Джек Девшей — Манасский Мордоворот 1 страница

Предисловие

Нам, пожалуй, не понять, что такое чемпион мира в тяжелом весе по боксу для Америки. У нас просто нет титулов, имеющих столь большое значение. В СССР до войны так относились к летчикам, совершавшим фантастические перелеты, а в последний раз нечто похожее испытывали к Юрию Гагарину. Один, на самой вершине, настоящий герой. Мало кто из чемпионов в тяжелом весе поднялся до славы Гагарина, но те, что поднялись, остались там навсегда. В Америке по сей день любой мальчишка знает, кто такой Мохаммед Али, каждый юбилей которого превращается в национальный праздник. Если спросить наших мальчишек, кто такой Гагарин, то их ответы поразят своим разнообразием. Гагарин был для нас героем, одно существование которого доказывало наше превосходство над всем остальным миром. Ранняя смерть сделала его иконой.

Для американцев чемпион мира в тяжелом весе, который почти всегда являлся их соотечественником, такой же символ национальной мощи, каким был для нас Гагарин. Именно поэтому Тайсону готовы были простить и обиженных леди и побитых джентльменов. Классик американской литературы XX века Норман Мейлер назвал чемпиона мира в тяжелом весе «вторым человеком после президента». Это высказывание никогда не пытался оспорить ни один критик.

Как и многие другие американские традиции, повышенный пиетет к чемпиону в тяжелом весе пришел из Англии. В безразмерной империи, где «никогда не заходило солнце», подчинившей себе десятки стран, уважали силу во всех ее проявлениях, даже в самых первобытных. Боксеры считались символом мощи нации, покорившей полмира. Самым главным символом был, разумеется, чемпион Англии по боксу в тяжелом весе.

В Америке эту традицию усвоили не сразу. Поколения основателей и первопроходцев оказались слишком заняты. Им было не до бокса. Их героями стали президенты и генералы. Популярность бокса резко выросла в середине ХГХ века, и особенно во время освоения Запада после Гражданской войны 1861—65 годов, но осталась лишь развлечением. Настоящими героями здесь были те, кто лучше всех стрелял. Один из самых известных ганфайтеров¹, в прошлом зубной врач, Док Холидей страдал туберкулезом и в драке не смог бы справиться с пятнадцатилетним мальчишкой. Но он умел выхватить револьвер из кобуры быстрее тех, кто имел несчастье вступить с ним в конфликт, и это, как правило, стоило им жизни. Док стал живой легендой. Еще большей легендой сделался невысокий и хлипкий Билли Кид, который не дожил до двадцати двух лет, но успел прочитать несколько романов о себе самом. Молва наделила его красотой, хотя единственная сохранившаяся фотография наводит на мысль, не был ли он дебилом. Таких «героев» было множество. Почти все они стали в то время символами национальной мощи и удали. Боксеры до поры до времени оставались на втором плане.

Их время пришло несколько позже, когда Америка уже прощалась с Диким Западом, — в 80-е годы XIX века, на цивилизованном восточном побережье, где о реальной борьбе за существование уже знали только понаслышке и появилась естественная тяга к новым символам национальной мощи. Первый чемпион мира в тяжелом весе был родом из самого европеизированного города Америки того времени — Бостона.

«Меня зовут Джон Л. Салливан, и я могу набить морду любому сукиному сыну в этом заведении!»

Эти слова, сказанные порой не вполне трезвым голосом, были знакомы обитателям всех баров Бостона. И если вначале иногда находились желающие проверить, что стояло за этим громким заявлением, то со временем они перевелись. Результаты проверки неизменно оказывались печальными для проверяющего: как бы ни был пьян Салливан, его правая рука, словно оборудованная каким-то радаром, очень скоро находила челюсть противника, после чего несчастного приводили в чувство всем баром. Обитатели питейных заведений скоро узнали — если не появлялось желающих ответить на первое грозное заявление, вслед за ним раздавалось второе: «Всем выпивка за мой счет!» Убедившись, что его власть никто не оспаривает, Джон Л. Салливан превращался в самого щедрого и благодушного короля на свете. Обычно уже его первое мордобойное заявление встречали гулом одобрения.

Впрочем, такую манеру представляться общественности придумал отнюдь не Салливан.

