Ремесло изысканное

В се державные грамоты, кои рассылались по русским городам, Ярослав Владимирович писал сам. Появилась у него и новая печать. Как-то он приказал дворскому:

- Дойди, Могута Лукьяныч, до златокузнецов и повели им вырезать золотую княжескую печать.

- Дело нужное, - кивнул дворский. - Что на печати изобразить?

- Георгия змееборца.

Через два дня Могута принес образец, кой Ярослав Владимирович придирчиво осмотрел и одобрительно молвил:

- Искусный умелец. Имя мастера?

- Томила. В летах. Почитай, четыре десятка за наковальней стоит. Мастерство свое от отца Купрея перенял.

- Томила?.. Да я ж бывал у него. Ковня на Подоле, близ Почайны.

Два года назад, в первые же недели своего великого княжения, Ярослав Владимирович навестил всех известных мастеров.

- Выходит, не запамятовал, князь?

- Таких умельцев нельзя забывать, Могута Лукьяныч. Вновь к нему соберусь... Замыслил я важное дело. Не хватит ли нам, боярин, чужеземными монетами довольствоваться? Русь - держава торговая. Со всех концов земли к нам купцы приезжают, а мы своей монеты не имеем. Довольно гривны на резаны кромсать да мехами расплачиваться. Будет своя серебряная монета - и купцам, и державе почет. Отныне и впредь быть деньгам русским!

Чем больше Могута Лукьяныч был при князе Ярославе, тем все больше поражался его новинам. И не только он: не зря в народе стали называть князя «Мудрым». А ведь ни одного еще правителя на Руси таким почетным именем не нарекали. И имя это, пожалуй, навсегда укоренится.

В тот же день Ярослав Владимирович вновь побывал у златокузнеца Томилы в его необычной, единственной на весь Киев ковницы, коя разместилась в обширном бревенчатом срубе близ реки Почайны.

Здесь творились чудеса искусства: из слитков золота и серебра мастер выделывал всевозможные, изумительной красоты вещи - мониста, колты, браслеты, сережки, чаши и ковчежцы, украшенные и расписанные разноцветной эмалью.

Золото и серебро Томила растапливал в тиглях, а уж затем, долгими часами, колдовал над выплавкой, наводя на изделия тончайшие узоры.

Налюбовавшись работой умельца, Ярослав Владимирович спросил:

- А не сможешь ли ты, Томила Куприяныч, изготовить предивные оклады для икон Христа и пресвятой Богородицы?

- Сладить бы можно, князь. Но для предивной работы понадобятся мне и предивные самоцветы.

- Снабжу, мастер. Жемчуга, изумруды, рубины и сапфиры завтра же будут в твоей ковне.

- Допрежь мне б самому надо глянуть, князь, дабы размеры и цвета подобрать, и дабы синева небесная на иконах воссияла.

- Добро, Томила Куприяныч. А теперь потолкуем о русской монете.

- Давно пора, князь. Когда-то твой батюшка, царство ему небесное, вызвал меня в свой Теремной дворец и приказал отлить державных монет с его обличьем и надписью: «Владимир на столе». Отлил три сотни. Но затем больше заказа не было. То ли передумал Владимир Святославич, то ли серебра пожалел, но, почитай, двадцать лет Русь без своих денег улаживается.

- Ведаю о том, Томила Куприяныч, и монету Владимира в руках держал. Византийскую!

- Аль не по нраву оказалась?

- Не по нраву, мастер, не по нраву, когда великий русский князь изображался с византийскими императорскими знаками отличия. Тут и стемма с крестом, и трон, и скипетр в руках, и нимб вокруг головы. Всё – чуждое русскому духу. Надо искоренить чужеземные следы в знаках княжеской власти. У Руси свой путь.

- Истину речешь, князь.

- А вот скажи мне, Томила Куприяныч, так ли уж надобны державе свои деньги?

Мастер ответил без раздумий:

- Еще как надобны, князь. И что за держава без своих денег? Худо. Это - как воин без меча.

- Знатные слова, Томила Куприяныч... Воин без меча. А мы возьмем этого воина - и на монету. И чтоб она долго жила.

- А без того и зачинать не стоит, князь. Ведь как купцы сказывают: денежка без ног, а весь свет обойдет и прибыток дает. Воистину так. На прибыток и коня накормишь, и добрую рать соберешь.

Ярослав Владимирович обнял мастера за округлые плечи.

- Умен ты, Томила Куприяныч, и руки твои зело искусны. Твоим изделиям могли бы позавидовать самые умелые зарубежные мастера.

Томила скромно кашлянул в курчавую бороду и, поправив налобный ремешок, сдержанно молвил:

- Разумею малость. Отцу надо поклониться. Жаль преставился рано. Коротка жизнь.

