Воспоминания.

Бред. Жар. Боль. Огонь во всем теле. И собственное тело кажется лишь оболочкой. Хочется вырваться из нее… Она душит. И этот мерзкий липкий пот… Только одно утешение — влажная тряпка обтирает кожу через каждые пять минут. Смутно слышны голоса. Хозяина… Мирты, — их служанки. В горле сухо, а во рту словно кошки нагадили. Хочется пить.
Попеременно забываешься то в холоде, то в жаре. Сознание — расплавленная жижа. Мелькают картинки твоего детства, как ты бегаешь по зеленому лугу со своим младшим братом. А потом уже тебе двенадцать. Мать в первый раз ведет в замок… Она работает поварихой на кухне лорда, а отец в поле. Детство закончилось. Теперь ты будешь помогать матери в замке. Целый день крутишься, как белка в колесе, выполняешь разные поручения… Времени на то, чтобы погулять с друзьями или поиграть с младшим братом не остается. Ты за день так устаешь, что у тебя отваливаются ноги. Домой тебя больше не пускают. Мать сказала — теперь ты собственность лорда, как и все местные слуги. Тебе выделяют комнату в крыле для слуг. Первое время так тоскуешь по дому, по ласковым материнским объятиям, по басистому бодрому голосу отца и по веселым утренним побудкам братишки. А потом…
А потом ты впервые видишь его. Нет, не так. Его. Именно с большой буквы. Огромный черный жеребец гарцует во дворе, под балконом, где стоит госпожа Ильдэйн и весело смеется, посылая лучи своей улыбки мужу. Конь просто великан. Так тебе показалось тогда. А всадник… Твои голубые глаза распахиваются так широко, что становятся размером с пол-лица, и ты неприлично таращишься на своего хозяина, который приехал от короля. Его не было дома месяц. Жеребец ржет, рисуясь под окнами, и норовит встать на дыбы. Но руки в черных кожаных перчатках крепко держат поводья. Черный плащ, расшитый серебром, высокие сапоги до колен… Статная фигура и ослепительная улыбка.
Хозяин.
Тогда Он тоже показался тебе большим. Даже когда спешился. Высокий… красивый…
И затем…
Жар, какой же жар. Кто-нибудь, облейте водой.
Что было затем? Затем были ночи без сна, дрожь в ногах и замиранье сердца всякий раз, когда ты видел Его. Утешался тем, что убеждал себя: ты просто им восхищаешься. Ты хочешь стать таким же. Чем не идеал? Настоящий мужчина. Даже отец никогда не был для тебя таким. Но проходит год, чувства становятся сильнее. И не получается сдержать дрожь всякий раз, когда Он случайно дотрагивается до тебя. Ты начинаешь избегать своего хозяина, боясь выдать свои истинные чувства. И постоянно издалека наблюдаешь, как Он гуляет со своей женой, возлюбленной госпожой, от которой без ума вся прислуга и крестьяне. Они смеются. Он шутит. Им хорошо вместе, это же очевидно. С ней Он светится от счастья. С ней Он веселый и радостный. Он так любит ее…
Что это, ревность? — с ужасом осознаешь ты. От шока перехватывает дыхание. Но ты не можешь ненавидеть леди Ильдэйн. Она слишком добра и мила. В тот день, когда ты полностью осознал и принял свои чувства, ты забился в какой-то сарай, спрятавшись ото всех, и проплакал весь день, слишком напуганный и беспомощный под напором этой неожиданной всепоглощающей любви к собственному хозяину, буквально ворвавшейся в сердце. Хотелось петь и одновременно плакать. Что делать с этой нежданной любовью?
Принять единственно верное решение было несложно. Ты просто отдался ей, направив все это восхитительное окрыляющее чувство на верную службу своему обожаемому хозяину.
А потом… гроза. Ночь без сна. Служанки, снующие из спальни господина туда-сюда. Простыни, пропитанные кровью. Жалобные стоны, а порою душераздирающие крики, и успокаивающий голос хозяина. Тебе страшно. Холодно. Хочется зажать уши. В ту ночь ты повзрослел. А уж хозяин, наверное, поседел от страха за свою жену. Гроза, и вплетающиеся в нее раскаты грома, заглушающие крики боли госпожи Ильдэйн. И вдруг все кончилось так внезапно… Не было плача младенца. Зато был другой плач.
Узкая золотистая полоска света, проложившая себе дорогу во тьме коридора. Затаившийся опустевший замок. Ты крадешься, словно тень, прижимаясь к стене и кусая губы от страха. Звон бокала. Глухой стук какого-то предмета, ударившегося об стенку. И бессильный, беспомощный плач…
Хозяин.
Слыша эти тихие звуки, ты и сам хочешь заплакать. Больно. Руки сжимаются в кулаки, так что ногти впиваются в кожу. Ты борешься с желанием ворваться в кабинет и обнять, успокоить своего любимого. Но ты не можешь. Звон, еще один и еще… Ты насчитал четыре разбитых бокала и бутылку дорогого вина. И кажется… стул. После каждого такого удара сердце замирает, а потом стучит быстрее.
В ушах все еще стоит этот звон, когда ты уже лежишь в своей спальне, и эти ужасные жалобные звуки, от которых рвется сердце… Ты не замечаешь, как подушка намокает от твоих собственных слез.
Хозяин.
Как холодно… Что это? Озноб?
Два мучительных года. Замок погрузился в уныние. Приезжала родня лорда принести свои соболезнования. По истечении срока траура Его дядя пытался уговорить хозяина жениться вторично и был выгнан из замка. Хозяин совсем отрезал себя от своего бывшего окружения. Все приглашения на балы были отметены. При дворе Он больше не появлялся. Король дал ему время — полгода. А потом призвал своего вассала на войну.
Год мучительных терзаний. Переживаний. Плача по ночам. Молитв. Бессонных ночей. Пусть он вернется, — молишь ты. Пусть вернется живым. Пусть вернется…
Вернулся. Молитвы услышаны. Живой… Невредимый… Только вот из серых Его глаз на тебя смотрит пустота. И ты ничего не можешь сделать… Он убивал. Он сражался. Он защищал жизни. Свою и чужие. Он изменился… но ты по-прежнему любишь. Безумно, жарко, пылко, без остатка… И с новым рвением ты служишь своему хозяину, беспрекословно выполняя любое поручение. А сердце обливается кровью, когда ты видишь, как все глубже Он погружается во тьму отчаяния.
Потом, к твоему облегчению, хозяин задался целью овладеть искусством виальдэ. Тот маленький импульс, та небольшая зацепка, что держала его в жизни. Всю свою боль, всю горечь и накопившуюся злость на несправедливость судьбы Он выплескивал в тренировочных боях. С остервенением, с упорством, с прилежанием, но Он проложил себе дорогу к званию Седьмого Мечника Виальдэ.
Хозяин…