«Меня зовут Уайетт Эрп! Никакого бардака здесь больше не будет». С такими словами лет за 10—15 до Салливана входил в какой-нибудь салун на Диком Западе, где в этот момент не стрелял только мертвый, один из самых знаменитых шерифов этих неспокойных мест, и бардак действительно прекращался. При этом ни Салливан, ни Эрп не играли никого, кроме самих себя. Собственно, они и себя не играли. Они были собой. Плоть от плоти земли, где все громадно, где медведи в два раза крупнее, чем в Европе, и в десять раз злее, а реки в двадцать раз шире, где самый глубокий в мире каньон, самый высокий гейзер, самые большие озера и самый великий водопад. Чтобы добиться успеха в этом краю смелых авантюристов, нужно стать самым смелым из них. Именно этого поля ягодой был Джон Л. Салливан, и если бы он не был таким, то первым чемпионом мира в тяжелом весе провозгласили кого-нибудь другого, обладавшего всеми этими качествами.

Никто не учил Салливана, как стать звездой. Он родился звездой. Как рождались звездами и многие другие герои Америки тех уже почти легендарных времен. Именно эти звезды, сами того не зная, закладывали первые кирпичики в здание фабрики звезд — Голливуда. Кого бы ни играли Сталлоне, Шварценеггер, Сигал и Уиллис — они изображают вариации на тему Уайетга Эрпа, Джона Л. Салливана и других подобных им реальных американских героев-одиночек, отвоевывавших себе и другим место под солнцем — кто кулаком, кто револьвером. „

Салливан родился в Роксбери, пригороде Бостона, 15 октября 1858 года в семье ирландских иммигрантов. Он всегда отличался большой физической силой и драчливостью, причем с подросткового возраста стал одолевать взрослых и сильных мужиков. Работал подмастерьем, но имел дурную привычку избивать хозяев, когда они пытались добиться от него «повышения производительности труда» или упрекали за пьянство. По легенде, он нашел занятие по вкусу, когда, в очередной раз оказавшись без работы, бродил по ярмарке, где какой-то здоровенный малый вызывал на бой любого желающего. По правилам подобных поединков нужно было выложить несколько долларов, после чего и проводился бой. Если ты проигрывал, твои деньги пропадали, а если выигрывал — забирал достаточно большую, заранее оговоренную сумму. Обычно такие ярмарочные боксеры были очень здоровыми парнями и практически никогда не проигрывали.

Джон (Джоном Л., сокращенно от Джона Лоренс, его сталиназывать несколько позднее, и с тех пор сочетание его имени и инициала обозначало только одного человека) не был гигантом даже для своего времени. Ростом всего 179 см и весом в молодости около 80 кг. Он выглядел как обычный «клиент» ярмарочного бойца. Однако на этот раз для рыночного богатыря все закончилось, едва начавшись, а тот, кого он счел молокососом, сгреб в карман все деньги и ушел. Участь Салливана была решена.

Первые официальные бои он провел не то в 1877, не то в 1878 году. В 1879-м в Бостоне его уже знали все поклонники бокса.

Джон Л. стал первым официальным чемпионом, поэтому гораздо легче сказать, когда он потерял титул, чем когда он его завоевал. Кстати, он и сам этого точно не знал.

26 июня 1880 года он выступил с заявлением, что готов за 500 долларов драться с кем угодно в Америке — в перчатках или без них. Последнее замечание не случайно. В боксе начиналась переходная эпоха. Правила маркиза Куинсберри, согласно которым боксеры дрались в перчатках, раунд продолжался три минуты, а перерыв между раундами — минуту, уже существовали, но применялись далеко не всегда. По-прежнему практиковались так называемые правила Лондонского призового ринга, по которым боксеры дрались голыми кулаками, раунд продолжался до тех пор, пока один из них не падал (или падали оба), после чего давалось полминуты на отдых. Разрешалось, чтобы в угол упавшего боксера отнесли секунданты. Если он не мог продолжить бой, ему давалось еще восемь секунд, а если он не был в состоянии драться по истечении этих мгновений, ему засчитывалось поражение. По этим правилам также разрешалось выполнять подножки, подсечки, борцовские броски, зажимать голову противника под мышкой и наносить ему удары другой рукой и многое другое в том же роде. В общем, это больше напоминало современные бои без правил, чем бокс, как мы его понимаем. Понятия о правилах были в то время настолько размыты, что о них договаривались конкретно перед каждым боем. Например, боксеры выступали в очень легких перчатках, какие-то борцовские приемы запрещались или, наоборот, разрешались. Салливан был готов доказывать свое превосходство по любым правилам. И доказывал.

