Мое счастье.

Лето — короткое, грозовое, сладкое и восхитительное — подходило к концу. Грозы. Гром. Неистово хлещущий дождь. Град. Яростная стихия. Теперь Риэль все это любил. Только вот… лежа ночами, не в силах остановить вереницу воспоминаний и сжимая кулаки, он теперь проклинал себя за то, что осмелился желать большего. Он должен был быть благодарным только за одну ту ночь! А хотелось еще и еще. И проводя пальцами по своей подушке, он представлял под ними гладкую кожу цвета алебастра.
Засыпать под эти громовые раскаты и грозовые вспышки стало уже привычным. И улыбаться тоже, потому что он больше не просыпался по ночам от испуганного крика хозяина, полного боли. В то утро он его понял. Промолчал. И молчал до сих пор, только стал странно задумчив и тих. И если раньше он был рассеянным, то сейчас он попросту ничего и никого вокруг себя не видел. Это не могло не тревожить Риэля, но поскольку хозяин больше не был мрачен и безразличен ко всему, он его не трогал. Очень часто герцог уходил на могилу своей жены, в рощу, бывая там часами. Гулял по лугу, бродя по берегу ручья. Иногда даже углублялся в лес. Приходил вечером, усталый и задумчивый. О чем он думает? Риэлю так хотелось знать. Но он вел себя как обычно, делая вид, что ничего не произошло, и тихо наблюдая за переменами, которые незаметно постучались в их дом.
А потом это случилось. В конце лета. Вот так легко, как будто так и должно быть. Просто однажды ночью, в привычную уже грозу, Он появился на пороге его комнаты в крыле для слуг. Риэль оцепенел. Взметнувшись с кровати, он сел на ее краю, застыв напряженной статуей.
— Хозяин? Что-то случилось? — губы не слушались.
Пришел. Сам. Зачем?
А Гил сделал шаг, переступая порог его спальни. Осторожно закрыл за собой дверь. Обернулся. В серых глазах читалась легкая растерянность и неуверенность. Медленно он подошел к юноше и, глядя в глаза, опустился перед ним на колени. Замер. И серые глаза пронизывали юношу, не позволяя отвести взгляд.
Сколько это длилось? Гил не шевелился, молчал, просто смотрел на него и ждал чего-то.
Но наконец Риэль смог стряхнуть наваждение. Несмело, осторожно протянув руку, он провел кончиками пальцев по черным прядям, поднес одну к губам и поцеловал. Гил закрыл глаза и положил голову ему на колени. Дыхание замерло где-то в груди, забилось пойманной птицей. Риэль провел рукой по его голове, один раз, другой…
И в какой-то момент сильные руки несмело обвились вокруг его талии, крепко сжали, и лицо герцога зарылось в его живот. Риэль слышал, как он дышит, прерывисто, чуть хрипло. Так они просидели достаточно долго, пока Риэль не почувствовал, что у него все затекло.
— Гил… — нерешительно позвал он.
Герцог что-то невнятно пробормотал, еще крепче стискивая его так, что у юноши дыхание вышибло. Риэль провел ладонью по его голове и, нагнувшись, поцеловал в макушку.
— Вставай, Гил. На полу дует сквозняк. Ты замерзнешь и простынешь.
Он едва заметно покачал головой.
Риэль потянул его слегка и услышал сдавленное:
— Я не хочу уходить.
Не сумев сдержать улыбки, юноша осторожно приподнял его голову за подбородок.
— Я тебя и не прогоняю, Гил. Просто давай переберемся на кровать. Я не хочу, чтобы ты заболел.
Нехотя Гил подчинился. Он поднялся и мягко толкнул Риэля на кровать. Сев рядом, устроившись между его ног, он прислонился спиной к его груди, положив голову на его плечо, и закрыл глаза. Риэль почувствовал, как его тело постепенно расслабляется. Прижавшись губами к темной макушке, он принялся ласкать смоляные пряди, изредка касаясь кончиками пальцев бледной щеки. Он прислушивался к грому за окном, к дыханию любимого и чувствовал себя необыкновенно счастливым. Ему казалось, что еще никогда у него не было так радостно и тепло на душе. Он не упустил того момента, когда дыхание Гила выровнялось, — он уснул.
Риэль осторожно уложил его на свою подушку и всю ночь просидел, любуясь тем, как серебрят бледную кожу лунные лучи. Тихонько водил кончиками пальцев по его коже, выводя одному ему ведомые узоры на руках, играя с его пальцами и изредка целуя, когда ему хотелось. Эта ночь была даже еще лучше, чем та…
Да, теперь он определенно любил грозы всей душой.
На рассвете Риэль разбудил своего господина: осторожно поцеловал в лоб, погладил по плечу… Длинные черные ресницы тут же дрогнули, приподнялись. Чуть мутные спросонья серые глаза внимательно уставились на него.
— Уже утро? — прошептал Гил.
Риэль покачал головой, ласково улыбнувшись.