Снова жар. Чья-то рука осторожно и как-то неуверенно утерла пот со лба. Не Мирты… Приоткрыть тяжелые веки удается с трудом. Черты лица господина различаются смутно. А рука такая прохладная… Хриплое дыхание.
С трудом приподняв руку, Риэль ухватился пальцами за запястье хозяина, когда тот попытался отстраниться. Не осознавая, что делает, он прижал раскрытую ладонь к своей горячей щеке.
— Хозяин… — шепот потрескавшихся губ.
Ну кто бы мог подумать, что он так слаб и хрупок? Всего лишь вывих лодыжки, а он уже валяется в кровати почти… сколько? День? Неделю? Валяется с лихорадкой. И видит эти сны-воспоминания.
— Не… уходите…
Сначала растерянность в его красивых серых глазах, а потом кивок. Он осторожно приподнимает голову своего раба и дает немного отпить из стакана.
Он не обязан… не обязан нянчиться с ним. Не обязан сидеть тут, возле его постели, и ухаживать за ним. Словно нет у него других дел. Но, однако, он тут… И тепло разливается где-то в районе груди. Слова рвутся с губ. И юный раб, привязанный к своему хозяину не оковами Клятвы на верность, но более крепкими и прочными узами, теми узами, которые нерушимее всех связей на свете, не в силах сдержать эти заветные слова под давлением минутной слабости, лихорадки, этой жаркой агонии чувств, таких сильных и крепких, тех чувств, что он устал сдерживать в себе. Будет ли он позже жалеть о них? Или нет?
«Прости, любимый. Я больше так не могу. Пусть лучше ты будешь знать и ненавидеть, чем не знать никогда».
— Люблю вас… Мой хозяин…

Дата добавления: 2015-08-13