6 апреля 1880 года в Бостоне Салливан провел демонстрационный бой с тогдашним чемпионом Америки Джо Госсом, в ходе которого стало ясно, что Салливану вполне по плечу отобрать у него титул прямо сейчас. Многие считают Салливана чемпионом мира именно с этого дня. Дело в том, что некоторые бои назывались демонстрационными из чисто конспиративных соображений, так как боксерские матчи были официально запрещены, а демонстрационные, или, как их еще называли, публичные спарринги¹ — нет. Многое указывает на то, что и эта «демонстрация» была чистой фикцией и боксеры дрались всерьез.

Салливану было тогда всего 22 года. Если учесть, что бой происходил почти за сто лет до эпохи акселерации, то победа Джона Л. выглядит даже более внушительно, чем чемпионство Тайсонав20лет.

7 февраля 1882 года в бою за титул чемпиона Америки он встретился с Пэдди Раяном. Бой проходил по правилам Лондонского призового ринга. Интересно почитать описание боя, чтобы почувствовать, что же представлял собой бокс без перчаток.

Первый раунд. Оба боксируют очень осторожно и ждут, пока противник откроется. Раян атакует справа, но не достает. Сал-ливан в ответ удачно контратакует левым. Следует быстрый обмен ударами. После мощного удара Салливана правой Раян падает. Раунд продолжался примерно 1 минуту 20 секунд.

Второй раунд. Салливан бросается на Раяна и наносит мощный левый в челюсть. Раян идет в захват и, видимо, проводит бросок. Оба падают, но Раян оказывается сверху и тяжело наваливается на Салливана. Раунд продолжался 25 секунд.

Третий раунд. Оба бросаются навстречу друг другу. Салливан после нескольких обманных движений наносит чудовищный удар справа в скулу или чуть ниже. Раян падает как подкошенный. Раунд продолжался четыре секунды.

Четвертый раунд. На третьей секунде Салливан наносит мощный удар в нос, видимо ломая его, после чего оба переходят в захват. На этот раз Салливан берет верх и в греко-римской борьбе. Он пропихивает Раяна между канатами, и тот падает на землю.

Пятый раунд. Еще один очень короткий раунд. Оба атакуют. Потом снова переходят в захват, и здесь Раяну удается поставить Салливана на колени.

Шестой раунд. Салливан выходит, улыбаясь, и тут же атакует. Однако Раяну удается снова бросить его на землю. Все-таки в борьбе он, похоже, сильнее.

Седьмой раунд. Снова все происходит за считанные секунды. Боксеры сходятся очень близко, следует обмен ударами пополам с борьбой, и обессиленный Раян падает на землю.

Восьмой раунд. Раян совершенно измотан, но продолжает сражаться. Салливан снова загнал его на канаты, но тот сумел выйти оттуда и решается на старый трюк — пытается спровоцировать нарушение правил со стороны Салливана. Видя, что Джон Л. сейчас ударит, Раян опускается на колено. Если бы Салливан не сумел остановить удар, его могли дисквалифицировать, но Джон Л. удар останавливает, а Раян теряет равновесие и падает. Он встает, оба считают, что раунд закончен, и идут в свои углы, но тут секунданты почему-то кричат: «Атакуй!» Боксеры выполняют команду, идут друг на друга, сходятся в клинче — и оба падают.

Девятый раунд. Раян держится на одном честном слове. Зрачки у него плавают. Салливан проводит мощный удар, прижимает Раяна к канатам, тот из последних сил отталкивает его на середину ринга. Тогда Джон Л. наносит мощнейший удар правой под ухо, и Раян падает без сознания. Он не приходит в себя ни через 30 секунд, ни через 38, и Салливана объявляют победителем. Весь девятираундовый бой, включая перерывы, продолжался 10,5 минут.

После этого боя большинство соотечественников признало Салливана чемпионом не только Америки, но и мира, с чем он сам был полностью согласен. Сказать, сколько боев Салливан провел за свою жизнь, почти так же трудно, как подсчитать, сколько раз он напился. Но ни в том, ни в другом ему не было равных. Иногда, правда, одно мешало другому.

