ИНГРАММА. Инцидент произошел 1500 лет назад

Инцидент произошел 1500 лет назад. Первая картина, которую я увидела, – четыре руки, торчащие из земли. Следующая – мертвое тело, лежащее у стены на балконе, с большим куском каменной кладки на груди.

Я стояла рядом с другим человеком, очень высоким и одетым в великолепные богатые одежды кремового цвета с золотой каймой. У него были крупные руки, очень белые и артистичные. Он стоял абсолютно неподвижно, уставившись на гору. Это был Везувий[72], в Италии. Из-за дома выскочил красивый гнедой конь, шкура которого дымилась. Я почувствовала сильную душевную боль, потому что этот человек не убил этого коня и не попытался ему помочь и даже не пытался сдвинуть камень с мертвого тела. Я была ужасно расстроена и чувствовала отчаяние. Я все время повторяла: "Я не могу это сделать. Вот так всегда, никто никогда не поможет". Я была в сильном смятении и разгневалась, видя белые руки этого человека, которые, как я чувствовала, никогда никакой работой не занимались. На этой веранде было еще два тела. Старик (дедушка), упавший, когда дом сотрясло, и ударившийся виском о карниз[73] колонны. Текла кровь. Рядом с ним лежал труп слуги с широко открытым ртом и выражением совершенного удивления в глазах.

Гора извергала огромные камни и пепел. Из жерла вытекала раскаленная докрасна лава. Вспыхивали многоцветные языки пламени. Женщина и ребенок пытались убежать, но лава настигла и поглотила их. Я была в ужасном горе и рыдала. Старик с костылем бежал изо всех сил. Он упал и был поглощен раскаленной лавой. Отдаляясь от холмов, по равнине неслось стадо овец с горящей шерстью. Они в ужасе блеяли, были настигнуты, и лава накрыла их. За ними появилось стадо коз. Они пытались ускакать от горячей лавы. Их шерсть горела, и они ужасно шумели. Большой козел упал, перевернулся на бок и немедленно был почти полностью захвачен лавой, кроме лишь одной стороны его морды и одного рога. Дикий ужас застыл в его глазу. Мне было очень плохо. Рядом росли два оливковых дерева; они зачахли. Гнедой конь лежал на боку, покрытый горячей лавой. В воздухе витал жуткий смрад горящей плоти и вулканической серы[74]. Вся шерсть на красивой лошадиной морде обгорела – остался только один глаз. Я была в отчаянии. Я отправилась посмотреть на мертвое тело с камнем на нем и почувствовала ужасное горе, вину и отчаяние. Я осознала, что это мое тело. Я посмотрела на высокого мужчину и поняла, что он – мой отец. Я начала выходить из состояния замешательства и осознала, что он абсолютно ничего не может сделать. Я очень сильно горевала и почувствовала себя виноватой, и в этот момент дом опять затрясся, зашатался, и мой отец упал с карниза колонны, на котором он стоял. Она нагнулась прямо над лавой, и его сбросило с балкона в лаву, в полутора метрах ниже. Лава тут же поглотила его – она текла очень быстро. Она разлилась почти на пять миль в ширину, практически достигая моря. Я могла видеть пенистые верхушки огромных волн. Одна рука (правая) осталась над лавой. Она была поднята так, как будто это был жест всепрощения или благословения. На указательном пальце было серебряное кольцо. Рука оставалась в таком положении на протяжении долгого времени. Я продолжала смотреть на нее. Внезапно мои суждения о нем изменились, и я почувствовала к нему очень сильную привязанность. Я осознала, что он ничего не мог сделать. К тому времени, как это чувство привязанности закралось в меня, его рука согнулась и упала рядом с ним в лаву. Я оставалась около своего тела в надежде, что кто-нибудь придет и уберет эту лаву и камень. Лицо было очень красивым. Я провела там 1426 лет, пока в поисках сокровищ не появились грабители, которые раздолбили лаву над могилкой моего тела. Я увидела, что мое тело окаменело. Грабители бросили эти куски в яму. Мне это было уже безразлично. Через 100 лет начала расти трава, и затем эту равнину покрыли синие и желтые цветы.

Спустя 1000 лет я заметила, что на лавовых отложениях образовался маленький пруд, и прилетела серо-голубая птица, размером с черного дрозда, села на его краю и стала пить. Я долго следила за птицей, и во мне опять начали подниматься апатия и горе. Я заметила маленького коричневого жука, пробирающегося по развалинам. Потом прилетела коричневая бабочка с размахом крыльев около семи сантиметров, с двумя желтыми кругами в середине каждого крылышка. Мне уже до смерти наскучило это место, но я по-прежнему бродила там, потому что испытывала совершенно ужасное чувство вины и думала, что никому не буду нужна.

