голова кружилась, но она отмахнулась от дурноты и звездочек в глазах, на ощупь шла к невестке и через несколько секунд почувствовала в своих объятиях хрупкие плечи, которые сотрясала дрожь. Прижала Анну к себе еще крепче, разделяя вместе с ней ее боль, целуя русую макушку, гладя мягкие волосы и вытирая с осунувшегося лица поток слез. Хаотичные движения, лихорадочные, но они не позволяли сорваться, особенно после надрывного шепота Анны, цепляющуюся дрожащими пальцами за кисти свекрови:
- Мегги... он не может оставить меня одну. Я... я ведь столько еще ему должна сказать. Столько всего... Я ведь так его люблю, Мегги, я не смогу... не смогу без него! - снова рыдание, Мегги сжала волосы Анны и также тихим шепотом ответила, будто сама себе:
- Я знаю...
И она действительно знала. Вернуться в прошлое оказалось так легко, но боль по прежнему была такой же сильной. Мегги сама не заметила, как начала говорить, как замерла Анна в ее объятиях. Она никому никогда не говорила этого, хранила где-то глубоко, лишь одинокие ночи и пустая холодная постель знали ее отчаянье и безграничную тоску, сжирающую сердце день ото дня. Сейчас же чаша казалась переполненной и все, что копилось долгими годами рвалось наружу.
- Когда не стало Габриэля, то и не стало меня. Просто есть такие мужчины, которые не забываются. Хоть каленым железом их из себя выжигай, бесполезно! Они прочно обосновываются внутри тебя, навсегда. Пока рядом, не замечаешь, что стал зависим, жизненно зависим, как от воздуха... Мы ведь не обращаем внимание, что дышим, пока не перекроют кислород. И вот тогда смертельные муки... Можно себя реанимировать ради детей, еще ради кого-то, ради всех, кроме себя самой. В какой-то момент жизнь покажется налаженной. Когда-то появятся другие, но именно тогда поймешь, что все осталось по-прежнему... Новые мужчины так и будут для тебя "другими". Будешь искать в них его черты и разочаровываться, не найдя. Пытаться забыться по ночам, представляя, что это он, и даже на какой-то миг получится, а потом очнешься, боясь прошептать его имя, и станет противно... словно предала, сделала что-то неправильно...
- Мне это уже знакомо. – также задумчиво поделилась Аня, когда Мегги замолчала, продолжая при этом гладить невестку по волосам, а та в свою очередь добавила. - Знаешь, я вдруг поняла именно сейчас, что не имела права судить Маркуса в ситуации с Мэттом. Тогда мне казалось, что дети – это наше все. А сейчас... да простит меня Бог, но я... я не знаю какой бы выбор сделала. – Аня закусила губу, смахивая набежавшие слезы. Мегги поняла, как тяжело далось это признание, даже не признание, а сама мысль. Кощунственная для матери, и в то же время такая понятная, как жене.
- А Бог простит, Эни. Потому что сам так заповедовал. И в этом нет ничего не правильного. Дети... ради них многим жертвуешь, ради них дышишь, что-то делаешь, и так может продлиться всю жизнь, но ты при этом существуешь. А рядом с мужем живешь, ради себя живешь, дышишь полной грудью...
Аня усмехнулась с горечью, и посмотрела в глаза Мегги и прошептала:
- Тогда ты поймешь, если...
- Не вздумай! – с ужасом прошипела женщина, напуганная этим пустым, застывшим взглядом.
- Мегги. - покачала Аня головой, а потом улыбнулась и сквозь слезы продолжила. - Я пыталась без него, но разве это жизнь -вставать, желая вновь уснуть, чтобы погрузиться в воспоминания? Не могу я без него и не хочу больше. Сейчас понимаю, что именно благодаря ему пережила потерю Мэтта. Просто потому что он был рядом, пусть и не было у нас с ним разговоров по душам, но в этом я сама виновата. Во всем виновата...
- Он всегда был замкнутым, Эни. Тебе ли не знать? - перебила Мегги. Анна кивнула, а свекровь продолжила. - Маркус старался не показывать боль, хотя потеря Мэтта, стала для него не меньшим потрясением. Я видела его с ним на руках и благодари Бога,что тебе не довелось видеть его в этот момент и во время похорон. Своей сдержанностью он не пытался казаться сильным или еще что-то в этом духе, просто не привык обременять, перетягивать на себя внимание. Почему-то считал, что не стоит тревожить окружающих, так пошло с детства. Он привык ограждать меня от всех неприятностей, сам решать свои проблемы, какого бы они не были характера. Я не упрекаю тебя, теперь я сама понимаю твое состояние. Когда дело касается наших детей, мы необъективны, мы слепы и глухи к проблемам окружающих, ставя свое чадо на первое место. Поэтому прости меня за то, что я не отнеслась с пониманием к тебе в тот период после смерти Мэтта. Прости и пойми, ибо ты как никто должна меня понять. Тогда столкнулись две матери. Ты переживала огромнейшую утрату, а я не могла смотреть за терзаниями своего ребенка, мы были ослеплены материнскими чувствами, поглощены ими.