30 мая 1884 года в Нью-Йорке Джон Л. должен был встретиться со своим старым противником — британским боксером Чарли Митчеллом, но не сумел выйти из запоя. Накануне боя (по другим данным, прямо перед боем) в каком-то театральном помещении провели нечто вроде пресс-конференции, а точнее, встречи с публикой. Джон Л., с трудом державший вертикаль, не без посторонней помощи поднялся на сцену, вышел вперед, дыхнул на публику таким перегаром, что зал вздрогнул, и сказал, что бой не состоится, так как он «саасем б'льной». Надо было быть национальным героем, чтобы такое сходило с рук, но Салливан позволял себе вещи и покруче. Однажды после очередного раунда в бою, который он уверенно выигрывал, Джон Л. неожиданно заявил, что ему надоело и сегодня он

драться больше не будет. Даже самая капризная примадонна не смогла бы посреди спектакля сказать, что больше петь не станет, так как она сегодня не в голосе, а Салливан мог. И ничего: публика съела и это. Правда, в данном случае речь шла, скорее всего, о демонстрационном, а не об официальном бое.

Джон Л. колесил по всей стране и встречался со всеми желающими, в коих не было недостатка, а после боя шел в ближайший бар или салун. В 1883—84 годах Салливан с отборной группой боксеров отправился в большое турне по Штатам, в ходе которого, по слухам, встретился сначала с 50 противниками (многие из которых наверняка даже не были боксерами) и всех нокаутировал, а после небольшого перерыва, еще с 29. За это время его боксерская труппа заработала 195 тысяч долларов, из которых на долю Салливана пришлось около 80 тысяч, совершенно умопомрачительная сумма по тем временам, когда 500 долларов в год считались очень хорошей зарплатой. Примерно на том же уровне, 80—90 тысяч в год, заработки Салливана оставались и в последующие несколько лет.

Он проводил несметное количество демонстрационных боев и официальных каждый год. Одним из таких стал бой с Домиником Маккафри в Цинциннати 29 августа 1885 года. Тогда эту встречу практически не заметили и уж точно не выделили среди многих других, но со временем почти во всех справочниках именно с нее стали начинать отсчет официальных боев за титул чемпиона мира в тяжелом весе. Возможно, по причине, что об этой встрече точно известно: она проходила по правилам маркиза Куинсберри.

Надо сказать, бой получился очень странным. Во-первых, что этот бой проходил «по правилам маркиза Куинсберри», можно сказать лишь с очень большой натяжкой, так как перчатки, применявшиеся в этом бою, весили всего три унции, в то время как классические профессиональные перчатки того времени весили пять-шесть унций. Впрочем, тогда еще не было никаких «классических» перчаток, и они могли быть сколь угодно маленькими. Иногда дрались даже в обычных кожаных перчатках наподобие уличных. Во-вторых, по утверждениям очевидцев, бой продолжался семь раундов, а не шесть, как отмечает большинство современных справочников. В-третьих, сам рефери, объявивший победу Салливана, толком не знал формулы боя. Мы уже знаем, что в то время не сущестювало единых

правил: дрались то в перчатках, то без них, раунд продолжался то три минуты, то до нокдауна¹, дрались то «до упаду», то определенное количество раундов. Контракт, заключенный между Салливаном и Маккафри, допускал двоякое толкование: не то до нокаута², не то шесть раундов. Доминик, который уступал в весе своему сопернику около 20 килограммов, держался просто фантастически. Салливану удалось убедительно выиграть только пятый раунд, когда он послал Маккафри в нокдаун. Однако в шестом Доминик опять выглядел совершенно свежим, более того, казалось, он сохранил больше сил. Ни Салливан, ни Маккафри не сомневались, что седьмой раунд состоится, и после перерыва снова вышли из своих углов. И седьмой раунд был! Маккафри перехватил инициативу и с дистанции наносил Салливану много ударов, ему просто не хватало веса и физической силы, чтобы нокаутировать могучего чемпиона, и он решил изматывать его постепенно. Большинство зрителей были уверены, что Маккафри находится на верном пути к победе. Однако после окончания седьмого раунда вся команда Салливана, а в нее входили очень влиятельные люди, ринулась к рефери и потребовала окончить бой и вынести решение. По необъяснимой причине рефери, который до того держался совершенно независимо, остановил встречу и сказал, что, по его мнению, Салливан выглядел лучше, после чего тренер Салливана проорал публике, что его подопечный выиграл. На ринге и вокруг него начались драки. Брат Доминика Майкл вытащил револьвер, и более благоразумному боксеру пришлось сосредоточить все свое внимание на нем, чтобы он кого-нибудь не убил. Еще несколько человек достали оружие. Казалось, стрельбы не избежать, но в этот момент рухнул помост ринга. Времени, которое участникам свалки понадобилось, чтобы вылезти из-под обломков, оказалось достаточно, для того чтобы они пришли в себя. По причине безумия ситуации от рефери через несколько дней потребовали, чтобы он еще раз официально назвал победителя, что он и сделал, снова назвав таковым Салливана. Маккафри многократно выражал готовность провести повторный матч, но ему такой возможности так никогда и не предоставили.