Начало этой истории было следующим: я была сыном очень богатого аристократа, мне было 25 лет. Вечером, до землетрясения и извержения, я взял своего гнедого коня и поскакал на нем через равнину к дому крестьянки, которая шесть лет назад была моей любовницей. Она родила сына – чудесного ребенка, которого я очень любил. Но я ничего не сказал своему отцу. Этим вечером я отправился повидать их, потому что у меня было чувство, что ее отец-калека собирается в связи с этим шантажировать моего отца. Мой отец строил красивый город, названный "Городом Красоты", а я помогал ему, проектируя дома. Все это было весьма религиозно и довольно сильно надоело мне. Когда я приехал к их дому, я поцеловал ребенка, поговорил со стариком и дал ему денег. Я почувствовал, что мне трудно общаться с девушкой. Я подозревал, что у нее был разговор с кем-то. Я оставался там очень короткое время. Я боялся опоздать к ужину, потому что если бы я опоздал, мой отец мог бы догадаться, где я был. Солнце уже садилось, когда я сел на коня. Ребенок рассмеялся, и я пустил коня галопом во весь опор. Дома я повесил уздечку на крюк во дворе, вымыл руки в струе воды, вытекающей из ручейка, бегущего по глиняному желобу, и медленно вошел в столовую. Это была большая комната с балконом, выходящим на равнину. Гора была где-то далеко справа. Потолок комнаты поддерживали шесть колонн, а на балкон, находившийся примерно в полутора метрах над землей, вели три арки. Стол и скамейки были мраморными. На столе стояли серебряные кубки и тарелки, по краям украшенные вздыбленными конями из чеканного серебра. Дедушка сидел на стуле. Мой отец не разговаривал. Я чувствовал сильное беспокойство и хотел, чтобы хоть что-нибудь произошло. Когда слуга начал подавать моему отцу жареного цыпленка с зеленой петрушкой на серебряном блюде, послышался страшный грохот, и весь дом зашатался. Я взглянул на равнину и увидел, как часть земли поднимается подобно огромной волне, а затем в земле разверзлась громадная трещина; много бежавших людей упало в нее, и волна земли, опускаясь, накрыла их. Из земли торчало четыре руки. Мой отец воскликнул: "О черт, гора!" – и выбежал на балкон. Слуга начал помогать старику вставать со стула. Я внезапно почувствовал ярость к этому слуге, который был братом моей любовницы, потому что вдруг понял, что именно он выдал меня моему отцу. Проходя мимо него на балкон, я изо всех сил ударил его в челюсть и убил его. Он отпустил старика, которому помогал, – тот упал и тоже был убит. Я вышел на балкон, надеясь на то, что отец не видел, что я сделал. Я посмотрел на небо – оно было черным от падающей пыли и пепла. Я увидел, как отваливается большой кусок каменной кладки, – он ударил меня в левую руку, плечо, сшиб с ног и приземлился точно на мое тело. Правым виском я ударился о мраморный пол. Этот камень весил около полутонны. Все в моем теле было раздавлено. Я не мог даже вздохнуть. Единственной острой болью была боль от прекращения циркуляции крови в моих конечностях. Это была агония. Мои руки и ноги распухли. Я стал холодным как камень. Последним движением было легкое шевеление пальцев.

Когда камень раздавил меня, я экстериоризировался[75] и некоторое время оставался в состоянии замешательства, будучи не уверенным, какое тело мне принадлежало – отца или сына. Мое сильное горе при виде этого тела (сына) заставило меня понять, что оно мое. Я бродил вокруг в апатии и горе – не потому, что я убил слугу, а потому, что, если бы я не задержался, направляясь на балкон, этот камень не упал бы на мое тело. Я был настолько глуп, что стал винить в этом моего отца, а затем почувствовал себя виноватым за это. Мне казалось, что никто не захочет иметь дело со мной.

Во время извержения я был очень взволнован зрелищем вулкана, отправился к жерлу кратера и заглянул туда. Это был котел, бурлящий красно-желтой жидкостью. Края кратера были похожи на вертикальные колонны, как будто срезанные бритвой. Дым, пар и серные запахи исходили из него. Каждый раз, когда из кратера раздавался оглушающий рев, высоко вспыхивали многоцветные языки пламени. Голубой газ поднимался почти до верха кратера и там взрывался пламенем, и каждый раз над кипящей массой молнией вспыхивал голубой свет.

Дата добавления: 2015-08-13