Отчет одитора. В мае 1603 года преклир, молодая девушка, совершала прогулку верхом в поместье своего

В мае 1603 года преклир, молодая девушка, совершала прогулку верхом в поместье своего отца. Он был состоятельным торговцем. Отъезжая от дома, она заметила, что несколько служанок глядят на нее из окна, и она почувствовала слегка раздраженное любопытство оттого, что на нее смотрят и за ней наблюдают. На территории поместья она встретила знакомого ее родителям военного джентльмена, который шел к дому. Этим вечером этот джентльмен обедал с ними, вместе с ее отцом обсуждал политику и сказал что-то в том смысле, что назревают какие-то беспорядки. Девушка скучала и обратила мало внимания на этот разговор.

На следующее утро она играла на пианино, которое она описала как "что-то вроде органа", со звуком, более высоким, чем у современных пианино, когда началась стрельба. Вошла служанка и позвала девушку поехать с ней и переждать беспорядки в деревенском доме. Девушка ответила, что не может сделать этого без разрешения отца (отец тем утром ушел раньше). Служанка, казавшаяся очень встревоженной, уговорила ее. Они выехали из города, поехали по сельской дороге в закрытой карете (не принадлежавшей этой семье) и прибыли в деревенский дом. Она, испытывая большое нетерпение, провела там весь день и ночь. На следующее утро служанка ушла после завтрака. Затем явились два солдата с каретой и сказали, что они приехали, чтобы отвезти ее в дом того военного джентльмена, где о ней позаботятся. Она согласилась ехать, все это время – как и весь предыдущий день – недоумевая, что происходит и какое это к ней имеет отношение. Ей не нравилась эта служанка, и она сердилась, что ей пришлось с ней ехать и оставаться с ней в деревенском доме; она ожидала, что ее отвезут домой, и к тому времени, когда ее привезли в дом военного, она была в сильном гневе. Когда ее провели в комнату, где она села у письменного стола, она обрушила на него поток вопросов. Он отвечал очень кратко, но успокаивающе, и заметил, что ей не мешало бы пообедать; он отвел ее в другую комнату, где они поели вместе с другими офицерами. Они почти не разговаривали с ней. После этого, когда они сидели в другой комнате на диване, он стал намекать на то, что она ему нравится, как будто выясняя ее чувства. Она и раньше знала, что нравится ему, но ее родители не поощряли его, а сама она мало интересовалась как им, так и другими мужчинами. Она ездила на балы, занималась верховой ездой, французским языком и игрой на пианино; у нее было несколько романтических идей, но, похоже, она мало понимала реальную жизнь. Он обращался к ней с уважением, которое подобает оказывать молодой леди из хорошей семьи. Она же показала ему, какого невысокого мнения она всегда была о нем, выразив это своим пренебрежением, сухостью и насмешками в его адрес. Он оставил ее, сказав, что ей лучше отдохнуть, и она вздремнула на диване, пока солдат не похлопал ее по плечу и не сказал ей следовать за ним.

Она ожидала, что ее отвезут домой, – и была удивлена и рассержена, а также немало озадачена тем, что ее отвели в подвал, в маленькое помещение, похожее на камеру с окошком, выходящим во двор. Там было негде сидеть, и несколько часов она стояла, в гневе пиная стену ногой.

Когда стемнело, какой-то человек с лампой спустился в комнату по ступеням, выступающим из стены. Она увидела, что это один из слуг ее семьи, и подумала, что наконец-то ее отвезут домой. Но когда она поднялась по ступеням, ее резко остановили, и вместо того, чтобы позволить ей идти дальше вверх по лестнице, по которой она раньше спустилась сюда из гостиной, ее повернули в маленькую комнату без окон, в которой были стол, стул и шесть мужчин в черных капюшонах. Ее грубо усадили на стул и стали допрашивать о каком-то листке бумаги с цифрами, который, как ей сказали, принадлежал ее отцу. Она ничего об этом не знала и так им и сказала. Ее ударили четыре или пять раз в промежутках между следующими вопросами, пока голова у нее не пошла кругом. У нее помутился разум, но затем она вновь пришла в себя. Ей хотелось в туалет, в голове вертелись мысли о том, что надо "это прекратить" и "выбраться отсюда". Она также стала упрямой и молчала.