— Тебе нужно перебраться в свою спальню, пока все остальные не проснулись, — мягко произнес он.
Гил кивнул и сел на постели.
— Я так хорошо… выспался, — признался он с очаровательной сонной улыбкой.
В ответ Риэль снова поцеловал его в лоб.
— Иди, Гил.
Герцог улыбнулся и, поднявшись с постели, направился к двери. Уже взявшись за дверную ручку, он обернулся, открыл рот, явно желая что-то сказать, но передумал, тряхнул головой и вышел.
А на следующую ночь пришел снова. И приходил все последующие ночи, безмолвно прося поддержки и того нерастраченного тепла, что Риэль готов был ему отдать. Отогревался в его объятиях, засыпал, чувствуя руки, надежно обнимающие его, прижимаясь к теплой груди, прислушиваясь к биению его сердца, привыкая к мимолетным поцелуям, прикосновениям и легким целомудренным ласкам. Так мать укачивает ребенка, как Риэль оберегал его сон. И герцог оттаял. Он приходил, молча ложился рядом, падая, погружаясь в гостеприимные объятия, вдыхая ставший теперь уже таким родным запах этого преданного, любящего его юноши.
И уже не мог уснуть без тепла его объятий, без тихих и нежных ласк перед сном, без поцелуя на ночь. Было выше его сил отказаться от этой нежности, этого тепла, этой любви после того, как он их познал.
Зачем нужны бурные ночи, зачем нужен близкий физический контакт, зачем нужен секс, если можно любить вот так — взглядами, молчаливым обожанием, ненавязчивыми прикосновениями и целомудренными поцелуями?
И Гил оттаивал, согревался, успокаивался, жил…
Им не нужны были слова. И теперь они оба, лежа на постели, просто наслаждались звуками грозы за окном, мерно бьющего в стекла дождя и тихими, успокаивающими раскатами грома. Гил ни разу не попытался нарушить их идиллию попытками к большей близости, чем у них уже была. Просто лежал, просто наслаждался легкими прикосновениями к себе, просто грелся в тепле его объятий, просто закрывал глаза и прислушивался к своим ощущениям, пока нежные пальчики перебирали его волосы, ласкали кожу, водили по рукам, гладили щеки, скулы, виски, губы… Он наслаждался тем, как Риэль это делает, и расслаблялся в его объятиях, становясь блаженной лужицей сплошного удовольствия. Разве что не урчал, как довольный кот. И улыбки юноши согревали сердце, тихий, успокаивающий шепот ласкал слух. Гил прижимался к нему, клал голову ему на колени, на грудь или на плечо, подставлялся сам под легкие ласки и тихо млел от непонятного ощущения счастья.
На рассвете он послушно уходил в свою спальню, ложился на свою одинокую огромную кровать и засыпал, буквально проваливаясь в сон, все еще ощущая прикосновения этих волшебных пальчиков, его губ. И проснувшись однажды поздним утром, обнаружив, что он лежит один на этой бескрайней королевской кровати, Гил ощутил сожаление. Ему не хватало. Не хватало тепла другого тела рядом, Его прикосновений, Его ласк. И он неожиданно понял, вот так просто, что хочет просыпаться рядом с Ним. Сожаление было оглушающим, огромным, и с каким-то странным чувством Гил осознал, что уже никогда не сможет заснуть, если рядом не будет Его. А вернуться вновь в тот кошмар, в котором он находился эти два года, он был не в силах. После того, как он познал, что такое уют? Нет… Нет, он не мог. Он помнил еще то счастье, то далекое, призрачное счастье с Иль. Ее смех, свой смех, их прогулки, их планы на будущее… Но это стало таким далеким, таким чужим… И внезапно два года после ее смерти показались ему такой нелепой бессмыслицей, что он чуть не рассмеялся.
А потом… потом дверь открылась, и вошло его личное солнышко. Тихой, неслышной походкой, какой ходил всегда, Риэль проскользнул в его спальню с подносом, нагруженным завтраком, и улыбнулся ему.
И внезапно мир заиграл совершенно другими красками. Его улыбка… Это она все изменила. И это привычное, согревающее душу:
— С добрым утром, хозяин. Как спалось?
И он улыбнулся в ответ.
— Замечательно.

Вот так оно приходит в нашу жизнь. Счастье. Незаметно. Робко. Тихо. Несмело постучавшись в твою дверь, оно заглянет, вскинет свою кудрявую солнечную головку, все так же несмело улыбнется, сверкнет озорными голубыми глазами, скажет свое привычное и родное «Хозяин?», предложит чашку горячего дымящегося чая. Потом присядет рядом на край твоей кровати, осторожно отведет прядь твоих черных волос, заправив ее за ухо, прильнет губами к твоему виску, ласково шепнет на ухо «люблю» и заглянет в глаза с тихой и трогательной нежностью.

Дата добавления: 2015-08-13