- Я понимаю, Мегги, давно поняла и не держу зла. – выдохнула Аня и сжала руку свекрови.
Мегги улыбнулась сквозь слезы. В сердце разлилась тупая боль. Как же глупо устроен человек – для того чтобы что-то понять, непременно нужно пройти в чужих ботинках по той же дороге.
- Я хочу, чтобы ты знала и всегда помнила... - сглотнула Мегги, Аня настороженно поглядела и замерла в ожидании. – Я знаю, ты сомневалась и возможно всегда будешь сомневаться после всего, что он сделал с тобой, но он любил тебя, Анна, как никого не любил, даже меня - родную мать он не любил так, как тебя. Ты была его жизнью, его приоритетом во всем...
- Думаешь, не знаю! – воскликнула Аня с надрывом, сдерживая всхлип. – Каждый раз, когда я думаю об этом и вспоминаю последние полгода, мне хочется удавиться...
- Я хочу, чтобы ты не удавиться хотела, а жить дальше. Была той женщиной, которую полюбил мой сын. Женщиной, на которую он всегда мог положиться, женщиной, которая никогда его не подводила...
- Я подвела. - горько усмехнулась Аня, Мегги покачала головой и продолжила:
- Нет, не подвела, просто ошиблась и запуталась. Пообещай, что если вдруг что-то случится, то ты не оступишься вновь! Он бы хотел, чтобы ты была сильной, чтобы воспитала вашу крошку. Он ее так любил Эни...
- Я не смогу.
- Сможешь! Я смогла, только эта мысль поддерживала меня, хотя эта же мысль убивает сейчас. Неужели я жила, чтобы увидеть смерть своего ребенка? – голос Мегги сорвался, но она не могла дать слабину, сейчас она была нужна Анне, как никому, и понимала это отчетливо. Сейчас она должна была добиться от нее нужного ответа во чтобы то ни стало. И она добьется, Мегги как никто знала нужные кнопки и давила изо всех сил.
- Он бы хотел Анна, чтобы ты увидела ваших внуков, чтобы ты жила, даже если не станет его. Пообещай, что сделаешь для этого все, если придется!
Аня зажала рот рукой, мотая головой, захлебываясь истерикой, но Мегги молчала, ожидая, когда невестка хоть немного успокоится. Прошло немало времени, прежде чем Анна обессиленно опустилась на кушетку и прохрипела:
- Он будет жить, пусть только попробует... иначе, я... я сама его придушу!
У Мегги вырвался истеричный смешок, только Аня в своей русской манере могла выдать такое.
- Но если... если, то... только ради него, каждый день молясь не проснуться более.
Мегги облегченно выдохнула, зная, что если эта девочка дала слово, то она его не нарушит, сделает все, но обещание выполнит. Сейчас это было главное. Мегги чувствовала какую-то ответственность за невестку перед сыном, и это хоть немного отвлекало от тягостных мыслей и безнадеги, разрастающейся в сердце.
В последующие дни в больницу часто приезжала полиция, докладывала о ходе дела, стрелявшую девушку, наконец-то, нашли. Перепуганная до смерти девчонка, обезумевшая от ревности и злости, решила наказать бывшего возлюбленного за пренебрежение и предательство. Мегги не чувствовала к ней ничего, даже ненависти, пустота поселилась и не отпускала, было слишком больно понимать, что чья-то вспышка гнева стала причиной трагедии для многих людей. Что любовь делает с людьми? На что толкает? Анну же настолько потрясла эта история, что она несколько суток не могла прийти в себя, сидела, положив голову на руку Маркуса, и плакала тихо, спрашивая его, почему не послушал её и не разобрался с этим чертовым делом о беременности сестры своего протеже. Мегги не особо вслушивалась. Ее вообще ничего не интересовало кроме сына, да и Анна скорее по инерции говорила, не зная, как выплеснуть всю горечь. Дни проходили один за другим, но улучшений не было. Анна и Мегги практически не разговаривали, но, как ни странно, понимали друг друга без слов. Иногда жестами выражали свою поддержку. Врачи советовали отправляться домой, как и все знакомые, но Мегги, как и Анна, наотрез отказывались, словно чувствовали что-то, и не зря. Это случилось поздно вечером, Мегги читала, точнее, просматривала текст, не понимая о чем речь, когда запищали приборы. Обе женщины подскочили, в палату забежали врачи, и началось что-то невообразимое. Все суетились, что–то кричали. У Мегги сердце отчаянно колотилось, а губы молили, чтобы сын пришел в себя, и когда ее глаза встретились с затуманенным взглядом черных глаз, Мегги медленно начала оседать, рыдая сквозь смех и крик радости. Ей казалось, что в этот момент у неё выросли крылья за спиной. И тогда она заметила, помимо черного и белого, есть еще разные цвета, и что помимо Маркуса, тоже есть люди, а не безликие тени, скользящие вокруг все это время. Мир очнулся, ожил, лишь только загорелся свет в любимых глазах, которые сейчас непонимающе смотрели на рыдающую жену и мать.

Дата добавления: 2015-08-13