- Коротка, мастер, зело коротка. Жизнь - всего лишь небольшая тропинка между рождением и смертью, а посему надо многое успеть. Задумал я, коль вороги не помешают, каменные храмы в больших городах ставить. Дивные храмы, дабы душа у людей ликовала от их вида и внутреннего убранства. Понадобятся знатные зодчие, розмыслы и живописцы. Украшать надо святую Русь, ибо там, где красота, там и доброта, а добро сеять - добро и пожинать. Зело много от красоты зависит. Но творить ее надо с умом. Красота без разума пуста. Вот здесь и нужны искусные художники. Намерен собрать их в Киеве. Мыслю, Русь не бедна даровитыми людьми, и ты, мастер, тому пример. Отменно используешь ты и чернь[299], и скань[300], и эмаль. А посему с просьбой к тебе, Томила Куприяныч. Не возьмешься ли ты обучить своему ремеслу десяток учеников, дабы и они стали мастерами искусными. Позарез такие умельцы потребны Руси.

- Да я бы не прочь, князь. Дело, мню, стоящее, однако, и ковня моя маловата, и много сручья понадобится, да и злата и серебра впрок. А самоцветы? Держать при себе такое богатство опасливо.

- А как ты ранее свое богатство оберегал? Каждое твое изделие немалую цену имеет.

- Моего богатства здесь, почитай, и нет. Злато, серебро и лалы[301] мне на заказ князья да бояре привозят. А в караульных - мои сыновья. Четверо их, и каждый при силушке. Чай, зрел их, когда в ковню входил.

- Зрел. А ежели печенег наскочит? Дивлюсь, как твоя ковня в целости сохранилась.

- Печенег хоть и проворен, но не птица. Заранее о набегах узнаем. В пещеры с добром и сручьем забиваемся. Такие хитроумные скрытни в Горе нарыли, что ни один степняк не сыщет.

- Мыслю, более степняк не сунется. Но сынам твоим место в ковне. Караульных же от лихих людей из своих гридней выделю. И сруб новый подле тебя поставлю, и всё, что тебе на потребу надобно, вдоволь дам. Взрастишь добрых мастеров - в ноги поклонюсь, Томила Куприяныч.

Лицо мастера вспыхнуло малиновым цветом от смущения.

- Да я... да я, князь, сам тебе поклонюсь. Спасибо, что за Русь радеешь. Не всякий государь о мастерах печется.

* * *

Замыслив собрать в Киеве знатных зодчих, розмыслов и живописцев, Ярослав Владимирович постарался сам вникнуть в дивные творения мастеров. Нашлись они и в стольном граде.

На какое-то время великий князь стал усердным учеником. Вначале он познавал технику мозаики. Изображение выкладывалось из кубиков искусно окрашенной смальты[302] или из кубиков цветного камня. На поверхность стены наносился слой вяжущего, быстро затвердевающего раствора, на коем делался рисунок, и уже по нему выкладывалась, путем вдавливания в раствор, мозаика.

Кубики располагали так, дабы линии, образованные их рядами, приобретали вид рисунка. Полупрозрачная ярко окрашенная смальта создавала особенную глубину тона. Обрисовки мастерились так, что они были хорошо видны издали; всё было ясно, четко, легко воспринимаемо.

Техника фрески была менее сложной. Мастер писал красками прямо по сырой, особым образом приготовленной, влажный штукатурке. Краски проникали внутрь ее на некоторую глубину и плотно с ней соединялись. Живопись выходила довольно прочной.

В отличие от мозаики красочная поверхность фресок отличалась некоторой матовостью. Мастер, расписывавший стены фресками, должен был трудиться быстро - пока не высохла штукатурка, а посему фрески, относительно с мозаиками, отличались большей импровизацией и естественностью рисунка.

Иконопись представляла собой живопись яичными красками - на особым образом приготовленных досках, и отличалась высоким мастерством, выразительностью изображений, яркостью красок, сложностью христианских сюжетов.

Миниатюра же была связана со всем искусством писания книги в целом, где применялись разнообразные прочные краски и золото.

Умельцы дивились: чудной князь и до того дотошный, что сам в руку кисть берет, никакой черной работы не чурается, даже раствор старается без изъяна замесить. И всё вникает, вникает!

А Ярослав Владимирович с таким увлечением входил в тайны мастеров, что забывал обо всем на свете, и с превеликой неохотой отзывался на мольбы дворского:

- Княже! Ну, сколь можно без трапезы трудиться?!

- Недосуг, Могута Лукьяныч, недосуг!

Возвращаясь поздним вечером в Теремной дворец, высказывал:

- Непременно надо постичь сию сложную науку. Начнут мастера каменные храмы украшать, а я ни бельмеса не смыслю. Срам! Сам обязан их работу оценить, а может, и поправить. Храмы века должны стоять и людей радовать[303].

- Вестимо, княже, - кивал боярин. - А вот глянь, что я тебе принес. Русская монета!

На лицевой стороне было выведено: «Ярославо серебро», на обратной изображен воин Георгий с копьем.

- Ну что ж, Могута Лукьяныч. Покажи монету купцу Силуяну и торговым людям - и в добрый путь. Надеюсь, сия монета окажет добрую службу Руси.

Дата добавления: 2015-08-18