В 1887 году Салливан поехал в Англию, где его встретили почти как короля. Сам принц Уэльский удостоил его личной встречи, правда не во дворце. Впрочем, у Джона Л., которого к тому времени все чаще стали называть Великий Джон Л., были свои представления о том, кто кого и чем удостоил. Когда принц, по ходу разговора все больше подпадавший под влияние Салливана, наконец, совершил нечто немыслимое и пригласил его во дворец, если Джону Л. «случится быть где-нибудь неподалеку», Салливан вполне по-королевски ответил: «Если вы, ваше высочество, окажетесь недалеко от Бостона, заходите ко мне домой». Принц на секунду онемел, а потом пообещал непременно так и поступить. Еще его прадед почти сто лет назад считал признаком хорошего тона пообедать в компании лучших боксеров Англии, которые за глаза величали принца Уэльского не иначе как Принни (снисходительно-уменьшительное от «принц»). Времена с тех пор изменились, причем отнюдь не в пользу королевских семейств: престиж принцев упал, а боксеров — вырос.

Во время того же турне по Европе, во Франции, в Шантильи, 10 марта 1888 года Салливан провел один из своих самых известных и самых курьезных боев. Его противником должен был стать старый знакомец Джона, известный британский боксер Чарли Митчелл, тот самый, с которым он как-то раз не смог провести бой из-за запоя. До этого они уже встречались, и тогда Митчелл сумел даже сбить Салливана с ног, после чего тот, правда, перехватил инициативу, но полиция прервала матч. Напомним, что боксерские поединки были тогда официально запрещены в большинстве американских штатов, хотя бои проводились постоянно и повсюду, особенно там, где их запрещали строже всего. С тех пор Митчелл не раз вызывал Салливана на бой, причем по правилам Лондонского призового ринга, но тому все было недосуг. Наконец этот бой состоялся, причем на нейтральной территории.

Он продолжался более трех часов, но не стоит представлять себе нечто вроде растянутой на это время сцены последнего боя героя Сигала или Уиллиса с главным злодеем из какого-нибудь боевика. Митчелл избрал довольно абсурдную, немыслимую с точки зрения и уличной драки и современного бокса тактику, но абсолютно оправданную по правилам Лондонского призового ринга. Только теперь стало ясно, почему Митчелл, вызывая Салливана на бой, всегда настаивал на этих правилах.

Запои Великого Джона Л. и его слабость к хорошим сигарам были всем известны. Митчелл, значительно уступавший ему габаритами, не вел столь рассеянный образ жизни и превосходил Салливана в выносливости. На нее-то он и сделал основную ставку. Митчелл просто бегал от чемпиона, а когда тот его все же догонял, тут же падал, временами даже без удара. На том раунд, по столь любимым Митчеллом правилам, и заканчивался, и боксеры расходились по углам. И так 38 раз подряд. Расчет Митчелла был очень прост: когда Салливан, наконец, окончательно запыхается, перейти в решительную атаку и нокаутировать его, точнее, даже просто помочь ему упасть самостоятельно. Он был близок к успеху. Джон Л. в бешенстве требовал, чтобы Митчелл дрался по-настоящему, но тот в ответ только смеялся.

Так как продолжительность раундов по правилам Лондонского призового ринга не ограничивалась, Митчелл старался их по возможности затягивать. Но он перестарался. Была пасмурная погода, шел дождь, который все усиливался, и, наконец, стало темнеть. После этого секундантам ничего не оставалось, кроме как, посовещавшись, объявить ничью. Самое удивительное в этой истории, что поклонники Митчелла и тогда, и много позже настаивали на том, что у их кумира украли победу.

Свой самый знаменитый бой Джон Л. провел 8 июля 1889 года против Джейка Килрейна. Кстати, это была последняя встреча за звание чемпиона мира в тяжелом весе, проведенная по правилам Лондонского призового ринга.