Тогда ее рывком подняли на ноги и сорвали с нее одежду. Ей было очень стыдно из-за своей наготы, и она испытала шок, который выразила словами, сказав себе: "Это конец. Я сдаюсь, если такое происходит с тобой". Это была неожиданная кульминация все нарастающего недоверия, перемешанная с раздражением и упрямым отказом признавать невероятно неприятную реальность. Они положили ее на стол. Один из них, приземистый мужчина, который был ближе всех к ней, говорил и издевался больше других. Они угрожали, что если она не предоставит им эту бумагу, то они будут ее резать и лишат ее женского естества. Она уже сдалась. Появился нож, ее половые органы были разрезаны посредине, и она просто сдалась и умерла – после того, как один раз выскользнула из тела, оказалась в голове того человека, который издевался над ней, и вернулась обратно.

Когда тело умерло, она вновь выбралась наружу, повернув его голову набок, и зависла над ним. Мужчины вышли, но она была уверена, что они не собирались заходить так далеко. Она витала там, думая: "Так вот что получаешь, если у тебя женское тело". Она чувствовала и горе, и гнев, и чувство потери, и желание быть сильной и "показать им". Мужчины вернулись, перенесли тело в камеру и оставили там на полу. Она оставалась около тела, и позже они опять положили его на стол и еще разрезали его, а затем вновь убрали его в камеру. Она удалилась во двор, по-прежнему наблюдая за телом. Она не знает, похоронили ли ее тело вообще. Она вспоминает, как в небе занимался восход, в городе был пожар, как в этом дворе расстреляли двоих мужчин, и что там росло дерево. Она ждала несколько дней. Тело так и не вынесли из дома и не похоронили. Она думает, что они могли зарыть его в земляной пол маленькой комнаты, где его оставили. В конце концов она уплыла прочь, по ее словам, "надеясь найти тихое место", а потом отправилась в место, которое она назвала "Алуика".

При работе с ответственностью преклир приняла на себя ответственность за свое упрямство и глупость, недостаток чуткости, отказ признавать реальность, а также за свой снобизм и неприязнь к слугам; она говорит, что, как минимум отчасти, явилась причиной своей смерти, легко забыв, что та жизнь ей наскучила.

Преклиру было трудно проходить ответственность. В инграмме, в ее наиболее аберрирующей части, когда она была наполовину в бессознательном состоянии из-за издевательств и страха, самый высокий из шести мужчин сказал что-то в том смысле, что она – всего лишь безответственная женщина. В нынешней жизни у нее была сильная путаница со своими собственными идеями и ответственностью; и казалось, что она теоретически использовала идеи своего мужа и других людей – и вообще пользовалась теоретическими идеями. Над этим пришлось много потрудиться, после чего она хорошо работала над стиранием инграммы. Интересно отметить, что в этой жизни эта женщина в восемнадцать лет родила дочь и сражалась с акушерами, отказываясь раздвигать ноги и не давая родиться ребенку. Роды пришлось проводить, положив ее на бок. В течение шести лет после родов у нее постоянно были маточные кровотечения, и ей сделали шесть операций на матке, не давших улучшения. После проведенного до этого курса cаентологического процессинга это состояние прошло, но преклир не поняла почему. Прохождение этой инграммы, похоже, удовлетворительно объяснило ей причину. Она сказала: "Этот высокий похожий на кровать стол, на котором я лежала в больнице, светильник наверху и люди в масках вокруг – все это было похоже на ту комнату, только там все были в черном, и комната была темнее, а я сопротивлялась как тигр, не раздвигая ноги, и никогда не могла понять почему".

СЛУЧАЙ 21

Дата добавления: 2015-08-13