Здесь на сцену выходит еще один колоритный персонаж — Уильям Малдун, бритый наголо, но с усами. Малдун был очень хорошим боксером и еще лучшим борцом. Кроме того, его с полным на то основанием называли Железным Человеком за чрезвычайно властный характер. Салливан очень высоко ценил Мадцуна как тренера, но совершенно не мог работать с ним постоянно, поэтому они то сходились, то расходились. Джон Л. хорошо знал сам себя и тренировался без большого желания, но для того, чтобы справиться с собой, он привлекал Железного Уильяма. Позже бритоголовый тренер рассказывал газете «Нью-Йорк геральд» о своих методах тренировки так: «Я сказал Джону, что сверну ему шею, если он не возьмется за дело». Люди, хорошо знавшие обоих, утверждали, что если Салливан и не боялся Маддуна, то испытывал к нему то почтение, которое очень тесно граничило со страхом, и тренер добился своего. Никогда в жизни Салливану не приходилось так долго воздерживаться от сигар и виски и столько тренироваться. Малдун выжал все из его тела и психики. Салливан вышел на ринг натренированный как никогда и злой как пес.

Бой состоялся в Ричбурге, штат Миссисипи, 8 июля 1889 года. Килрейн явился на матч с весьма внушительной свитой. Телохранителем он нанял Бэта Мастерсона, одного из самых знаменитых шерифов Дикого Запада, начинавшего когда-то под командованием самого Уайетта Эрга. Но если Мастерсона пригласили только «для понта», то этого никак нельзя сказать о двух других членах команды Килрейна. Ими были Чарли Митчелл и Майк Донован. Тот самый Митчелл, с которым Салливан дрался в Шантильи. Донован когда-то входил в «труппу» Джона Л., с которой тот совершил турне по 26 штатам. Надо ли говорить, что оба знали Салливана как облупленного?

Бой проходил по правилам Лондонского призового ринга. Тогда еще никто не знал, что сейчас проводится последний бой за звание чемпиона мира в тяжелом весе, который пройдет по уходящим в прошлое правилам.

Первый раунд закончился тем, что Килрейн, видимо", борцовским приемом бросил Салливана на землю. Потом стало очевидно, что с Килрейном хорошо позанимался Митчелл, так как Джейк постоянно уходил от атак Джона Л., который впадал от этого в бешенство и требовал, чтобы тот «дрался как мужчина». Митчелл тем временем подзуживал Салливана из своего угла, и Джон Л. в конце концов крикнул ему: «Жаль, что я дерусь не с тобой».

В пятом раунде Килрейн сумел рассечь кожу на лице Салливана, но Джон Л. ответил своим коронным ударом справа, и Килрейн рухнул на землю. Джейк постепенно терял силы и стал падать временами даже без удара только для того, чтобы получить полминуты на отдых. В тридцать шестом раунде Килрейн выглядел таким измученным, что Салливан попросил рефери остановить встречу, но тот отказался. Джейк постоянно падал, количество раундов росло, но он все вставал и вставал из своего угла. В сорок четвертом раунде Салливана неожиданно вырвало — предположительно от холодного чая, который он пил попеременно с виски между раундами. Вопрос, что Джона Л. могло стошнить от виски, никаким серьезным экспертом даже не рассматривался. Слишком уж это невероятно.

Обычай взбадривать себя виски между раундами практиковался еще в Англии в XVIII веке. Чем больше раундов — тем больше боксеры принимали на грудь. После боя говорили, что Килрейн выпил за бой больше литра виски. Салливан наверняка еще больше. Но в умении пить, как и в умении драться, Митчелл очень сильно уступал своему сопернику.

Джон Л. быстро пришел в себя и продолжил избиение. Килрейн снова падал и снова вставал. Однако в семьдесят пятом раунде он получил такую порку, что не смог прийти в себя ни в отведенные 38 секунд, ни значительно позже. Салливан встал посреди ринга и потребовал, чтобы немедленно явился Митчелл, а когда тот отказался, Джон Л. просто набросился на него, но тут в дело вмешались другие секунданты, и второй бой не состоялся.

Встреча с Килрейном продолжалась 2 часа 16 минут и 23 секунды, а перерыв между ней и следующим официальным боем Салливана — больше трех лет, и Салливан не терял это время даром. Он пил сам, и пол-Америки выпило за его счет. Даже демонстрационные бои он проводил не слишком часто. В одном из них в Сан-Франциско в 1891 году он встретился с красивым и явно очень любящим себя парнем, который даже на ринг выходил с набриолиненными волосами. Вряд ли Салливан выделил его среди других. А чуть больше чем через год, 7 сентября 1892 года в Нью-Йорке этот самый парень без больших проблем расправился с тем немногим, что к тому времени осталось от Великого Джона Л. Однако Салливан и в этой ситуации сумел остаться королем. Едва встав после нокаута с земли, он обратился к публике: «Джентльмены!» Люди затихли. «Джентльмены! — продолжил Салливан. — Мне нечего сказать. Точнее, все, что могу сейчас сказать, — я вышел на ринг на один раз больше, чем следовало. Ну а уж если меня кто-то побил, так я рад, что это сделал американец. Засим остаюсь вашим добрым и преданным другом Джоном Л. Салливаном».

Зал закричал и зарыдал одновременно, а в победителя полетело все что ни попадя.

Дальнейшая жизнь Салливана оказалась довольно грустной. Сотни тысяч долларов, которые Джон Л. заработал, он роздал прихлебателям и поклонникам, а остальное пропл вместе с ними же. Какое-то время Салливан жил за счет своей феноменальной популярности, проводил демонстрационные бои, за которые временами получал по 5—6 тысяч долларов за выход, но и эти деньги утекали так же легко, как и все остальные. Затем наступили тяжелые времена. В дело пошло все то немногое из нажитого, что он сумел сохранить, в том числе и его золотой чемпионский пояс, украшенный 397 бриллиантами и другими драгоценными камнями. Салливан то выковыривал камни и продавал, то закладывал пояс целиком. В 1900 году Железный Человек Уильям Малдун показал, что по крайней мере сердце у него все-таки не железное, выкупил пояс, в котором уже недоставало большого количества камней, и вернул его Салливану. Но тот вскоре снова пустил его в оборот. Пояс сменил множество владельцев, пока в 1927 году, уже давно лишенный всех камней, не был переплавлен в золотой брусок.

Как ни странно, но в конце жизни Салливан сумел бросить пить и даже читал лекции о вреде алкоголизма. Последние годы жил хотя и не в нищете, но в бедности. 2 сентября 1918 года он умер в возрасте 59 лет на своей ферме в Массачусетсе, но, пожалуй, до Мохаммеда Али в Америке не было не то что боксера, но просто человека, который смог бы сравниться с ним в популярности.

ДЖЕНТЛЬМЕН ДЖИМ

Общего у второго чемпиона мира с первым было только ирландское происхождение. Во всем остальном между ними такое же расстояние, как между Бостоном, где родился Салливан, и Сан-Франциско, где родился Джим Корбетт.

Он появился на свет 1 сентября 1866 года. Мать будущего чемпиона, у которой кроме него было еще девять детей, помешалась на том, чтобы вырастить их «настоящими леди и джентльменами» — как она это понимала. Маленького Джима вечно одевали в плохо сшитые из дешевых тканей подобия «джентльменских костюмов», за которые сверстники и прозвали его Джентльменом Джимом. Эта кличка приклеилась к нему на всю жизнь и даже в известной степени заменила фамилию.

Как ни странно, но полоумная мамаша не то задала своему сыну курс на всю жизнь, не то верно развила заложенное в нем от природы. Когда он вырос, никто не смог бы угадать в Корбетте уроженца ирландских трущоб Сан-Франциско.

Боксом Корбетт увлекался наравне с бейсболом, а еще бредил театром. Если заменить бейсбол на гольф, то набор получился бы вполне джентльменский. Джим поступил в колледж, одновременно стал работать в банке и долгое время полагал, что проведет жизнь, медленно, но верно продвигаясь по служебной лестнице. Однако судьба распорядилась иначе. Впрочем, в судьбе Джентльмена Джима нет ничего случайного. Настоящий американский кузнец собственного счастья, Джим всего в жизни добивался сам. Правда, и природа наградила его талантами сверх меры.

Корбетт любил рассказывать, как в школе его "вызвал на бой" парень намного выше и сильнее его, и как он, отчаянно труся, все-таки явился после уроков на рандеву за здание школы. Противник Джима тут же набросился на малявку, а тот сделал шаг в сторону и ударил, после чего здоровяк оказался в нокауте.

Дата добавления: 2015-08-18